скачать книгу бесплатно
* * *
Это был успех! Когда-то давно она уже ощущала нечто подобное, в ранней юности, стоя на обшарпанной сцене школьного актового зала. И это легкое головокружение, и бешеное сердцебиение, и пьянящее ощущение счастья.
Под громкие овации Варламов представил их команду публике. Когда Иван Аркадьевич назвал ее имя, из зала посыпались восторженные комплименты и крики: «Браво!» Оператор Сергей Грушевский смачно чмокнул ее в щеку. Рут склонился в легком поклоне и поцеловал Але руку, что вызвало у зрителей новую волну восторгов. Мария Леви шепнула что-то приятное ей на ухо. Сама Мария Леви, которая всегда разговаривала с Алевтиной свысока и считала ее пустышкой! Кажется, все получилось. Ее игру оценили. Аля доказала, что она – настоящая актриса, не какая-нибудь там, а самая-самая… Кинозвезда, одним словом! Завтра о ней напишут в газетах. Завтра она проснется знаменитой. Завтра… Она уже чувствовала этот дурманящий запах будущей мировой славы. Он словно витал в воздухе, ласкал, искушал, пугал… но ей хотелось, чтобы завтра подольше не наступило. Потому что завтра все будет иначе, совсем не так, как сегодня. Поблекнет яркость эмоций, исчезнет привкус волшебства. Она отрезвеет, посмотрит на свой успех другими глазами, начнет привыкать. Но это все лирика. Вещи приземленные Алечку волновали не меньше. Она уже знала заранее, что утро следующего дня станет для нее кошмаром, потому что проснется она с дикой головной болью и проваляется в номере трупом до вечера – после неумеренного количества выпитого сегодня на банкете шампанского. В общем, Алечке хотелось, чтобы завтра не наступало как можно дольше, а сразу наступило бы послезавтра, когда она наконец вернется в Москву и увидится с любимым.
В ее ушах еще звучали аплодисменты, когда они подъехали к месту, где должна была состояться вечеринка, но Алечка уже относительно успокоилась и, можно сказать, смирилась со своим новым статусом кинозвезды. К тому же Иван Аркадьевич дал ей возможность настроиться на банкет: после небольшой пресс-конференции он запретил ей возвращаться в отель и в течение часа катал на машине по вечернему Парижу. Поэтому в гостеприимные двери изящной гостиницы «Летиция», расположенной в самом сердце квартала Сен-Жермен, Алечка вошла почти твердым шагом, опираясь о руку Ивана Аркадьевича.
– Алечка, вы в курсе, что в этой гостинице любили останавливаться великие Пикассо и Матисс, а генерал Шарль де Голль провел здесь свой медовый месяц? – поинтересовался Варламов.
– Потрясающе! – восторженно воскликнула Алевтина. Отель был выполнен в стиле арт-деко и декорирован в традициях той «безумной» эпохи – роскошь и утонченность. Аля была очарована с первой минуты. – Вы поэтому решили организовать здесь вечеринку? – спросила она, восхищенно оглядываясь по сторонам.
– Нет, просто я тоже почти всегда останавливаюсь в этой гостинице, когда приезжаю в Париж, – хихикнул Иван Аркадьевич и увлек ее за собой.
Они прошли мимо массивной стойки администратора по черно-белому полу-домино изысканного холла, передали верхнюю одежду швейцару и вошли в элегантный пиано-бар. В уютном зале все уже было готово, столы для банкета были накрыты, на сцене трио музыкантов играло джаз. Они прибыли немного пораньше, чтобы встретить гостей, которые отправились по домам, переодеваться в вечерние туалеты. Почему-то Варламов не предупредил, что следует приготовить два разных наряда – для премьеры и банкета, возможно, предвидел, что времени вернуться в отель и переодеться у нее не будет. Впрочем, она так устала, что ей было уже все равно. Да и в кинотеатре почти никто не снимал верхней одежды, она тоже не была исключением, поэтому ее вечернего платья никто не видел – это немного успокаивало.
К ним подошел официант с напитками и предложил аперитив. Варламов подхватил с подноса два бокала мартини, один передал Алечке и, указывая на статую, украшавшую зал, объяснил:
– Это работа Верье. По-моему, очень гармонично вписывается в интерьер и придает ему неповторимый шарм. Вы не находите, Алечка?
