скачать книгу бесплатно
Руки все еще машинально двигались. Я завязала последний узел на веревке, увитой розмарином, лавандой и речными цветами, за которые я чуть не заплатила своей жизнью. Веревка в руках внезапно стала теплой, как живая.
Эмброуз самодовольно улыбнулся.
– Это я запечатал чары.
Дело сделано. Я положила веревку с девятью узлами на стол и смотрела, как угасает черное пламя. Потом ощутила ноющую боль и поняла, что сильно прикусила губу. Во рту был вкус крови – вкус металла, страха и магии.
– Может, напрасно мы это сделали?
– Магия – это то, что защищает нас от простых смертных, – возразил Эмброуз. – Зачем рисковать своим сердцем или чем-нибудь еще? Ты веришь в прекрасного принца, счастливый конец и сказочную любовь. Но помнишь, что обычно случается с ведьмами в сказках?
Я отвела взгляд от его темных глаз и еще более темной улыбки, от веревки на столе. Среди узлов, будто крохотные голубые звездочки, виднелись цветы, которые я собрала на речном берегу, и мне вспомнилось другое название миозотиса – незабудки. Это название всегда казалось мне нежным и романтическим, но сейчас оно прозвучало словно приказ. Не забудь меня, даже если захочешь.
И вдруг здесь, в моем теплом уютном доме, мне стало так же трудно дышать, как на дне ледяной лесной речушки, когда над головой сомкнулись холодные воды.
Дело сделано, сказала я себе. И поздно задумываться над тем, что же я натворила.
– Не переживай так, Сабриночка.
Голос Эмброуза был манящим и сладким, как ядовитый мед. Я всю жизнь доверяла этому голосу и следовала за ним. И передумывать поздно. Обратного пути нет.
– Привыкай нарушать правила, – напутствовал меня Эмброуз. – Ну да ладно, время позднее, пора спать. Доброй ночи, сказочная принцесса. Да навеют тебе сон крылья темных ангелов. Ты наполовину человек. И хотя бы у половины твоих сказок должен быть счастливый конец. Надеюсь, завтра твой принц станет очарован.
Что случается во тьме
Розалинд Уолкер видела очень странные сны.
В обычной жизни она была самой обыкновенной девочкой. Дочь священника, старательная и примерная – пока не ввязывалась в драку за справедливость. Но ведь и Иисус тоже сражался за справедливость, поэтому совесть Роз не мучила. Да, бабушка у нее немного эксцентричная, но бабушки – они у всех такие. Все свободное время Роз проводила со своими родными или с давними лучшими друзьями – Сабриной, Сьюзи и Харви. Но у ее отца эти друзья вызывали сомнения.
Как ни странно, преподобный Уолкер не имел никаких возражений против Харви, единственного мальчика в их компании. Хотя старший брат Харви и считался в городке записным сердцеедом, Роз втайне, укоряя себя, полагала первым красавчиком Харви. Но это не имело значения: Харви был так крепко и неотрывно влюблен в Сабрину, что не представлял ни малейшей угрозы добродетели Роз, а Томми, его старший брат, никогда не снимал с шеи креста. Преподобный Уолкер считал, что Кинклы – хорошие мальчики.
Сабрина и Сьюзи – дело другое. Насчет Сьюзи преподобный Уолкер лишь хмурился чуть озадаченно и ничего не говорил, а вот о Сабрине мог сказать очень и очень многое. Никто никогда не видел Спеллманов в церкви.
Отец у Роз весьма назойлив, но она не может совсем уж не считаться с ним.
Сабрина была для Роз лучшей подружкой. Самое прочное, самое священное звание для девочек-подростков. Обычно лучшие подружки знают друг о друге абсолютно все. И постоянно ночуют в гостях друг у друга.
