скачать книгу бесплатно
В кружках иностранцев рассказывали, что Матвеева обвиняли в желании сделаться царем[19 - Lequel pretendait a la couronne, – писал Лефорт.], что после отправления братьев Натальи Кирилловны в ссылку можно ожидать заключения в монастырь самой царицы.
Однако еще при жизни Федора Алексеевича произошла перемена в пользу Матвеева.
Уже в 1678 году рассказывали, что князь Долгорукий, бывший главным воеводой в Чигиринских походах, старался убедить царя в необходимости возвращения Матвеева из ссылки, что двор нуждался в советах опытного государственного деятеля и что при дворе по поводу этого происходили оживленные прения. Голландский резидент, сообщающий некоторые частности этих событий, прибавляет, что в случае возвращения из ссылки Матвеева можно ожидать весьма важных перемен в государстве[20 - Posselt. Franz Lefort, I, 234, 278.].
Прошло, однако, два-три года до смягчения участи Матвеева и Нарышкиных. Вторая супруга царя Федора, Марфа Апраксина, крестница Матвеева, хлопотала о его помиловании. Ему дозволили возвратиться в свое имение Лух, находившееся в нынешней Костромской губернии, в 500 верстах от столицы. Здесь он получал от своих приверженцев ежедневно известия о ходе дел в столице, где в ближайшем будущем можно было ожидать кончины царя. Келлер писал Генеральным Штатам 25 апреля 1682 года: «В случае кончины его величества, без сомнения, тотчас же будет отправлен курьер к Матвееву с приглашением без замедления приехать в столицу для отвращения смут, беспорядков и несчастий, которые могли бы произойти при борьбе родственников царя между собой. Намедни прибыли сюда отец и сын Нарышкины, а другого Нарышкина, еще более обвиняемого, ожидают на днях; таким образом, все здешние обстоятельства принимают совершенно иной вид».
Предсказания Келлера сбылись. Царь умер, и в Лух поскакал гонец за Матвеевым. Двор был разделен на две враждебные партии. На одной стороне находились дети от первого брака Алексея и их родственники Милославские, на другой – Петр, Нарышкины и некоторые деятели последнего времени царствования Федора, например Языков, Лихачев и другие.
Таково было состояние двора в первые годы жизни Петра. Его судьба в это время подвергалась многим превратностям. При жизни Алексея он и мать его пользовались особенно выгодным положением при дворе. Вместе с падением Матвеева многое изменилось и в житье-бытье Натальи Кирилловны и Петра. Они жили в Преображенском, в некотором отдалении от двора. Нет сомнения, что мать царевича страдала от такого пренебрежения к ней; для ее сына большая свобода и отсутствие строгого придворного этикета в Преображенском могли считаться немалой выгодой. Обыкновенно царевичи на Руси до пятнадцатилетнего возраста содержались как бы узниками в Кремле. Петр рос на свежем воздухе в окрестностях столицы.
Сведения о первых годах жизни Петра сохранились в двух источниках: архивные дела и легендарные сказания. Последние, повторяемые бесконечно в продолжение XVIII века и поныне, представляют историю детства Петра в каком-то идеальном свете, заключают в себе множество небылиц о баснословных дарованиях ребенка и не заслуживают почти никакого внимания. Совсем иное значение имеют кое-какие документы, изданные в последнее время и дающие нам довольно точное представление о некоторых подробностях детства Петра.
Петр в юности.
Рисунок с картины Кнеллера С.Г. Конец XIX в.
Мы узнаем, что юный Петр был окружен карлами и карлицами, что его первый наставник, подьячий Зотов, велел изготовлять для царевича так называемые «куншты», то есть картинки для наглядного обучения; мы узнаем, что между игрушками Петра занимало видное место разного рода оружие и что для него писались иконы. Все это не представляет собой ничего особенного и было обыкновенным явлением в отроческой жизни царских детей.
Однако число предметов, изготовленных для обучения и увеселения царевича, довольно значительно. Сохранились имена ремесленников, токарей, маляров и прочих, которые участвовали в изготовлении этих предметов, стрел, сабель и пушек. Особенного внимания достойно то обстоятельство, что, как видно из архивных данных, в то время, когда Петру исполнилось двенадцать лет, ко двору начали поставлять разные ремесленные орудия, как-то: инструменты для каменной работы, для печатания и переплета книг, а также верстак и токарный станок.
Впоследствии, в 1697 году, курфюрстина София Шарлотта заметила, что Петр может считаться знатоком в четырнадцати ремеслах; в 1698 году епископ Вернет в Англии порицал Петра за особое пристрастие к ремесленным занятиям. Архивные данные, относящиеся к детству Петра, свидетельствуют о том, что он с ранних лет особенно охотно занимался техникой ремесел и отличался направлением реального обучения в противоположность брату Федору, получившему в свое время главным образом богословское образование. Зато рассказы тех собирателей анекдотов, которые обращают особенное внимание на солдатские игры царевича, не имеют особенного значения[21 - См. статью Астрова в «Русском архиве», 1875. II, 470. Забелин. Опыты. Москва, 1872, I ч. и след.].
Во всяком случае, первоначальное обучение Петра было каким-то случайным, несистематическим и неосновательным. Из учебных тетрадей Петра, рассмотренных Устряловым и отчасти сообщенных этим ученым в приложениях к своему труду, мы видим, что Петр был уже юношей, когда начал заниматься основаниями арифметики. Ошибки правописания в тысячах собственноручных писем, набросков и выписок Петра свидетельствуют также о недостаточности элементарного его обучения. Императрица Елизавета рассказывала Штелину, как ее отец однажды, застав своих дочерей, Анну и Елизавету, за учебным уроком, заметил, что он сам в свое время, к сожалению, не имел случая пользоваться выгодами основательного учения[22 - Чтения Московского общества истории и древностей, 1866, IV, Смесь, 80.].
Лармессен Н.
Петр I (10 лет) и его брат Иван (16 лет).
Гравюра, 1685 г.
