скачать книгу бесплатно
С годами кабинет стал для меня источником душевного спокойствия и радости. Элегантностью кабинетов некоторых джентльменов он не отличался; пожалуй, кое-кто счел бы его «захламленным». Помимо книг, здесь хранились мои рабочие дневники, карты, наброски и завершенные картины, собранные в экспедициях образцы и множество безделушек, привезенных из путешествий. Поверх стопок бумаг покоились морские раковины, собранные Джейком, одну из книжных полок подпирала копия яйца, вывезенного с Рауаане. (Вырезанный из окаменевшего белка настоящего яйца огневик до сих пор втайне хранился на самом верху платяного шкафа, хотя несколько обломков я за это время огранила и продала.) Высоко на стене, над книжными полками, красовалась неровная вереница гипсовых слепков окаменевших следов доисторического дракона, год назад обнаруженных Конрадом Вигфюссоном на юге Отоле.
На столе – там, где я оставила его с утра – лежал крупный коготь. Присланный неким охотником за окаменелостями из Ишнаца, этот коготь являл собой неразрешимую загадку. Приславший оценивал его возраст в десятки тысяч лет, если не более. Изумительная возможность заглянуть в далекое прошлое драконов… конечно же, если допустить, что коготь действительно принадлежал дракону. Соответствующих ему костей, обычно помогающих в классификации образцов, охотник за окаменелостями рядом не обнаружил. В этом случае подсказкой могло послужить само отсутствие костей: если владелец когтя принадлежал к «драконам настоящим», естественно, кости его распались, не успев окаменеть. (Да, естественная консервация драконьей кости возможна, но необходимая для этого химическая среда встречается в природе так редко, что кости древних драконов науке почти неизвестны – какое бы множество шарлатанов и жуликов ни уверяло вас в обратном.)
Итак, допустим, это мог быть дракон. Но в таком случае – дракон чудовищной величины, рядом с которым крупнейшие из современных пород казались бы карликами: длина когтя от основания до острия лишь самую малость не достигала тридцати сантиметров. Том высказал предположение, что размер когтя мог не соответствовать величине прочих частей тела дракона, и с точки зрения биологии это вполне возможно, однако каким могло быть назначение столь огромного когтя – остается загадкой по сей день. Охота? Самозащита? Привлечение самок? Догадок много, но фактов – ни одного.
На самой высокой полке в кабинете стоял ящик. Его невзрачная наружность наталкивала на мысль, будто внутри нет ничего интересного, однако под его крышкой, втайне от всех, кроме нас с Томом, хранилось величайшее из моих сокровищ.
Убедившись, что дверь заперта, я сняла ящик с полки и подняла крышку. На дне лежали комья застывшего гипса, скрепленные меж собой проволокой. Возможно, читавшие предыдущий том моих мемуаров помнят: то был гипсовый слепок полостей внутри окаменевшего яйца с Рауаане – пустот, некогда занятых телом зародыша.
К несчастью, слепок был слишком хрупок, чтоб рисковать везти его морем в Ахию, и притом в буквальном смысле уникален. Я изучала его сотню раз, зарисовала со всех мыслимых углов и вполне могла взять с собой эти рисунки, но непосредственного наблюдения не заменит ничто, а потому я оглядела его в последний раз, стараясь запомнить каждую мелочь.
Я была уверена, но пока не могла доказать, что он наглядно подтверждает существование некоего неизвестного нам, ныне вымершего вида драконов, действительно прирученного древними драконианами, как говорится в легендах. Благодаря неподатливости большинства драконьих пород, эти легенды считались в лучшем случае сомнительными, однако сей утраченный вид вполне мог оказаться более покладистым. Да что там, я не раз думала: уж не эта ли покладистость и послужила причиной его вымирания? Некоторые породы собак одомашнены нами настолько, что выжить на воле уже не способны. Если дракониане вырастили подобное животное, с исчезновением их цивилизации вполне могло исчезнуть и оно.
