скачать книгу бесплатно
Волчье кладбище
Тони Бранто
Детектив с трогательным финалом
«Золотая молодежь» частного английского университета облюбовала Волчье кладбище для своих утех. Тут можно свободно курить, выпивать, соблазнять местных простушек. Заводилой веселой компании по праву считается сын проректора – Тео, которому сходит с рук любая шалость.
И в студенческой театральной постановке Тео – на первых ролях. Ему предстоит сыграть Святого Себастьяна, по преданию пронзенного стрелами на кресте. Никто и не подозревает, что эта роль окажется для парня пророческой… Проходя однажды вечером через кладбище, сокурсники Тео Адам и его брат Макс внезапно услышали душераздирающий крик и увидели молодого повесу распятым на кресте.
Предположение, что это месть родителей кого-то из оскорбленных девушек, не находит подтверждения. Тогда кто же убил сына проректора? Адам и Макс начинают собственное расследование и узнают правду… на краю опасного крутого обрыва…
Роман в лучших традициях классического английского детектива.
Кровавая расправа на старом кладбище потрясла город. Но никто не знал, что стояло за этой новой Голгофой на самом деле…
Тони Бранто
Волчье кладбище
© Бранто Т., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Моему дорогому, чуткому, любимому лучшему другу – Антону
Глава 1
Лес и его обитатели
В горящих латунью ажурных кронах пели птицы, откуда-то доносились истерические вскрики, словно неподалёку находилась пыточная комната. Человеческие вопли на фоне щебета зарянки с крапивником звучали нелепо и кощунственно, как похоронный марш Шопена на свадьбе.
Я могу проспать и до обеда, если не разбудят. До одиннадцати могу точно. А эти вопли начались едва рассвело, они ещё не стали словами, но уже портили очарование свежего утра. Ковёр сырой зелени и почвы студил разогретое хмелем тело, и пробуждалось мне долго и неохотно. Вчерашняя усталость бесследно исчезла, будто бы просочилась через лопатки куда-то в материнскую породу, а земля словно напоила взамен своей энергией. Но как только я открыл глаза, деревья – толпа стройных великанов – завели хоровод. Вдобавок мучила сухость во рту и желудок отзывался голодным рыком.
Посторонний гам, сложившись из отдельных воплей в чью-то ругань, поменял своё направление, теперь он доносился не от здания университета, а со стороны обветшалой церкви, куда мои ноги как раз указывали. Я приподнял голову – довольно резко – проверить обстановку. Глаза уже привыкли, но голову не стоило так дёргать. Поборов боль, я стал прислушиваться. Что за базар там устроили? Стая тетеревов токовала бы гармоничнее. Паразиты!
Я умостил голову обратно в смятую влажную траву и сделал глубокий вдох, затем долгий выдох, пока лёгкие не опустели, и в таком состоянии задержал дыхание. Около минуты я лежал, очищаясь, наблюдая кленовые макушки и как их обволакивал туман, приглушая утренний свет, а когда наконец вдохнул, кровь теплом разлилась по рукам и ногам, приятно ударила в голову.
Поражаюсь, как место, наречённое Волчьим кладбищем, может не просто источать жизненную силу, а казаться наипрекраснейшим в целом свете. Прежде, по легендам, в этом лесу обитали волки-оборотни, которые нападали на людей и скот в окрестных деревнях. Говорят, многие и теперь натыкались на кости жертв. Как начинающий историк, я должен бы отбросить тревожные небылицы и предположить, что на этом месте, вероятнее всего, было древнее поселение племени, чьим тотемным животным был волк, а отзвуки памяти давнего прошлого уже послужили рождению легенд.
Ну да, должен бы. Только я не любитель развесистой клюквы. Тумана в лесу и без неё хватает. И вообще, мне ли не знать правды?
Лес разделяет деревню с университетом, и не удивлюсь, если он ещё до коронации Виктории служил местом встреч студентов с деревенскими юными особами. Итог этих свиданий, как в итонском пристенке[1 - Итонский пристенок (англ. Eton wall game) – традиционная игра с мячом, проводящаяся в Итонском колледже, похожа на регби и футбол.], – всегда был предопределён. Но стремление выскочить замуж за отпрыска богатого сквайра не угасло и по сей день. Это викторианские студиозусы прозвали лес Волчьим кладбищем. Волчьим, потому что в Древнем Риме волчицами звали падших женщин, а студенты Роданфорда никак латынь изучают. «Кладбище» уже потом родилось. Восемнадцатилетние Мефистофели заманивали глупышек в лес конфетами из воздуха. С восходом их коварный обман вскрывался, и девичьи души гибли вновь и вновь. Опера да и только.