Роз побаивается ночевать у Сабрины. Ей кажется, страхи происходят оттого, что в доме располагается похоронное бюро, и мертвые тела, холодные и неподвижные, лежат прямо под полом – тем самым, на который она, Роз, ступает, едва войдя в дом. Однажды Роз стояла в коридоре, ждала, пока Сабрина спустится, и вдруг, словно наяву, увидела, как прямо у нее под ногами лежит покойница. Лежит и смотрит на Роз снизу вверх широко раскрытыми глазами, белыми и невидящими.
«Куда попадают люди после смерти?» – спросил однажды отец, когда Роз была совсем маленькая, и она ответила: «В дом к Сабрине».
Ей до сих пор помнится суровое, разочарованное папино лицо. Он объяснил, что после смерти люди попадают на небеса или в ад.
Если они вели себя хорошо и верили в Бога, то попадают на небеса, а если грешили и не веровали, то прямиком в ад.
А то, что попадает в дом к Сабрине, это всего лишь пустые оболочки, из которых отлетела душа. Роз в это поверила. Она сама почти не сомневалась, что поверила.
Но все равно ей до сих пор было страшновато даже проходить мимо дома Спеллманов. Даже разговаривать с кошмарными тетушками Сабрины, с ее кошмарным родственником. Папа сказал, они грешники, и Роз чувствовала, что у них, по меньшей мере, есть какие-то секреты.
Может, секреты и грехи – это одно и то же.
И еще эти странные сны. Роз хранила их в секрете. Значит, она тоже грешница.
Во сне она видела призраков в лесу, тени висельников, которые качались на ветвях и не давали сделать ни шагу. Во сне она видела, как семейство Кинклов с ружьями охотится в чаще. Она до дрожи боялась отца Харви, хоть преподобный Уолкер и говорил, что Кинклы – люди хорошие. Во сне она видела Эмброуза Спеллмана в покойницкой, с кровью на лице, и он смеялся. А свою лучшую подругу, Сабрину, Роз видела в лесу, в белом платье, которое вдруг стало черным.
И хуже этого, хуже всего… Иногда картины, которые видела Роз, расплывались, словно с мокрого полотна стекали все краски мира. Она видела себя в зеркале, и глаза наполнялись тьмой, и тьма стекала по лицу длинными черными струями. И среди всеохватной, необоримой тьмы оставались всего несколько крапинок цвета, и она плакала, и слезы становились тенями, и ничто уже не имело никакого смысла.
Роз любила свою подругу и боялась за нее, хотя в обыденном мире, кажется, не было никаких причин для страха. Она и за себя боялась, только ничего не говорила друзьям. Не из-за снов. Не из-за того, что подводят глаза.
У нее начались головные боли, и слова отцовских проповедей стучали в голове, как молот. Его голос грохотал, обличая, и совсем не походил на обычные тихие, любящие тона. Ей казалось, что от этих слов расколется голова. Или она заплачет кровавыми слезами.
«Верите ли вы в то, чего не можете увидеть?» А если она совсем ничего не видит, во что же тогда верить? «Блаженны те, кто не видит, но все же верует». А как же быть с тем, что она видит? Надо ли верить в каждое видение?
Во сне мир представляется совсем не таким, как наяву. Интересно, что видят во сне остальные. Каждого волнует, что окружающие могут воспринимать мир совсем по-иному. Но Роз, пожалуй, волнуется сильнее других.
Роз видела странные сны, и ее терзали сомнения. В те дни, когда видения становились особенно страшными, в те дни, когда случались самые необычные происшествия, сомнения мучили ее сильнее всего.
Она не понимала: то ли видения предупреждают ее о том, что Сабрине грозит опасность, то ли опасность кроется в самой Сабрине.
Дьяволы встают на пути у звезд
В то утро я спустилась и обнаружила, что тетя Зельда неодобрительно смотрит поверх газеты на то, как Эмброуз прислонился к дверному косяку и заигрывает с почтальоншей.
– Ну, вы же помните ту пословицу, – услышала я его воркование. – Как там говорится? Что-то про добрые дела и посылки.
