скачать книгу бесплатно
«Эта любовь была для Наполеона просто подарком судьбы. Ведя совместное хозяйство с этой юной художницей, он за неделю не тратил того, что до знакомства с ней успевал потратить за один день»
.
Мы видим, что счастливая звезда Бонапарта имела в тот день, 12 вандемьера V года, вид очаровательной блондинки. Ибо можно с уверенностью сказать, что, если бы он руководил операциями роялистов, 13 вандемьера сторонники Конвента, без сомнения, были бы истреблены. И в этом случае на трон взошел бы Людовик XVIII, а Империи бы не было.
Итак, Бонапарт встретился с Сюзанной в «Театре Фейдо», где в тот вечер шла комическая опера «Лодойска» композитора Керубини. Взявшись за руки, они вошли в зал и стали с нетерпением ждать, когда первый тенор начнет исполнять ту великолепную арию, которую в то время распевал весь Париж.
Чем оставить красоту вдали,
Лучше жизнь потеряю.
Я живу только ради любви
И во имя любви умираю.
В антракте к ним в ложу влетел, тяжело дыша, один из приятелей Бонапарта.
– Баррас повсюду разыскивает тебя, – сказал он будущему императору. – Его только что назначили главнокомандующим Внутренней армией, и он хочет взять тебя своим заместителем.
Затем он сообщил о том, что Бонапарта восстановили в армии, и описал охватившую Конвент панику.
– Тебе нельзя терять ни минуты!
Бонапарт, решив, что восстановление в армии и та должность, которую предлагал ему Баррас, были более интересными, нежели предложения роялистов, оставил Сюзанну наслаждаться в одиночестве музыкой Керубини, а сам поспешил в Тюильри.
Баррас встретил его неприветливо:
– Где ты был?
– В театре.
– Ходить в театр в то время, когда Республике угрожает смертельная опасность! Ты с ума сошел!
Раздраженный Бонапарт ничего на это не ответил, а только поинтересовался, какой будет его роль в борьбе против восставших.
– Все командные должности я уже отдал офицерам, которые явились первыми, – сухо ответил Баррас. – Ты будешь моим адъютантом…
После этого главнокомандующий поинтересовался новостями, и ему доложили о том, что роялисты были намерены начать атаку в четыре часа утра. Он повернулся к Бонапарту, который следовал за ним, понурив голову.
– Теперь ты видишь, что нельзя терять ни минуты и что я был прав, отругав тебя за то, что ты не прибыл раньше…
Потом он смягчил тон и дал понять своему протеже, что тому отводилась должность заместителя главнокомандующего.
Тогда Бонапарт поручил одному юному офицеру (это был Мюрат, его будущий свояк) доставить в Тюильри те пушки, которые поместили в Саблон и охраняли из рук вон плохо. На заре 13 вандемьера, благодаря находчивости и смелости, он мог уже противопоставить восставшим что-то.
Утром войска восставших сконцентрировались на улице Сен-Оноре и на улице Конвента (нынешняя улица Сен-Рош). Бонапарт, у которого под рукой было всего лишь 7000 человек, немедленно превратил Тюильри в укрепленный лагерь.
В пять часов вечера роялисты двинулись на штурм. Но им противостоял тот, кто накануне предлагал им свою шпагу… Сметенные яростным огнем с Королевского моста, затем со ступенек церкви Сен-Рош, восставшие в панике бежали, оставив на мостовой 5000 трупов.
С восстанием было покончено.
24 вандемьера (16 октября) благодарный Конвент произвел своего спасителя в чин дивизионного генерала и назначил главнокомандующим Внутренней армией. Ставшего внезапно национальным героем Бонапарта стали все привечать, приветствовать, приглашать в гости. Каждый считал за честь зазвать к себе домой героя дня «генерала Вандемьера».
Баррас воспользовался этим увлечением парижского общества для того, чтобы подготовить свадьбу, которая должна была избавить его от госпожи де Богарнэ. Он организовал ужин, на который были приглашены Камбасерес, Фрерон, Карно, Тальма, Бонапарт и его младший брат Люсьен, банкир Уврар, госпожа Тальен и Мари-Роз.
Последняя не узнала застенчивого и неловкого «кота в сапогах», которого раньше встречала в «хижине» Терезии. «Чудесный гриб, выросший всего за восемь дней», как назвал его Октав Обри, Бонапарт вел себя властно, самоуверенно, и это сделало его неузнаваемым. Креолку усадили с ним рядом, и она очень долго расспрашивала его про Корсику, которую, впрочем, очень часто путала с Сицилией…
Ее детские высказывания и манера говорить сюсюкая очень забавляли молодого генерала, и он отвечал ей с воодушевлением, причиной которого во многом было выставленное Баррасом вино.
