скачать книгу бесплатно
– Да?
В эту секунду никому, кроме кабатчика, не было видно его лица. Кабатчик вдруг почувствовал, как какая-то странная дрожь пронизала его с головы до ног. Его рука с зажатым в ней стаканом невольно дернулась, и половина виски выплеснулась на пол. Все еще охваченный этим непонятным смятением, он растерянно опустил стакан на стойку, но потом, внезапно передумав, схватил его и одним глотком опрокинул в себя содержимое. Затем мучительно раскашлялся, но даже не сделал попытки уйти. Вцепившись в стойку обеими руками, замер на месте как вкопанный, но смотрел не на братьев Огден, а лишь на одного Дестри, будто зачарованный тем странным спектаклем, который разыгрывался перед его глазами.
– Дестри, – подхватил Кларенс Огден вслед за братом, – ты ведь не забыл то время, когда попортил нам немало крови, а?
– Я? – спросил Дестри все тем же безжизненным тоном. – Вы хотите сказать, что я причинил вам какое-то зло?
– Именно ты, – резко бросил ему в лицо Джадд Огден.
В зале повисла мертвая тишина. Посетители боялись шевельнуться, только обменивались боязливыми взглядами, абсолютно не сомневаясь, что близится ужасная развязка.
– Ну, если вы так говорите, – смущенно произнес Дестри, – прошу меня простить. Страшно сожалею, если по моей вине у кого-то в этом прекрасном городе возникли неприятности! При одной мысли об этом у меня на душе тяжело!
Говоря это, он словно случайно отодвинулся от стойки и повернулся лицом к залу. С губ его сорвался короткий, лающий смех.
Невольные зрители едва верили своим ушам. Вытаращив глаза, они переглядывались, кое у кого отвисла челюсть. Что же до братьев Огден, они обменялись загадочными взглядами, потом перемигнулись, словно именно этого и ожидали. Через мгновение тяжелая туша Кларенса Огдена двинулась вперед и нависла над Дестри.
– Ты вонючая крыса! – презрительно фыркнул он.
Но Дестри даже не шелохнулся, будто не слышал.
– Это тяжкое оскорбление, – наконец произнес он.
А как только прозвучали эти слова, всем стало ясно, что он вовсе не боится! Этот жалкий трус, ничтожество, которому даже не было названия, вдруг чуть отодвинулся от стойки и повернулся лицом к обоим Огденам. В его бесстрастном голосе не было и намека на страх!
– Это тяжкое оскорбление, – повторил Дестри.
И опять его голос звучал ровно!
Все происходящее было похоже на то, как если бы тщательно замаскированное кустами и ветками орудие вдруг дало неожиданный залп. Сальные физиономии обоих братьев мгновенно помертвели. Примолкшие зрители, влекомые каким-то подсознательным чувством, придвинулись ближе друг к другу, встав плечом к плечу так, что образовался полукруг. Стояла оглушающая тишина.
И вновь прозвучал голос Дестри:
– Почему вы так назвали меня, парни?
Братья Огден молчали.
Они-то примчались сюда в полной уверенности, что встретятся с диким зверем, чьи когти и зубы вырваны, а потому он больше не представляет ни малейшей опасности. Но вдруг выяснилось, что это не так!
– Я вижу, вы двое хотели меня оскорбить, – заявил Дестри. – Ваши слова больно меня задели. В чем дело, ребята? Я пришел сюда, чтобы немного выпить в тишине, и вдруг вваливаетесь вы, Огдены. Храбрые. Здоровые. Хорошо известные в этом городе. И ни с того ни с сего называете меня вонючим скунсом или как-то вроде этого, а за что?
Он улыбнулся обоим братьям, но те и не подумали улыбнуться в ответ.
– Не хотите же вы сказать, – Дестри говорил все тем же невозмутимым тоном, – что явились сюда, рассчитывая найти беспомощного щенка, а вместо этого нарвались на злобного пса?
Улыбка его стала шире. Он улыбался, а изумленные зрители заморгали: прямо у них на глазах Дестри как будто стал выше ростом, спина его распрямилась, опущенные плечи развернулись, в тусклых глазах появился блеск.