– Нахожу, – улыбнулась Алевтина, сделав глоток мартини и усиленно пытаясь вспомнить, что ей известно о знаменитом скульпторе. Вспомнить ничего не удалось, поэтому Алечка, дабы не опозориться, сделала вид, что очень сильно увлечена игрой джазменов и поглощением аперитива. К несчастью, вкус сухого мартини ей не нравился категорически, хотелось ананасов в шампанском, восторгов и комплиментов, но как-то неудобно было поставить на поднос полный бокал и взять другой. – Чудесная музыка! – восторженно заявила Алевтина, сделала очередной глоток и непроизвольно скривилась.
– Это лучшая джазовая группа, которую можно было найти в Париже, – похвалился Варламов и с удивлением посмотрел на перекошенную Алечкину физиономию. – Но я вижу, эти ребятки вам не по душе, Алевтина. Очень жаль.
– Что вы, Иван Аркадьевич! Они играют исключительно хорошо, – с жаром возразила Аля, одним глотком допила мартини до дна и снова непроизвольно скривилась. В голове приятно зашумело, Алечка сладко улыбнулась Ивану Аркадьевичу, потом подоспевшему официанту, поставила на поднос пустой бокал и ухватила новый, на этот раз с шампанским.
– Ольсен передал вам от меня маленький сувенир? – спросил Иван Аркадьевич, и Алевтина закашлялась. – Я просил его отнести в ваш номер бутылочку «Вдовы Клико», чтобы вы немного расслабились перед премьерой, – уточнил Варламов, и Алевтина, покраснев, как вареный рак, судорожно замотала головой, пытаясь удержать истерический хохот. – Так я и думал, что зажмет, паразит, – разочарованно вздохнул Иван Аркадьевич и, заметив первого гостя, хмурого критика в мятом вечернем костюме, который мучил их вопросами на пресс-конференции больше всего, с распростертыми объятиями направился ему навстречу.
Критик поздоровался за руку с Варламовым, отвесил поклон Алевтине, перекинулся с Иваном Аркадьевичем парой слов, по-свойски огляделся и бодрым шагом направился к столу. Вслед за критиком потянулись другие гости, и очень скоро у Алечки зарябило в глазах от обилия дорогих туалетов и незнакомых лиц. Варламов вдруг куда-то испарился все с тем же недовольным мятым критиком, и Алевтина осталась одна. Хуже было другое: почему-то никто не спешил заваливать ее комплиментами и восторженными похвалами. «И где же мои поклонники?» – разочарованно думала она, рассеянно поглядывая по сторонам. Журналисты «пафосных» журналов и газет, кинокритики, прибывшие в основном из России, и парижский бомонд, состоявший, к удивлению Алевтины, исключительно из русскоговорящих (с характерным грассирующим «эр») титулованных персон, активно принимали «на грудь», обсуждали фильм и прочие новости, но никто не обращал на нее совершенно никакого внимания. Нет, конечно, ей улыбались, если она встречалась с кем-то взглядом. Даже пару раз сказали «браво» и подняли в ее сторону бокал, но подходить к ней не торопились. Казалось, даже официант не видел ее в упор. Несколько раз он просвистел мимо с подносом, не обратив внимания на ее опустевший бокал. Раздобыть себе «напиток богов» удалось только с четвертой попытки. Алечка глубоко вздохнула, снова выпила шампанское залпом до дна и стала выискивать глазами Рутгера Ольсена или еще кого-нибудь из съемочной группы – напиваться в одиночестве было как-то тоскливо и неинтересно. Еще Алечка планировала извиниться перед Рутом. Бедняга, вероятно, потерял дар речи, когда она попросила его удалиться, всучила «подарок» и захлопнула перед его носом дверь. Теперь было понятно, что подарок и розу презентовал не Рут. Выходит, она отдала Руту то, что совсем ему не предназначалось. Стало почему-то обидно. Гад, мало того, что завладел чужой бутылкой дорогущего шампанского от Ивана Аркадьевича, так еще и ее презент от Клима уволок – в том, что подарок был от жениха, Алечка не сомневалась. Наверное, уже открыл, тяжко вздохнула Алечка. Интересно, что же все-таки лежало в той проклятой коробке?!