Будущий член Директории краешком глаза постоянно наблюдал за этими двумя гостями. Чувствуя, что все устроится так, как ему хотелось, он целовал в шею прекрасную Терезию, чьи ослепительно-белые зубы так контрастировали с черными огрызками во рту госпожи де Богарнэ…
После ужина, как это и предвидел Баррас, прекрасно знавший психологию женщин, находящихся на содержании у мужчин, в голову Мари-Роз пришла мысль о том, что надо было бы сделать ставку на Бонапарта, который мог ей пригодиться, тем более что она видела, как член Конвента стал явно отдавать предпочтение госпоже Тальен и отдаляться от нее. И она решила снова увидеться с молодым генералом.
Но как это сделать? Она стала искать способ, и, поскольку женщиной она была хитрой, нашла. Узнав о том, что генерал отдал приказ сдать все находящееся у парижан оружие, она подослала к нему своего сына…
Вот как сам Наполеон описывает эту сцену, сыгравшую такую большую роль в его жизни:
«Мы начали проводить всеобщее разоружение секций. В штаб явился некий молодой человек лет десяти – двенадцати и стал умолять главнокомандующего вернуть ему шпагу отца, который был республиканским генералом. Звали этого молодого человека Евгением де Богарнэ, впоследствии он станет вице-королем Италии. Тронутый необычностью просьбы и приятной наружностью юноши, я сделал все, о чем тот просил; увидя шпагу отца, Евгений зарыдал. Это очень тронуло меня, и я так хорошо отнесся к юноше, что госпожа де Богарнэ посчитала себя обязанной на другой день явиться в штаб и поблагодарить меня. Я немедленно нанес ей ответный визит»
.
Хитрость удалась, и, действительно, спустя несколько дней Бонапарт, окрыленный визитом госпожи де Богарнэ, уже звонил в дверь особняка на улице Шантрен, в который креолка переселилась 10 вандемьера
. Он был принят как старый знакомый и очарован этой элегантной женщиной, которая показалась ему богатой и влиятельной…
Таким образом, оба они предполагали совершить выгодную сделку. Она считала, что нашла защитника, а он в это самое время думал о состоянии, которое должно было у нее остаться после смерти господина де Богарнэ…
Первое свидание вселило в Мари-Роз большие надежды, поскольку она с наслаждением чувствовала, как ее раздевал пылающий взгляд маленького генерала.
Она не без оснований стала надеяться на то, что он повторит свой визит. Но, занятый по службе, Бонапарт заставлял себя ждать. И тогда она, охваченная нетерпением, послала ему записку, очень откровенно говорившую о ее желаниях:
«Вечеру 6-го
Вы больше не приходите увидеться с другом, который Вас любит; Вы полностью покинули ее, и Вы очень не правы, поскольку она к Вам испытывает неясную привязанность (sic).
Приходите же завтра, в септиди
ко мне обедать. Вы мне нужны, и нам надо поговорить с
Вами о Ваших делах. До свидания, друг мой, целую Вас.
Вдова Богарнэ».
Слегка оторопев от такого послания, Бонапарт немедленно написал ответ:
«Вы совершенно заблуждаетесь по поводу моего к Вам отношения. Я убедительно прошу Вас доставить мне удовольствие поверить в то, что никто так не желает завоевать Вашу дружбу, как этого желаю я, что никто более меня не готов сделать что угодно для того, чтобы доказать Вам это.
Если бы дела мои позволили, я сам доставил бы Вам это мое письмо.
Бонапарт».
В воскресенье в полдень он снова был на улице Шантрен, где госпожа де Богарнэ оставила его ужинать. После десерта она увлекла его в свою спальню…
Там, не теряя ни секунды, Бонапарт набросился на нее, повалил на кровать и овладел с таким пылом, что виконтесса была тронута до глубины души. После чего, раздевшись, он снова лег в постель, нахмурив брови, «словно пожарный, входящий в охваченный пламенем дом…».
В десять утра Жозефина (с тех пор она будет носить это имя) заснула с ощущением необычайной легкости в теле…
На другой день она получила от Бонапарта письмо, орфографические особенности которого мы постарались сохранить:
«7 часов утра.
Я просыпаюсь наполненный тобой. Твой облик и опьяняющие воспоминания о вчерашней ночи не дают покоя моим чувствам. Нежная и несравненная Жозефина, какое странное действие Вы производите на сердце мое! Вы сердитесь? Вы чем-то опечалены? Вас что-то тревожит? Душа моя разбита болью, и нет Вашему другу никак покоя… Но не в этом ли моя выгода, поскольку, подчиняясь охватившему меня глубокому чувству, я пью с Ваших уст огонь Вашего сердца обжигающий меня. Ах! Этой ночью я обнаружил, что портрет Ваш – это вовсе не Вы! Я выезжаю в полдень и увижусь с тобой через три часа. А пока что, mio dolce amor
, шлю тебе миллион поцелуев, но не возвращай их, мне поскольку они воспламеняют мою кровь.