– Не хотите ли вы сказать, – между тем опять повторил Гарри, – что братья Огден еще раз доказали: они лишь пара трусливых крыс, которые готовы тут же пуститься наутек, стоит лишь кому-то оскалить зубы!
Он сделал к ним один крохотный шаг, и оба верзилы испуганно шарахнулись в сторону.
– Не хотите ли сказать, что вы – парочка грязных жуликов? – продолжал Дестри. – Или просто трусливые койоты, – добавил уже громче, – что бегают взад-вперед по городу, стараясь походить на настоящих мужчин, у которых достаточно смелости, чтобы довести задуманное до конца?
Где же он, страх? Да его никогда и не было в этом человеке!
Его бескровное лицо было ярко освещено, ноздри яростно раздувались. Глаза, еще минуту назад тусклые и безжизненные, теперь горели огнем. Свидетели разыгравшейся сцены молчаливо отодвинулись и прижались к стене. Если сейчас кто-то и вызывал у них жалость, то это был уже не Дестри, а та парочка, что застыла перед ним.
Кларенс Огден вдруг истошно завопил каким-то странным визгливым голосом, который мог скорее принадлежать старухе, чем здоровенному молодцу:
– Ну, я до тебя доберусь, ты…
С этими словами он потянулся за оружием, но рука его замерла на полпути. Глаза Кларенса испуганно округлились при виде того, как Дестри молниеносно выхватил из кармана револьвер. Он был с длинным стволом, в свете ламп отливал синевой. Мгновение, и черное дуло грозно уставилось ему в лоб. Оглушительно прогрохотал выстрел.
Кларенс Огден сделал один неуверенный шаг вперед и покачнулся.
– Я… – произнес он дрожащим голосом, словно собираясь объяснить что-то, но тут глаза его закатились, он грузно осел и с грохотом рухнул бесформенной грудой на пол.
Его брат почти одновременно с ним схватился за оружие, но опоздал выстрелить всего на один вздох. Никто и глазом не успел моргнуть, как прогрохотал еще один выстрел – это пуля Дестри выбила из его руки пистолет. Джадд Огден завертелся волчком от нестерпимой боли, с оглушительным шумом свалился на пол. Но даже распростертый на полу, беспомощный, словно перевернутый на спину огромный жук, все еще скреб пальцами доски и мучительно тянулся вперед, туда, где лежало его оружие.
Дестри молча обрушил ему на голову свой кольт, потом склонился над обмякшим телом. Джадд затих. Его огромная лапища застыла, вцепившись в пол скрюченными пальцами, будто в последнем усилии докопаться до чего-то, скрытого под неровными досками. Все его могучее тело распростерлось словно во сне.
Дестри молча смотрел на свою жертву. Потом, подняв голову, обвел глазами толпу зрителей, изо всех сил старавшихся вжаться в стену.
– Уверен, все вы, ребята, видели – у меня не было никакой возможности как-то им помешать. Я бы просто не справился с ними! Вы ведь поняли, этим парням до смерти хотелось заполучить мой скальп. Вот так всем и скажите! Ах, как жаль! Просто поверить не могу, что до этого дошло!
Он шагнул в сторону и остановился перед мужчиной, который был ближе всего к выходу.
– Джерри Венделл, это имя вам знакомо?
– Да, – с трудом выдохнул тот.
– Где он живет? Ну-ка, говорите! Мне уже рассказывали, да я запамятовал!
Мужчина что-то боязливо шепнул ему на ухо, и Дестри двинулся к двери. Но уже взявшись за ручку, замешкался, обернулся, окинул взглядом два безжизненных тела, распростертых на полу, и вдруг рассмеялся! Никогда до самой смерти все, кто слышал этот жуткий хохот, не смогут его забыть! Хлопнула дверь, и Дестри растворился в ночи.
Первым очнулся кабатчик. Стряхнув с себя оцепенение, он кинулся к телефону, который висел на стене в дальнем конце бара, сорвал трубку.