Будучи еще четырехлетним, Петр в связи со ссылкой Матвеева, лишился друга и покровителя, который лучше всякого другого мог позаботиться о воспитании царевича. В то время, когда кончина Федора открыла десятилетнему Петру путь к занятию престола, можно было надеяться, что Матвеев, опытный государственный деятель и многосторонне образованный западник, сделается наставником и руководителем молодого государя.
Вышло иначе. В ближайшем будущем Матвеева ожидала страшная катастрофа. Последовали потрясающие события весны 1682 года.
Глава II. Кризис 1682 года
Государственное право тогдашней России заключало в себе пробел: недоставало закона относительно престолонаследия. Всего лишь несколько десятилетий прошло со времени вступления на престол дома Романовых. До этого события в России бывали неоднократно случаи нарушения порядка наследия престола. После смерти царя Федора Ивановича Борис Годунов сделался царем благодаря коварству и искусственно устроенным народным демонстрациям. Лжедмитрий с оружием в руках пробил себе дорогу к престолу. Василий Шуйский был выкрикнут царем партией бояр, что может быть названо революционной мерой, а отнюдь не правильным выбором. Вступление на престол Михаила Федоровича Романова было также чрезвычайным событием, соответствовавшим неправильности предшествовавших фактов. Катошихин замечает, что даже при вступлении на престол царя Алексея Михайловича происходило нечто вроде выбора государя[23 - Катошихин. О России при царе Алексее Михайловиче, 4, 100.]. При вступлении на престол Федора Алексеевича ожидали также, что дело не обойдется без затруднений.
Когда умер Федор Алексеевич, не было сделано никакого предварительного распоряжения о престолонаследии. В 1682 году в особенности обнаружилось неудобство в связи с отсутствием постановления о престолонаследии; не было предусмотрено случая болезни или несовершеннолетия тех лиц, которых можно было иметь в виду для возведения на престол, и необходимого при таком обстоятельстве регентства. Решение вопроса о наследнике и регентстве зависело от исхода упорной борьбы личных, противоположных один другому интересов. Является раздор в царской семье. Двор делится на две партии. Борьба Нарышкиных с Милославскими, невозможная при жизни царя Алексея, но начавшаяся уже при царе Федоре, запылала вследствие упразднения престола в 1682 году.
Солнцев Ф.Г.
Серебряный глобус Алексея Михайловича
Достойно внимания, что за несколько лет до этих событий известный «Серблянин» Юрий Крижанич в своих сочинениях, писанных для царей Алексея и Федора, указывал на необходимость определения точных правил о престолонаследии как на единственное средство отвратить ужасную опасность, грозящую государству при каждой перемене на престоле. Он говорил о несчастьях, постигших Россию в начале XVII века от недостатка точного и ясного закона о престолонаследии, указывал на смуты, случившиеся на Западе после кончины Людовика Благочестивого (в 840 году), причем старался обращать внимание читателей на опасность, заключающуюся в предпочтении при замещении престола младших братьев старшим. Крижанич выставляет на вид, что нужно самым точным образом предварительно определить меру умственной или физической слабости, исключающей для наследника возможность вступления на престол. Вся эта аргументация ученого публициста обставлена примерами из истории различных народов. Особенно любопытно замечание, что подобные пробелы в государственном праве дают войску возможность вмешиваться в решение вопроса о престолонаследии, причем указано на образ действий янычар в Турции, преторианцев в Риме[24 - Русское государство в половине XVII века. Изд. Бессонова, I, 322, 437–438.].
Рассуждения Юрия Крижанича оказались как бы пророчеством событий 1682 года. Борьба за престол являлась неминуемой.
В первые годы жизни положение Петра при соперничестве Милославских с Нарышкиными было очень невыгодно и в некоторых отношениях даже опасно. Родные братья царицы Натальи Кирилловны находились в ссылке; сама она подвергалась всяческим оскорблениям.
Тем не менее в первые же дни после кончины царя Федора Алексеевича дела необыкновенно быстро устроились в пользу Петра.
Федором Алексеевичем, как мы уже сказали, не было сделано никакого распоряжения касательно престолонаследия. Быть может, его до последнего времени не покидала надежда иметь сына. Теперь же приходилось решить вопрос, кому царствовать: пятнадцатилетнему хворому, слабоумному, почти совершенно лишенному зрения Ивану или десятилетнему Петру?
Лебедев К.В.
Молодой Петр и сокольничий
Двор был разделен на две партии. На одной стороне группировались представители правительства при царе Федоре: Лихачев, Языков, Апраксин; они желали воцарения Петра; на другой были Милославские, желавшие перевеса своих родственников, детей от первого брака царя Алексея.
Хотя, как видно из донесений голландского резидента Келлера, и можно было ожидать скорой кончины царя Федора, все-таки подобное событие, кажется, застало врасплох враждебные друг другу группы при дворе. Милославские оказались неподготовленными к действиям; приверженцы же Петра думали, что при провозглашении нового царя дело дойдет даже до ножей. По свидетельству одного современника, Долгорукие и Голицыны, отправляясь во дворец на царское избрание, поддели под платье панцири[25 - Сахаров. Записки русских людей. СПб., 1841, 5.].
Как и прежде в подобных случаях, так и в 1682 году, решением вопроса о престолонаследии руководил патриарх. Как только скончался царь Федор, 27 апреля в 4 часа пополудни патриарх с архиереями и вельможами вышел в переднюю палату и предложил решить: кому из двух царевичей вручить скипетр и державу? Присутствующие отвечали, что этот вопрос должен быть решен «всех чинов людьми Московского государства». Весьма вероятно, что они имели в виду придать этим большую силу избрания Петра. Патриарх с духовными лицами и вельможами вышел на крыльцо, велел народу собраться на площади и спросил: кому быть на царстве? Раздались крики: «Быть государем царевичу Петру Алексеевичу!» Раздался голос и в пользу Ивана, но тотчас же был заглушен.
