скачать книгу бесплатно
– Тох да суох,[14 - Тох да суох – ничего нету (як.).] – ответил Назарка на традиционное приветствие. Рассмотрел, так и есть – молодой бородатый русский мужчина, лет тридцати, глаза голубые как летнее небо, чуть ли не прозрачные, на руках почему-то никаких рукавиц, но руки, тем не менее, совершенно не замёрзшие, – ен кепсе[15 - Ен кепсе – ты рассказывай (як.).]…
Русский сел на скамейку у грубо отёсанного стола, снял с головы песцовую шапку.
«О, да ещё и рыжий!»
– Чай? – предложил старик, – кушать будешь?
– Нет, дедушка, спасибо, не буду ничего. Сейчас я уйду: времени у меня мало.
– Куда же ты ночью-то, оставайся, утром пойдёшь.
– Нельзя мне здесь долго быть.
Назарка отметил про себя, что движения губ не совпадают со словами говорящего, будто человек произносит одно, а слышится совсем другое. Тем не менее, говор у незнакомца был идеальный, как у настоящего якута.
– Сходи в город, дедушка, помолись за меня, свечку поставь в церкви.
– Э, нохоо.[16 - Нохоо – парень (як.).] – Услышав свою кличку, пёс насторожился, преданно посмотрел на хозяина, вильнул хвостом. – Мне что, делать больше нечего, кормиться надо, зверя добывать, да и денег на ваши свечки у меня нет, и никогда-то и не бы-ло, – старик не справился с раздирающим душу любопытством, – а ты где здесь живёшь-то, вроде тёплый совсем, что-то я не знаю рядом зимовья, или недавно отстроил? Вообще-то в этих местах мои охотничьи угодья, законные.
– Нет у меня зимовья, – ответил парень, – с осени я здесь, отец… Ну, ладно, мне пора.
– Куда пора? – удивился Назарка, – куда в такой мороз, ночь ведь?!
Уже на выходе русский не оборачиваясь напомнил:
– Посмотри за камельком, дед… Помолись за меня, Трифон – моё имя!..
Заметив, что молодой человек плохо закрыл за собой дверь, старый встал, хорошенько её захлопнул и недовольно пробубнил:
– Трифон, Трифон… молодёжь… никакого уважения…
Утро выдалось ясное, от дыхания искрился морозный дух: лучи солнца, преломляясь в мельчайших кристалликах парного выдоха, заметно отдавали радугой. Хорошо! Нет в мире ничего лучше родной тайги! А каков запах у ядрёного мороза – это надо уметь чувствовать!.. Уже отойдя шагов двадцать от зимника, почувствовал что-то неладное. Остановился.
– Нохоо!.. – Верный друг исступленно завилял хвостом. – Ты видишь?! – Но старик ещё и сам не понял, что именно нужно «увидеть». – Ты видишь, рыжий?
Постепенно до сознания стало доходить, повеяло тревогой. Развернувшись, Назарка обомлел – следов ночного пришельца на снегу не было!
– Дивные дела творятся!.. – поправив на плече ремень ружья и мешок, в сердцах сплюнул и пошёл дальше. – Ну и приснится же всякое!..
Тем не менее, охота удалась на славу. Байанай, которого дед неустанно прославлял и благодарил, и в этот день не отвернулся от старого охотника…
…Старик уснул сразу, устал. В этот раз проснулся от стука захлопнувшейся двери. Когда открыл глаза, рыжий Трифон уже сидел на скамье, а Нохоо обнюхивал его торбаса.[17 - Торбаса (етербес, як.) – меховая обувь на мягкой меховой же подошве.]
– Кепсе, дедушка!
– Опять ты?! – старик стукнул тыльной стороной ладо-ни об край орона, почувствовал соответствующую боль. – Что тебе надо, Трифон? Оставь меня в покое…
– Не бойся меня, старик, это я должен бояться… Только от тебя зависит покой и твой, и мой. Ты за камельком посмотрел?
– Чего я там не видел? Вообще-то у меня имя крещёное есть – Назарка, – недовольно пробурчал старик. Откинув одеяло, сел. – А ты, Нохоо, что впускаешь всяких?!
Пёс, посмотрев на хозяина, затем на русского, для порядку недовольно рыкнул. На бородатого это не произвело никакого впечатления.
– Это твою собаку Нохоо зовут? – улыбнулся парень. – Забавно.
– Какое тебе дело до моей собаки! – обиженно огрызнулся Назарка. – Как хочу, так и зову, – и, чтобы поддеть парня, добавил, – нохоо!
– Прости, дедушка, не хотел обижать… Посмотри за камельком, очень тебя прошу, я сам не могу.