– Один – девять – восемь, быстро, ради всего святого!
Все остальные присутствующие еще растерянно моргали глазами, переминаясь с ноги на ногу, обмениваясь ошеломленными взглядами. И вдруг услышали пронзительный дрожащий голос хозяина салуна:
– Это ты, Венделл? Говорят из салуна «Глоток удачи». Ты меня слышишь? Братья Огден попытались прикончить Дестри у меня в заведении. Теперь оба то ли мертвы, то ли при последнем издыхании. А он направляется к твоему дому! Выбирайся из города, быстро! Вон из города, если хочешь спасти свою шкуру! Он спятил, понимаешь? Это тебе не прежний Дестри! В нем сидит настоящий дьявол! Говорю тебе, Венделл, уноси ноги, пока не поздно!
Глава 9
В жизни Бенджамина Дэнджерфилда было нечто такое, от чего он не мог отказаться ни при каких условиях, а именно – привычка вставать с рассветом. Если он по какой-то несчастной случайности вдруг пропускал тот момент, когда ночная тьма постепенно сереет, а рассвет окрашивает небо на востоке в нежно-розовый цвет, то чувствовал себя совершенно больным и разбитым. Вот и сейчас: солнце еще не взошло, а он вместе с дочерью уже сидел за столом, уплетая завтрак за обе щеки.
– Кажется, я еще не показывался тебе в новом сюртуке. – Встав со стула, отец неуклюже повернулся перед Чарли, потом с довольным видом подцепил сочный ломтик ветчины и сунул его в рот. – Ну как тебе?
– Здорово! – одобрительно кивнула Шарлотта. – Вылитый игрок или карточный шулер с головы до ног! По крайней мере до колен, это точно!
Поскольку из-под сюртука торчали обычные застиранные джинсы светло-голубого цвета, заправленные в старые, до колен сапоги, которые за всю свою долгую жизнь не видели сапожной щетки, а о существовании крема для обуви, скорее всего, и не подозревали, старый Дэнджерфилд прежде, чем снова сесть, понимающе усмехнулся:
– На кого я похож той частью, что остается под столом, мне мало дела. Важно, чтобы мне не пришлось краснеть за то, что над столом!
При этих словах он горделиво поправил пышный галстук и большим пальцем осторожно провел по усам.
– Конечно, – усмехнулась девушка, – к тому же это удобно, а что удобно, то и правильно, так я считаю. Если на наших собак, вечно шныряющих под столом, натянуть штаны, думаешь, им это понравится? Да и моей кошке тоже!
– А представь себе, – добавил отец, – что тебе срочно придется поехать верхом или поправить упавшую изгородь. Что может быть лучше старых джинсов, ну-ка, ответь?
– Ничего, – признала дочь. – К тому же они достаточно крепкие.
– Или, предположим, ты устал и хочешь отдохнуть. Неужто сядешь на землю в щегольских брюках? Да никогда в жизни!
– Нет, сэр, ни за что!
– Тогда чего это ты так развеселилась? – подозрительно спросил он. – А кстати, раз уж мы заговорили о собаках, куда запропастилась твоя гончая, та, в крапинку? Что-то я сегодня утром ее не видел.
– Скорее всего, спит сном праведника на твоей постели, – предположила Чарли. – Ты, наверное, завалил ее одеялами, когда встал, вот она и не проснулась.
– Точно! – фыркнул он. – Держу пари, так оно и есть! А ну-ка, Моз, беги наверх да посмотри, там ли эта проклятая собака, слышишь?
Моз мгновенно исчез.
– А ты неплохо выглядишь, дочка, во всяком случае, не слишком несчастной. – Отец испытующе посмотрел на нее. – Отрежь-ка горбушку от этой кукурузной лепешки да передай ее мне. Черт побери, опять холодная! Слушай, когда-нибудь я доберусь до этого никчемного ниггера, что строит из себя повара, и сделаю из него котлету! Так что, если не хочешь такого, прими меры и вбей это в его пустую башку!