А ещё говорят, в цинизме никакой романтики.
Собравшись, я приподнялся на локтях. То, что открылось взору, меня вполне устроило. Шекспир сказал бы: «Он на полу и пьян от слёз»[2 - Цитата из трагедии «Ромео и Джульетта» У. Шекспира.], – и горько бы ошибся. Земляное ложе моё теплее, чем камень под коленями Ромео, а хмель во мне – самый будничный. И сочувствия сердец у нас нет. Я даже имени – её имени – не помню, моё, слава богу, всегда при мне. Даже лица – сейчас его полностью скрывали волосы, длинные, почти как у богини Сиф, но не золотые, а смоляные, как у меня самого. Маленькая ведьмочка. Свернулась в клубок, греясь ладонями и левой щекой о мой живот.
Вот опять, со стороны церкви. Как будто правый и левый клиросы затеяли состязание, кто кого перебранит. Уже в тот миг я понимал: это за нами. Ну и что с того? Я опустил руку в карман, достал сигареты и спички, закурил. Завтракать, подсказывал рассудок, мы сегодня будем без всякого удовольствия.
Слева из-за небольшого усыпанного синеглазым анемоном взгорка лениво поднялась и замаячила в потягивании чья-то фигура. Это Питер, во всей своей красе. Его взгляд был так же устремлён в сторону церкви.
– Похоже, Дарт подсуетился, – сказал он.
Последовал долгий зевок.
– Похоже на то.
– Есть ещё?
Я вновь достал пачку. Питер бодрой рысцой протрусил через вершину холма, взял сигарету.
– Кто она?
– Понятия не имею, – честно сказал я.
– Красивая.
– Ага. Очень.
– Как зовут?
– Джульетта, – сказал я.
– А красиво зовут.
– Ага.
Питер поставил одну ногу на камень, затянулся и произнёс, пуская дым:
– Макс! Ах, это имя – гибель для неё[3 - Цитата из трагедии «Ромео и Джульетта» У. Шекспира.]…
– Она его не помнит, – перебил я.
Питер покачал головой. Затем склонился над Джульеттой и громко вдохнул раздувшимися, как у лошади, ноздрями. Я нахмурился.
– Иди к чёрту, приятель! Нечего тут нюхать.
– На хмель непохоже… Помнит она тебя. Ещё с мамой познакомит. – Питер снова вдохнул. – Бычий член[4 - Брань, которую использовал Фальстаф, герой пьесы У. Шекспира «Генрих IV».], конфеты!
– Иди ты!
– Полипы у тебя, что ли? Сам понюхай!
Я склонился над Джульеттой и потянул носом. Приторно пахло ванилью, словно в кондитерской.
– Повезло. Молочный кипень. Мне достался Erasmic[5 - Британская марка мужского мыла для бритья.].
– Она бреется? – ухмыльнулся я.
– Как пить дать, у отца одолжила. Непохожа на дорогую штучку. Думаю, на мыло талонов не хватает[6 - После Второй мировой войны (1939–1945 гг.) в Великобритании до июля 1954 года сохранялась карточная система.].
Я мрачно кивнул.
– Что будем делать? – спросил Питер.
– Будить.
Мы докурили и потушили окурки о землю. Питер помчался за бугор к своей спящей красавице. Голоса приближались. Я дотянулся до смятой рубахи. Как только пальцы не досчитались пуговицы на груди, с моего языка слетело горькое проклятие. Невезуха!
Я осторожным движением убрал волосы с лика моей нимфы. Великолепна… почти. Как всегда, чего-то пилигриму моему не хватало. Хотя и кожа бледна, и овал прекрасен, и бутон шиповника её губ – розовее не встречал… Чтоб меня!
– Бычий член! Подъём!
Возглас глашатая Питера прозвучал с холма. На его призыв, как зомби, восстали вокруг лесные твари. Из травы, из-за деревьев, земных горбов и камней, приходя в чувство, народ выползал, как растерянные оборотни в туманной чаще.
– Нас засекли!
Поднялся визг. Барышни, кто в чём, повыскакивали и похватали свои тряпки. Как испуганные лани, знающие лазы из чащоб, они небольшим верещащим стадом бросились в сторону деревни. Вслед им полетели свист и пара скабрёзных окриков.
Моя Джульетта просыпаться не хотела, и я посадил её с собой рядом. Голова её тут же прильнула к моей груди. Я аккуратно коснулся ладонью тёплой щеки и приподнял её подбородок. Она открыла глаза, и суровая моя выдержка вмиг пошатнулась.