Очевидно, дело было решено раньше, до обращения к случайно собравшейся у крыльца толпе, названной «всех чинов людьми Московского государства». Нет сомнения, что приверженцы Нарышкиных в данную минуту были гораздо сильнее партии Милославских. Достойно внимания то обстоятельство, что ни в официальном документе, в котором рассказано это событие, ни в подробном описании современника и свидетеля, а к тому же сторонника партии Милославских, Сильвестра Медведева, ни слова не говорится, почему не было обращено внимания на права Ивана[26 - ПСЗ, № 914; Записки русских людей, 1–5.].
Только несколько позже, после кровопролития в середине мая, при совершенно изменившихся обстоятельствах был составлен другой официальный рассказ о событии 27 апреля, совсем не сходный с первым[27 - ПСЗ, № 920.] и не заслуживающий доверия.
Голос, крикнувший в пользу Ивана и тотчас же заглушенный, принадлежал Сумбулову, который, по рассказу одного современника, вскоре после кризиса, в мае, был удостоен за этот подвиг звания думного дворянина. Показание это подтверждается архивными данными[28 - Записки Матвеева. О повышении Сумбулова 26 июня 1682 г. см. приложение к XIV тому Соловьева, LIII. Анекдот о Сумбулове, рассказанный Голиковым («Деяния Петра Великого», I, 155), имеет характер легенды.].
Таким образом, на этот раз о правах Ивана не было речи. Точно также и вопрос о регентстве оставался открытым.
Вся Москва в тот же день присягнула десятилетнему царю, а за Москвой и вся Россия беспрекословно. Было лишь одно исключение. Между бумагами, относящимися к делу присяги, мы находим следующую заметку: «Того же числа учинились сильны и креста не целовали стрельцы Александрова приказа Карандеева; и Великий Государь указал к ним послать уговаривать окольничего князя Константина Осиповича Щербатова, да думного дворянина Веденихта Андреевича Змеева, да думного дьяка Емельяна Украинцева, и их уговорили, и они крест Великому Государю целовали»[29 - Соловьев, XIV, Приложение, XXVI.].
Новое правительство – кажется, тут действовала главным образом мать Петра – позаботилось прежде всего сообщить о случившемся Матвееву. Между тем агитация в пользу прав Ивана усилилась. Через две недели после избрания Петра вспыхнул мятеж в Москве. Незадолго до этой смуты состоялся приезд Матвеева в Москву и последовало назначение брата царицы Натальи, Ивана Кирилловича Нарышкина, боярином и оружейничим[30 - Там же, XXXIII.].
В то же время выступает на сцену старшая сестра юного Петра, царевна Софья Алексеевна, родившаяся в 1657 году. Если принять в соображение чрезвычайно неблагоприятные условия, при которых вообще тогда в Московском государстве вырастали царевны, если вспомнить о ничтожной роли, которую играли другие женщины царского семейства, то мы, судя по образу действий Софьи с 1682 по 1689 годы, не можем сомневаться в ее способностях и чрезвычайной смелости. Рассказы о ее красоте, встречающиеся в записках таких путешественников[31 - Перри. Штраленберг.], которые были в России несколько позже, противоречат замечаниям людей, имевших случай видеть царевну[32 - Шлейзинг, Невиль.]. Никто не отрицал в ней дарований и вместе с тем честолюбия и властолюбия. Андрей Артамонович Матвеев замечает, что героиней ее воображения была греческая царевна Пульхерия, которая, взявши власть из слабых рук брата своего Феодосия, так долго и славно царствовала в Византии[33 - Сахаров. Записки русских людей.].
Можно считать вероятным, что эпоха царствования Федора Алексеевича была полезной политической школой для царевны Софьи. Она имела возможность сблизиться с передовым, просвещенным и широко образованным русским человеком того времени, князем Василием Васильевичем Голицыным, которого страстно полюбила. Многому она могла научиться от князя Хованского и от своих родственников Милославских. Довольно важное значение в воспитании царевны имел известный богослов Симеон Полоцкий. Одним из самых ревностных приверженцев ее был монах Сильвестр Медведев, считавшийся глубоко ученым человеком и бывший первым библиографом в России.
Люди, восхвалявшие Софью, сравнивали ее с Семирамидой и с английской королевой Елизаветой. Средства, употребляемые ею для достижения желанных целей, для захвата власти и удержания ее, не всегда соответствовали началам нравственности. Чем менее интересы партии Милославских вообще и царевны Софьи в особенности были обеспечены законодательством и положительным правом, тем затруднительнее и опаснее было положение, в котором находились царевна и ее ближайшие родственники. И тем легче эти сторонники прав Ивана, оскорбленные избранием Петра в цари, могли думать о разных мерах для того, чтобы войти в силу, получить влияние, занять положение в государстве. При довольно подробных и достоверных сведениях, которые мы имеем об образе действий Софьи и ее приверженцев, должно считать неудавшейся сделанную недавно попытку оправдать во всех отношениях царевну[34 - Такова была цель сочинения Аристова «Московские смуты в правление Софьи». Варшава, 1871.].
В разных рассказах современников встречаются данные о том, что Софья старалась возбудить волнение в народе и что в день погребения царя Федора она удивила всех, шествуя за гробом в собор вопреки обычаю, не допускавшему царевен участвовать в подобных церемониях. Напрасно отговаривали ее, доказывали неприличие подобного поступка – Софья никого не послушала и, говорят, обратила на себя внимание народа громкими воплями. Когда царица Наталья с сыном Петром вышла из собора до окончания службы, Софья отправила монахинь к царице с выговором за такое невнимание к памяти царя Федора. По окончании погребения Софья, идя из собора и горько плача, обращалась к народу с такими словами: «Видите, как брат наш, царь Федор, неожиданно отошел с сего света: отравили его враги зложелательные; умилосердитесь над нами сиротами; нет у нас ни батюшки, ни матушки, ни брата; старший брат наш, Иван, не выбран на царство; а если мы перед вами или боярами провинились, то отпустите нас живых в чужие земли, к королям христианским». Слова эти, по рассказу современника, произвели сильное впечатление на народ[35 - Diariusz zaboystwa tyranskiego senatorow moskiewskich w Stolicy. Рукопись находится в Императорской библиотеке в С.-Петербурге. Мы пользовались немецким переводом, напечатанным в 1686 г.].