Ольсена нигде не было видно, что показалось Алечке очень странным. Оператор Сергей Грушевский вовсю ворковал с Марией Леви и был настолько «погружен» в ее глубокое декольте, что у Алечки духа не хватило его отвлечь. Сергей был давно и страстно влюблен в актрису, следовал за ней тенью, но Мария не видела его в упор. Алечка симпатизировала оператору и сочувствовала ему. Пожалуй, он был единственным из съемочной группы, с кем она поддерживала теплые, дружеские отношения. С Сергеем было приятно пропустить по бокалу вина или просто поговорить «за жизнь». Грушевский был профессионалом своего дела, открытым и далеко не глупым человеком, но ему дико не везло в личной жизни. И дело было даже не в том, что Сергей влюблялся не в тех женщин, и даже не в его внешности: светлоглазый, светловолосый, не худой, не толстый, среднего роста, приятный, вполне симпатичный парень, ему не хватало главного – внутреннего огонька, мужского обаяния, изюминки, способной подстегнуть у противоположного пола интерес к своей персоне. Однако сегодня был явно его день. Звезда спустилась с небес, одарила его своим благосклонным вниманием, и даже издалека было видно, как оператор счастлив.
У одного из столов с закусками Алечка застукала актрису Анастасию Звягинцеву, впрочем, где можно отыскать Звягинцеву, Алечка и без того знала. Анастасия сыграла в фильме тетку ее героини, роль была эпизодической, но, чтобы получить ее, Звягинцевой пришлось выполнить жесткое условие Варламова: сесть на строгую диету и сбросить пятнадцать килограммов. Анастасия мужественно сбросила их и роль в итоге получила. Держалась она и во время съемок, ограничивая себя во всем и с завистью косясь на шоколадки, которые Алечка уплетала постоянно и в больших количествах, как наркоманка. Это было единственным средством, которое приносило Алевтине радость и помогало бороться с депрессией во время тяжелых съемок. Но сразу же после завершения работы над картиной Анастасия стала активно возвращать себе былую форму. Пять килограммов она уже набрала и сейчас пыталась вернуть оставшиеся десять, сосредоточенно уплетая тарталетки и канапе одну за другой. Со стороны это выглядело не очень прилично, и пить со Звягинцевой Алечке категорически расхотелось.
Варламов снова мелькнул в толпе, кинокритик наконец-то от него отстал, и теперь Иван Аркадьевич любезно общался с элегантной пожилой дамой с короткими белыми волосами. Несколько раз дама оглядывалась и искала кого-то глазами в толпе. Потом случайно столкнулась с Алевтиной взглядом, долго и заинтересованно ее разглядывала. Алечке стало неловко, но она поняла, что дама сильно близорука. Варламов тоже посмотрел в ее сторону, склонился к уху дамы и что-то зашептал, дама закивала. Некоторое время Алечка размышляла – подойти к Варламову или нет. Вроде бы ничего в этом не было особенного, но, с другой стороны, если бы Иван Аркадьевич захотел, то сам бы подошел и представил ее своей собеседнице. Алечка вдруг разозлилась. Строить из себя светскую даму и оставаться на этой «свинской» вечеринке у нее не было больше никакого желания. Она остановила официанта, взяла очередной бокал шампанского, снова опустошила его, поставила пустой бокал на поднос и решительно направилась к выходу. В дверях она остановилась, обернулась и хмуро оглядела пеструю толпу. Слабая надежда, что хотя бы один человек с сожалением посмотрит ей вслед и попытается удержать, растаяла как дым. На душе стало горько, как во рту после первого глотка сухого мартини. Вот тебе и море поклонников! Вот тебе и вселенская слава! Нате, получите! Похоже, слишком рано она стала праздновать победу и возомнила себя кинозвездой. Наглый Ольсен – вот это кинозвезда. Если бы он был здесь, вокруг него сразу бы стали виться дамочки всех возрастов, а журналисты вновь засыпали бы его вопросами. Почему же он не пришел? Он, страстный любитель вечеринок и банкетов? Не было ни одной вечеринки, от которой Ольсен бы отказался, а тут – премьера! Что же случилось? «Ну и фиг с ним», – еще больше разозлилась Алевтина, мысленно плюнула на весь парижский бомонд и ринулась к выходу, на полном ходу налетев на что-то стремительное и яркое. Стремительное и яркое изящно выругалось на французском.
Аля смутилась и залепетала слова извинения, разглядывая предмет столкновения. Пред ней стояла хрупкая брюнетка с короткой стрижкой, во взрывоопасном пурпурном платье. В тон платью были и туфельки, и сумочка.
– Ничего страшного, – смилостивилась брюнетка, поправила соскользнувшую с плеча бретельку платья и дружелюбно улыбнулась. – Решили сбежать с вечеринки, пока никто не видит? – иронично спросила девушка по-русски. У нее был низкий голос и приятный легкий акцент, который ей невероятно подходил. Совсем не красавица, но было в ней что-то удивительно притягательное, необъяснимый шарм и мощная энергетика. Она была восхитительна, эта девушка, и Алевтина на мгновение залюбовалась ею. Брюнетка тоже с интересом разглядывала Алю, и в ее темных глазах прыгали озорные чертики.
