скачать книгу бесплатно
Это один из величайших парадоксов человеческого существования – задавать вариант вопроса «Как ты себя чувствуешь?» снова и снова, что должно наводить на мысль, что мы придаем этому какое-то значение. И все же мы никогда не ожидаем, не желаем – и не даем – честного ответа.
Представьте, если в следующий раз, когда знакомый (или бариста в Starbucks) скажет: «Привет, как дела?», нужно остановиться и в течение пяти минут дать подробный – неотредактированный – ответ. По-настоящему обнажить душу. Я гарантирую: пройдет много времени, прежде чем этот конкретный человек снова задаст этот вопрос.
Там происходит что-то значимое – в огромной пропасти между нашей готовностью спросить, что мы чувствуем, и нежеланием вдумчиво ответить. Теперь мы знаем, что, возможно, помимо физического здоровья, наше эмоциональное состояние является одним из самых важных аспектов в жизни. Он управляет всем остальным. Его влияние всеобъемлюще. Тем не менее это еще и то, с чем мы обращаемся наиболее осторожно. Наша внутренняя жизнь – неизведанная территория даже для нас, рискованное место для исследования.
Повседневность насыщена эмоциями – грустью, разочарованием, тревогой, раздражением, восторгом и даже спокойствием. Иногда – часто – эти чувства неудобны. Они мешают нашей занятой жизни, по крайней мере, так мы говорим себе. И поэтому делаем все возможное, чтобы игнорировать их. Подобное происходит везде, от стойкости пуританских основателей нашей страны до сурового духа школьных дворов и детских площадок. Мы все считаем, что наши чувства важны и заслуживают того, чтобы к ним относились с уважением. Но также думаем об эмоциях как о чем-то разрушительном и непродуктивном – на работе, дома и везде. До 1980-х годов большинство психологов рассматривали эмоции как посторонний шум, бесполезную статику. Чувства замедляют нас и мешают достижению целей. Мы все слышали сообщение: «Преодолей себя. Перестань сосредотачиваться на себе (как будто такое возможно!). Не будь таким чувствительным. Нужно двигаться дальше!»
Ирония, однако, в том, что, когда мы игнорируем эмоции или подавляем их, они только усиливаются. Внутри накапливаются мощные чувства, как темная сила, неизбежно отравляющие все, что мы делаем, хотим мы того или нет. Болезненные чувства не исчезают сами по себе. Они не лечат себя. Если не выражать их, они набираются, как долги, которые рано или поздно придется отдавать.
И я говорю не только о тех случаях, когда мы чувствуем что-то неприятное. Мы можем не понимать, что именно чувствуем, когда все идет хорошо. Мы довольствуемся тем, что просто наслаждаемся эмоциями и не копаемся слишком глубоко. Конечно, это ошибка. Если собираемся сделать правильный выбор в будущем, нужно знать, что принесет счастье и почему.
Доказательства нашей неспособности конструктивно справляться со своей эмоциональной жизнью окружают нас повсюду. В 2015 году в сотрудничестве с Фондом Роберта Вуда Джонсона и Фондом «Рожденные такими» (основанным Леди Гагой и ее матерью Синтией Джерманотта) мы провели масштабный опрос 22 000 подростков со всех концов Соединенных Штатов и попросили их описать, как они себя чувствуют в школе. Три четверти использованных ими слов были отрицательными, а «усталость», «скучно» и «стресс» возглавляли список. Неудивительно, учитывая, что около 30 % учащихся начальной и средней школы в настоящее время испытывают настолько серьезные проблемы с адаптацией, что им требуется регулярное консультирование. В экономически неблагополучных школах данный показатель достигает 60 %.
Согласно отчету ЮНИСЕФ, американская молодежь в настоящее время находится в нижней четверти среди развитых стран по уровню благополучия и удовлетворенности жизнью. Исследования показывают, что у них уровень стресса выше, чем у взрослых. Наши подростки в настоящее время являются мировыми лидерами по насилию, пьянству, употреблению марихуаны и ожирению. Более половины студентов колледжей испытывают непреодолимую тревогу, а треть сообщают о сильной депрессии. За последние два десятилетия уровень самоубийств у нас увеличился на 28 %.
Насколько ясно мыслят дети, когда чувствуют усталость, скуку и стресс? Насколько хорошо усваивают новую информацию, когда беспокоятся? Серьезно ли относятся к учебе? Склонны ли они выражать любознательность и продолжать обучение?
