скачать книгу бесплатно
– Не уходите, – велел молодой человек.
Покорная его воле, она уже собиралась садиться.
– Ваш кофе…
Она осталась стоять, но дрожащими пальцами взяла свою чашечку. Некоторое время, пока она утоляла свою неуемную жажду, допивая кофе, мелкая дрожь чашки была единственным доносившимся звуком. Затем она опустила осушенную чашку и промолвила:
– А теперь мне нужно уходить. Мне нездоровится. Кажется, я сейчас грохнусь в обморок. Мне так неловко, что я к вам заявилась. Благослови вас Господь, молодой человек, и долгих вам лет жизни.
Она направилась к двери, но он преградил ей путь.
– Делайте то, за чем пришли, – сказал он.
– Что? Что?
– Сами знаете что. Очень хорошо знаете. Я не против. Ну же.
– Я…
– Ну же, – тихо сказал он и зажмурился, держа руки по швам в ожидании.
Она уставилась на его лицо, потом на его грудь, в которой под рубашкой, казалось, происходило легчайшее шевеление.
– Ну же, – тихо повторил он. Она почти пришла в движение.
– Ну же, – повторил он в последний раз. Она шагнула к нему навстречу, тихонько повернула голову и, опуская правое ухо все ниже и ниже, дюйм за дюймом, прижала его к груди молодого человека.
Она могла бы вскрикнуть, но не вскрикнула. Она могла бы что-нибудь воскликнуть, но не воскликнула. Ее глаза тоже были зажмурены, она прислушивалась. Ее губы шевелились и что-то твердили, может, имя – почти в унисон с пульсом, доносившимся из-под рубашки, из плоти, из груди этого терпеливого молодого человека.
Там билось сердце.
Она вслушалась.
Сердце билось верно и размеренно.
Она слушала долго. Ее дыхание замедлилось, бледность стала сходить со щек.
Она слушала.
Сердце билось.
Потом она подняла голову, напоследок взглянув на лицо молодого человека, и молниеносно прикоснулась губами к его щеке, повернулась и стремглав выскользнула из комнаты, не сказав спасибо – этого не требовалось. В дверях она даже не оглянулась, а отворила дверь, вышла и тихонько ее прикрыла.
Молодой человек долго ждал. Его правая рука скользнула по рубашке, по груди, нащупывая то, что под ними. Его веки были все еще смежены, а лицо бесстрастно.
Затем он повернулся и сел, не глядя, куда садится, взял свой кофе и допил его.
Мощный пульс, сильная волна жизни в его груди прокатывалась по его руке в чашку, заставляя ее уверенно и непрерывно пульсировать, когда он хотел пригубить чашку и отпить кофе, словно это было лекарство, дар, который будет вновь и вновь наполнять его чашу столько дней, сколько он ни представить, ни предположить не мог. Он осушил чашку.
Только тогда он открыл глаза и увидел, что комната опустела.
Сумеречные лужайки
Вечерело, но он решил, что дневного света как раз хватит, чтобы быстро сыграть в «девять лунок», прежде чем придется остановиться.
Но сумерки настигли его уже по дороге к полю для гольфа. С океана нагнало густого туману и затмило все освещение.
Он уже собирался разворачиваться, чтобы ехать обратно, как вдруг что-то привлекло его внимание.
Всматриваясь в дальние лужайки, он приметил на сумеречных полях с полдюжины гольфистов.
Они играли не четверками, двое на двое, а передвигались в одиночку, волоча свои клюшки по траве под сенью деревьев.
Как странно, подумал он. И вместо того чтобы уехать, подогнал машину на стоянку за клубным помещением и вышел.
Что-то заставило его подойти и наблюдать за горсткой мужчин на тренировочном поле, посылающих мячи в сумеречную мглу.
Но больше всего его любопытство раздразнили одиночные игроки на фервее[1 - Участок с травой средней длины, занимающий большую часть игрового поля.]: это зрелище определенно навевало какую-то грусть.