– Мне нужно идти, простите, – робко сказала Аля и попыталась обойти девушку.
– Умоляю, останьтесь! Я пришла на эту скучную вечеринку только ради вас! – воскликнула брюнетка.
– Ради меня? – опешила Алевтина и от неожиданности отступила на пару шагов назад.
– Можете смело записать меня в список почитателей вашего таланта, милая моя Алевтина. Я в совершеннейшем восторге от вашей игры! Скажите же мне, как вам удалось так исключительно вжиться в образ героини? Вы изучали систему Станиславского? Простите, я не представилась, – спохватилась брюнетка и протянула ладонь для рукопожатия. – Мишель Ланж, можно просто Мишель.
Они пожали друг другу руки. Ее ладонь, тонкая и изящная, оказалась прохладной. Это было странно, потому что сама Мишель напоминала живой пожар. Все ее движения, осанка, выражения лица, одежда говорили о том, что эта девушка обладает сумасшедшим темпераментом.
– Очень приятно, а меня зовут… Ах да, вы знаете, как меня зовут… – Алевтина засмеялась. Мишель тоже засмеялась, и, в отличие от голоса, смех у нее оказался звонким и каким-то беззащитным.
– Не возражаете? – спросила она, выудив из сумочки пачку сигарет и изящную позолоченную зажигалку. Алевтина отрицательно мотнула головой. Мишель прикурила тонкую сигаретку с позолоченным ободком вокруг фильтра, выдула дым к потолку и огляделась, выискивая кого-то глазами.
Алечка напряглась, ей почему-то не хотелось, чтобы эта удивительная раскованная девушка растворилась в толпе.
– Вы прекрасно говорите по-русски, – торопливо сказала Алечка, пытаясь поддержать разговор.
– Что вы, помилуйте! Вы мне льстите. Хотя не скрою, изучению русского я посвятила довольно много времени. У меня русские корни, – объяснила Мишель, широко улыбнулась и помахала кому-то рукой с сигареткой. Алевтина обернулась и совсем не удивилась, когда заметила несколько восхищенных мужских и заинтересованных женских взглядов, обращенных в их сторону. Несомненно, в этой светской тусовке мадемуазель Ланж пользовалась большой популярностью. – Моя мама была русской, а отец – французом, – вернулась к разговору Мишель. – Они трагически погибли, когда я была совсем маленькой.
– Мне очень жаль, – посочувствовала Алевтина.
– Я их совсем не помню, – спокойно отреагировала Мишель. – В целом мое владение русским – это заслуга моей тетушки. После смерти родителей она стала моим опекуном. Так вот, она так упорствовала в желании научить меня языку, что испортила мне детство. Не понимаю, почему я вам все это рассказываю, Алевтина? – удивленно приподняла бровки Мишель, сделала глубокую затяжку, поискала глазами пепельницу и, не обнаружив ее в пределах досягаемости, стряхнула пепел прямо на пол.
– Я тоже рано лишилась родителей, меня воспитала тетушка, только кошмаром моего детства стали уроки вокала, которыми она мучила меня с ранних лет, – игнорируя последний вопрос, сказала Алевтина.
– Вы не находите, что мы с вами очень похожи, Алевтина? – задумчиво спросила Мишель, пристально глядя Алечке в глаза. Аля неопределенно пожала плечами, кивнула и глупо улыбнулась. – Вы правы, мой вопрос звучит неуместно, – виновато сказала Мишель. – Простите и не берите в голову. Вы впервые в Париже?
– Да, и очень жаль, что у меня было мало времени, чтобы осмотреть все. Удивительный город! – с восторгом отозвалась Алевтина. – А вы когда-нибудь бывали в России?
– К своему стыду, ни разу, но довольно скоро я собираюсь в Москву на выставку одного художника, – сообщила Мишель, и глаза ее просияли. Она вдруг стала похожей на ребенка, которому пообещали вкусную конфету. Что-то тут не так, решила Алечка.
– Если хотите, я дам вам на всякий случай свой телефон. Будет желание, позвоните. Могу показать вам Москву, если вы… – Алевтина осеклась: кажется, она погорячилась. Вряд ли этой девушке пригодится ее номер телефона. Но Мишель тут же оживилась, полезла в сумочку, достала мобильный, чтобы внести номер в записную книжку. Алевтина продиктовала номер своего сотового и вздохнула с облегчением.