Вот история, которая много говорит об эмоциональной атмосфере в школах.
Суперинтендант крупного столичного округа отсутствовал, посещал школьные классы. Когда она шла по коридору с директором, то увидела маленькую девочку, направляющуюся в класс, и поприветствовала ее, пытаясь завязать разговор.
Та отказалась отвечать.
– Она не поздоровалась со мной, – сказала мне суперинтендант.
После мгновения взаимного замешательства маленькая девочка опустила голову и продолжила путь. Судя по всему, ученикам сказали, что они могут ходить только по белой линии, нарисованной посредине коридоров. Подойти и поговорить со мной означало бы нарушить правила.
Мы никогда не узнаем, как могла закончиться та беседа. Естественный инстинкт ученика и преподавателя взаимодействовать друг с другом подавлялся требованиями школы к порядку.
Что может произойти в одном таком обмене? Наверное, очень мало. Хотя, если вы похожи на меня, у вас есть воспоминания из раннего детства, которые выделяются из тумана лет, сохранившихся с течением времени только по той причине, что взрослый на мгновение освободил место в жизни для тебя. Подобная мелочь, если она искренняя, может сыграть важную роль.
Не только ученики чувствуют себя угнетенными. А учителя? В 2017 году в сотрудничестве с центром «Новый учитель» мы опросили более 5000 педагогов и обнаружили, что они проводят почти 70 % рабочего дня, чувствуя себя «разочарованными», «перегруженными» и «напряженными». Это согласуется с данными Гэллапа[1 - Институт Гэллапа – американский институт общественного мнения, а также другие учреждения по данной теме, основанные профессором-социологом Джорджем Гэллапом. (Прим. ред.)], показывающими, что почти половина учителей в США ежедневно испытывают сильный стресс. Пугающая картина образовательной системы, согласитесь?
Насколько эффективны педагоги, когда чувствуют себя такими же разочарованными, подавленными и напряженными, как и дети? Будут ли они отдаваться урокам на 100 %? Огрызаются ли на учеников непреднамеренно или игнорируют их потребности, потому что эмоционально истощены? Уходят ли с работы, чувствуя себя выгоревшими, опасаясь завтрашнего возвращения в класс?
Если мы не понимаем эмоции и не находим способов справиться с ними, они захватят нашу жизнь, как это случилось со мной в детстве.
Страх и тревога лишили меня возможности попытаться справиться с проблемами. Я был парализован. Теперь наука доказывает почему. Если бы был кто-то, кто научил бы меня этим навыкам, – если бы кто-то хотя бы сказал, что они существуют, – я, возможно, чувствовал бы больший контроль над ситуацией. Вместо этого все, что я мог сделать, – это терпеть.
Во время презентаций я часто отмечаю, что многие дети находятся в состоянии серьезного кризиса. Обычно это побуждает кого-то задать вопрос, который на самом деле является скорее мнением: «Не кажется ли вам, что этим детям не хватает стойкости и моральных качеств, которые были у людей поколения назад?»
Мой ответ на это вызревал годами. Когда-то подобное заявление меня очень рассердило. Оно звучало так, будто кто-то ищет причину почувствовать превосходство и обвинить жертв. Теперь я думаю, что это безответственно.
Предположим, сегодняшним детям не хватает той эмоциональной силы, которую мы или какое-то другое поколение имели в избытке. Представим, что в прошлом у детей были такие же трудности, а может, и больше, но они были в состоянии взять себя в руки и справиться с этим.
И что?
Означает ли это, что мы снимаем с себя ответственность за то, чтобы сделать все возможное для помощи сегодняшним детям? Если им требуется небольшая поддержка, разве наша работа не состоит в том, чтобы оказать ее, не осуждая? И если им это так нужно, как они стали такими? Это связано с тем, как мы их вырастили?
Было время, не так уж давно, когда у детей имелась серьезная потребность, которая не удовлетворялась. Наш национальный ответ был поучительным. В 1945 году, когда Вторая мировая война все еще бушевала, генерал (и бывший учитель) по имени Льюис Б. Херши свидетельствовал перед Конгрессом, что почти половине призывников в армию отказали по причинам, связанных с плохим питанием. Он знал это как никто другой – Херши отвечал за систему набора на военную службу. Он увидел недокормленных и недоедающих молодых американцев и понял их непригодность для войны.