– Как я могу вбить что-то в его башку, хотелось бы мне знать? – вспыхнула дочь. – Я уже, наверное, раз десять выгоняла вон этого бездельника Элайю, а ты каждый раз брал его обратно!
– В нашей семье, – заявил Дэнджерфилд, – даже ниггеров не выгоняют вон. Слава тебе Господи, уж тебе бы это следовало знать!
– Тогда и не возмущайся. Подумаешь, коврижка холодная! Можешь и за это вознести хвалу небесам. А потом, я уверена, весь бедлам у нас на кухне вовсе не из-за него, а из-за проклятых баб! Я бы и Марию уволила, толку от нее все равно никакого, – добавила Чарли, – но, дьявол меня возьми, если эта проклятая кухарка не начинает тотчас выть, как шавка на луну, стоит лишь об этом заговорить! В прошлый раз она вообще устроилась под дверью моей спальни и просидела там битых три часа, пока у меня волосы дыбом не встали.
– Попробуй урезать им жалованье, – предложил Дэнджерфилд. – Терпеть не могу, когда ты швыряешь деньги на ветер, особенно на этих проклятых ниггеров, от которых все равно никакого проку.
– Ну и как ты это себе представляешь?! – огрызнулась девушка. – Что им эти деньги? Можно подумать, они не работали на нас годами без всяких денег. Да и что на них могут купить?
– Деньги ниггерам ни к чему, – заявил Дэнджерфилд. – Деньги и право голоса – все это не доведет их до добра. Передай-ка мне вон ту рыбу. Черт побери, да неужели нельзя приготовить что-то такое, от чего бы слюнки потекли?!
– Ну и замашки у тебя! – засмеялась Чарли. – И ведь только с тех пор, как появились деньги за душой! А ведь я еще хорошо помню те времена, когда мы были рады, если имели на завтрак кукурузную лепешку, а о яйцах, ветчине, рыбе или молоке даже и не мечтали! Не говоря уже о кофе!
– Неправда! – возразил отец. – Не было такого! Даже в самые тяжелые времена, когда мне приходилось туго, я и помыслить не мог, чтобы обойтись без кофе к завтраку!
– Да уж, – пробурчала Шарлотта, – только тогда приходилось заваривать его и во второй, а порой и в третий раз, да добавлять побольше мелассы[1 - Меласса – черная патока. (Здесь и далее примеч. перев.)], чтобы хоть чем-то пах! Не кофе, а бурда!
– Ты сегодня не в духе, – решил старик. – Колешься, словно гвоздь в подметке! А приветливости в тебе, дочка, ровно столько, сколько в мотке колючей проволоки! Знал бы заранее, рта бы не открыл, вот так-то, Чарли!
– Можно подумать, я тебя об этом просила! – буркнула она.
– Почему бы тебе в таком случае не проехаться верхом и не оставить своего бедного старого отца наслаждаться завтраком в одиночестве?
– Потому что в этом случае единственное, что мне останется, – это переживать из-за наших негров, – невозмутимо ответила она, подперев подбородок ладонью.
– Но, Чарли, милочка, если они так тебя огорчают, почему бы тебе не собраться с духом и не рассчитать их?
– У нас в семье это не принято, – со вздохом отозвалась она. – Ты сам только ворчать умеешь!
– Тогда к чему огорчаться из-за такой ерунды? – спросил он ласково.
– Просто я потеряла человека, которого любила, – пояснила Чарли. – Назад вернулась только его тень.
– А ты плюнь на него! – посоветовал отец. – И заведи роман с другим, да поскорее! В конце концов, насколько я помню, с тех пор как ты выросла, вокруг тебя вечно крутится не меньше дюжины молодых идиотов! Вся эта свора раньше гоняла моих свиней, пугала коров, тоннами пожирала мои яблоки, а теперь галлонами пьет мое виски так, что хватило бы, наверное, для полива нескольких акров пшеницы, и все из-за того, что ты выросла всего лишь наполовину такой же хорошенькой, какой была твоя мать!