– Я непременно позвоню вам, с вашего позволения. Огромное спасибо! Вы мне очень симпатичны, Алевтина, – широко улыбнулась Мишель, оглядела зал и тут же трагически вздохнула: – Боже мой, какая скука! Какие постные лица вокруг. Вижу, вы тоже изнываете от тоски. Идемте же скорее!
– Куда? – удивилась Аля.
– Во-первых, моя тетушка уже давно активно подает мне тайные знаки, чтобы я никуда вас не отпускала и подвела к ней. Во-вторых, я хотела бы выразить свое восхищение еще одному гениальному человеку – Ивану Аркадьевичу Варламову. Пора его спасать! Вижу, тяжко ему приходится, потому что моя тетушка энергично пытается его очаровать. В-третьих, я страстно хочу шампанского, а бестолковый халдей не считает нужным подойти к нам и предложить напитки. Нужно непременно его отчитать… Куда это годится?.. Да, Алевтина, не будете ли вы так любезны посвятить меня в значение слова – лохануться? – невзначай спросила Мишель, увлекая Алю за собой.
– Это значит – попасть впросак, сделать что-то не так, – тщательно подбирая слова, объяснила Аля.
– Благодарю за разъяснение, – кивнула Мишель и подвела Алевтину к своей тетушке-кокетке.
Как оказалось, Ивана Аркадьевича спасать не было необходимости: общество мадам Елизаветы Павловны де Туа его совсем не тяготило. И это было вполне понятно. Во-первых, мадам оказалась очень приятной во всех отношениях женщиной, во-вторых, как выяснилось в процессе беседы, именно она выступала главным спонсором фильма Варламова и помогла организовать закрытую премьеру картины в Париже. Для Мишель это оказалось самым настоящим открытием, она, кажется, даже немного обиделась на тетушку, что та не поставила ее в известность, но очень скоро обида прошла, и Мишель с новой силой принялась выражать восхищение Варламову. Елизавета Павловна тем временем расхваливала игру Алевтины и прочила ей великое будущее. Она была настолько эмоциональна, что очень скоро к Алечке стали подходить и другие именитые подвыпившие персоны с бокалами в руках и, засыпая ее комплиментами, норовили выпить с ней чуть ли не на брудершафт. Оказывается, всех без исключения игра Алевтины потрясла до глубины души. Да и официант теперь кружил вокруг и то и дело подносил ей поднос с напитками. В общем, вечеринка нравилась Алечке все больше и больше.
Неожиданно кто-то бесцеремонно толкнул Алевтину в спину, она покачнулась и уронила бокал с шампанским на пол. Раздался звон разбитого стекла. Аля обернулась. Позади нее стояла Мария Леви со странным выражением лица. Все засмеялись, пытаясь сгладить неловкость. Кажется, никто, кроме Варламова, не понял, что произошло, он один остался серьезным. Аля растерянно улыбнулась, Мария тоже улыбнулась в ответ, как-то неестественно и зло, подошла к Алевтине вплотную и обняла ее за плечи. Со стороны это выглядело как дружеское объятие, но одного взгляда в глаза Марии было достаточно, чтобы понять – она в бешенстве.
– Извините нас, мы сейчас вернемся, – широко улыбнулась Алевтина гостям, взяла Марию под руку и отошла в сторону. Девушку слегка покачивало, похоже, она сильно перебрала, пока общалась с оператором. – Что случилась, Маша? – мягко спросила Алевтина.
– Где Рут? – тихо спросила Мария и посмотрела на Алевтину так, что у нее мороз по коже пошел.
– Я не знаю. Сама его искала весь вечер, – опешила Аля. – Ты можешь мне объяснить, что случилось, Маша? Вы поссорились?
– Поссорились?! – запрокинув голову, громко расхохоталась Мария. Пожалуй, слишком громко, потому что все замолчали, обернулись и посмотрели в их сторону, но Мария не обратила на это внимания, перестала смеяться и выкрикнула Алевтине в лицо: – Да ты издеваешься надо мной?! Он бросил меня! Бросил из-за тебя, крыса!
– Что ты такое говоришь, Маша? – отшатнувшись, спросила Алевтина.
К ним подошел Варламов.
– Мария, тебе лучше поехать в отель, – сказал Иван Аркадьевич и крепко сжал ее локоть. – Сейчас я попрошу Сергея, чтобы он посадил тебя в такси.