– Прямо сейчас? – Несмотря на то, что опасности вроде бы и не было, на душе у старика похолодело, будто в ледяную полынью провалился: заметил – при разговоре русский губами шевелил, но слышал-то Назарка, оказывается, не ушами, нутром!
– Да, прямо сейчас! – рыжий встал, по его лицу было видно, что он тоже не на шутку взволнован. – Христа ради, Назар, прошу тебя, посмотри!.. Всё, я пошёл, нельзя мне долго… Завтра приду в последний раз, только от тебя зависит…
Пёс снова рыкнул, но проводил Трифона до двери. Дождавшись, пока стихнут шаги, дед, покряхтев, встал, взяв головёшку из камелька, осветил тёмный закуток. На земляном полу лежал покрытый пылью и перевязанный куском веревки, небольшой кожаный мешочек.
Взвесил на руке – довольно увесистый. Развязав, удивлённо воскликнул:
– Оксе![18 - Оксе – возглас удивления, аналог «Ого»!] – мешочек был полностью забит золотыми самородками! – дед дотронулся до стоящего у огня чайника – ожёгся, значит, и это ему не снится, не чудится. Потерев пальцы друг об друга, а затем об штанину, убедился, что приставшая от чайника копоть отошла, положил находку на стол, при этом из него со стуком выкатилось несколько кусочков рыжего металла. – Дивные дела творятся… как это у русских… Богоматерь Мария!..
– Вот ведь нечисть-то какая! – это была первая фраза, которую в сердцах произнёс невыспавшийся Назарка в это утро. Надев на ноги торбаса, встал с орона, подошёл к столу. Так и есть, мешочек лежал на столе в том же положении, в котором оставил ночью. Несколько самородков были рассыпаны рядом.
Попив чайку и без аппетита пожевав холодное мясо, дед оделся, взял было ружьё, но передумал, вернулся к столу. В лучах пробивавшегося сквозь ледяные окна солнца плясали пылинки. Назарка взял в руку мешочек, несколько раз под-бросил.
– Да-а… – закинув внутрь рассыпанное, перевязал, в задумчивости ещё разок подкинул. Решительно сунул под нос сидящему рядом другу. – Нюхай, Нохоо, нюхай, догор![19 - Догор – друг (як.).]
Пёс понял, что от него требуется, подскочил к двери, нетерпеливо заскулил и завилял хвостом. Старик знал, что следов ночного визитёра он вновь не увидит. Так оно и оказалось. Тем не менее, пёс уверенно помчался по снегу к руслу замершего ручья, даже, кажется, не принюхиваясь. Приближаясь к завалам бурелома на берегу, стал беспокойно подвывать, поджал хвост и закружил на месте.
– Так я и знал, Нохоо, так я и знал! – Вероятно, где-то в подсознании старика уже имелся ответ на все странности последних дней. – Беда-то какая, беда-то какая… Убили русского! Убили…
Назарка уже отвалил порядочно жердин, чтобы увидеть: тот самый русский парень лежал лицом вниз, и тот же якутский нож на поясе с кожаной тесёмкой вокруг бедра. Заледенелое тело старик переворачивать не стал…
Дед не стал ложиться спать, ждал. Знал, что Трифон придёт. Ждал. Как будто так и должно быть. Салгын-кут[20 - Салгын-кут – одна из частей триединой души. Ийэкут (мать-душа), буор-кут (земля-душа) и салгын-кут (воздух-душа). Аналог христианских понятий: душа, плоть и дух.] мертвеца не может найти покой, ходит духом неприкаянным по срединному миру.[21 - По срединному миру – по земле.] Помочь нужно этой чистой душе: не зря ведь он подготавливал старика, не стал пугать с порога, да и Нохоо невинную душу чувствует… А иначе самому страдать доведётся. Худые люди лишили жизнь парня, осквернили это благословенное место!..
– Придётся нам с утра пораньше в Якутск идти, Нохоо, в полицию. Вот ведь вляпались мы с тобой, да? И в церковь бы сходить надо, люди говорят – помогает это дело. – Пёс положил голову старику на колено, прижался, не шевелится. – Что молчишь, парень? Трифон вон хоть губами двигает, так я его слышу, – Нохоо вильнул хвостом, – то-то же, теперь понятно, значит, пойдём.