Конгресс не издал прокламацию, осуждающую беспомощность молодого поколения. Он принял двухпартийный законопроект: Закон о национальных школьных обедах. Другими словами, мы кормили детей.
Пришло время снова кормить их.
В Йельском центре эмоционального интеллекта мы думаем только об этом: как помочь людям идентифицировать эмоции, понять влияние собственных чувств на все аспекты жизни и развить навыки, чтобы убедиться, что они используют эмоции в здоровых, продуктивных целях.
Однажды, после разговора со специалистами в области психического здоровья в крупной больнице, ко мне подошел заведующий детской психиатрией. Он сказал:
– Марк, вы молодец. Но знаете, по нашим данным, нам понадобится еще 8000 детских психиатров, чтобы справиться с проблемами, которые будут у этих детей.
Я был ошеломлен.
– Вы не поняли. Я хочу выбить вас всех из бизнеса, – сказал я полушутя.
Он думал, что всем проблемным детям потребуется профессиональное вмешательство, чтобы справиться со своей жизнью. Я же говорил о том, что нужно переделать образование так, чтобы оно включало эмоциональные навыки, и тогда профессиональное вмешательство стало бы менее необходимым.
Прошло почти тридцать лет с тех пор, как мои наставники, Питер Саловей, профессор психологии и нынешний президент Йельского университета, и Джек Майер, профессор психологии Университета Нью-Гэмпшира, представили идею эмоционального интеллекта. Прошло четверть века с тех пор, как Дэниел Гоулман опубликовал бестселлер «Эмоциональный интеллект», популяризировавший данную концепцию. И все же мы до сих пор пытаемся ответить на самые простые вопросы, вроде «Как ты себя чувствуешь?».
Чувства – это форма информации. Они похожи на сводки новостей из нашей психики, отправляющие сообщения о происходящем внутри уникального человека – каждого из нас, – в ответ на любые внутренние или внешние события, которые мы переживаем. Нам нужно получить доступ к этой информации, а затем понять, что она нам говорит. Так удастся принимать наиболее обоснованные решения.
Но это серьезная задача. Не то чтобы у каждой эмоции была этикетка, которая точно говорила бы, что ее вызвало, почему и что можно сделать, чтобы ее устранить. Наше мышление и поведение меняются в ответ на чувства. Однако мы не всегда знаем, почему и как лучше справиться с эмоциями. Для родителей это может быть знакомым сценарием: мы видим ребенка, явно страдающего, а причина непонятна. Спросите просто: «Что не так?», и ответ почти никогда не откроет источник страданий. Возможно, ребенок даже не знает его.
Пример: гнев иногда может казаться неспровоцированным или необъяснимым, но зачастую это реакция на то, что мы воспринимаем как несправедливое обращение. Мы пострадали от какой-то несправедливости, большой или маленькой, и это сводит нас с ума. Кто-то подрезал вас в очереди – и вы раздражены. Вы хотели повышения на работе, а оно досталось племяннице начальника, – и вы возмущаетесь. Это та же основная динамика в действии.
Большинству не нравится иметь дело с гневом, своим или чужим. Когда родитель или учитель сталкивается с рассерженным ребенком, часто первым импульсом является угроза дисциплинарного взыскания: если не перестанешь кричать, говорить грубо или топать ногами, ты отправишься в угол или в твою комнату или потеряешь свои привилегии!
Когда злится взрослый, реакция не сильно отличается. Мы немедленно отступаем, перестаем сочувственно слушать. Нам кажется, будто нас атаковали, а это делает практически невозможным обработку информации, которую передает человек. Однако гнев – важное послание. Если попытаемся смягчить несправедливость, вызвавшую его, гнев уйдет, поскольку изжил себя. В противном случае он будет гноиться, даже если кажется, что он стихает.
К счастью, есть наука о понимании эмоций. Это не просто вопрос интуиции, мнения или внутреннего чутья. У нас нет врожденного таланта распознавать, что мы или кто-то другой чувствуем и почему. Мы все должны этому научиться. Я должен был научиться.
Как и в любой науке, есть процесс открытия, метод исследования. После трех десятилетий исследований и практического опыта мы в Йельском центре определили таланты, необходимые, чтобы стать тем, кого мы назвали «эмоциональным ученым».