– Машенька, Иван Аркадьевич прав, – подлетел к ним оператор. – Пойдем.
– Убирайся! – сквозь зубы процедила Мария, оттолкнула Сергея и с ненавистью посмотрела на Варламова: – В отель? Пускай ваша похотливая сука едет в отель! А я буду отмечать премьеру! Это ведь и моя премьера тоже. Только почему-то ей все почести, а мне лишь объедки с барского стола! – Мария поморщилась, вырвала руку и направилась в дамскую комнату. Алевтина обернулась к ошеломленной светской публике, виновато пожала плечами и направилась следом за Марией.
– Маша! – позвала она, когда вошла в двери стерильно чистой, благоухающей душистым мылом туалетной комнаты. Из одной кабинки в ответ раздались бурные рыдания.
– Пошла вон! Ненавижу тебя! Дешевка! – сквозь слезы крикнула Мария и зарыдала еще громче. – Я специально приехала без мужа, подсыпала ему лошадиную дозу слабительного за несколько часов до вылета самолета, чтобы увидеться с Рутом. Звонил мне недавно, не слезая с унитаза, сидит уже второй день… И я вот – сижу, – всхлипнула Мария. – А этот ублюдок Ольсен даже… Я ждала вчера вечером… Он не пришел… Как дура, трусики «танго» напялила… Ненавижу их, неудобно, а он любит… Ждала, потом слышу утром шаги, выглядываю в коридор, а он из твоего номера выходит. А сегодня, значит, бутылочку… тебе в благодарность… Сука ты, Алевтина! Крыса бездарная! Тебе что, своего мужика мало? У тебя ведь жених-красавец молодой. Не то что мой папик, весь свой потенциал пустил в предвыборную кампанию и трахает теперь не меня, а мозги избирателям. А я любви хочу!
– Маша! – сорвалась Алевтина. – Маша, послушай меня внимательно. У меня с Ольсеном ничего нет и быть не может! С утра он выходил не из моего номера, а из номера Сергея. Они с ним всю ночь квасили, спать мне мешали. Шампанское мне Рут действительно приносил – это был подарок от Ивана Аркадьевича. Так что, если Ольсен тебя бросил, я тут ни при чем, ясно тебе? Все знают, что Рут не отличается постоянством. Так что не смей…
В туалетную комнату заглянула Мишель, непринужденно улыбнулась Алевтине и проследовала к зеркалу, делая вид, что поправляет безупречную прическу. Аля не сомневалась, что мадемуазель Ланж явилась с подачи Ивана Аркадьевича: проверить, все ли в порядке с ней, Алевтиной. Мария, услышав, что кто-то вошел, притихла.
– Сегодня со мной произошел престранный случай, – вытаскивая из сумочки помаду и подкрашивая губы, вдохнула Мишель. – Я немного запоздала на сеанс, – приблизив к зеркалу лицо, сказала девушка, – когда же я вошла в зал и стала осматриваться, чтобы отыскать среди зрителей свою тетушку, за мной следом вошел молодой мужчина с большим букетом роз и бросился на меня, как голодный волк.
Из туалетной кабинки, пошатываясь, вышла Мария, растрепанная, с распухшим носом, размазанной косметикой и красными, как у кролика-альбиноса, глазами. Куда только делась ее красота?! Теперь было понятно, почему актриса ежедневно опаздывала на съемки и доводила Варламова до бешенства, каждый раз придумывая для себя оправдание одно нелепее другого – оказывается, Машенька умело рисовала себе личико перед выходом из номера, а потом, в грим-уборной, тратила на эту «живопись» еще три часа.
– Что вы говорите? – заинтересовалась она, включила холодную воду, шумно высморкалась и побрызгала себе в лицо. В зеркало она старалась не смотреть, вероятно, чтобы не расплакаться вновь – от ужаса.
– Представьте теперь, как я была изумлена подобной дерзости. Даже позволила себе назвать его идиотом! Оказывается, он просто лоханулся, – заявила мадемуазель Ланж, и Алечка прыснула. – Я что-то не так сказала? – вопросительно подняла бровки Мишель.
– И что же было потом? – спросила Мария – история о голодном волке ее даже взбодрила.
– Потом случилась весьма любопытная вещь. Этот мужчина посмотрел на экран, переменился в лице – я даже в полумраке зала это заметила – и выбежал вон.
– Наверное, ему фильм не понравился, – предположила Алевтина.
– Скорее, он не любитель откровенных сцен, – закрыв патрон с помадой и обернувшись к Алевтине, сказала Мишель.