Не задумываясь, он подхватил свою сумку и понес клюшки к первой метке, где стояли, словно дожидаясь его, трое пожилых людей.
Стариканы, думал он. Впрочем, не такие уж они старые, просто ему было всего тридцать, а они уже поседели.
Когда он подошел, они смерили взглядами его загорелое лицо и зоркие ясные глаза.
Один из них поздоровался.
– Что здесь происходит? – поинтересовался молодой человек, хотя и сам не мог взять в толк, зачем ему понадобилось вопрошать таким тоном.
Он следил за лужайками и передвижениями одиночных игроков в сумраке.
– Я хотел сказать, – продолжал он, кивая в сторону фервея, – что они идут вперед, но ведь минут через десять им ничего не будет видно.
– Будет, еще как будет видно, – откликнулся один старик. – Вообще-то, мы идем туда же. Нам нравятся вечерние часы. Можно побыть одному и поразмыслить. Вот мы и начинаем в группе, а потом разбредаемся кто куда.
– Здорово, должно быть, – сказал молодой человек.
– Еще бы, – согласился другой. – Но у нас на то свои причины. Присоединяйтесь, если пожелаете, но ярдов через сто вы скорее всего окажетесь в одиночестве.
Молодой человек подумал и кивнул.
– Договорились, – сказал он.
Один за другим они подходили к первой площадке, делали замах клюшкой и наблюдали, как белые мячи растворяются в полумраке.
Они молчаливо зашагали навстречу угасающему свету.
Старик шел рядом с молодым мужчиной, поглядывая на него время от времени. Двое других смотрели только вперед и не разговаривали. Когда они остановились, молодой человек аж ахнул от изумления. Старик спросил:
– Что такое?
– Я его нашел! Как это возможно в такой темени? Я словно догадался, где надо искать! – воскликнул молодой человек.
– Такое случается, – сказал старик. – Это можно приписать судьбе или фортуне либо дзену. Я же просто говорю – это чистой воды потребность. Идем дальше.
Молодой человек взглянул на мяч в траве и молча отступил.
– Пусть сначала другие, – сказал он.
Двое других тоже нашли в траве свои мячи и теперь делали замах. Один из них сделал замах, попал по мячу и удалился в одиночестве. Другой сделал замах, попал по мячу и тоже исчез в сумерках.
Молодой человек смотрел, как они уходят – каждый своей дорогой.
– Я не понимаю, – сказал он. – Я ни разу не играл в такой четверке.
– На самом деле это не четверка, – сказал старик. – Можно сказать, это вариация на тему. Они продолжат, и мы снова встретимся на девятнадцатой лужайке. Ваша очередь.
Молодой человек сделал замах, и мяч улетел в серовато-багровое небо. Он почти слышал, как мяч приземлился в траву в ста ярдах.
– Продолжайте, – сказал старик.
– Нет, – сказал молодой человек. – Если не возражаете, я прогуляюсь с вами.
Старик кивнул, встал в стойку и ударил по мячу, послав его в темноту. Потом они стали молча прогуливаться.
Наконец, молодой человек, глядя перед собой и пытаясь нащупать дорогу в сгущающейся тьме, сказал:
– Я никогда раньше не встречал такой игры. Кто те другие и что они тут делают? Если уж на то пошло, а кто вы будете? И наконец, что здесь делаю я? Я ведь не принадлежу вашему кругу.
– Не вполне, – согласился старик. – Но кто знает, может, когда-нибудь войдете в него.
– Когда-нибудь? – спросил молодой человек. – Если сейчас не принадлежу, то почему потом?
Старик продолжал идти, глядя перед собой, а не на своего спутника.
– Вы очень молоды, – сказал он. – Сколько вам?
– Тридцать, – ответил молодой человек.
– Вы молоды. Вот когда вам стукнет пятьдесят или шестьдесят, тогда, может быть, вы будете готовы играть на сумеречных лужайках.
– Так вы это называете – «сумеречные лужайки»?
– Да, – сказал старик. – Иногда ребята вроде нас выходят играть допоздна, до семи-восьми вечера. Мы испытываем потребность просто ударить по мячу, прогуливаясь, и ударить снова, потом возвращаемся, когда слишком устаем.