– Макс Гарфилд, – сказала она уверенно, пока я решал, что делать с только что поразившей меня мыслью.
Через секунду-две, когда отпустило, я сказал:
– Светильник ночи сгорел дотла[7 - Цитата из трагедии «Ромео и Джульетта» У. Шекспира.].
– Ты прогоняешь меня? – прозвучало растерянно.
– Я – нет. А они – да.
Джульетта удивлённо глянула в сторону церкви, откуда уже ясно доносились порицания оскорблённых душ. Саму церковь мы не видели – туман застлал всё вокруг, будто не деревья, а вулканы окружили нас, надышав дымом из фумарол[8 - Фумарола – трещина, отверстие в склоне или кратере вулкана, источник горячих газов.].
– Ты можешь пойти со мной к нам на завтрак, мама будет рада, – сказала мне наяда. – До занятий успеешь.
– Твоя мама меня возненавидит, – сделал я печальное лицо.
Она привстала, оправила подол лёгкого ситцевого платья цвета электрик и смахнула с него клочок травы.
– Если не причешешь лохмы.
С быстротой ласточки она сорвала с моей щеки прилипший лист клёна, за ночь присохший к коже. От внезапной боли я прошипел сквозь зубы. Она хихикнула и залепила по больному месту пощёчину.
– Так быстрее пройдёт. Клин клином.
Я кивнул. Тем более я это заслужил.
– Привет маме!
Надеюсь, не услышала…
Росные травы всколыхнулись. Лесной туман жадно проглотил девичий силуэт. Питер, как вперёдсмотрящий, продолжал наслаждаться видами со своего «вороньего гнезда». Он пританцовывал и напевал какой-то пошлый мотив. У взгорка, по-мальчишечьи сдабривая истошным смехом свои небылицы о проведённой ночи, стояли Тео с Гарри, к ним с разных направлений ползли Робин и Джо.
Я подтянулся последним.
– Ты реально так и сказал ей – «у тебя корзинка выпадает»?
Истеричные взрывы смеха летели из пасти Тео вместе со слюной и мерзким запахом.
Гарри – на две головы выше каждого из нас – довольно скалился.
– Я что, говорю, впервые за орхидеями наведываюсь? – сказал он басом. – А она мне – война, мол, мобилизация, тяжёлая работа… А я ей – да просто тебе на десяток годков больше, а то и на два. Рассказываешь мне тут!
– Твою ж мать, от неё несло ещё на танцах. – Тео глянул в мою сторону, но не найдя в моём лице поддержки, убрал широченную улыбку. – Гарфилд, у тебя ещё остались?
Я достал сигареты, хотя мог и придержать. Тео – редкостный геморрой.
– И мне давай, – сказал Гарри.
– За Тео дососёшь. – Я чиркнул спичкой.
Гарри не стал возражать. Такая честь выпала – взять в рот обслюнявленный проректорским сынком окурок.
С высоты взгорка послышался свист на вступительный мотив Симфонии номер пять Бетховена. Мы взглянули на Питера и тут же услышали скрип ботинок по влажной зелени. Из дымчатой завесы к нам вышли три мрачных силуэта.
– Ave, Caesar, morituri te salutant[9 - «Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя» (лат.) – традиционное обращение римских гладиаторов к императору перед боем.], – произнёс негромко Робин.
Тишина повисла, от неё так давило и гудело в головном кочане, что хотелось уже быстрее со всем этим покончить.
Тео выпятил подбородок:
– Где наш завтрак?
Его тон был привычным – хамским. Не потому, что ни мы, его сверстники, ни девушки с танцев, ни его собственный отец и проректор университета Милек Кочински, стоявший в эту минуту перед ним, не были достойны хоть малой толики уважения. Тео просто не мог быть кем-то, кроме самого себя – конченого выродка, испражнявшегося на весь мир. Когда он играл Ромео в роданфордской постановке, он играл конченого выродка Ромео; в «Макбете» от его героя с души воротило ещё до убийства короля.
Невысокая полноватая фигура Милека Кочински – он стоял посередине – выдвинулась вперёд. Обведя каждого тяжёлым взглядом, Кочински заявил:
– Жду вас в главной аудитории через пятнадцать минут.
Высокий угрюмый силуэт справа, принадлежавший руководителю нашего факультета мистеру Дарту, обрёл голос:
– Моего кабинета вполне хватит, сэр.
– Нет. Не вполне. Я хочу собрать всех молокососов, – повернулся к нему Кочински. – И левое крыло зовите.
– Так ведь ещё…
– Чёрт возьми, Дарт, делайте, что я сказал! Поднимите этих лодырей и притащите каждого!