Однако все эти рассуждения были всего лишь умозрительными гипотезами. К тому же, если даже внешний вид эмбриона из-за окаменения белка и изъянов слепка вызывал серьезные сомнения, кто мог бы догадаться, как выглядела взрослая особь? В те времена о развитии драконьих эмбрионов было известно до обидного мало.
Оставалось надеяться, что в Ахии, имея достаточно времени и погибших (что неизбежно) детенышей для препарирования, удастся получить удовлетворительный ответ.
В дверь кабинета постучали.
– Минутку! – откликнулась я, убирая слепок в ящик, забираясь на кресло, чтобы вернуть его на полку, подальше от посторонних глаз, и чувствуя за собой нешуточную вину.
В самом деле, мне ли ворчать на армию Его Величества, затыкающую натуралистам рот, в то время, как я сама сижу на бесценных научных данных, словно собака на сене? И если бы только это! В ящике стола, в каком-то метре за моей спиной, лежали под спудом не менее ценные данные!
Проблема со слепком заключалась в том, что мне не хотелось объяснять, откуда он взялся. Сама я очутилась на Рауаане непреднамеренно, а вот остальные, едва узнав о рауаанских руинах, устремятся туда целенаправленно. Можно сказать, бросятся целыми толпами, как только прослышат, что в кладке окаменелых яиц таится сокровище – множество крупных неограненных огневиков. С того самого дня, как слепок был готов, я изо всех сил старалась измыслить правдоподобную историю его происхождения, не исказив правды выдумкой и не раскрывая лишнего, но успеха до сих пор не добилась.
Что до бумаги в ящике стола… в данном случае мои побуждения не отличались и десятой долей того же благородства.
– Войдите! – сказала я, спустившись с кресла и отойдя от упомянутой полки.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла Натали Оскотт. В прошлом моя сожительница и компаньонка, она обзавелась собственным домом вскоре после того, как Джейк пошел в школу.
– Учительница ему больше не нужна, – объяснила она, – а тебе вовсе не помешает лишнее место для книг.
Последнее было лишь вежливым предлогом. Когда-то я обещала подготовить ее к жизни независимой и эксцентричной старой девы, и нужного результата достигла, хотя я вряд ли вправе приписывать сию заслугу себе. Натали нашла свое призвание в технике и мало-помалу обзавелась кругом друзей-единомышленников, не оставлявших ее без приличной работы. Правда, в средствах она была довольно ограничена – вне всяких сомнений, оставшись приличным членом высшего общества, она жила бы много богаче, – однако вполне могла самостоятельно оплачивать собственные счета и предпочитала довольствоваться этим. Препятствовать я даже не помышляла, хотя без нее и Джейка в доме порой становилось одиноко.
Войдя, она окинула меня любопытным взглядом.
– Странные вещи творит с тобой жизнь в одиночестве. Чем ты таким занималась, что мне пришлось ждать в коридоре?
– Ты же меня знаешь, – с беззаботной улыбкой ответила я. – Танцевала, напялив на голову панталоны, и не могла принять тебя в этаком виде. Присаживайся. Том сообщил тебе новости?
Том с Натали жили не по соседству, но по пути домой он вполне мог завернуть в мастерскую, где Натали и ее друзья возились со своими железками.
– О вашем отъезде на будущей неделе? Да, сообщил. Что собираешься делать с домом?
Я села за стол и положила на сукно подставки для письма чистый лист бумаги.
– Думаю, просто запру. Теперь я могу себе это позволить, да и подыскивать съемщика времени нет. Если хочешь, живи на здоровье. В конце концов, ключи у тебя есть.
– Спасибо, не стоит. Хотя за книгами наведываться буду, если ты не против на время собственного отсутствия уступить роль библиотекаря мне.
Мысль была превосходной, и я поблагодарила Натали. Так называемый «Летучий Университет», основанный в моей гостиной, разросся до целого множества собраний во множестве фальчестерских домов, однако моя библиотека все так же служила в сей паутине одним из важнейших узлов. Правда, мои книжные полки не могли удовлетворить всех возникавших запросов, и это натолкнуло меня на новую мысль.