Назар, кажется, даже и не удивлялся происходящему в последние дни – какая разница с кем разговариваешь, с живым или с покойником, мудрый старик решил – чего только не бывает в этой жизни. Шаман Кара Бааска тоже со всякими разговаривает, и с верхним миром, и с нижним, и ничего с ним не случается… Да, вспомнил!.. Бааска, когда благословлял на охоту, как-то странно смотрел. Уж не в первый раз благословляет: и Байанай тебе поможет, и зверь сам тебе в руки пойдёт. Бывало и такое, что советовал не промышлять; не слушался, уходил, в итоге – без добычи оставался. Сильный шаман… Что же он сказал напоследок?.. «Встретишь чистую душу, помоги! Придётся потерпеть, зато свою душу спасёшь». Да, именно так, а я, старый дурак, мимо ушей пропустил! А как же не помочь? Всегда людям помогал: зимой в лесу всякое может случиться. А тут на тебе – душа в среднем мире застряла и никак уйти не может! Чем же я этой душе помочь смогу?..
Пёс, направив морду в сторону двери, замер.
– Что, идёт? – в животе почувствовался знакомый холодок. Послышались шаги, скрип наста. Ответил сам себе: – Идёт.
Всё случилось одно к одному: зашёл, поздоровался, сел.
– С утра в город пойду, Трифон, – опережая гостя, сообщил дед, – я так решил. Что с золотом делать?
– Я не сомневался в тебе, Назар, – просто улыбнувшись, ответил русский, – первым делом в церковь отдай, а там как Бог даст, в Якутске люди разберутся. Всё, прощай, дед, моё время вышло. – Парень встал, уже переступая порог, добавил: – Моя мать – Зуева Екатерина. Запомни – Зуева Екатерина. Это мама моя, портниха она…
***
Из докладной записки полицмейстера Рубцова:
«…после причастия отдал найденное им золото протодиакону Никольской церкви Кириллу с просьбой передать оное в органы дознания. При этом протодиакон Кирилл сообщил, что промысловик Бурдамтыров Назар богохульствовал, упоминая в храме некую мать Екатерину неприличным и бранным словом.[22 - «…богохульствовал, упоминая в храме некую мать Екатерину неприличным и бранным словом» – в якутском языке звук «З» произносится как «Х»] За сим, согласно установленных сроков после-довало дознание. Дознанием установлено следующее:
Трофим Максимович Зуев, 18… года рождения, уроженец города Якутска, 10 октября 1911 года с двумя своими товарищами (Ф. И. О., данные) вышли на промысел золота со-гласно патенту N… от … 1911 года, выданный… к истоку ручья…
27 ноября господа (Ф. И. О., и Ф. И. О.) вернулись в Якутск, где сообщили властям о том, что господин Зуев Т. М. пропал без вести в тайге при производстве промысла боровой дичи. Поиски силами полиции, казаков и добровольцев ни к чему не привели за неимением видимых следов и в результа-те обильных снегопадов. 10 декабря 1911 года г-н Зуев Т. М. был официально засвидетельствован как пропавший без вести.
Однако 28 февраля 1912 года, промысловиком Бурдамтыровым Назаром по отцу Леопольдович, уроженец Хангаласского наслега, год рождения не известен, предположительно 60 лет от роду, в своём зимнике был найден кожаный мешок размером 8 на 4 вершков, с золотыми самородками весом 0,46 фунтов, после чего его собака, кобель Нохоо, рыжей масти, пяти лет от роду, на берегу реки, в двухстах семидесяти семи саженях от заимки обнаружил хладное тело г-на Зуе-ва Т. М. О чём Бурдамтыров по своей безграмотности и сообщил протодиакону Кириллу, а не в управление полиции. Факт невиновности промысловика Бурдамтырова Н. Л. после соответствующей тщательной проверки сомнениям не подвергается.
Сотоварищи по промыслу господина Зуева Т. М. (Ф. И. О., и Ф. И. О.), после применения согласно действующему законодательству следственных мероприятий призна-лись в деянии в отношении г-на Зуева Т. М. незаконных действий, носящих криминальный характер. А именно – душегубство в целях завладения…
…Матери убиенного Зуевой Екатерине возвращена полагающаяся по действующему законодательству доля найден-ного сыном золота, промысловику Бурдамтырову Н. Л. за надлежащее исполнение гражданского долга выплачено в ка-честве поощрения из городской казны 1 рубль серебром, из них 85 копеек удержано штрафом за богохульство в храме Божием, сам он отправлен на излечение в городской лазарет…»
Мучин крест
Кладбище «Мучин Крест» являлось местом, где хоронили погибших и умерших арестантов якутской тюрьмы, которая находилась неподалеку. «Мучин Крест» считался кладбищем для бедных слоев населения: кроме арестантов туда свозили умерших на морозе бродяг.