– Неужели он извращенец? – хихикнула Мария.
– Полагаю, Алевтина, что этот человек перепутал меня с вами, – сказала Мишель, игнорируя замечание Марии. – Моя тетушка тоже уверила меня, что мы с вами очень похожи. Он любезно поинтересовался, где первый ряд. А на первом ряду…
– Господи! – охнула Алевтина и зажала ладошкой рот.
– И правда, похожи, – изумилась Мария, переводя взгляд с Алевтины на Мишель. – Обалдеть можно!
– Простите, а что означает слово – обалдеть? – спросила Мишель.
– Обалдеть – это значит очень сильно удивиться, – объяснила Аля, схватила Марию за плечи и затрясла ее. – Где Рут? – прорычала она.
– Ты что? Платье порвешь, – пытаясь отцепить Алевтину от себя, испугалась Мария. Алевтина не оцеплялась.
Мишель округлила глаза и положила помаду мимо сумочки.
– Когда ты его в последний раз видела? Отвечай! Ты что, не понимаешь: все очень серьезно. Это был мой жених, а он ревнивый, как скотина!
– Мамочки, – окончательно отрезвела Мария. – Последний раз я видела его в отеле. Мамочки!..
– Едем в отель! Немедленно! – скомандовала Аля и поволокла Марию к выходу. В дверях она обернулась: – Приятно было познакомиться, Мишель. Позвоните мне, если будете в Москве. И, пожалуйста, сообщите Ивану Аркадьевичу, что мы поехали в гостиницу.
Мишель растерянно улыбнулась и кивнула.
Пожилой администратор отеля «Летиция» никогда еще в своих владениях не слышал такого бодрого топота. Когда мимо стойки пронеслись две девушки на каблуках и в вечерних платьях, размахивая плащами, как флагами, и выбежали на улицу, чуть не сбив с ног швейцара, порывавшегося открыть перед ними дверь, администратор поморщился, бросил сочувственный взгляд на натертый до блеска пол-домино, снял трубку телефона и вызвал такси. Заказ уже был принят, когда одна из девушек, миниатюрная шатенка, влетела обратно в двери гостиницы, снова чуть не сбив с ног несчастного швейцара, порывавшегося открыть перед ней дверь, замахала руками и закричала на весь холл: «Такси!»
– Да, мадемуазель, – вежливо кивнул администратор, и девушка вновь метнулась на улицу.
Администратор устало вздохнул и с укоризной покачал головой: спешку (в любом деле) он не приветствовал.
– Оперативно, – довольно сказала Маша, заметив подъезжающую к отелю машину и нервно покусывая нижнюю губу. Аля нетерпеливо запрыгала на месте, неуклюже пытаясь надеть на себя плащ.
Машина плавно затормозила, рядом возник швейцар, который потянулся к задней двери автомобиля.
– Какой же ты неугомонный, – недовольно отреагировала Маша, решительно отстранила швейцара, сама открыла дверь, пробралась на заднее сиденье, Алечка залезла следом, назвала нужный адрес и поторопила водителя.
– Может, нужно ему было дать на чай? – обернувшись, сказала Алечка. – Невежливо как-то.
– Перебьется, – фыркнула Мария. – Терпеть не могу навязчивый сервис. И вообще, может, я феминистка!
– А ты разве феминистка? – поинтересовалась Алечка, безуспешно пытаясь всунуть руку во второй рукав плаща.
– Одурела, что ли?! – искренне возмутилась Мария.
– Извини, – отозвалась Аля, кряхтя и путаясь в плаще.
– Ничего страшного, – смилостивилась Маша. – Давай помогу, – обратив внимание на мучения Алевтины, предложила Мария. – Привстань. – Алечка привстала, Мария ловко сняла с нее плащ и положила его девушке на колени.
– Спасибо, – буркнула Аля и уставилась в окно. За окном мелькали яркие огни ночного Парижа, но Алечка ничего вокруг не видела. Сердце сжималось от нехороших предчувствий. Воображение рисовало ужасную картину: два посиневших трупа в окровавленных в районе груди белых рубашках-жабо, сжимающие окоченевшими руками дуэльные пистолеты. Алечка зажмурилась и помотала головой, чтобы отогнать пугающие мысли.
– Ой, мамочки! – неожиданно пронзительно завыла Мария, напугав водителя и Алевтину. – Что же произошло?! Кошмар! Чует мое сердце – беда!