– Вдобавок у меня здесь несколько книг, которые нужно вернуть владельцам. Одну, по-моему, Питеру Лансбери, а еще две или три – Джорджине Хант.
– Я их прихвачу, – согласилась Натали. – Тебе и без того забот хватает. Что это ты пишешь? Уж не письмо ли Джейку?
Так оно и было, хотя дальше даты и приветствия дело пока не продвинулось. Ну, как сообщить тринадцатилетнему сыну, что через неделю я уезжаю за границу, вернусь неизвестно когда, а его взять с собой не могу?
Натали знала Джейка не хуже меня.
– Не забудь проверить багаж до того, как корабль выйдет в море, – со смехом сказала она. – Не то, прибыв в Ахию, обнаружишь сына в сундуке среди шляпок.
– Ахия – это пустыня, и, следовательно, не слишком ему интересна.
Однако Джейку все равно захотелось бы ехать со мной. Когда он был еще мал, я оставила его дома, отправившись в Эригу, а когда подрос, искупила вину, взяв его с собой в кругосветное плавание. Сей поступок заронил ему в голову кое-какие идеи. Любовью всей его жизни стало море, но, если брать шире, в голове у него намертво отпечаталось, что путешествовать в иные страны непременно должен каждый мальчишка, причем – регулярно. Я устроила его в лучшую школу, какую только позволяли положение и средства – в Сантли-колледж, в те времена к наивысшему разряду еще не принадлежавший, – но мальчишка, купавшийся в море среди драконьих черепах, неизбежно должен был там заскучать.
Как ни странно, мысли о сыне тут же потянули за собой мысли о животных – не должны были, но тем не менее. В конце концов, Джейк был сыт, одет, обут, и в моей заботе не нуждался – в отличие от некоторых других живых существ.
– Хочешь взять к себе моих медоежек? Или лучше отдать их Мириам?
Натали скорчила гримасу.
– Как настоящей подруге, мне следовало бы сказать: да, я с радостью присмотрю за ними, но, если честно, я слишком часто засыпаю прямо в мастерской, чтоб брать на себя заботу о каких-либо живых существах. Жаль будет, если ты вернешься и обнаружишь, что твои зверушки мертвы.
– Значит, Мириам.
Конечно, медоежки – не птицы, по коим специализировалась Мириам Фарнсвуд, однако Мириам они нравились. Понимая, что письмо Джейку требует полной сосредоточенности, я отложила перо и хрустнула пальцами.
– О чем я еще могла забыть?
– Приличные платья для пребывания в городе, брюки для выходов в поле. Шляпки. Хотя нет, там ведь придется повязывать голову платком, верно? Что еще… Инструменты для препарирования. Конечно, там тебя должны обеспечить скальпелями, лупами и всем остальным, и у мистера Уикера есть собственный набор, твой подарок, но береженого бог бережет. Я слышала, у ахиатов есть какое-то масло или мазь, защищающая кожу от солнца – возможно, и тебе она не помешает.
Натали подняла взор к небу, изучая потолок, будто в надежде найти там список необходимого.
– С малярией в Ахии как?
– Насколько я знаю, имеется. Но тут придется рискнуть: аманиане выпивку не одобряют.
Конечно, и среди аманиан не все блюдут предписания веры одинаково ревностно, но мне не хотелось с самого начала создавать о себе превратное впечатление, сойдя с корабля с ящиком джина в багаже.
После этого Натали поинтересовалась, где мне предстоит жить, и, выслушав ответ, сказала:
– Палатки? Другое походное снаряжение?
– Лорд Россмер ясно дал понять, что от меня требуется сидеть в Куррате и работать над заданием военных.
Натали иронически прищурилась, и я рассмеялась.
– Да-да, знаю, знаю. Но если научные поиски вдруг, чисто случайно, заведут меня в пустыню, я наверняка смогу найти подходящие палатки у местных торговцев. Вместе с верблюдом, который их повезет.
– Тогда ты вполне готова, – сказала Натали. – Насколько это возможно.