Мы выявили пять навыков:
• распознавать собственные эмоции и эмоции окружающих не только по тому, что думаем, чувствуем и говорим, но и по выражению лица, языку тела, тону голоса и другим невербальным сигналам;
• понять эти чувства и определить их источник – какие переживания на самом деле вызвали их, – а затем посмотреть, как они повлияли на наше поведение;
• обозначать эмоции с помощью нюансированного словарного запаса;
• выражать чувства в соответствии с культурными нормами и социальным контекстом таким образом, чтобы попытаться информировать и вызвать сочувствие у слушателя;
• регулировать эмоции, а не позволять им управлять нами, находя практические стратегии обращения с нашими чувствами и других.
Остальная часть книги посвящена обучению этим навыкам и тому, как их использовать.
В конце 1990-х годов дядя Марвин и я решили принести их в школы. И потерпели неудачу. Мы были готовы обучать в классе только детей. Но некоторые учителя сопротивлялись.
– Рассказывая детям о тревоге, я нервничаю, – сказал один.
– Я не собираюсь открывать ящик Пандоры и говорить о том, что чувствуют дети, – поведал другой.
Если учителя не верили в важность эмоциональных навыков, они никогда не смогли бы эффективно обучать учеников. Мы с Марвином и новыми коллегами из Йельского университета вернулись к началу.
Мы поняли, что никогда не достучимся до детей, пока не наберем учителей, которые понимают важность эмоциональных навыков. И вскоре после этого поняли: только при наличии приверженности на самом верху, на уровне школьного совета, суперинтенданта и директора, можно преобразовать целые системы.
Потом стало ясно: навыками нужно делиться еще шире. Нам, взрослым, необходимо понимать, как эмоции влияют на нас и всех вокруг, а не только на школьников. Требуется развивать навыки и быть положительным примером для подражания. Педагоги и родители должны продемонстрировать способность определять, обсуждать и регулировать собственные эмоции, прежде чем обучать других. Наше исследование в классе показывает: там, где присутствует эмоционально квалифицированный учитель, учащиеся меньше отвлекаются, больше сосредотачиваются и лучше успевают в учебе. Так же там, где есть эмоционально подготовленный директор и учителя, которые менее напряжены и более удовлетворены. А там, где есть эмоционально опытный родитель, есть дети, у кого больше возможностей идентифицировать и регулировать эмоции.
Как только наши дети вырастут и станут эмоционально развитыми взрослыми, вся культура изменится к лучшему. Однако изучение навыков и улучшение того, как мы реагируем на свои чувства, не означает, что мы внезапно станем вечно счастливыми.
Вечное счастье не может быть нашей целью, реальная жизнь устроена иначе – нужна способность испытывать и выражать все эмоции, подавлять или усиливать как приятные, так и неприятные, чтобы достичь благополучия, принимать наиболее обоснованные решения, строить и поддерживать значимые отношения и реализовывать потенциал.
Каждый должен начинать с себя. Если вы родитель, спросите себя: «Какими качествами вы больше всего хотите, чтобы обладали дети, когда станут взрослыми? Математические способности, научные знания, спортивные способности? Или уверенность, доброта, целеустремленность, мудрость для построения здоровых, прочных отношений?» Когда мы консультируем корпорации, они говорят, что ищут сотрудников, которые упорно выполняют задачу, берут на себя ответственность за собственную работу, умеют ладить с другими и трудиться в команде. Это не технические способности или специальные знания – в первую очередь это эмоциональные качества. Коллега из RAND Corporation сказал мне, что технологии сегодня развиваются так быстро, что компании не нанимают работников по их текущим навыкам – ищут гибких людей, способных предлагать новые идеи, вдохновлять на сотрудничество в группах, управлять и руководить командами, и так далее.
Мы можем приобрести некоторые навыки путем диффузии – наблюдая за теми, кто ими обладает, и подражая им. По большей части их нужно учить. И лучше всего они усваиваются в сообществах. Эмоциональные навыки бывают как личными, так и взаимными. Их можно использовать в частном порядке, а лучше всего они применяются во всем сообществе, так что возникает сеть, усиливающая влияние. Я видел, как это происходит: навыки внедряются в тысячи школ по всему миру с поразительными результатами. Дети, естественно, выигрывают: меньше издевательств и эмоциональных переживаний, лучше посещаемость, меньше отстранений и более высокая успеваемость. Также мы замечали, что в школах, где обучают этим навыкам, учителя с более низким уровнем стресса и выгорания, меньшими намерениями уйти из профессии, большей удовлетворенностью работой и более увлекательными классами.
