скачать книгу бесплатно
– Простите, викарий, – сказала я. – Я не хотела вас напугать. Просто, поскольку меня назвали в честь Святого Танкреда, я хотела быть первой, кто увидит его благословенные старые кости.
Викарий безучастно смотрел на меня.
– Флавия Танкреда де Люс, – напомнила я ему, добавляя в свой голос чуток фальшивого почтения, скромно скрестив руки на груди и потупив глаза: приемчик, который я подсмотрела у Фели во время молитв.
Викарий долго молчал, а потом тихо хихикнул.
– Ты мне голову морочишь, – сказал он. – Я точно помню церемонию твоего крещения. Флавия Сабина де Люс – вот как мы тебя нарекли во имя Отца, Сына и Святого духа, аминь, и Флавией Сабиной де Люс ты останешься – разумеется, до тех пор, пока не решишь связать себя священными узами брака, как твоя сестра Офелия.
Моя челюсть отвисла до пола.
– Фели?
– О боже, – сказал викарий. – Боюсь, я проболтался.
Фели? Моя сестра Фели? Решила связать себя священными узами брака?
Едва могу поверить в это!
Кто же он? Нед Кроппер, мальчик на побегушках из «Тринадцати селезней», чьи представления об ухаживаниях выражаются в том, чтобы оставлять заплесневелые сласти на нашем кухонном крыльце? Карл Пендрака, американец-военнослужащий, желающий показать Фели достопримечательности Сент-Луиса, штат Миссури? («Карл собирается показать мне, как Стэн Мьюжл[8 - Стэн Мьюжл (род. 1921) – легендарный американский бейсболист.] подает мяч».) Или это Дитер Шранц, бывший немецкий военнопленный, решивший остаться в Англии и работать на ферме, пока он не сможет преподавать английским школьникам «Гордость и предубеждение». И еще, разумеется, есть детектив-сержант Грейвс, молодой полицейский, который всегда теряет дар речи и бурно краснеет в присутствии моей вялой сестрицы.
Но не успела я одолеть викария дальнейшими расспросами, как и в без того переполненное помещение впихнулся мистер Гаскинс с веревкой в руке и с фонарем, отбрасывающим диковинные колеблющиеся тени.
– Дорогу! Дорогу! – пробормотал он, и рабочие расступились, плотно прижимаясь к стенам.
Вместо того чтобы выйти из помещения, я воспользовалась возможностью проникнуть внутрь, так что к тому моменту, как мистер Гаскинс зафиксировал веревку на наружном конце камня, я вклинилась в дальний угол. Отсюда у меня будет лучший обзор на происходящее.
Я глянула на викария, казалось, забывшего о моем присутствии. Его лицо напряглось в свете маленьких колеблющихся лампочек.
Что там сказал этот Мармадьюк, мужчина в темном костюме? «Вы должны остановить это. Вы должны прекратить это немедленно».
Очевидно, что, несмотря на Мармадьюка, кем бы он ни был, работа продолжается.
– Где же ваш приятель? – внезапно спросил мистер Гаскинс, на минуту оторвавшись от своей работы, и его слова странным эхом отразились от арочного потолка крипты. – Я думал, он хочет присутствовать при главном событии?
– Мистер Сауэрби? – уточнил викарий. – Я не знаю. Очень непохоже на него – опаздывать. Возможно, нам следует немного подождать.
– Этот камень никого не ждет, – сказал мистер Гаскинс. – У этого камня свои резоны, и он собирается выйти наружу, нравится нам это или нет.
Он ласково потрепал огромную глыбу, и та жутко застонала, как будто от боли.
– Он висит на кончиках пальцев, и все тут. Кроме того, Норману и Томми надо возвращаться в Мальден-Фенвик, не так ли, парни? Они пришли сюда работать, и они будут работать.
Он широко махнул в сторону рабочих, один из которых был чрезвычайно рослым, а второй ничем особенным не выделялся.
Внизу в глубинах крипты мистер Гаскинс был правителем своего собственного мрачного королевства, и никто не осмеливался возвысить против него голос.
– Кроме того, – добавил он, – это только стена. Мы не попадем к саркофагу, пока не пройдем сквозь нее. Зафиксируй веревку, Томми.
Когда Томми обвязал веревку вокруг каменного выступа, мистер Гаскинс обратил внимание на меня. В этот ужасный миг я подумала, что он непременно меня выгонит вон. Но ему была нужна публика.
– Саркофаг, – сказал он. – Саркофаг. Вот вам редкое словечко. Но вы не знаете, что оно означает, мисс?
– Оно происходит от двух греческих слов и означает «пожиратель плоти», – ответила я. – Древние греки делали их из особого камня, привозимого из турецкого города Ассос, поскольку считалось, что он поглощает тело целиком, за исключением зубов, за сорок дней.