Как бы то ни было, антагонизм между Софьей и ее приверженцами, с одной стороны, и Натальей Кирилловной, Петром и их сторонниками – с другой, обнаружился тотчас же после кончины Федора и избрания Петра. Несмотря на некоторые противоречия в рассказах современников и на пробелы в историческом материале, нельзя сомневаться в том, что партия Милославских употребляла разные усилия, чтобы приобрести значение наряду с господствующей партией Нарышкиных или даже, будь возможно, вытеснив последних, занять первое место в государстве. Нельзя сомневаться и в том, что Софья и ее ближайшие родственники для этой цели воспользовались стрелецкой смутой, начинающейся в самое последнее время царствования Федора. Не нужно было для устранения противников возбуждать бунт: оставалось лишь дать волнению уже и без этого раздраженного войска известное направление и указать на те жертвы, гибель которых могла казаться выгодной для ищущих власти.
Наталья Кирилловна защищает малолетнего Петра во время стрелецкого бунта 1682 г.
Из книги XIX в.
Рябушкин А.П.
Пир царя Алексея Михайловича в палате при Отъезжем поле.
Из книги XIX в.
Волнение в стрелецком войске началось, как мы уже сказали, еще при жизни царя Федора. Нет сомнения, что жалобы стрельцов на недостатки военной администрации, на недобросовестность полковников имели основание. Стрельцам не давали следуемых им денег; их принуждали к работам, не входившим в круг их обязанностей.
При этом, как довольно часто и прежде, обнаружилась изумительная слабость правительства. Не раз, особенно в начале царствования Алексея Михайловича, правительство предоставляло разъяренной толпе наказывать недобросовестных сановников, так что обвинители становились палачами. То же самое случилось и в 1682 году. По распоряжению правительства обвиняемые стрелецкие полковники были наказаны отчасти самими стрельцами, отчасти в присутствии стрельцов, причем мера наказания зависела главным образом от последних[36 - Рассказ свидетеля, датского резидента Бугенанта фон Розенбуша, в соч. Устрялова, I, 330.].
Такой слабости правительства можно было удивляться, тем более что уже и прежде происходили частые случаи нарушения или, вернее, отсутствия дисциплины в стрелецком войске. В Чигиринских походах при царе Федоре, как и потом в Азовских походах, стрельцы оказались плохими воинами. И во время бунта Стеньки Разина стрелецкое войско обнаруживало некоторую склонность к своеволию и непослушанию. Стрельцы благодаря своим привилегиям составляли касту в государстве и, не будучи воинами по призванию, гораздо более обращали внимания на занятия торговлей и промышленностью, нежели на ратное дело; между ними были люди знатные и зажиточные; они сплотились в организованную корпорацию, они через депутатов привыкли заявлять о своих нуждах и жалобах. Все это легко могло сделаться весьма опасным во время неопределенного положения правительства, в минуту перемены на престоле. Недаром Юрий Крижанич за несколько лет до 1682 года говорил о революционных действиях преторианцев и янычар. Недаром один из иностранцев-современников называл стрельцов русскими янычарами.
Наказание некоторых стрелецких полковников совершилось в первые дни царствования юного Петра. Страсти разгорелись. Произошло убийство нескольких полковников «любимым» тогда способом: несчастных втаскивали на башни и оттуда сбрасывали на землю. Главный начальник стрелецкого войска, князь Долгорукий, не был в состоянии успокоить мятежников. В такое время орудие, которым до того располагало правительство для сохранения тишины и порядка, легко могло обратиться против самой власти. Сила была в руках войска. От него зависело, кого признать настоящим правительством. Для лиц, недовольных избранием Петра в цари, стрельцы могли сделаться лучшими союзниками.
Трудно решить вопрос: родилось ли в рядах стрельцов независимо от каких-либо внушений со стороны Милославских сомнение в законности нового правительства или же справедливо показание Матвеева, утверждающего, что Милославские распространением разных ложных слухов старались вооружить стрельцов против Нарышкиных? Мы видели, что уже в первый день царствования Петра один полк не хотел присягать младшему царевичу[37 - Аристов, восставая против достоверности рассказа Матвеева, не сомневается в том, что самим стрельцам пришло в голову ходатайствовать за права Ивана, 71.].
Петр сам впоследствии указывал на Ивана Милославского как на главного виновника кровопролития, начавшегося 15 мая. Это мнение соответствует подробным рассказам Андрея Артамоновича Матвеева о крамолах Ивана Милославского, о гнусных средствах, употребленных им с целью погубить Нарышкиных и вообще сторонников исключительных прав Петра. Нельзя не считать рассказ Матвеева правдоподобным: и прежде при таких случаях отчаянной вражды между различными семействами или отдельными лицами распространяемы были ложные слухи о действиях людей, обреченных на гибель. Доносы и поклепы весьма часто бывали в ходу в Московском государстве. Немудрено, что в 1682 году были выдумываемы и тщательно распространяемы разные небылицы об отравлении царя Федора, о стараниях Нарышкиных убить царевича Ивана, о желании Ивана Нарышкина вступить на престол и проч.
Если бы даже некоторые подробности в записках Матвеева о ночных сходках у Ивана Милославского, о появлении разных агентов в Стрелецкой слободе и подлежали сомнению, то все-таки можно считать вероятным, что стрельцы, поднимая знамя бунта 15 мая, находились под влиянием высокопоставленных лиц придворной партии. Мы не знаем, каким образом появился в руках стрельцов список тех лиц, которые должны были погибнуть. Одной из первых и главных жертв был друг и советник царицы Натальи, боярин Артамон Сергеевич Матвеев.