Б. П.»
Некоторое время любовники встречались тайно, но когда Бонапарта назначили главнокомандующим Внутренней армией, он решил жениться на Жозефине.
Несмотря на огромную любовь, которую он питал к молодой вдове, Бонапарт, тем не менее, решил посоветоваться с мудрым другом. А коварная судьба поставила в качестве такого друга именно Барраса…
Увидев смущение на лице пришедшего к нему Бонапарта, Директор
сразу же понял, что все идет по намеченному им плану. Но, не желая выдавать себя, он начал с того, что, напустив на себя суровый вид, стал выговаривать генералу за то, что все те богатые подношения, который тот сделал Жозефине, были куплены на деньги, взятые из казны Внутренней армии:
– Ты, кажется, принял эту Богарнэ за одного из солдат 13 вандемьера, которого должен был включить в раздаточную ведомость? Лучше бы ты послал эти деньги своей семье, которая в них очень нуждается и которой я не так давно помог средствами.
«Бонапарт покраснел, – пишет Баррас в своих “Мемуарах”,– но не стал ничего отрицать.
Поскольку я продолжал шутить над его щедростью, которая явно свидетельствовала о его безумной страсти, он рассмеялся вместе со мной и сказал:
– Подарков любовнице я никаких не делал и не собирался соблазнять эту девственницу: я, скорее, из тех, кто предпочитает зрелую любовь юношеским вздохам… Так вот! Что бы вы сказали, гражданин Директор, если бы я действительно был в связи с госпожой де Богарнэ и если бы те подарки, в которых вы меня упрекаете, были свадебными?»
Баррас с трудом сдержал себя, чтобы не расхохотаться. Но сделал вид, что размышляет. А через несколько минут произнес:
– Вообще-то эта мысль о свадьбе не столь уж и смешна…
– А кроме того, госпожа де Богарнэ богата, – сказал Бонапарт.
Роскошь, в окружении которой жила молодая женщина, ослепила маленького генерала. Он не знал только того, что Жозефина жила на те средства, которые занимала у всех подряд, и что то богатство, которым она (по ее словам) владела на Мартинике, на самом-то деле принадлежало ее матери…
– Честное слово, – снова заговорил Баррас. – Если уж ты пришел ко мне за советом, то я отвечу тебе твоими же собственными словами: а почему бы и нет? Ты одинок, ничем не связан. Твой брат Жозеф уже указал тебе дорогу к женитьбе: приданое Клари позволило ему выкарабкаться из нищеты
. Ты говоришь, что у тебя больше нет средств и что тебе нельзя больше терять времени. Что ж, женись: женатый мужчина пользуется в обществе большим уважением. Он тверже стоит на ногах и лучше противостоит своим противникам…
Именно эти слова Бонапарт и хотел услышать от Барраса. Поблагодарив Директора, он с легким сердцем умчался… А Баррас в это время наслаждался торжеством своего разума…
Но, как в классическом водевиле, вскоре к Директору обратилась за советом молодая вдова.
Вот как Баррас описывает эту сцену:
«Спустя несколько дней ко мне явилась госпожа де Богарнэ и поделилась своими тайнами. Начала она с того, что в этой новой связи сердце ее не принимает ни малейшего участия. Что из всех мужчин, кого она могла бы полюбить, этот маленький “кот в сапогах” стоит на самом последнем месте: в нем нет ничего, что могло бы ей понравиться. Он дорожит своей семьей попрошаек, которая нигде не пользуется уважением; но у него в Марселе удачно женился брат, и тот обещает помочь остальным членам семьи…
Госпожа де Богарнэ призналась мне в том, что Бонапарт преподнес ей щедрые подарки, позволившие ей предположить, что средств у него гораздо больше, чем все полагают.
– Что же касается меня, – сказала она, – я не считаю необходимым скрывать того, что нахожусь в крайне стесненных обстоятельствах; он полагает, что у меня уже есть некоторые средства, и думает, что я могу получить еще больше с Мартиники. Не говорите ему, дорогой друг, того, что вы знаете, иначе все сорвется. И, хотя я его вовсе не люблю, я постараюсь провернуть это дельце, поскольку этого желаете вы. Ведь я всегда буду любить только вас, поверьте мне. Роза всегда будет принадлежать вам, всегда будет вам рада, стоит вам только подать знак. Но я знаю, что вы меня вовсе не любите, – продолжала она, обрушив на меня вдруг поток слез, проливать которые она была большая мастерица. – И это больше всего печалит меня и не дает мне успокоиться, хотя я и очень стараюсь. Когда женщине довелось любить такого мужчину, как вы, Баррас, может ли она иметь в этом мире какую-то другую привязанность?..
