Ночной всадник

скачать книгу бесплатно


– Посмотрите на него! – выкрикнул Стрэнн, подняв револьвер и прицеливаясь. – Боже, он же бешеный!

– Подождите! – приказал тот же голос, что остановил пса. Такой голос не мог прозвучать из уст Барри. Негромкий, но звенящий сильнее колокола, в нем слышался лязг металла. – Не делайте этого, Стрэнн!

Все в баре поняли, что не стоит мешать двум мужчинам выяснять отношения. Теперь между собакой и человеком сразу же образовалось открытое пространство.

– Барт! – снова прозвучала команда. – Ко мне!

Пес повиновался. Джерри опустил револьвер и улыбнулся.

– Я не сражаюсь с человеком, – любезно заявил он. – Мне это не нужно. Но ты, скотина, не встревай между нами. Когда я прицелюсь, то пристрелю проклятого волка.

В «Трех «Б» хорошо знали, как выглядит Стрэнн в драке, и люди вспоминали его до самой смерти в своих мирных постелях. Однако никто из присутствующих даже не взглянул на Джерри. Все уставились на изящного чужака. Лицо Барри вовсе не превратилось в уродливую маску. Напротив, оно стало еще более прекрасным, потому что Барри улыбался. Всех приковывали его глаза. В коричневой глубине разгорался свет, желтое неземное мерцание, подобное тому, что иногда возникает самой темной ночью.

Джерри никогда не был трусом. Он смотрел на этот желтый, мерцающий, переменчивый свет, смотрел пристально, и странное чувство переполняло его. Не страх, нет. Долгий опыт научил его, что в «Трех «Б» нет ни одного человека, за исключением его ужасного брата, кто мог бы выхватить револьвер из кобуры быстрее Джерри. Но Стрэнну казалось, что сейчас ему пришлось столкнуться с чем-то большим, чем неимоверная скорость, человеческая сила и уверенность. Он не мог бы объяснить, на чем основывалось такое чувство. Скорее, им овладело сильное неясное предчувствие дурного, владеющего жизнями других людей. Оно-то и заставило Джерри испытать удивительную слабость.

– Я привык, – сообщил Стрэнн, – убивать бешеных собак, стоит им только попасться мне на глаза.

И он снова улыбнулся.

Мужчины довольно долго стояли, молча разглядывая друг друга. Каждый мускул Стрэнна напрягся, а улыбка закаменела на губах. Когда он наконец пошевелился, его рука конвульсивно дернулась, и, как рассказывали потом, револьвер выскользнул из кобуры прежде, чем невозмутимый незнакомец отреагировал. Никто не заметил, что произошло. Может ли глаз проследить сокрушающий удар плети?

Верно только одно. Указательный палец Стрэнна не коснулся спуска, а револьвер безвольно повис в его руке. Джерри сделал шаг назад, идиотски улыбаясь, и красное пятнышко расплылось на его груди. Затем он упал на пол лицом вниз.

Глава 10

«Дорогая Аделина»

Толстяк Мэтьюз запыхавшись вбежал в салун. Он принадлежал к людям, сочетавшим телосложение бездельника с чисто американской страстью к действию, поэтому всегда спешил и всегда задыхался. Если Мэтьюз ехал верхом, пот сочился из каждой поры его тела; а после стакана виски он едва переводил дыхание. И это при том, что помощник шерифа обладал достаточной выносливостью, в чем пришлось убедиться многим мужчинам в «Трех «Б». Он стеснялся своей полноты. Представьте себе душу орла в теле свиньи, и тогда вы поймете Толстяка Мэтьюза. Жир заполнял его сапоги, словно вода, и когда толстяк шествовал, то его сопровождал чмокающий звук. Жир перекатывался вдоль его челюстей, сделал дряблым лоб, почти затопил глаза. Но ничто не могло скрыть ястребиного носа и сверкания наполовину похороненных в жиру глаз. Все это обрамляла коротко подстриженная седая щетина. Толстяк привык мурлыкать себе под нос, чтобы скрывать одышку. Итак, Мэтьюз вошел в бар, его маленькие заплывшие глазки пристально рассматривали лица в салуне. Затем он опустился на колени возле Джерри.

Мэтьюз мурлыкал, рассматривая рубашку Стрэнна, мурлыкал, когда доставал из сумки бинт и вату. (Вдобавок к профессии шерифа, шулера, рудокопа и ковбоя, толстяк еще располагал и талантом врача.) Заинтересованные ковбои столпились вокруг. По указанию шерифа кто-то принес воду, остальные подняли и перевернули Джерри, пока Мэтьюз делал перевязку. Парень не приходил в сознание. Толстяк начал перемежать мурлыканье репликами.