Можно полагать, что царица Наталья Кирилловна с нетерпением ждала прибытия Матвеева. Его приезд 11 мая не столько был средством спасения многих жертв, сколько сигналом начала кровопролития. Первый прием, оказанный знаменитому государственному деятелю, прожившему несколько лет в ссылке, был благоприятен. С разных сторон ему оказывали уважение. Даже стрельцы всех полков поднесли ему хлеб-соль, «сладкого меду на остром ноже», как выражается сын Артамона Сергеевича в своих «Записках». На дороге в Москву встретили его семеро стрельцов, которые нарочно шли навстречу к нему, чтобы рассказать о волнениях товарищей и об опасности, которая грозит ему от них. Тем более удивительно, что Матвеевым, сколько мы знаем, не было принято никаких мер для предупреждения мятежа. Можно думать, что события 15?17 мая были результатом систематически задуманного, тайно подготовленного заговора.
15 мая утром мятеж вспыхнул. Стрельцы в полном вооружении побежали со всех сторон к Кремлю. Начались убийства, при которых мятежники действовали, очевидно, по предварительно составленному плану, руководствуясь списком жертв, на котором было обозначено не менее 46 лиц. Многочисленной толпой стрельцы явились у Красного крыльца перед Грановитой Палатой и громко требовали головы Нарышкиных, погубивших будто бы царевича Ивана. Напрасно им был показан царевич Иван в доказательство, что он жив и здоров и что никто его не «изводил»; напрасно выходили к толпе, стараясь ее успокоить, Матвеев и царица Наталья с юным царем Петром. Когда начальник стрелецкого приказа князь Михаил Юрьевич Долгорукий грозно крикнул на стрельцов и велел им немедленно удалиться, его схватили, сбросили с крыльца вниз на подставленные копья и изрубили бердышами. Царица Наталья спешила укрыться с царевичами во внутренних покоях Кремля. Всякая деятельность правительства прекратилась. Не было никого, кто бы мог или захотел принять какие-либо меры против мятежников. Жизнь всех сановников оказалась в крайней опасности. Судьи, подьячие, приказные люди спрятались кто где мог. Присутственные места опустели[38 - Рассказ Матвеева в изд. Сахарова, 16.].
Таким образом, стрельцы могли свирепствовать безнаказанно. Они ворвались во дворец и обыскивали в нем палаты. В этот день были убиты еще некоторые вельможи, между ними брат царицы Натальи Афанасий Кириллович Нарышкин. Другим родственникам ее удалось до поры до времени спрятаться в каком-то чулане. Там же находился и младший сын боярина Матвеева Андрей Артамонович, которому мы обязаны рассказом об этих событиях. И вне стен Кремля происходили убийства. Погибли известный боярин Ромодановский, думный дьяк Ларион Иванов, управлявший Посольским Приказом при царе Федоре, и другие.
На другой день убийства продолжались. С особенным упорством искали Ивана Нарышкина и иностранца-врача Даниила фон Гадена, обвиняемого в отравлении царя Федора Алексеевича. Обоих отыскали не ранее как на третий день бунта и убили самым мучительным образом. Подробности этих происшествий, в особенности гибель Ивана Нарышкина, который по просьбе некоторых бояр, опасавшихся гнева черни, а также царевны Софьи был отдан стрельцам на растерзание, рассказаны в записках Матвеева и других современников. Нельзя, однако, сказать, чтобы эти частности заключали в себе что-либо, прямо служащее к обвинению царевны Софьи.
Заслуживает внимания обстоятельство, передаваемое в рассказе современника-очевидца, датского резидента, дающее нам возможность составить себе понятие о способе влияния придворной партии на стрельцов. Когда резидент, жизнь которого также находилась в опасности, стоял, окруженный толпой мятежников у Красного Крыльца, князь Хованский, принадлежавший, без сомнения, к приверженцам царевны Софьи, вышел из дворца и обратился к стрельцам с вопросом, не пожелают ли они удаления царицы Натальи от двора? В ответ, разумеется, раздались неистовые крики, что удаление царицы желательно[39 - Устрялов, I, 344.].
Из следующих данных можно видеть, что 16 мая началось фактическое царствование царевны Софьи. Князь Василий Васильевич Голицын в этот день был назначен начальником Посольского Приказа; начальником Стрелецкого Приказа сделался князь Иван Андреевич Хованский; начальником Приказов Иноземного, Рейтарского и Пушкарского был назначен родной дядя царевны, боярин Иван Михайлович Милославский[40 - Соловьев, XIV, Приложение, XXXVI.].
В некоторых случаях мятежники действовали, без сомнения, по собственной воле. Подобно тому, как во время бунта Стеньки Разина, в мае 1682 года, были разграблены правительственные архивы и сожжены в особенности бумаги, относящиеся к крестьянским делам. В старании уничтожить грамоты, на основании которых богатые люди владели крестьянами, можно видеть попытку дать толчок движению низшего класса. Попытка осталась тщетной. Крестьянской войны не было. Но целый ряд чрезвычайно строгих мер, принятых правительством против крестьян после восстановления порядка и тишины, свидетельствует о мере опасности, в которой находились государство и общество в этом отношении[41 - Рассказ Бугенанта фон Розенбуша у Устрялова, I, 341. На строгие меры указано было Аристовым. ПСЗ, № 992.].
После кровопролития еще несколько дней Петр оставался царем один. Пока об Иване не было речи. На деле, однако же, с самого начала бунта вся власть находилась в руках царевны Софьи. Нарышкины были устранены совершенно. Родственники царицы Натальи или были убиты, или, переодетые в крестьянское платье, бежали из Москвы. Относительно отца царицы в делах встречается следующее замечание: «Мая в 18-й день приходили всех приказов выборные люди без ружья и били челом Великому государю и государыням царевнам, чтобы боярина Кириллу Полуэктовича Нарышкина указал Великий государь постричь. И Великий государь указал его постричь в Чудове монастыре»[42 - Соловьев, XIV, Приложение, XL.]. Таким образом, мать Петра оставалась в одиночестве, в беспомощном положении. Многие вельможи, которые могли бы сделаться советниками царицы, пали жертвой мятежа. Торжество Софьи и ее приверженцев было полное.