– А как же Ош? – возразил я, не проявляя ни малейшего волнения, и даже с улыбкой. – Вы ведь его так любили. А его адъютант, а Ванакр
и tutti quanti
? Вы, однако, игривая особа…»
Эти слова привели в замешательство госпожу де Богарнэ, которая, не зная, как ей следовало себя вести, решила, что лучше было продолжать рыдания, омывая руки Барраса горючими слезами и покрывая их поцелуями. Но это ему быстро надоело, и он, вызвав колокольчиком слугу, велел заложить карету и отвезти гостью домой.
«Я отправил с ней одного из моих адъютантов… Слезы ее быстро высохли, еще совсем недавно искаженное от страданий лицо вновь приобрело спокойную миловидность и обычное для него кокетливое выражение.
По возвращении адъютант сообщил мне, что дама прибыла домой в полном порядке. За все время дороги она лишь несколько раз горестно вздохнула и сказала только:
– Почему только человеческое сердце не зависит от его рассудка? Зачем было любить такого человека, как Баррас? И как разлюбить его? Как забыть его? Как навсегда перестать думать о нем и начать думать о ком-либо другом? Умоляю вас, передайте ему, что я буду всегда ему предана и что всегда буду любить только его, что бы со мной в этом мире ни случилось…»
Конечно же, такие слова очень польстили самолюбию Директора. Но он все же поздравил себя с тем, что вовремя подтолкнул эту беспокойную любовницу в объятия Бонапарта…
В скором времени в особняке на улице Шантрен Жозефина приняла «жениха» и изложила ему свою версию ее недавнего разговора с Баррасом.
– Этот человек был гнусен, – сказала она. – Он попытался изнасиловать меня. Он давно уже домогался меня, но на этот раз мне пришлось бороться с ним. Он крепко держал меня, мы упали оба на ковер, и тут я потеряла сознание.
Бонапарт ужасно разозлился и сказал, что сию минуту он отправится к Баррасу и потребует от него удовлетворения за оскорбление, нанесенное им его будущей супруге.
Жестом, вдохновившим барона Гро написать свое замечательное полотно, Наполеон схватился за шпагу. Испуганная креолка схватила его руку и, став сразу же нежной, сказала:
– Послушай, у Барраса, следует признать, манеры несколько грубоватые, но человек он добрый и отзывчивый. Он хороший и верный друг, и если кто-то сумел его заинтересовать, то может быть уверенным в том, что Баррас его не оставит и будет принимать в его делах самое активное участие. А посему нам следует принимать людей и события такими, какие они есть. Может ли Баррас быть нам полезен с точки зрения его нынешнего положения? Вне сомнения, может. Давай же используем это, а остальное позабудем
.
Эти слова успокоили Бонапарта. Верный привычке извлекать выгоду из самых запутанных ситуаций, он произнес с улыбкой фразу, которую биографы Наполеона стараются нигде не цитировать:
– О! Если бы он доверил мне командование Итальянской армией, я бы простил ему все: я стал бы самым признательным из людей, я не подвел бы его, и, таким образом, мы провернули бы неплохое дельце. Мало того, я уверяю тебя, что мы вскоре могли бы купаться в золоте…
Для Жозефины это было решающим доводом.
– Ты эту должность получишь, – пообещала она. Бонапарт знал, как и чем следовало благодарить женщин. И, взяв креолку на руки, он отнес ее на кровать, снял с нее одежду и постарался быть ей приятным с помощью испытанных уже средств…
С того дня Бонапарт, по словам Роже де Парна, «поставил свою невесту на службу своему честолюбию».
Почти ежедневно он заставлял Жозефину навещать Барраса для того, чтобы хлопотать о должности главнокомандующего Итальянской армией, делая вид, что ничего не знает о связи, существовавшей между Директором и виконтессой.
Это отсутствие предрассудков очень удивило многих, начиная с самого Барраса.
Послушаем, что он пишет:
«Признаюсь ли я в этом? Да, признаюсь, поскольку пишу свои “Мемуары”, не дав им скучного и скромного названия “Исповедей”; я признаюсь, поскольку они могут попасть в руки какого-нибудь француза, воспитанного в духе рыцарства, что у меня была в некотором роде близость, теперь, правда, давняя, но вполне реальная связь с госпожой де Богарнэ.