– В тебя стреляли спереди, моя прелесть, верно? – проговорил он и начал мурлыкать, обматывая бинтом грудную клетку раненого: – Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… Куда смотрел Джерри, когда его подстрелили? – спросил Толстяк. – О'Брайен, может, ты видел?

Бармен откашлялся.

– Я ничего не видел, – спокойно отозвался он и стал протирать стойку, без того отполированную до блеска.

– Ладно, – пробормотал Мэтьюз. – Все эти птички получают свое. А Джерри даже несколько запоздал. Лью, ты видел?

– Да.

– Какой-нибудь пьяный громила?

Лью нагнулся к уху стоявшего на коленях Толстяка и коротко что-то прошептал. Мэтьюз широко открыл глаза и принялся ругаться до тех пор, пока одышка снова не заставила его замурлыкать.

– Выстрелил ему в лицо? – выдохнул он наконец.

– Джерри уже достал свой револьвер, прежде чем чужак пошевелился, – заявил Лью.

– Это невозможно, – выдавил Толстяк и спокойно продолжал напевать: – Всегда в мечтах твое лицо… – Мэтьюз быстро добавил, закончив перевязку: – Куда он пошел?

– Никуда, – ответил Лью, – он только что вышел.

Мэтьюз снова выругался, а затем сообщил:

– Похоже на самозащиту, верно?

О'Брайен перегнулся через стойку.

– Послушай, Толстяк, – серьезно сказал он. – В этом нет сомнений. Джерри первым начал. Он пытался пристрелить волка, принадлежавшего этому парню Барри.

– Волка? – перебил шериф.

– Собаку, полагаю, – уточнил бармен. – Не знаю. Как бы то ни было, Джерри сам виноват. Этот Барри просто закончил дело. Я думаю, парня не стоит арестовывать. Или ты хочешь подержать его здесь для Мака Стрэнна?

– Такова моя работа, – проворчал блюститель порядка. – Эй, ребята, возьмите Джерри и отнесите его в комнату. Через минуту я поднимусь.

Пока выполнялись его указания, Мэтьюз тяжело протопал через зал и вышел на улицу. Там он увидел только одного человека – седлавшего черного коня. Толстяк направился к нему, но огромная черная собака, появившаяся неизвестно откуда, преградила дорогу. Пес молчал, но зубы и глаза выглядели достаточно красноречиво, чтобы остановить любого храбреца.

– Вы Барри? – спросил Мэтьюз.

– Да, так меня зовут. Иди сюда, Барт.

Большая собака отступила, но глаз с Толстяка не спускала. Мэтьюз осторожно приблизился к всаднику. Совершенно очевидно, что тот не торопился уезжать.

– Барри, – начал Толстяк, – не пытайся сыграть со мной шутку, когда я назову тебе свое имя. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Но меня зовут Мэтьюз. И… – Он отвернул лацкан жилета, чтобы Барри смог увидеть блестящую звезду. Тем временем его маленькие бусинки-глаза изучали чужака с настоящим птичьим вниманием. Всадник не пошевелился. Теперь Мэтьюз разглядывал женственное изящество Барри, большие безмятежные глаза. Он подошел ближе и доверительно положил руку на луку седла. – Сынок, я слышал, что ты играл честно. Ну и я знаю Стрэнна и его характер. Он, безусловно, не прав. В этом нет сомнений, и если я тебя задержу, будет доказано, что ты только защищался. Поэтому я не собираюсь тебя арестовывать. Ты свободен. Но имей в виду, уезжай отсюда – слышишь? – скачи на север от «Трех «Б». У тебя такой конь! Поверь мне, он тебе понадобится. – И Мэтьюз уже тише добавил: – Нахлестывай его, скачи без остановок, пока выдержит твой красавец. А затем слезай со своего жеребца и садись на другого. Сынок, через три дня Мак Стрэнн пойдет по твоему следу. – Толстяк отступил назад и махнул рукой. – А теперь уноси ноги!

Черный жеребец прижал уши и отшатнулся, но всадник не пошевелился.

– Я никогда не слышал о Маке Стрэнне.

– Ты никогда не слышал о Маке Стрэнне? – эхом отозвался Мэтьюз.

– Но я хотел бы с ним встретиться, – продолжал Барри.

Толстяк быстро заморгал, словно стремился получше разглядеть собеседника.

– Сынок, – прохрипел он. – Вижу, ты игрок. Но не играй в проигранную игру. Если Мак доберется до тебя, то разорвет на части. У тебя не будет даже шанса. Ты справился с Джерри, верно. Но Джерри и Мак – домашняя кошка и горный лев. Приятель, вижу, что ты здесь чужой, но спроси у меня, и я расскажу тебе, как поступить.

Барри соскользнул с седла:

– Я хочу знать, куда лучше поставить моего коня.

Мэтьюз потерял дар речи.