Настоящие границы этого кладбища неизвестны. Предположительная площадь на карте современного г. Якутска соответствует 140 кварталу (от пересечения ул. Дзержинского и Ф. Попова и почти до ул. Кальвица).
Непонятно – что за суета происходит в немецких окопах. Все надели на головы какие-то маски с огромными глазницами и с хоботами, и стали похожи на бесов из преисподней. Что – напугать хотят?
На то, что к атаке готовятся – непохоже, выходит, опять каверзу удумали.
К прапорщику подошёл ротмистр Корнилов:
– Гриша, похоже, газ пускать собрались. Смотри – баллоны выкатывают.
– Что за газ?
– Хлор.
Вот оно что! В войсках было известно – весной немцы атаковали союзников газом, случилось невероятно огромное количество жертв.
– Фёдор Васильевич, нас же обещали снабдить противогазами и каким-то защитным раствором…
– Обещанного, как говорится, три года ждут, Гриша!
А вот приказа командующего фронтом о немедленном штурме немецких позиций ждать не пришлось. В срок пришел приказ, не опоздал. Или опоздал… буквально на несколько часов.
С какой стороны поглядеть.
– Началось, Гриша!
– Вижу…
Со стороны неприятельских окопов поплыли облака жёлто-зелёного дыма.
Прапорщик побледнел:
– Это же верная смерть, ваше благородие!
Ротмистр только дернул усом: приказы не обсуждаются. Хотелось только надеяться, что эта заведомо провальная операция была частью важного стратегического плана. А то умирать как-то глупо будет…
– Мы давали присягу, прапорщик, – Корнилов поднес бинокль к глазам, – Надеюсь, Гриша, ты об этом не забыл?
Григорий промолчал.
Солдаты угрюмо наблюдали из-за брустверов, как к ним неумолимо приближается сама Смерть. Кто-то не выдержал:
– Бегём, хлопци!
Корнилов отреагировал мгновенно: развернулся, выстрелил из револьвера в воздух.
– Застрелю любого, кто побежит!
Угроза возымела действие, паника была подавлена в зародыше. Ротмистр во весь рост встал на бруствер, и так, с поднятым вверх пистолетом, скомандовал:
– В ата-аку-у, братцы! За-а мно-ой! – и, уже не оглядываясь, уверенный в том, что рота пойдёт, размашисто зашагал навстречу верной гибели.
Григорий, по привычке крутанув барабан об предплечье, повторил команду ротного:
– В атаку, православные! – и так же, не пригибаясь, пошёл в полный рост.
Мужество командира всегда воодушевляет солдата.
Поначалу неуверенно, затем смелей, солдаты стали выбираться из окопов, перехватывать винтовки наперевес и привычно выравнивать линию строя. Шли молча, в полной тишине, только слышно как чёрная после дождей грязь чавкает под сапогами.
– Почему не стреляют, Фёдор Васильевич? – негромко спросил Григорий, догнав ротмистра и пристроившись рядом.
– На газ свой надеются, Гриша! – весело ответил ротмистр, – А мы их на штык! Веселей, братцы! На штык возьмём немчуру!
– На штыки, братцы!.. – раздалось и у солдат.
Странная атака: ни выстрела, ни крика, – тишина. Только клубы страшного тумана приближаются. Фронт тумана шёл по косой: облака уже приближались к левому флангу, до правого еще было далеко.
Когда клубы газа достигли левого фланга, солдаты начали спотыкаться и падать. Кто-то попятился. Ротмистр выстрелил в сторону немецких траншей и закричал:
– Беглы-ым, аго-онь!
Команду продублировали взводные с отделёнными. Стреляли больше для поднятия духа, чем на поражение – уверенный в том, что русские до них не дойдут, неприятель из окопов почти и не высовывался. Практика показала что газ – помимо боевых достоинств обладает и мощным психологическим эффектом. Часто войска союзников, только завидев выпускающиеся из баллонов струи жёлто-зелёного дыма, в панике обращались в бегство.
По мере вхождения атакующих в желтовато-зелёный туман, цепь редела. Григорий посмотрел на правый фланг, там наблюдалось волнение: командиры угрожали пистолетами и гнали в атаку упирающихся солдат, которые поняли, что их ждёт – жажда жизни оказалась сильнее позора отступления. Погибнуть в бою, поймав шальную пулю, или штык в грудь – это куда не шло. Но идти в ядовитый дым, как кур в ощип…
Двоих, кажется, застрелили.
– Агонь, агонь! – щёлкая курком револьвера с уже опустошённым барабаном, кричит прапорщик, – А-агонь, братцы!
– Молодец, Гриша! – одобрительно рявкнул ротмистр, – А теперь советую зарядить револьвер! Всякое бывает!..