– Большое спасибо! – хихикнула она. – Похоже, тебе не терпится спихнуть меня замуж за кого-нибудь из этих ослов! Ну и славный же выйдет союз, если любви в нем – кот наплакал! К тому же я вообще пока что не собираюсь замуж, если хочешь знать!
– Если не собираешься в ближайшее время выбрать себе мужа по сердцу, то могла бы по крайней мере подучить грамматику! – отрезал он. – Да если кто услышит, как ты говоришь, нипочем не поверит, что ты когда-то ходила в школу!
– Не переживай, – отмахнулась дочь. – Раз в неделю и я говорю правильно. А все остальное время болтаю, как вздумается. Если ты насчет моего выговора, так что мне до него? Скажи на милость, какое дело наречию, если им попользуются как прилагательным? Слову-то от этого ни жарко, ни холодно, да и мне, кстати, тоже. К тому же и ниггеры так меня лучше понимают. Словом, все счастливы, а это самое главное!
– А я вот подметил, что молодой Честер Бент порой морщится, когда слышит кое-какие твои словечки, – заявил Дэнджерфилд.
– «Молодой Честер Бент»! – фыркнула она насмешливо. – Да он проглотит, если я заговорю на ломаном индейском, как команчи, только бы за мной стояли денежки Дэнджерфилдов!
– Вот так всегда! – ухмыльнулся старик. – Вечно ты подозреваешь какие-то низкие мотивы там, где другие видят только высокие стремления! Говорю тебе, с парнем все в порядке!
– Да неужто? – огрызнулась она. – А кстати, кто это там пробирается через наше поле?
– Мне нет дела до того, кто это! – отмахнулся старик. – Послушай меня, девочка, Честер Бент – один из лучших.
– Такое впечатление, будто он гонится за кем-то, – не слушая его, продолжала Шарлотта, – или сам пытается удрать.
Дэнджерфилд наклонился вперед, чтобы разглядеть хоть что-то сквозь узкий просвет между деревьями, которые высоким забором окружали их фермерский домик. Он увидел всадника, безжалостно нахлестывающего измученную лошадь, а та лишь мотала головой, от усталости одинаково равнодушная и к уговорам, и к шпорам.
– Смотри, он оглядывается назад! – воскликнула девушка. – Похоже, здорово чего-то боится. Гляди, отец, мчится сюда, как гофер[2 - Гофер – американская мешотчатая крыса.], который готов спрятаться в любую нору, когда над ним кружит ястреб!
– Кто бы это мог быть? – удивился Дэнджерфилд.
– Какой-то городской, – отозвалась она, – не могу себе представить, чтобы кто-то из наших ковбоев болтался в седле, словно куль с мукой!
– Да ты только вспомни Гаррисона Дестри! – пробормотал отец.
Всадник на мгновение скрылся за деревьями. Через пару минут в дверях появилась насмерть перепуганная негритянка.
– Полковник Дэнджерфилд, тут какой-то молодой джентльмен говорит, что ему срочно нужно вас видеть!
Вначале Дэнджерфилда называли полковником только домашние. Потом, когда он стал достаточно богат для того, чтобы самому ссужать деньги вместо того, чтобы брать их в долг, звание превратилось в нечто вроде титула. А теперь уже вся округа именовала его только «полковником Дэнджерфилдом».
Полковник открыл было рот, чтобы, как подобает гостеприимному хозяину, приказать звать гостя к столу, но тот уже сам возник в дверях, робко выглядывая из-за пухлого плеча кухарки. Первое, что бросилось хозяевам в глаза, – была пыль. Она толстым слоем покрывала приехавшего с головы до ног и лежала на плечах, будто свежевыпавший снег. Парень сдернул с головы шляпу, открыв торчащие космы нечесаных волос, похожие на воронье гнездо. Шагнув вперед, он остановился, слегка покачиваясь на подгибающихся от усталости ногах. Лицо его было обветрено, глаза глубоко запали. Но даже под слоем пыли можно было заметить правильные черты лица, а кое-кто считал его самым красивым парнем в округе. Это был Джерри Венделл.