Хотя я делаю это нечасто, я вознесла безмолвную благодарственную молитву сестрице Даффи, прочитавшей мне вслух этот занимательный отрывок из какого-то черного, как гроб, тома энциклопедии в библиотеке Букшоу.
– Ага! – сказал мистер Гаскинс, как будто знал все это с самого начала. – Что ж, теперь мы это знаем из уст младенца.
Не успела я оскорбиться, как он сильно дернул за веревку.
Ничего не произошло.
– Помоги мне, Норман. Томми, толкни камень с другого конца, посмотрим, сможем ли мы его вытащить.
Но, несмотря на их попытки, камень не шелохнулся.
– Похоже, он застрял, – предположил викарий.
– Застрял – неподходящее слово, – сказал мистер Гаскинс. – Он хорошенько и чертовски…
– У кое-кого слишком длинные уши, – перебил его викарий, поднося указательный палец к губам и делая почти неуловимый кивок в моем направлении.
– Что-то его держит, вот что. Давайте-ка посмотрим.
Мистер Гаскинс уронил конец веревки и забрал фонарь у Томми.
Держа лампу почти у самой линзы, он придвинул лицо к расщелине.
– Ничего, – наконец объявил он. – Надо расширить посильнее.
– Не надо, пустите меня, – сказала я, забирая у него фонарь. – Моя голова меньше вашей. Я скажу вам, что там увижу.
Я думаю, они так были ошарашены моей инициативой, что никто даже не попытался меня остановить.
Моя голова легко проскользнула в отверстие, и, как акробатка, я маневрировала фонарем, пока он не осветил гробницу из положения над моей головой.
Холодный влажный сквозняк дунул мне в лицо, и я сморщила нос от резкого тошнотворного запаха застарелого разложения.
Я смотрела в маленькую каменную комнату, вероятно, семи футов в длину и трех в ширину. Первое, что я увидела, была человеческая рука, ее иссохщие пальцы крепко сжимали осколки стеклянной пробирки. А потом лицо – жуткую нечеловеческую маску с огромными уставившимися на меня пластиковыми глазами и резиновым поросячьим рылом.
Под этим красовались белые кружева, не до конца прикрывавшие почерневшие сосуды на горле. Над глазами виднелась копна вьющихся золотистых волос.
Более чем определенно – это не тело Святого Танкреда.
Я убрала фонарь, вытащила голову из щели и медленно повернулась к викарию.
– Полагаю, мы нашли мистера Колликута, – объявила я.
4
Разумеется, я узнала его по волосам. Сколько воскресных дней я наблюдала, как Фели скачет галопом по проходу, чтобы занять место на скамье в первом ряду, откуда у нее будет возможность в полной мере любоваться золотистыми локонами мистера Колликута.
Восседающий на органной скамье в белом стихаре, с головой, озаренной светом утреннего солнца, проливающимся сквозь витражное стекло, он часто казался ожившим херувимом Боттичелли.
И он знал об этом.
Я вспомнила, как он встряхивал головой и пробегал всеми десятью пальцами по золотистым локонам, перед тем как наброситься на клавиши и взять вступительный аккорд псалма. Фели однажды сказала мне, что мистер Колликут напоминает ей Франца Листа. Говорят, сказала она, в сувенирных шкатулках недавно умерших старых леди еще находили окурки сигар, которые курил в прошлом столетии Франц Лист. Я собиралась было провести обыск среди вещей Фели, чтобы проверить, не хранит ли она тайно пробковые кончики «Крейвен-Эй»[9 - «Крейвен-Эй» – марка сигарет, названных в честь Джорджа Крейвена, третьего графа Крейвена и особенно популярная во время Второй мировой войны. Отличались тем, что у них вместо фильтра был кусочек пробки.] мистера Колликута, но эта идея ускользнула из моей памяти.
Все это пролетело в моей голове, пока я ждала, когда мужчины расширят расщелину и подтвердят мое открытие.
Не то чтобы я не была шокирована, разумеется.
Умер ли мистер Колликут от того, что я загибала пальцы, считая трупы? Стал ли он жертвой некоей мрачной и неожиданной магии?
Прекрати немедленно, Флавия! – Одернула я себя. – Этот человек явно был мертв задолго до того, как ты искушала судьбу подсунуть тебе еще один труп.
Тем не менее, он мертв. Чего тут ходить вокруг да около.
В то время как часть меня хотела расплакаться из-за гибели золотоволосого прекрасного принца Фели, другая моя часть – часть, которую я не до конца понимала, – жадно пробуждалась от глубокого сна.
Меня разрывали на части отвращение и удовольствие – все равно что пробовать одновременно уксус и сахар.
Но удовольствие в таких случаях всегда побеждает. Одной левой.
Скрытая часть меня пробуждалась к жизни.
Тем временем рабочие принесли кучу прочных досок, чтобы с их помощью выдвинуть тяжелый камень, а также использовать их как пандус, по которому камень можно перетащить на пол.