Девушка была рыжая, веснушчатая, поэтому было хорошо заметно, что она зарделась как маков цвет. У нас сменилось множество почтальонов и почтальонш. То ли их отпугивал Эмброуз, то ли тетя Зельда просила их сменить.
Тетя Зельда села рядом со мной за кухонный стол. Обычно тетя Хильда стоит у плиты и готовит мне завтрак, но сегодня ее не было. Я выглянула в окно и увидела над могилой свежий земляной холмик. Поперхнулась и насыпала себе хлопьев.
Через пару минут вразвалочку вошел Эмброуз и протянул тете Зельде конверт из школы. Наверное, об очередном родительском собрании. Тетя Зельда проигнорировала конверт: она с полным презрением относилась так ко всему, что касалось моей человеческой жизни. На завтрак у нее, как обычно, была сигарета.
– Эмброуз, ты что? – вопросила тетя Зельда. – Это же просто человек! Обыкновенная почтальонша!
Эмброуз пожал плечами и выхватил у меня коробку с хлопьями.
– Только не подумайте, что я в нее искренне влюбился. Просто я не так уж много людей вижу. Мне что, строить глазки плакальщицам на похоронах? Это будет дерзко и неуместно.
– Ты много раз проделывал эти дерзкие и неуместные вещи, – напомнила тетя Зельда.
Эмброуз с ухмылкой взмахнул ложкой.
– Совершенно верно. И дальше буду делать, милая тетушка. – Он пожал плечами и принялся уплетать хлопья. – Просто я ищу себе связного.
– С кем – с преступным миром? – выгнула бровь тетя Зельда. – Для чего тебе нужны связные? Живи спокойно и поклоняйся Сатане, как положено. Больше я от тебя ничего не требую. И, ради Темного повелителя, Эмброуз, сядь, как подобает джентльмену.
Она помахала сигаретой, повелительным жестом вставила ее в старомодный мундштук, похожий на крошечные вилы. Эмброуз, ухмыляясь, так и не снял ногу со спинки соседнего стула.
Тетя Зельда в несколько коротких затяжек выкурила сигарету.
– Ты уже лет семьдесят пять носишь пижамы, – сказала она. – Неужели не можешь одеться нормально?
– А зачем? – пожал плечами Эмброуз. – Я же все равно не собираюсь выходить из дома. Халаты и пижамные штаны – типичный наряд отшельника, а я привержен эстетике уединения.
Я подергала за концы бархатного шарфа, который он намотал на шею, хотя был даже без рубашки.
– Тогда зачем так украшать свой халат?
Эмброуз улыбнулся прямо с ложкой во рту.
– Это же очевидно, Сабрина. Я хочу быть изысканным отшельником.
Тетя Зельда фыркнула. Сама она сидела, словно аршин проглотив, и была одета в полосатую блузку с необычайно высоким воротником и двубортный синий жакет. Однажды, когда тетя Зельда не слышала, Эмброуз заметил, что она одевается как злая секретарша из рекламы. Надеюсь, он не имел в виду ничего плохого.
Загрохотал дверной молоток, и я улыбнулась. Поскольку почту уже принесли, прийти мог только один человек.
Тетя Зельда скривилась, с громким стуком положила мундштук на стол и встала.
– Видеть не могу людей до полудня.
– Может, тетя Хильда откроет, – вкрадчивым голосом предложил Эмброуз. – Погодите-ка, а где же тетя Хильда?
– Она проснулась чуть свет и стала выступать, поэтому я ее убила, – бросила тетя Зельда через плечо и удалилась вверх по лестнице.
Эмброуз откинулся на спинку стула.
– Чудесное у нее настроение. А ты как, сестренка? Готова увидеть, как работают наши чары?
Я все смотрела и смотрела за окно, на свежую могилу. Тетя Зельда то и дело убивает тетю Хильду. Все не так страшно, как кажется. Она хоронит тетю Хильду, а потом тетя Хильда возвращается как новенькая, живая и здоровая. Ничего особенного. Магией можно починить все что угодно.