– Как вы определяете, что пора играть в «сумеречные лужайки»? – спросил молодой человек.
– Ну, – ответил тихо шагающий старик, – мы – вдовцы. Не в привычном смысле слова. Все знают, что существуют соломенные вдовы гольфа – женщины, которые остаются сидеть дома, пока мужья целыми днями напролет режутся в гольф – по воскресеньям, иногда по субботам, иногда в будние дни. Они настолько поглощены игрой, что не в силах ее прервать. Они превращаются в автоматы для гольфа, а жены не понимают, куда они подевались. В этом случае мы называем себя вдовцами: жены по-прежнему дома, но дома промерзли, никто не разведет огня, еду готовят, но редко, и постели наполовину пусты. Мы вдовцы.
– Вдовцы? – повторил молодой человек. – Я все еще не понимаю. Ведь никто же не умер?
– Не умер, – согласился старик. – Когда говорят «соломенные вдовы гольфа», это значит, что жены брошены дома, а мужья играют в гольф. «Вдовцы» же – это мужчины, которые сами отлучили себя от дома.
Молодой человек, пораздумав, сказал:
– Но дома кто-то же остался? В каждом доме есть женщина?
– Да, – ответил старик, продолжая медленно шагать и всматриваться в сумеречные лужайки. – Неважно, почему мы выходим в сумерках на фервей. Может, дома слишком мало говорят либо слишком много. Избыток задушевных разговоров или нехватка. То слишком много детей или недостаточно, а то и совсем нет. Причин сколько угодно. Слишком много денег или мало. Какова бы ни была причина, наши отшельники в один прекрасный день вдруг обнаруживают, что после заката солнца нет ничего лучше, чем фервей, игра наедине с самим собой, удары по мячу и хождение за ним в свете сумерек.
– Понимаю, – сказал молодой человек.
– Вряд ли.
– Нет, – сказал молодой человек, – я и вправду понимаю. Но едва ли когда-нибудь вернусь сюда в сумерках.
Старик взглянул на него и кивнул.
– Пожалуй что не вернетесь. До поры до времени. Может, лет эдак через двадцать-тридцать. Больно уж у вас отменный загар и быстрая походка. Пышущий здоровьем вид. Отныне вам следует приезжать сюда в полдень и играть в настоящей четверке. Ваше место не на сумеречной лужайке.
– Я никогда не приду сюда вечером, – сказал молодой человек. – Такого со мной никогда не случится.
– Надеюсь, – сказал старик.
– Я позабочусь об этом, – сказал молодой человек. – Думаю, мы прогулялись ровно столько, сколько мне нужно. Пожалуй, последний удар занес мяч слишком далеко в темноту. Мне неохота его искать.
– Хорошо сказано, – сказал старик.
И они пошли обратно, и тьма стала по-настоящему сгущаться, и они не слышали своих шагов в траве.
Позади все еще бродили одиночные игроки: кто-то по лужайкам, кто-то за ними, кто-то на отдаленных площадках.
Когда они достигли клуба, молодой человек посмотрел на старика, который показался ему уж очень престарелым. А старик посмотрел на молодого человека, который показался ему уж очень юным.
– Если вернетесь, – сказал старик, – то есть в сумерках. Если когда-либо почувствуете потребность начать игру вчетвером и разбрестись поодиночке, хочу вас кое о чем предупредить.
– О чем же? – спросил молодой человек.
– Есть одно слово, которое ни в коем случае нельзя произносить в разговорах с людьми, слоняющимися по вечерним травяным прериям.
– А именно? – полюбопытствовал молодой человек.
– Супружество, – прошептал старик.
Он пожал руку молодому человеку, взял сумку с клюшками и пошел восвояси.
Вдалеке на сумеречных лужайках совсем стемнело, и те, кто там все еще играл, стали невидимы.
Молодой человек с загорелым лицом и ясным чистым взглядом повернулся, направился к своей машине и уехал.