Мы все хотим, чтобы наша жизнь и жизнь людей, которых мы любим, была свободна от трудностей и тревожных событий.
Мы никогда не сможем этого сделать.
Мы все хотим, чтобы жизнь была наполнена здоровыми отношениями, состраданием и целеустремленностью.
Это мы можем сделать.
Дядя Марвин показал мне как. Первый шаг – позволение чувствовать.
2. Эмоции – это информация
Итак, как вы себя чувствуете?
Это не вопрос с подвохом. Однако ответить на него сложнее, чем кажется. Мы всегда что-то чувствуем, обычно больше одного чувства за раз. Наши эмоции – это непрерывный поток, а не случайное событие. Внутри каждого есть река, иногда спокойная и сдержанная, иногда бушующая и выходящая из берегов. Нужно хорошо ориентироваться.
Представьте себя в момент пробуждения. Даже когда вы медленно приходите в сознание, вы уже что-то чувствуете. Возможно, отчаянно хотите поспать еще часок. Или ощущаете себя заряженным энергией и готовым выпрыгнуть из постели. В плохой день может накатывать ужас при мысли о том, как добираться на работу или с чем придется столкнуться в офисе через несколько часов. Возможно, идет дождь, который может еще больше испортить настроение. Или вы чувствуете себя радостным и возбужденным благодаря тому, что собираетесь сделать. Может, ощущаете сильное облегчение, вспоминая, что сегодня суббота. Или предвкушаете день, наполненный созиданием и радостью. Через десять минут эмоциональное состояние способно стать совершенно другим, в зависимости от того, что вы увидели в утренних новостях, или что ваша вторая половинка рассказала о планах на сегодняшний вечер, или какое пятно вы только что заметили на потолке на кухне.
Эмоциональная жизнь напоминает американские горки: в один момент мы поднимаемся высоко, а в другой падаем вниз.
Представьте, каково детям. Тот же постоянный поток чувств, варьирующийся от сокрушительно негативных до эйфорически позитивных – с момента пробуждения, в течение всего дня и до засыпания. Только дети еще не научились управлять эмоциями – как подавлять и отделять все, что неудобно в данный момент, как направлять полезные чувства на максимальную пользу. Они сильно переживают все: скуку, разочарование, тревогу, беспокойство, волнение, восторг. Часами сидят в классе, где от них ожидается, что они будут внимать каждому слову, сказанному учителем, который, вероятно, находится под таким же эмоциональным давлением. Детский мозг менее развит, его защитные механизмы менее надежны, и тем не менее реки эмоций, протекающие через детей, часто мощнее наших. Удивительно, что кто-то вообще чему-то учится.
Каждую секунду нам есть с чем бороться. Мы не можем постоянно концентрироваться на эмоциях. У нас не осталось бы ни времени, ни внимания, чтобы делать что-то еще. Однако мы не способны прожить жизнь, игнорируя чувства или преуменьшая их значение. Все эмоции являются важным источником информации о том, что происходит внутри нас. Многочисленные чувства приносят новости из тела, разума и внешнего мира, а затем наш мозг обрабатывает и анализирует их и формирует опыт. Мы называем это чувством.
Однако мы, люди, долго игнорировали их. Это восходит к тысячелетиям, еще до того, как философы-стоики Древней Греции утверждали, что эмоции – неустойчивые, идиосинкразические источники информации. Разум и познание рассматривались как высшие силы внутри нас; когда-то идея «эмоционального интеллекта» показалась бы непостижимой – противоречием в терминологии. Большая часть западной литературы, философии и религии с тех пор учит нас, что эмоции – это своего рода внутреннее вмешательство, препятствующее здравому суждению и рациональному мышлению. Не случайно до сих пор многим нравится думать, что интеллект и эмоции исходят из двух совершенно разных частей тела – одна из головы, другая из сердца. Кому учат доверять больше?