– Да не каркай ты! – рявкнула Аля, отметив с удивлением, что Машенька уже каким-то непостижимым образом ухитрилась сделать макияж и вновь похорошела.
До гостиницы оставалось не больше пяти минут езды. Алевтина поковырялась в сумочке, отыскала там купюру в 10 евро.
– Кстати, кто была та девушка, с которой ты весь вечер тусовалась?
– Племянница главной спонсорши нашего фильма, мадам Елизаветы Павловны де Туа, – объяснила Алевтина, нетерпеливо ерзая на сиденье и комкая купюру в руках.
– Точно! Это же была сама Мишель Ланж! – подпрыгнула от возбуждения Мария. – Гордись, Аля, мы пи?сали в одном туалете с сумасшедшей наследницей одной из самых богатых женщин Франции.
– Почему с сумасшедшей? – удивилась Аля.
– Ты что, газет не читаешь? – в свою очередь, удивилась Маша. – О ней же постоянно в светских хрониках пишут, в разделе «Скандалы». Ее родители погибли, когда она была еще маленькой. Там какая-то мутная история, но я не об этом. Тетка, сестра матери, взяла ее на воспитание к себе. А у тетки своих детей не было, она рано овдовела и больше замуж так и не вышла. Да и к чему ей было выходить замуж, если она получила в наследство от мужа-банкира огромное состояние, его банк и родовое поместье под Парижем. В общем, малютке повезло. Но не повезло тетке. Если бы она только знала, кого пригрела на своей груди! У племянницы оказался скверный, невыносимый характер. Не знаю, чего уж ей не хватало, но тетке она порядком потрепала нервы. Да и репутацию семьи изгадила. Два раза Мишель выгоняли из элитных школ за плохое поведение. В шестнадцать она сбежала с каким-то рокером, нашли ее в Швейцарии, под наркотой, одну, в грязном мотеле. После лечения в клинике, куда ее засунула тетушка, она вроде присмирела. Поступила в Сорбонну, стала прилежно учиться, но очень скоро быть паинькой ей надоело. В девятнадцать ее задержали за вождение в пьяном виде, в компании с очередным отморозком. Как оказалось, машина была краденая, и тетушке с трудом удалось отмазать племянницу от тюрьмы и доказать ее непричастность. Разразился большой скандал. Мишель снова стала паинькой, и опять ненадолго. К тому же после своего совершеннолетия она получила финансовую независимость, вступив в права родительского наследства. Впрочем, бо@@льшую часть состояния родителей она спустила очень быстро. Ее постоянно видели то на скачках, то в казино. Тетушка вновь сунула ее в закрытую клинику, где лучшие психотерапевты Франции активно пытались вправить девочке мозги и отучить ее от пристрастия к азартным играм. А скандалы в ресторанах – это вообще норма. Последний раз на нее подала в суд официантка, за то, что мадемуазель Ланж выплеснула ей в лицо вино из своего бокала. Суд вынудил мадемуазель Ланж выплатить официантке компенсацию за моральный ущерб и оплатить химчистку испорченной униформы. Мишель выплатила – и тут же подала встречный иск на ресторан: за обслуживание, не соответствующее заявленному уровню сервиса. Представляешь, какая нахалка?! И что ты думаешь, официантку уволили, а мадемуазель Ланж выплатили сумму, которая компенсировала все ее затраты. Тачки она меняет как перчатки. Завтракает, обедает и ужинает только в дорогих ресторанах. А сколько она тратит на шмотки и прочие дамские штучки! Ты даже себе представить не можешь!
– Да какое тебе до этого дело?! – разозлилась Алевтина, почему-то ей было неприятно, что Мария сплетничает о ее новой знакомой. От общения с Мишель у нее осталось только приятное впечатление, не верилось, что эта очаровательная девушка – сумасбродка, транжира и сноб.
– Как это – какое дело? Газеты такие цифры называли, что у меня глаза из орбит выпадали. Вот где ее любят, так это в дорогих бутиках. Она – первый гость на открытии новых коллекций и показах от кутюр. Платье на ней, правда, обалденное было, и сумочка, и туфельки – блеск! – Маша завистливо вздохнула. – А вот брюлики так себе, я даже разочарована. У меня и то больше. Смотри, мой папик из последней поездки в Якутию камни привез, а потом мне уже наш знакомый ювелир оправу сделал. – Мария поправила светлую прядь волос и гордо продемонстрировала свое ушко, которое оттягивала массивная серьга с крупным бриллиантом. – Нравится? – поинтересовалась Мария.