Приходилось наградить мятежников, которые во время бунта «положили меж собою ничьих домов не грабить», и казнили тех, кто нарушал это правило. 19 мая солдаты и стрельцы пришли ко дворцу и просили выдать следуемые им деньги в количестве 240 тысяч рублей. Затем они требовали, чтобы имения убитых вельмож были конфискованы и розданы мятежникам. Наконец, они указали на некоторых вельмож, которых должно сослать[43 - Соловьев, XIV, Приложение, XL.].
Желания стрельцов были отчасти исполнены. Каждому из них дано по 10 рублей. Кроме того, было велено «животы боярские и остатки опальные ценить и продавать стрельцам самой дешевой ценой, а кроме стрельцов, никому купить не велено»[44 - Желябужский. Записки, 2.].
Эти меры производят впечатление сделки, заключенной между новым правительством и мятежниками. Царевна таким образом наградила стрельцов за оказанные ей услуги.
Теперь Софья стояла на первом плане. Несколько лет спустя, в 1697 году, полковник Цыклер рассказывал, как в 1682 году после побиения бояр и ближних людей стрельцами царевна призывала его и приказывала, чтобы он говорил стрельцам, чтобы они от смущения унялись, «и по тем словам он стрельцам говаривал»[45 - Соловьев, XIV, 248.].
В продолжение всей смуты Софья отличалась хладнокровием и решимостью, не раз говорила со стрельцами и заставила их очистить улицы и площади столицы от трупов. Стрелецкое войско, начальником которого сделался Иван Андреевич Хованнеин, было удостоено почетного названия Надворной пехоты.
При таких условиях скоро должно было кончиться единодержавие Петра. Перемена произошла, по-видимому, по требованию стрельцов; едва ли, однако, можно сомневаться в том, что на них было произведено давление со стороны партии Милославских. Смута началась с распространения слуха об опасности, угрожавшей жизни Ивана. Теперь же стрельцы вздумали отстаивать право Ивана на престол. 23 мая они прислали во дворец выборных, которые через князя Хованского объявили царевнам, что все стрельцы и многие чины Московского государства хотят видеть на престоле обоих братьев, Петра и Ивана. «Если же кто воспротивится тому, они придут опять с оружием и будет мятеж немалый». Царевны собрали бояр, окольничих и думных людей в Грановитой Палате. Все согласились с требованием стрельцов. Тогда послали за патриархом и властями, призвали также выборных чинов от всех сословий и образовали собор. Некоторые члены решились сказать, что двум царям быть трудно; но другие возразили, что государство получит от того великую пользу, особенно в случае войны: один царь пойдет с войском, другой останется в Москве для управления государством; люди грамотные приводили примеры из древних времен; ссылались на Фараона и Иосифа, на Аркадия и Гонория, на Василия и Константина, царствовавших совокупно[46 - Не странно ли, что не вспомнили о двоевластии Михаила и Филарета?]. Собор определил: «Быть обоим братьям на престоле». После этого в Успенском соборе совершено благодарственное молебствие с возглашением многолетия царям Ивану и Петру. Оба они стояли на царском месте рядом[47 - По рукописному созерцанию Медведева, у Устрялова, I, 42.].
Но главная цель еще не была достигнута. Нужно было идти дальше. Стрельцов известили, что царь Иван болезнует о своем государстве, да и царевны сетуют, давая тем понять, что между царями происходят распри. Опять выборные от стрельцов явились во дворец, сказали: «Чтобы не было в государских палатах смятения» и требовали, чтобы Иван был первым, а Петр вторым царем. Опять был созван собор (26 мая), и опять все присутствовавшие согласились исполнить требование стрельцов. Иван сделался первым царем, Петр вторым. Цари угощали по два полка стрельцов ежедневно в своих палатах.
Царь Иван V. XIX в.
Наконец 29 мая стрельцы объявили боярам, чтобы «правительство, ради юных лет обоих государей, вручить сестре их». По рассказу современника, цари, царица, патриарх и бояре обратились к Софье с просьбами принять на себя бремя правления. Она, как и следовало в подобных случаях, долго отказывалась, но наконец изъявила готовность сделаться правительницей. «Для совершенного же во всем утверждения и постоянной крепости» она повелела во всех указах имя свое писать вместе с именами царей, не требуя, впрочем, другого титула, кроме «великой государыни, благоверной царевны и великой княжны Софьи Алексеевны»[48 - Созерцание Медведева у Устрялова, I, 44 и 279.].
Все эти события оказались возможными лишь при отсутствии государственных постановлений относительно права престолонаследия. Они доказывали слабость авторитета патриарха и ничтожность так называемых соборов. Двор вообще, вельможи, высшее духовенство, представители власти и общества играли жалкую роль орудия в руках стрельцов; стрельцы же действовали, очевидно, под влиянием партии царевны Софьи.
Смута кончилась торжественным объявлением заслуг стрельцов. Они сами требовали такого объявления. 6 июня жалованной грамотой за красной печатью, от имени обоих царей злодейства стрельцов были объявлены «побиением за дом Пресвятой Богородицы» и в честь полков Надворной пехоты велено было на Красной площади, близ Лобного места, воздвигнуть каменный столб с прописанием мнимых преступлений несчастных жертв трехдневного бунта, при строжайшем запрещении попрекать стрельцов изменниками и бунтовщиками. О Долгоруких было сказано, что они не слушались указов государя; Ромодановский был обвинен в изменнической отдаче Чигиринской крепости туркам; Матвеев назван «отравщиком» и проч. Кроме того, стрельцам дарованы разные льготы, прибавлено жалованье, ограничена служба; запрещено полковникам употреблять стрельцов в свои работы или наказывать их телесно без царского разрешения[49 - Жалованная грамота в Актах архивной экспедиции, IV, 361.].