Что означало «не готова и наполовину», но с этим фактом я смирилась давным-давно.
* * *
В Сенсмуте, встретившись с Томом и глядя на судно, что вскоре повезет нас к берегам Ахии, я невольно вспомнила прошлое.
Четырнадцать лет назад мы стояли здесь же, почти на том же самом месте, готовясь отбыть в Выштрану. Но в тот день нас было четверо: мы с Джейкобом, Том и его покровитель, лорд Хилфорд. Джейкоб не вернулся домой живым, а лорд Хилфорд отошел в мир иной прошлой весной, после многолетнего прогрессирующего недуга. Счастье, что лорд успел увидеть своего протеже действительным членом Коллоквиума Натурфилософов, хотя я достичь того же не смогла…
Должно быть, Тому вспомнилось то же самое.
– Не слишком похоже на тот, первый отъезд, – сказал он.
– Да, – согласилась я. – Но я думаю, оба они были бы рады видеть, чего мы достигли.
Резкий, пронизывающий ветер с моря навевал тоску о жаркой пустыне, ждавшей нас впереди. Нелепую тоску, нелогичную: акинис, даже в Ахии, на юге Антиопы, – месяц не самый теплый, однако там, конечно, теплее, чем в Ширландии. Ну, а пока, чтобы спастись от холода, оставалось одно: обратить мысли к будущему – к ахиатским пустынным драконам.
Во многих отношениях они являют собой, так сказать, квинтэссенцию драконов. Именно их образ и возникает перед глазами, когда слышишь слово «дракон». Золотая, как солнце, чешуя, породившая легенды, будто драконы спят на грудах втайне накопленного золота, отчего их шкура со временем покрывается слоем сего драгоценного металла; огненное дыхание, опаляющее, словно жар самой пустыни в разгаре лета… За свою научную карьеру я видела немало различных драконов, включая таких, которых можно было назвать драконами лишь с немалой натяжкой, но пустынного дракона видела вблизи только раз – да-да, того самого карлика-альбиноса в королевском зверинце, много лет назад. Теперь же мне предстояло увидеть их во всем великолепии.
– Спасибо, Том, – сказала я. – Знаю, я это уже говорила, и, видимо, повторю еще не раз, но повторение эти слова как-нибудь да перенесут. Этой возможностью я целиком и полностью обязана вам.
– И вашей собственной работе, – напомнил он, но тут же печально улыбнулся и добавил: – Не за что. Спасибо вам. Мы ведь добились этого вместе.
В словах его слышалось столько неловкости, что я не стала продолжать. Я просто подняла голову, подставила лицо морскому ветру и устремила взгляд в сторону судна, на котором мы вот-вот должны были отплыть в Ахию.
Глава вторая
Прибытие в Румиш – Встреча в порту – Курительный салон – Вверх по реке, в Куррат – Шимон и Авива
Сама природа снабдила румишскую гавань грандиозными, внушающими благоговейный восторг воротами. По обе стороны узкой полоски воды высятся огромной клешней два скальных мыса. Во времена войны между ними легче легкого было протянуть цепь, дабы преградить вражеским судам вход в гавань. Однако калифы династии Сарканидов сочли, что этого мало, и украсили оба мыса парой монументальных драконианских статуй, вывезенных из так называемого Храма Безмолвия, что в Лабиринте Змеев. Морские ветры не пощадили драконоглавых фигур, и ныне, как ни печально, черты их почти неразличимы, но от того их неколебимая стать выглядит ничуть не менее впечатляюще.