– Впрочем, полагаю, – продолжил Барри, – что могу разместить его вон там, за отелем.

Мэтьюз снял сомбреро и почесал в затылке. Гнев и изумление переполняли его душу, но он все-таки сумел сдержаться и продолжал атаку:

– Барри, я тебя не понимаю. Может, ты хочешь подождать, чтобы Мак появился в городе раньше, чем ты отсюда уедешь? Или ты думаешь, что твой жеребец обгонит кого угодно? Может, ему это и под силу. Но послушай меня: Мак не идет по следу быстро, но он никогда не теряет следа! Ты пройдешь под дождем через скалы, но никогда не сбросишь его с хвоста. Он не забудет твой запах!

– Спасибо, – отозвался Барри. – Полагаю, с ним все же стоит познакомиться.

Затем он повернулся и спокойно направился к конюшне позади отеля, за ним следовали черные конь и собака. Мэтьюз облизнул пересохшие губы, чтобы засвистеть, но не смог издать даже звука. Тогда Толстяк направился в салун, отсутствующе глядя перед собой и неясно мурлыча:

– Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… – В салуне Мэтьюз крепко взялся за стойку пухлыми руками и прохрипел: – О'Брайен, горлодер! – Толстяк отодвинул маленький стакан, поставленный перед ним барменом, и пододвинул ему кружку для воды. – О'Брайен, – пояснил он, – мне нужна сила, а не воодушевление.

И, наполнив кружку до краев, Мэтьюз осушил ее одним глотком.

Глава 11

Стервятник

Большинство животных имеют двойников среди людей. В комнате, где упал Джерри, прихотливый наблюдатель мог бы назвать Стрэнна с его рыже-коричневой гривой львом, О'Брайена за стойкой – лохматым медведем, а Мэтьюза – росомахой, жирной, но опасной. Здесь же стоял экземпляр уродливый и выносливый, как индейская лошадь. А еще там был Дэн Барри – гибкая и подвижная пантера. Среди прочих тот же наблюдатель, скорее всего, выделил бы еще одну личность, огромного роста, но не отличавшуюся полнотой. Строение костей и сухожилий обещало высокую скорость передвижения, длинная узкая голова, клювоподобный нос, маленькие глазки, близко посаженные и сверкавшие, словно медные пуговицы, внушительных размеров кадык перекатывался по длинному горлу. Такому персонажу больше приличествовала бы роль призрака голода в старинной пьесе, но каждый обитатель гор счел бы уместным назвать его стервятником. Из-за своего ужасающего безобразия человек получил прозвище Весельчак Лэнгли, так как при смехе издавал совершенно неописуемый звук – нечто среднее между криками мула и карканьем вороны. Но Весельчак обычно молчал, часами просиживая без единого слова, только пока его глаза рассматривали окружающие лица, поворачивал голову, словно что-то склевывая. Вся горечь горной пустыни поместилась в Весельчаке Лэнгли. Если его внешний вид напоминал стервятника, то в душе он все же оставался ястребом. Поэтому, повсюду сопровождая Джерри, Лэнгли кормился остатками со стола предводителя, а страсть к приключениям питал опасностями, встречавшимися на пути Стрэнна.

В баре Весельчак смотрел то на Джерри, то на Барри, то снова на Джерри. Когда прозвучал выстрел, подобие ухмылки появилось на тонких губах Весельчака, а когда на груди пошатнувшегося дружка расплылось красное пятно, глаза Лэнгли сверкнули, словно отблеск всепожирающего огня. Затем он помедлил, даже не пытаясь помочь упавшему, но при виде серьезной раны и кровавых пузырей на губах Стрэнна повернулся и украдкой вышел из салуна. Его глаза светились, а душа переполнялась плохими новостями.

У коновязи он вскарабкался в седло тщедушной лошаденки, направил ее по улице и глубоко всадил шпоры в бока несчастного животного. Бедная тварь фыркнула и взбрыкнула, но Лэнгли только крепче сжал ее бока и снова хлестнул плетью.

Гримаса, изображавшая улыбку, появившаяся на его лице после выстрела Барри, не исчезала, пока он много миль скакал к горам, но, когда Лэнгли оставил позади пики, а белый свет дня потускнел и глубокие тени сгустились в долинах, улыбка погасла. Он сосредоточился только на дороге. Затем, добравшись до вершины высокого холма, остановился и огляделся.