Как видно, Софья должна была исполнить все требования стрельцов. Полковникам Цыклеру и Озерову было поручено наблюдать за тем, чтобы столб был воздвигнут очень скоро. Памятник не имел монументального характера. Надписи были сделаны на жестяных досках. Столб этот простоял недолго.
Единодержавие Петра продолжалось не более четырех недель. О занятиях десятилетнего отрока в то время сохранились некоторые документальные данные, из которых видно, что (до кровопролития) дядя царя, Иван Кириллович Нарышкин, в качестве оружейничего велел доставлять ему для игры в солдаты копья, два лука, пищали, карабины, древки, тафты для знамен и т. п.[50 - Погодин, 37–38.] А 15 мая Петр стал свидетелем убиения боярина Матвеева. В ту минуту, когда началось кровопролитие, он вместе с матерью находился на Красном крыльце.
Все то, что впоследствии было рассказываемо о каком-то героическом мужестве юного царя, не заслуживает внимания. Через 15 лет после смуты русские послы в Голландии говорили одному миссионеру, что среди убийств Петр не обнаруживал ни малейшей перемены в лице, и своим бесстрашием изумил стрельцов. До чего доходили легендарные рассказы об этих событиях, видно из сообщаемого Штелином анекдота, что во время смуты Петр с матерью бежал в Троицу, что там несколько стрельцов ворвались в церковь и увидели отрока-царя в объятиях матери в алтаре, что один из стрельцов замахнулся на царя ножом и проч. Этот рассказ лишен всякого основания. Петр во время смуты 1682 года не оставлял столицы, и в достоверных источниках нет ни малейших следов какого-либо покушения на жизнь царя в это время[51 - См. замечания Устрялова, I, 279–281.].
Глава III. Начало регентства Софьи
Только два раза до 1682 года женщины управляли государственными делами России. Добрую память о себе оставила великая княгиня Ольга, мудро царствовавшая в X веке. Напротив, регентство матери Ивана Грозного, Елены Глинской, было тяжелым временем смут, придворных крамол, упорной борьбы боярских партий. После Петра в продолжение большей части XVIII века царствовали женщины. Семилетнее правление Софьи (1682–1689) было как бы вступлением в эпоху преобладания женского элемента в правительстве.
Дочери царя Алексея во время его царствования воспитывались и жили по обычаю в строгом уединении скромного терема. При царе Федоре им жилось гораздо свободнее и привольнее. Молодая мачеха, царица Наталья, не имела никакого на них влияния, не могла сдерживать их. Они начали обращать внимание на государственные дела, полюбили польские моды, подумывали о светской жизни в противоположность существовавшему до этого затворничеству царевен. Всех способнее, образованнее, предприимчивее была Софья. Ей удалось забрать в свои руки бразды правления. Наравне с ней могли иметь право на регентство другие женщины царской семьи: мать Петра, супруга царя Федора, дочери царя Михаила, Анна и Татьяна. О них, однако, при смелости и силе воли Софьи не было и речи.
Спрашивалось: сумеет ли правительница при чрезвычайно неблагоприятных условиях развития политических способностей женщин в то время решить предстоявшие ей трудные задачи, избрать советников и сотрудников, сделать кое-что полезное для государства до достижения Петром совершеннолетия? Чем успешнее бы она управляла, тем легче можно было забыть о том насилии и кровопролитии, которому она была обязана своим положением во главе правительства.
Княгиня Софья Алексеевна, регентша при русских царях Петре I и Иване V в 1682–1689 гг.
Иллюстрация из книги XIX в.
Прежде всего нужно было думать о средствах для успокоения государства после смуты. Буря утихала мало-помалу; однако существовало еще много революционных элементов, устранение которых лежало на обязанности правительства. Для этого была необходима чрезвычайная сила воли, диктаторская власть. В продолжение первых месяцев правления Софьи опасности, грозившие государству, не прекращались. Нельзя отрицать, что правительница действовала при этом смело и целесообразно.
Анархические элементы, с которыми приходилось бороться новому правительству и впоследствии, в царствование Петра, довольно часто делались весьма опасными. То были: крестьянское движение, мятежи войска. И при Софье, и потом при Петре эти опасные явления вызывали со стороны правительства ответные строгие меры.
Прежде всего оказались опасными раскольники.
Двадцать лет с небольшим прошло с тех пор, как при патриархе Никоне распространение раскола приняло большие размеры. В последние годы царствования царя Алексея раскольники восставали с оружием в руках против правительства. Несмотря на казни, пытки и ссылку, зло не прекращалось. Религиозная борьба находилась в тесной связи с противогосударственными элементами в народе. Раскольники соединялись охотно и легко с людьми, ненавидящими усиленную государственную власть, с противниками недобросовестного чиновного люда, с казачеством.
Каждый случай столкновения с властью легко получал некоторый религиозный оттенок. Общество, мало заботившееся о чисто политических вопросах, всегда было склонно к богословским рассуждениям; фарисейство заменяло настоящую религиозность. Довольно часто взбунтовавшиеся крестьяне, солдаты и казаки оправдывали свой образ действий тем, что они стоят за дом святой Богородицы. Мы видели, что и стрельцы в 1682 году употребляли это выражение. Чем менее образование вообще проникало в народ, тем более он был доступен теориям ограниченного византизма и фарисейского застоя. Чем больше внимания обращалось на обрядность раскольниками, на внешнее благочестие, тем сильнее они действовали против новшеств не только церковных, но и гражданских. Между тем как правительство сознавало необходимость сближения с Западной Европой, раскольники, косневшие в своей старинной исключительности и односторонности, считали такое стремление к Западу религиозной изменой. Масса народа, сознание которого было устремлено не вперед, а назад, сочувствовала воззрениям раскольников. Одним из самых замечательных знатоков раскола последний был справедливо сравнен с Лотовой женой, обернувшейся назад и оставшейся неподвижной.