Пока корабль приближался к этим недвижным стражам, я стояла у леера и рисовала карандашом, то и дело вскидывая взгляд на их громадные силуэты. Сентиментальные чувства к сей древней цивилизации среди моих слабостей не числились, однако после того, как мы открыли разрушенный подземный храм на Рауаане, мой интерес к драконианам день ото дня рос как на дрожжах. Что за породу драконов выводили они на этом острове? С какой целью? Дожили ли их драконы до наших дней, или исчезли в глубине минувших тысячелетий? В тот день, при входе в румишскую гавань, я позволила себе на минуту поддаться сентиментальности: ведь эти изъеденные временем каменные исполины вполне могли видеть ответы на все мои вопросы собственными глазами…
Затем мы миновали ворота и оказались в гавани. Здешний порт оказался не таким оживленным, как в Джайдире, расположенном в устье средней из трех ахиатских рек: вход в джайдирскую гавань значительно шире, и посему она куда лучше подходит для крупномасштабной морской торговли. Однако не остается обделенным и Румиш, где можно встретить флаги всех антиопейских стран. Даже в те дни движение сквозь узкие ворота регулировалось местными властями, дабы пролив не оказался закупорен судами настолько, что это могло бы привести к крушению.
На пирсе нас ждали двое в тускло-коричневых мундирах ширландской армии. Один из них носил фуражку и полковничьи погоны. Второго я тут же узнала без всяких знаков различия.
– Эндрю!
Мой восторженный вопль почти потерялся в портовом шуме. Бросив дорожную сумку, я поспешила вперед и повисла на шее брата – единственного из родственников, с кем действительно сохранила добрые, а не всего лишь сносные отношения.
– Я думала, ты все там же, в Койяхуаке!
– Я там и был, до недавнего времени, – ответил брат, со смехом кружа меня в воздухе. – Но прошел слух, что ты можешь приехать сюда, и я попросил перевода. Только заранее предупреждать не хотел: вдруг дело не выгорело бы.
– Другими словами, не мог упустить шанса застать меня врасплох, – укоризненно сказала я.
Далекая от раскаяния ухмылка брата подсказывала, что слова мои угодили точно в яблочко, но тут нас прервал строгий оклик.
– Капитан Эндмор!
Ворота в румишскую гавань
При звуках собственного имени Эндрю вытянулся в струнку и одернул китель, бормоча извинения в адрес полковника Пенсита. Мой укоризненный взгляд не шел ни в какое сравнение с укоризной в глазах полковника. Нетрудно было догадаться, какой разговор предшествовал нашей встрече на пирсе: Эндрю (из всех сил стараясь сохранять приличествующее офицеру достоинство) упрашивает полковника позволить ему встретить нас, и Пенсит дает согласие – при условии, что Эндрю будет вести себя надлежащим образом. В молодости брат несколько лет валял дурака в университете, но затем решил, что армейская служба подойдет ему лучше, однако это «лучше» все-таки не означало «идеально». Я ссудила его средствами на приобретение лейтенантского патента (высшее звание, какое я могла приобрести, не продавая слишком большой партии огневиков за раз), а после того, как его командир был убит, он получил повышение, но вряд ли сумел бы когда-нибудь подняться выше, так как не воспринимал военную службу с должной серьезностью, как бы хотелось его начальству.
Тут Пенсита отвлек Том.
– Насколько я понимаю, вы здесь, чтоб отвезти нас в Куррат? – спросил он, подавая полковнику руку.
– Да, мы наняли речную барку, – ответил Пенсит. – Однако выгрузка вашего багажа с корабля и погрузка его на барку займет целый день, и посему мы с капитаном Эндмором сняли номера в отеле. Так что у вас есть шанс привести себя в порядок с дороги, а затем можете присоединиться ко мне в курительной.
Последнее явно было адресовано Тому и только Тому, но не мне. Дамам курить не подобало (хотя, конечно, некоторые курили и в те времена, а ныне курильщиц среди дам стало гораздо больше), и, таким образом, курительные салоны являли собой исключительно мужскую территорию. И не захочешь, а призадумаешься: намеренно ли Пенсит пытается исключить меня из разговора, или это просто бездумный рефлекс?
В любом случае, указав на это, я выглядела бы склочницей – особенно после того, как Эндрю с ухмылкой ткнул меня локтем в бок:
– А у нас с тобой будет шанс потрепаться, а?
– В самом деле, – согласилась я.