И все-таки…
– Терпеть не могу, когда она так делает, – прошептала я.
Эмброуз запустил руку мне в волосы. У него все жесты такие – небрежные, мимолетные, пальцы порхают, как бабочки, едва касаются и бегут дальше.
– Понимаю, сестренка, – прошептал он.
Ему тоже это не нравится, но он лишь изредка отпустит шпильку тете Зельде и умолкает, как будто его это совсем не трогает.
Ведьмы и чародеи с их холодными, переменчивыми сердцами.
Ничего страшного, сказала я себе и одернула свитер. Вернусь домой и увижу тетю Хильду у плиты, как обычно. А сейчас посмотрим, чего я добилась при помощи магии.
– Пойду открою. Это Харви.
– А я пойду вниз, развлеку парочку очаровательных покойниц, – заявил Эмброуз. – Клянусь буфетом Темного повелителя, до чего же мне одиноко!
В школе говорят – страшно жить в доме, когда внизу покойницкая. Знали бы они, что это отнюдь не самое страшное в моей семейке.
Я открыла дверь. На веранде стоял Харви. Сегодня его глаза не блуждали. Он смотрел на меня с восторженным обожанием, будто все во мне – от пуговиц на свитере до пряжек на туфлях – сверкало великолепием.
– Сабрина, ты золотая и прелестная, как утренняя заря!
– Гм, спасибо, – ответила я, и Харви просиял, как будто восхищенный звуком моего голоса.
Такое приветствие было для него необычно, но под лучами его теплой улыбки я расслабилась. Иногда Харви бывал задумчив, словно уносился мыслями куда-то далеко, но сегодня просто лучился восторгом, ясным и чистым, как солнечный свет. Ему это очень шло. Вот для этого и нужно использовать магию: чтобы разглаживать мелкие несовершенства мира, делать его лучше.
– Приятно видеть тебя таким радостным, – заметила я. – А то уж волновалась, не случилось ли чего-нибудь.
Я поцеловала его, и он вздохнул прямо мне в рот.
– Все просто прекрасно, – сказал Харви.
* * *
Целый день Харви провожал меня из класса в класс, носил за мной книги и тетради. Как-то раз я попыталась отобрать у него учебник истории, но он вцепился в него обеими руками. И глядел на меня с обожанием. Я ухватилась за книгу посильней и дернула.
– Харви, – вполголоса проговорила я.
– Сабрина, – лучезарно улыбнулся он.
– Пусти.
– Позволь мне сделать это для тебя. – Его огромные ласковые глаза стали еще огромнее и ласковее, чем обычно. – Я хочу делать для тебя все.
– Я тебе очень признательна, – пропыхтела я, – но… все равно… пусти!
Он разжал-таки руки, и после этого я спиной вперед пролетела полкоридора с книгой в руках. И только легкая магия не дала мне врезаться в шкафчики у стены.
За обедом мы с Роз, Сьюзи и Харви сидели за нашим обычным столиком, и Харви одарил своей новой лучезарной улыбкой всю компанию. Остальные испуганно вздрогнули, но порадовались.
– Харви, тебе сегодня получше? – осведомилась Сьюзи.
– Сегодня чудесный, замечательный день, – на полном серьезе сообщил Харви. – Потому что у нас есть Сабрина!
Брови Сьюзи взлетели, как ракеты.
– Надо думать.
Разговор быстро свернул с моей расчудесной персоны на другие темы. Харви продолжал сиять и улыбаться, но это было приятно. Я расслабилась и, когда он пошел относить свой поднос, не подумав брякнула:
– По дороге захвати мне клюквенного морса!
Харви обернулся ко мне, и в его глазах был ужас. Я осмотрелась по сторонам, не понимая, откуда исходит угроза.
– И ты все это время сидишь и умираешь от жажды! Сказала бы раньше. Мне невыносимо думать о твоих страданиях!
– Со мной все хорошо, – заверила я в полной тишине.