Раскол был в одно и то же время элементом анархическим и ультраконсервативным. Анархическим – по готовности каждую минуту восставать против власти, консервативным – по склонности к протесту против всякого нововведения и всякой реформы. Чем более склонно к преобразованиям было правительство, тем сильнее оно должно было столкнуться с расколом. Недаром между приверженцами Стеньки Разина незадолго до 1682 года находилось много раскольников. Немного позже, в течение нескольких лет сряду, приходилось осаждать Соловецкий монастырь, сделавшийся притоном раскола. Многие современники и участники этих событий еще были в живых: они ожидали случая для возобновления враждебных действий против власти.
Когда во время стрелецкой смуты авторитет правительства исчез совершенно, раскольники надеялись, воспользовавшись удобным случаем, поправить свое положение. При этом они могли рассчитывать на покровительство некоторых вельмож. Начальник Стрелецкого Приказа князь Хованский был старовер. Несколько дней спустя после кровопролития, в разных местах столицы появились расколоучители, требовавшие мер и средств к восстановлению истинной, старой веры; началась агитация против государственной церкви, послышались обвинения на образ действий патриарха; началось составление челобитных, в которых раскольники, жалуясь на притеснение истинной веры, требовали доставления им возможности защищать ее в публичных прениях о вопросах церкви и религии. Во всем этом проявлялась ненависть к высшим классам общества, зараженным, по мнению массы, латинской ересью.
Хованский покровительствовал этому движению, принимал у себя некоторых вожаков раскола и давал им советы[52 - Устрялов, I, 53–60.].
Старообрядцы требовали, чтобы при предстоявшем тогда венчании Ивана и Петра на царство литургию служили по старому обряду и при этом были употреблены просфоры со старым крестом. Главным агитатором был единомышленник известного Аввакума Никита Пустосвят, который, написав сочинение в защиту раскола, был сослан в 1667 году, а затем помилован за свое мнимое отвлечение от раскола. Именно он находился в сношениях с князем Хованским. Ко дню венчания царей Никита Пустосвят напек просфоры по своему толкованию и в самый день коронации отправился в Успенский собор, но за несметным множеством народа на площади не мог пробраться в церковь. Между тем венчание совершилось по установленному чину, с обычными обрядами и торжественным величием. Это было 25 июня.
В следующие дни волнение возросло. С разных сторон раскольники собрались в большом количестве в Москве; происходили сходки. Агитация была в полном разгаре, особенно в частях города, обитаемых стрельцами. Расколоучители являлись на улицах и площадях, наставляли народ, возбуждали толпу к мятежным действиям. Впрочем, стрельцы далеко не все были за раскол. Сторонники различных мнений спорили горячо и упорно; с обеих сторон сыпались нарекания и угрозы.
При посредничестве князя Хованского фанатики достигли того, что 5 июля в Кремле, в Грановитой Палате, происходил между раскольниками и архиереями диспут о вере и религии. Трудно понять, каким образом правительство могло согласиться на эти публичные прения. К тому же каждую минуту можно было ожидать открытого мятежа, потому что взволнованная чернь, толпившаяся около дворца, требовала, чтобы спор о вере происходил в присутствии всего народа на Красной площади.
Согласившись на устройство прений, правительница требовала, чтобы последние происходили в ее присутствии. Весь двор, царевны, патриарх, высшее духовенство собрались для выслушивания жалоб раскольников. Толпа, ворвавшаяся во дворец, тут же у дверей Грановитой Палаты столкнулась с некоторыми духовными лицами. Произошла схватка, так что Хованский вооруженной рукой должен был восстанавливать тишину.
Заседание открылось вопросом, с которым Софья обратилась к раскольникам: «Зачем так дерзко и нагло пришли во дворец?» После этого начал говорить Никита Пустосвят, которому возражали патриарх и Афанасий, архиепископ Холмогорский. Никита разгорячился и бросился к Афанасию с неистовством. Выборные стрельцы должны были защитить архиепископа. В самых резких выражениях царевна порицала образ действий Никиты, особенно когда он осмелился нападать на учение Симеона Полоцкого, бывшего наставника Софьи. Затем спорили некоторое время о разных пунктах раскольничьей челобитной. Несколько раз говорила и царевна с особенным раздражением, когда староверы стали доказывать свою любимую мысль, что еретик Никон поколебал душой царя Алексея Михайловича. Спор превратился в сильный шум. В гневе Софья сошла с трона. «Нам ничего более не остается, как оставить царство!» – сказала она. В мятежной толпе заговорили: «Пора, государыня, давно вам в монастырь; полно-де царство мутить; нам бы здоровы цари-государи были, а без вас-де пусто не будет». Но бояре и выборные стрельцы, окружив царевну, клялись положить свои головы за царский дом и уговорили ее возвратиться на прежнее место. Прения продолжались. Однако, когда Никита Пустосвят назвал архиереев плутами, царевна велела объявить раскольникам, что за поздним временем нельзя продолжать спора. Царские особы и патриарх удалились. Выходя к народу, раскольники торжествовали, показывая вид, что одержали победу над архиереями.
Правительница решилась принять энергичные меры. Она призвала выборных стрельцов от всех полков, обласкала их, сулила им награды, угостила их из царских погребов, раздала им деньги. «Нам нет дела до старой веры», – сказали они, возвратившись в слободы.
Смятение продолжалось около недели. Носилась молва, что опять будет кровопролитие, что стрельцы собираются идти к Кремлю. Однако царевна велела схватить главных предводителей раскола. Никита Пустосвят был казнен на Красной Площади. Мало-помалу волнение утихло. Оставалась лишь опасность, что начальник стрелецкого войска князь Хованский благоприятствовал движению раскольников[53 - Главными источниками для истории этого эпизода служат записки Медведева и Саввы Романова. См. Устрялов, I, 46–47, и приложение I, 284.].
Из этих событий видно, как легко можно было влиять на стрельцов. С одной стороны, они были доступны влиянию расколоучителей, с другой – их задобрила без труда царевна, нуждавшаяся в их помощи для расправы со староверами. Эта черта имеет значение и для оценки событий в мае 1682 года.