Уже почти стемнело, и глаз обычного человека не смог бы отличить дерева от скалы издалека, но Весельчак упорно продолжал путь, будто наделенный необыкновенным зрением. Стервятник и тот не разглядел бы лучше труп с высоты своего полета, чем Весельчак отыскал дорогу в горах. Он выждал несколько секунд, прежде чем снова вонзить шпоры в бока своего мустанга, и помчался по склону в отчаянном галопе. Его целью являлась хижина, точнее, пристройка с односкатной крышей, тесно прижавшаяся к скальному склону, шаткое строение с длинной печной трубой, косо торчавшей из крыши. У двери лачуги Весельчак натянул поводья и спрыгнул на землю. Внутри хижины было темно, но Лэнгли прокрался ко входу с осторожностью дикого индейца и разведал обстановку, изучив каждый угол сверкавшими глазами. Он продолжал свое исследование довольно долго, но даже убедившись, что в лачуге никого нет, Лэнгли не вошел, а только сделал несколько шагов к двери, внимательным взглядом окинув сумеречное пространство вокруг. Неподалеку от двери он обнаружил привязанную лошадь, при виде гостя прекратившую щипать траву. По размеру животное вдвое превосходило лошадь Лэнгли. Такие габариты у коней встречаются весьма редко. Огромная, почти квадратная голова, короткая толстая шея, непропорционально маленькие, но очень сильные ноги, линия тела скошена назад. Казалось, что круп занимает ровно половину туловища. Это следовало бы квалифицировать как уродство, произведенное природой для лучшего карабканья по скалам. Глядя на конягу, трудно было предположить, что эти массивные конечности способны передвигаться в галопе. Однако Весельчак хорошо знал возможности уродливого животного. Он даже обошел его кругом, стараясь разглядеть получше.

Еще раз изучив темневшие склоны, он повернулся к хижине, но теперь вошел в нее как хозяин и зажег фонарь, висевший на стене справа от двери. Обстановка в хижине отличалась редкой простотой. Стулья отсутствовали, куча одеял на дощатом полу служила постелью. С одной стороны висело зацепленное за одно стремя седло, а с другой – шкуры рысей и койотов, растянутые для просушки. Весельчак поставил фонарь и осмотрел шкуры, снятые с необыкновенным мастерством. Насколько Лэнгли мог судить, шкуры остались абсолютно целыми, ни одного кровавого пятна, свидетельствовавшего о поспешной работе, или дырок от неточных выстрелов. Изнутри шкуры больше напоминали старый пергамент, но Весельчак больше интересовался головами и лапами, так как именно там хорошо заметна небрежность. Однако работа выглядела просто идеальной. Даже критически настроенному Весельчаку пришлось отступить и восхищенно покачать головой. Затем Лэнгли продолжил осмотр комнаты.

В одном углу стояли винтовка и дробовик, в другом валялась куча провизии: бекон, соль, мука, крупа и кое-что еще. Специи и приправы не признавались в этом доме. Отсутствовал даже кофе, а также патока и сладости – великое искушение для жителя гор. Мука, мясо и вода, похоже, составляли основную пищу траппера. Для приготовления пищи предназначалось неогражденное пространство посреди комнаты с несколькими камнями, почерневшими от сажи, уложенными вокруг ямки. В качестве дымохода служило маленькое отверстие в центре крыши. Длинная печная труба, торчавшая над крышей, по мнению хозяина, придавала хижине более цивилизованный вид.

Когда Весельчак осматривал очаг, до него донеслось слабое ржание лошади. Он вздрогнул, будто его поймали с поличным, и метнулся к фонарю. Однако, схватив его, Лэнгли передумал и снова повесил фонарь на стену. Затем повернулся ко входу и настороженно выглянул наружу.

Перед ним предстала крайне гротескная фигура. Казалось, что какое-то огромное дикое животное (горный лев или гризли, только невероятных размеров) медленно спускалось с горы, идя на задних лапах и вытянув передние в сторону, словно предупреждая всех встречных. Весельчак побледнел и невольно потянулся за револьвером, так как впервые видел подобное, но внезапно все понял. Человек что-то нес – похоже, шкуру медведя. Охотник положил медвежьи лапы себе на плечи – его локти и казались вытянутыми руками, а над головой его возвышалась огромная медвежья морда. По мере того как охотник подходил ближе, голова животного соскользнула набок и красный язык вывалился из пасти.

Весельчак отступал шаг за шагом внутрь хижины, пока его лопатки не ударились о стену. И в этот момент Мак Стрэнн вошел в комнату. Он не услышал приветствия от гостя, но все же сбросил ношу на пол. Та упала, заставив вздрогнуть весь дом, от печной трубы до скрипучих половиц. Мак некоторое время рассматривал свою добычу, затем нагнулся и раздвинул огромные челюсти. Внутри пасть казалась не такой красной, как руки Стрэнна, а большие белые клыки почему-то не выглядели ужасными в сравнении с охотником. Закончив осмотр, тот медленно повернулся к Весельчаку и прищурился от яркого света. Весельчак Лэнгли закусил тонкие губы, его глаза расширились почти до нормального размера.