Ученым не нравились эмоции, поскольку в отличие от интеллекта их нельзя измерить стандартными тестами. IQ опирается в первую очередь на «холодные» когнитивные процессы, такие как запоминание цепочки цифр или исторических фактов, в то время как эмоциональный интеллект опирается на «горячие» социально-эмоционально-когнитивные процессы, которые часто заряжены, основаны на отношениях и сосредоточены на оценке, прогнозировании и преодолении чувств и действий – собственных и чужих.
Вот почему изучение интеллекта, сформировавшееся примерно в 1900 году, продолжило традицию игнорирования эмоций. На протяжении большей части двадцатого века психологи и философы спорили, связаны ли эмоции с логическим мышлением и разумным поведением. Неудивительно, что идентификация эмоционального интеллекта произошла позже, чем интеллекта других видов.
Затем, в 1990 году, психологи Питер Саловей и Джон Майер представили в научной литературе первую формальную теорию эмоционального интеллекта. Они определили его как «способность отслеживать собственные и чужие чувства и эмоции, различать их и использовать эту информацию для управления мышлением и действиями».
В Йельском университете я взял интервью у Саловея, который сказал: «Я начал изучать человеческие эмоции в лаборатории колледжа в конце 1970-х годов. В то время особого интереса к эмоциям в психологии не было. Когнитивная революция находилась в самом разгаре, и люди рассматривали эмоции как «шум». Их понимание на тот момент заключалось в том, что эмоции есть, но они не предсказывают ничего важного. Я просто не мог поверить, что это правда, поэтому у меня появилось сильное желание изучать эмоции, чтобы показать: они имеют положительное значение. Я хотел продемонстрировать, что система эмоций существует не просто так. Она помогает нам идти по жизни.
Эмоциональный интеллект являлся синтезом трех растущих областей научных исследований, которые показали: эмоции, когда широко используются, поддерживают процессы рассуждения и решения сложных проблем.
Первым было повторное открытие функционального взгляда Чарльза Дарвина на эмоции. Еще в девятнадцатом веке он выдвинул идею, что они сигнализируют о ценной информации и стимулируют адаптивное поведение, имеющее ключевое значение для выживания. Страх, наконец, оценили по достоинству как очень полезное средство, особенно в ранней, насыщенной угрозами среде нашего вида. Ничто не сравнится с хорошим испугом, чтобы заставить вас подхватиться и убежать от голодного саблезубого тигра.
Затем появилось исследование на тему, какую роль играют эмоции и настроение в мыслительных процессах, суждениях и поведении. Социологи, используя искусные эксперименты, и ученые, работая над исследованием различных областей мозга, начали открывать способы взаимодействия эмоций с познанием и поведением. Результаты показали, что эмоции придают цель, приоритет и фокус нашему мышлению. Они подсказывают, что делать с информацией, которую доставляют наши органы чувств. Они мотивируют нас действовать.
Психологи предложили идею «когнитивной петли», связывающей настроение и суждение. Например, когда человек в хорошем настроении, у него чаще появляются позитивные мысли и воспоминания, в свою очередь заставляющие человека думать о позитивных вещах (петля). В классическом исследовании психолог Гордон Бауэр из Стэнфордского университета использовал гипноз, чтобы заставить испытуемых чувствовать себя счастливыми или грустными. Затем им предстояло выполнить три задания: вспомнить списки слов, сделать записи в дневнике и вспомнить переживания из детства. Те, кого заставляли чувствовать грусть, вспоминали больше негативных моментов, слов и неприятных событий. Точно так же участники, кому внушали счастье, рассказывали о более счастливых воспоминаниях, словах и позитивных событиях. В исследовании покойной Элис Айзен, профессора Корнельского университета, и ее коллег одним участникам показали комедийный фильм, а другим ничего не показали. Затем проверили их на творческое мышление. Результаты показали явный рост креативности у тех, кто смотрел кино, – они находились в «состоянии положительного аффекта» по сравнению со второй группой. Это естественная предрасположенность – все мы легче воспринимаем и извлекаем «соответствующую настроению» информацию. Это лишь один из многих способов, с помощью которых эмоции влияют на наше мышление.