– Легче, легче, – командовал мистер Гаскинс. – Мы же не хотим его раздавить, верно?
В компании трупа мистер Гаскинс чувствовал себя как дома.
Наконец, после продолжительного скрипа и пары проклятий, камень убрали и внутренности склепа стали доступны взгляду.
В дрожащем свете противогаз, надетый на лицо трупа, жутко поблескивал, как умеет только мокрая резина.
– О боже! – произнес викарий. – О боже. Лучше мне позвонить констеблю Линнету.
– Не особенно срочное дело, я бы сказал, – заметил мистер Гаскинс, – судя по его запаху.
Слова грубые, но верные. Я в точности знала по своим собственным химическим исследованиям о процессе, происходящем, когда человеческое тело после смерти переваривает само себя, и мистер Колликут далеко зашел по этому пути.
Томми и Норман уже достали носовые платки и прижали их к носам.
– Но перед тем, как я это сделаю, – продолжил викарий, – я прошу всех вас присоединиться ко мне в короткой молитве об этом очень – очень… эээ… несчастливом человеке.
Мы склонили головы.
– О Господь, прими душу верного раба твоего, которого постигло ужасное несчастье в странном месте.
Странное место, это уж точно! Хотя я бы так не сказала…
– И, вероятно, это было страшно, – добавил викарий после паузы, во время которой подыскивал должные слова. – Даруй ему, молим мы тебя, вечный мир и вечную жизнь. Аминь.
– Аминь, – тихо повторила я.
Я чуть не перекрестилась, но поборола этот порыв. Хотя наша семья покровительствует Святому Танкреду, потому что викарий – лучший друг отца, мы, де Люсы, как Даффи любила говаривать, были католиками так долго, что иногда называли святого Петра «дядюшкой Питом» и благословенную Деву Марию «кузиной Мэри».
– Флавия, дорогуша, – обратился ко мне викарий, – я буду тебе обязан, если ты сходишь наверх и поможешь мне разобраться с властями. Ты лучше разбираешься в этих делах, чем я.
Это правда. В прошлом случалось, что я указывала полиции верное направление, когда они оказывались в безнадежном тупике.
– С удовольствием, мистер Ричардсон, – ответила я.
На этот момент я увидела все, что хотела.
Снаружи шел дождь, и мы с викарием стояли бок о бок на крыльце, внезапно лишившись дара речи из-за того, чему только что стали свидетелями.
Полиция, прибывшая в знакомом синем «воксхолле», изображала полнейшее бесстрастие. Инспектор Хьюитт, выйдя из машины, одарил меня коротким кивком и подобием улыбки. Детективы-сержанты Вулмер и Грейвс были в своем репертуаре: Вулмер – будто большой угрюмый медведь в посудной лавке («воксхолл» ощутимо застонал от облегчения, когда он неуклюже выбрался наружу!), а Грейвс, молодой, светловолосый и с ямочками, улыбался мне во весь рот. Как я уже говорила, сержант Грейвс по уши втрескался в Фели, и по разным причинам я надеюсь, что это он сопроводит божественную Офелию (ха-ха! простите меня за смех!) к алтарю. Еще один детектив в семье даст нам темы для разговора длинными зимними вечерами, думала я. Кишки, кровь и чай «Тетли».
Сержант Вулмер едва взглянул на меня, доставая фотоаппарат из багажника. Я отвернулась и мило кивнула сержанту Грейвсу, который нес знакомый чемоданчик.
– Собираетесь взять пальчики, не так ли? – кротко поинтересовалась я, показывая, что помню его специализацию – отпечатки пальцев.
Сержант мило покраснел, хотя я всего лишь сестра Фели.
Как Санта-Клаус из американского стишка, они не произнесли ни слова, сразу же принявшись за работу. Гуськом взошли на крыльцо и направились в склеп, оставив меня и викария стоять в дверях.
– Как давно он пропал? Имею в виду мистера Колликута.
– Пропал?
Хотя викарий сам позвонил в полицию, он еще не вполне осознал ситуацию.
– На самом деле мы не думали, что он пропал. Думали, он просто покинул нас. О боже мой! Не самое подходящее слово.
Я ничего не сказала: полезный приемчик, почерпнутый мной из общения с инспектором Хьюиттом.
– Миссис Баттл сказала, что в тот последний день он спустился к завтраку, как обычно. Съел один тост. Очень заботился о фигуре. Должен был поддерживать талию в форме для игры на органе, педали, то-се. Боже мой! Я сплетничаю!
– Когда это точно было? – спросила я с таким видом, будто знала, но забыла.
– Во вторник перед Прощеным воскресеньем, насколько я помню, – ответил викарий.
– Примерно шесть недель назад, – быстро прикинула я.
– Да. Во вторник на Масленой неделе.