Раздраженная репликой Пенсита, я все же не могла отрицать, что мне не терпится побыть с братом. Отношения с прочими близкими родственниками были уже не так скверны, как раньше: почетное рыцарское звание хотя бы в какой-то мере сузило брешь между мной и матерью, но я, со своей стороны, поддерживала связь с ней скорее ради семейной гармонии, чем по велению сердца. С отцом мы, напротив, ладили неплохо, однако я до сих пор не избавилась от его образа, сложившегося в детстве – образа мелкого языческого божка, коего следует задабривать жертвами, но невозможно полностью понять. Эндрю же оставался единственным родственником, к кому я испытывала искреннюю привязанность – кроме, разумеется, сына.
Отойдя в сторону, Эндрю прикрикнул на кучку туземцев – портовых грузчиков, взявших на себя труд перетащить наш багаж с корабля на барку. Те неохотно поднялись на ноги и принялись за дело. Затем мы отправились в отель, располагавшийся на вершине чрезвычайно крутого холма, открытой любым прохладным ветеркам, на какие только могла расщедриться пустыня.
Как и во многих отелях Южной Антиопы, женские номера – ради удобства постоялиц – были отделены от мужских. Поэтому, поднявшись смотреть свою комнату, Эндрю я оставила во дворе. К моему возвращению он успел заказать чаю, причем такого сорта, которого я прежде не пробовала. Горячий чай оказался весьма кстати: день выдался хоть и солнечным, но много холоднее, чем я ожидала.
– А знаешь, – заговорил Эндрю с таким видом, который мог означать только одно: сейчас он скажет нечто чрезвычайно прямолинейное, – никак не пойму, отчего все думают, будто ты состоишь в отношениях с этим парнем, Уикером. Ведь с первого взгляда ясно: это полная чушь.
– Даже не знаю, благодарить тебя, или как, – с сухой иронией сказала я, опуская чашку на блюдце.
– Да ладно, ты прекрасно понимаешь, о чем я. С тем же успехом он мог бы быть евнухом. Здесь, кстати, есть настоящие евнухи, знаешь? Большей частью в правительстве. Клянусь: половина министров, с которыми мне довелось встречаться, без бубенцов ходит!
Да уж, армейская служба явно повлияла на манеры братца не самым чудесным образом.
– А со многими ли из правительства тебе приходится вести дела?
– Вести дела? Мне? Нет, какие там дела! Дела с ними ведет генерал, лорд Фердиган, и его штаб в Сармизи, ну и Пенсит иногда. Начальство то есть. А я – так, бумаги за ними таскаю.
Судя по тону, Эндрю был рад оставаться позади, и в этом я его вполне понимала. Меня тоже вряд ли собирались приглашать на встречи с местными министрами, поскольку ни ахиаты, ни мои соотечественники отнюдь не жаждали моего участия в делах дипломатических, и в целом я была этому только рада… однако в глубине души нередко возмущалась этакой дискриминацией – точнее, ее причиной.
Тут мне пришло в голову, что брат непременно присутствовал на множестве совещаний, касающихся и меня. Вопрос только – слушал ли он, о чем там говорилось…
– Что мне не помешает узнать, прежде чем с головой окунуться в работу?
Эндрю задумчиво склонил голову набок, снял фуражку и принялся обмахиваться ею, будто веером (вполне возможно, тем самым нарушая этикет, принятый среди военнослужащих). На мой взгляд, день был отнюдь не жарким, однако брат по дороге наверх, в отель, заметно взмок.
– Все вне себя. Никто не ждал, что дело так затянется: ведь наша передовая наука должна была решить задачу на раз-два; плевать, что люди пытаются разводить пустынных драконов с незапамятных времен – и без малейшего успеха, – он прекратил обмахиваться фуражкой и склонился вперед, опершись локтем о колено. – Если честно – нет, я и не думаю на тебя давить или еще что-то в этом духе, но – даже не знаю, долго ли протянет этот альянс. Нас с ахиатами вынуждает к сотрудничеству только одно – все эти дела с йеланскими целигерами. Если в скором времени какого-либо прогресса не наметится, союз может развалиться.