Третья область научных исследований – поиск «альтернативного» интеллекта, включающего широкий спектр умственных способностей, а не только IQ. Ученые все больше разочаровывались в неспособности тестов объяснить важные итоги жизни людей. Ховард Гарднер, профессор Гарвардского университета, предложил теорию «множественного интеллекта», которая советовала педагогам и ученым уделять больше внимания способностям – помимо вербальных и математических, – внутриличностным (осознание собственных сильных и слабых сторон) и межличностным (способность эффективно общаться и сопереживать). Другие исследователи, в том числе Роберт Штернберг, психолог из Корнельского университета, предложили теорию «успешного интеллекта» и призвали ученых и педагогов учитывать творческие и практические навыки. Нэнси Кантор и Джон Килстром, психологи из Стэнфордского университета, опираясь на исследования Эдварда Торндайка 1920-х годов, предлагали уделять больше внимания «социальному интеллекту» – способности накапливать знания о социальном мире, понимать людей и мудро действовать в социальных сетях.
К концу 1990-х эмоциональный интеллект наконец достиг паритета с другими формами интеллекта. Нейробиологи, психологи и исследователи пришли к выводу, что эмоции и познание работают рука об руку в сложном процессе обработки информации. Начали появляться исследования, показавшие, что существуют индивидуальные различия в способности людей рассуждать с помощью эмоций и о них. Например, демонстрируется широкий диапазон способностей точно воспринимать эмоции по выражению лица и регулировать их.
Все в этой книге основано на 50-летнем изучении ролей – во множественном числе – эмоций в нашей жизни. На самом высоком уровне, с эволюционной точки зрения, они имеют исключительно практическое назначение: обеспечивают выживание. То есть делают нас умнее.
Если бы эмоции нам не были нужны, их бы не было.
Я выделил пять областей, в которых чувства имеют наибольшее значение, – аспекты повседневной жизни, на которые эмоции влияют больше всего. Во-первых, эмоциональное состояние определяет, на что мы направляем внимание, что помним и чему учимся. Во-вторых, принятие решений: когда мы находимся во власти сильной эмоции, вроде гнева или печали, а также восторга или радости, мы воспринимаем мир иначе, и выбор, который делаем, происходит под влиянием эмоций. В-третьих, наши социальные связи. То, что мы чувствуем – и то, как интерпретируем чувства других, – посылает сигналы приблизиться или избежать; присоединиться к кому-то или дистанцироваться; вознаградить или наказать. В-четвертых, влияние на здоровье. Положительные и отрицательные эмоции вызывают разные физиологические реакции в теле и мозге, высвобождая мощные химические вещества, которые, в свою очередь, влияют на физическое и психическое здоровье. В-пятых, творчество, эффективность и производительность. Чтобы достигать больших целей, получать хорошие оценки и преуспевать на работе, мы должны использовать чувства, как если бы они были инструментами. Чем, конечно, они и являются или могли бы стать.
Эмоции и внимание, память и обучение
Всякое обучение имеет эмоциональную основу.
Платон
Начнем с изучения того, как эмоции влияют на внимание и память, которые в совокупности определяют нашу способность к обучению.
Задумайтесь: эмоции определяют, что нас волнует в данный момент. Скучая до слез или мечтая о предстоящих выходных, вы вряд ли усвоите то, что читаете на этой странице прямо сейчас. Если боимся, источник страха занимает все наши мысли. Если горит дом, у нас есть только одна цель: спасайся! Если сталкиваемся с внезапной физической опасностью – будь то поход в лес и встреча лицом к лицу с рычащим медведем или прогулка по ночному городу, где на нас нападает вооруженный незнакомец, – мы в значительной степени перестаем думать о чем-либо другом. Природа устроила мозг подобным образом, и это хорошо: любое отвлечение в этот момент может оказаться фатальным.
Страх неосязаемого вреда – смущение, стыд, страх выглядеть глупо или как-то неадекватно – работает аналогичным образом. Хотя, возможно, мы переживаем это как тревогу или беспокойство, а не ужас. Эмоция способна казаться напрасной и иррациональной даже нам самим. Но это не важно. Как мы уже видели, чувства совершенно невосприимчивы к холодной логике. Ожидая неблагоприятного исхода при любых обстоятельствах, мы не можем думать о другом. Возможно, наше внимание должно быть направлено куда-то еще, но мы бессильны в этот момент.
Сильные отрицательные эмоции (страх, гнев, тревога, безнадежность) имеют тенденцию сужать разум – как отключение периферийного зрения из-за сосредоточения внимания на опасности, которая находится прямо по центру. На самом деле у данного явления есть физиологическая сторона. Когда присутствуют негативные чувства, мозг реагирует выделением кортизола, гормона стресса. Это мешает префронтальной коре эффективно обрабатывать информацию, поэтому даже на нейрокогнитивном уровне способность сосредотачиваться и обучаться нарушается. Несомненно, умеренный уровень стресса – азарт от поставленной перед нами задачи – улучшает внимание. Однако хронический стресс токсичен и делает обучение сложным на биологическом уровне. Вот почему я оказался троечником в средней школе. Я был слишком поглощен семейными проблемами и издевательствами, чтобы мысленно присутствовать в классе. Когда мне было сорок лет, я поехал в родной город, чтобы посетить среднюю школу, где учился. Случились два незабываемых события. Во-первых, в тот момент, когда я вошел, у меня произошла внутренняя реакция: я снова ощутил страх и стыд. Я немедленно регрессировал в хрупкого тринадцатилетнего мальчика. Во-вторых, единственное, что я мог вспомнить, было связано с опытом травли. В памяти не всплывали ни имена большинства учителей, ни какой-либо из предметов, которые я изучал.
Не только негативные чувства могут ослабить умственные способности.
Допустим, старшеклассник находится во власти типичного гормонального урагана, который обрушивается на многих подростков. Романтические фантазии – это весело, невозможно ожидать, что мировая история станет конкурировать с ними. Удивительно, как подросткам удается чему-то научиться, если представить все опьяняющие мечты, наполняющие наши головы в этом возрасте. Младшие дети не менее одержимы, но представляют, как весело будут играть, когда школьный день закончится, или поедут в Диснейленд на весенние каникулы.
Радость и избыток счастья столь же сильны, как и любые другие эмоции, когда речь идет о способности направлять мысли туда, куда мы хотим. Вместо стимуляции выработки кортизола положительные эмоции обычно связаны с выделением серотонина, дофамина и других «хороших» нейрохимических веществ, которые влияют на мышление и поведение.
Современные исследования показывают, что разные эмоции служат разным целям обучения. Если нужно задействовать критические способности, например отредактировать письмо – найти недостатки и исправить любые ошибки, – негативное настроение может сработать лучше. Пессимизм помогает предвидеть то, что может пойти не так, а затем принять надлежащие меры для предотвращения трудностей. Вина действует как моральный компас. Беспокойство заставляет пытаться улучшить то, что более великодушное настроение могло бы согласиться принять. Даже гнев отличный мотиватор в отличие от смирения, – он побуждает действовать и, возможно, исправить то, что изначально вызвало гнев. Если мы в ярости, наблюдая, как с кем-то плохо обращаются, мы, скорее всего, будем добиваться справедливости.
Представьте: вы веселы и улыбаетесь, просто несказанно радостны в момент, когда пишете заявление о приеме на работу. Такое возможно. Но только здоровый страх, а не радость заставит трижды проверить пунктуацию и структуру предложения. Отрицательные эмоции выполняют конструктивную функцию: помогают сузить и сфокусировать внимание. Именно печаль, а не радость может помочь справиться с трудной проблемой. Это волнение, которое стимулирует множество идей. Но слишком большой энтузиазм не принесет необходимого консенсуса – он рассеет энергию, необходимую для решения поставленной задачи, математической или межличностной.
В настоящее время мы переживаем то, что кажется кризисом в образовании. Ученики устали, скучают и испытывают стресс. Их учителя разочарованы, находятся под давлением и потеряли энтузиазм. Хроническая разобщенность и невыходы на работу на рекордно высоком уровне. И как мы реагируем? Пытаемся контролировать поведение учащихся еще больше. Или вводим новые программы по математике и обучению грамоте или более жесткие стандарты обучения. Ни одно из данных решений не учитывает тот факт, что чувства учащихся придают смысл изучаемому. Результаты исследований ясны: эмоции определяют, будет ли академический контент глубоко обработан и зафиксирован в памяти. Связь эмоций с обучением гарантирует, что учащиеся найдут обучение в классе актуальным.
Связь эмоций с обучением – это то, что помогает раскрыть цели и энтузиазм, то, что движет упорство.
Всякий раз, когда замечаете, что внезапно возникли трудности с концентрацией внимания, сосредоточиванием или запоминанием, необходимо спросить себя: какая эмоциональная информация находится прямо под поверхностью моря наших мыслей?
