banner banner banner
Год нашей любви
Год нашей любви
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Год нашей любви

скачать книгу бесплатно


– Привет, – сказал парень, и на его щеках проступили очаровательные ямочки.

Привет, красавчик, хотелось ответить мне. Но я молчала. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что пялюсь на прекрасные губы незнакомца, замерев, как Бэмби в чаще. Надо было что-то с этим делать.

– Привет, – пропищала я с неимоверным усилием.

А отец наклонился, чтобы поднять костыль, который уронил этот красавчик.

– Это у тебя гипс, сынок?

Я посмотрела, куда показывал отец, и покраснела – ведь посмотреть на гипс значило скользнуть взглядом по телу незнакомца. Перед моим взором была прекрасная мускулистая нога. Другая нога была заключена в белый панцирь.

– Правда, красота? – Голос незнакомца прозвучал по-мужски хрипло, отчего по моему телу пробежали мурашки. – Сломана в двух местах. – Он протянул руку отцу. – Я Адам Хартли.

– Должно быть больно, мистер Хартли, – сказал отец, пожимая его руку. – Я Фрэнк Каллахан.

Адам Хартли бросил взгляд на свою ногу.

– При всем уважении, мистер Каллахан, вы просто не видели того, кому я надрал задницу!

Лицо отца стало напряженным, но Хартли тут же широко улыбнулся:

– Шучу, сэр! Не волнуйтесь, вашей дочери не придется жить рядом с дебоширом. Если честно, я просто упал.

Выражение облегчения на лице моего отца было таким искренним, что любовный морок растворился, и я засмеялась.

Прекрасный новый сосед протянул мне руку, и мне пришлось подъехать, чтобы пожать ее.

– Отлично сыграно, – сказала я. – Я Кори Каллахан.

– Приятно познакомиться, – начал он, сжав в своей большой ладони мою. Его сияющие карие глаза были прямо передо мной, и я заметила, что их зрачки обрамлены более темными кружками. Движение, с которым он наклонился пожать мне руку, заставило меня снова зардеться. Неужели здесь и правда так жарко?..

На этот раз мое оцепенение прервал пронзительный женский голос, донесшийся из комнаты моего соседа.

– Ха-а-артли-и-и-и-и! Я хочу, чтобы ты повесил фотографию, которая будет напоминать обо мне, пока я во Франции! Но не могу решить, на которую из стен…

Хартли закатил глаза.

– Так вешай на все четыре, детка! Залепи эту берлогу до потолка! – заорал он.

Мой отец усмехнулся и подал Хартли его костыль.

– Милы-ы-ы-ый! – снова послышалось из комнаты. – Ты не видел мою тушь?

– Но зачем она такой красотке?! – крикнул он, вставляя костыли в подмышки.

– Ну Хартли-и-и-и-и! Помоги мне искать!

– Никогда не срабатывает. Приятно познакомиться, – сказал он, подмигивая. А потом, заглянув в открытую дверь, деловито произнес: – Я здесь, чтобы положить конец Великой косметической депрессии.

С этими словами Хартли исчез за дверью – как раз тогда, когда моя мать вышла из спальни с напряженным лицом.

– Ты уверена, что мы ничего больше не можем сделать для тебя? – спросила она, и в ее глазах отразился страх.

Будь хорошей девочкой, одернула я себя. Защита ребенка от всего подряд уже окончена.

– Большое спасибо за помощь, – ответила я. – Но, думаю, вы уже сделали все, что могли.

На глазах мамы выступили слезы.

– Пожалуйста, будь осторожна, – сказала она охрипшим голосом, наклонилась и обняла меня, прижав мою голову к своей груди.

– Обязательно, мам, – ответила я невольно тише, чем обычно.

Мать глубоко вздохнула и, кажется, взяла себя в руки.

– Позвони, если тебе что-нибудь понадобится.

Она открыла входную дверь общежития.

– Но если ты не будешь звонить несколько дней, мы не запаникуем, – поспешил добавить отец.

Дверь закрылась, и последним, что я увидела, был быстрый прощальный взмах его руки.

Они наконец ушли.

Я вздохнула, и в этом вздохе не было ничего, кроме облегчения.

Полчаса спустя мы с Даной отправились на барбекю. Она пересекала улицу, а я спешила следом.

В Харкнесс-колледже студенты учились на двенадцати факультетах. Прямо как в Хогвартсе из «Гарри Поттера», только без Распределяющей шляпы. В Бомонте и других зданиях, окружавших огромную Лужайку новичков, жили все первокурсники. Все, кроме нас.

Мы с соседкой обитали в Макгеррине, хотя приписаны были к Бомонту и должны были переехать туда на втором курсе. К счастью, Макгеррин располагался недалеко – на другой стороне улицы. Брат говорил мне, что Макгеррин использовался для самых разных целей: в нем поселяли студентов, чьи дома ремонтировались, или иностранцев, приехавших по обмену. Очевидно, также он был местом, где давали приют калекам – таким, как я.

Мы с Даной миновали несколько мраморных арок и двинулись прямо на запах куриного барбекю. Аромат привел нас на ту самую Лужайку новичков, которую окружали здания, одно старше и красивее другого. Все они были украшены крутыми каменными ступенями, ведущими к роскошным резным деревянным дверям. Не в силах удержаться, я пожирала изысканные фасады жадными глазами туриста. Таким был Харкнесс-колледж: каменные горгульи, три века истории. И пусть на инвалидном кресле проход внутрь для меня был закрыт, любоваться архитектурным великолепием все равно было приятно.

– Прости, что мы не попали в общежитие у Лужи, как все остальные, – сказала я, используя сленг моего брата для обозначения территории первокурсников. – Это несправедливо, что ты застряла в Макгеррине со мной…

– Кори, прекрати извиняться! – остановила меня Дана. – Мы познакомимся с кучей людей, и у нас отличная комната. Все будет в порядке.

Вместе мы добрались до центра Лужайки, где был установлен навес. Гитарные переливы лениво текли в теплом сентябрьском воздухе, а запах угля приятно щекотал ноздри. Жаль, что, ощущая все это, я по-прежнему сидела в инвалидном кресле.

Некоторые говорят, что, пережив смертельную опасность, они стали наслаждаться жизнью больше. Что перестали воспринимать все как должное. Порой мне очень хотелось ударить тех, кто так говорил, но сегодня я их понимала. Сентябрь выдался теплым, а моя соседка оказалась такой же приветливой, какой показала себя в переписке. И я дышала. Наверное, стоило научиться это ценить.

Глава 2

Смотри, мам, я могу без лестниц!

Кори

Следующим утром начался учебный год. Вооружившись копией «Карты кампуса Харкнесс для людей с ограниченными возможностями», я поехала в сторону кафедры математики через залитый солнцем двор. Как и было обещано, у здания был прекрасный пандус для инвалидных колясок и достаточно широкие двери на западной стороне. Благодаря ему математический анализ стал мне вполне доступен, хоть я и не считала его особенно захватывающим.

Далее следовала лекция по экономике – посещать этот курс предложил мне отец.

«Всегда хотел знать о деньгах побольше, – признался он в одну из тех редких минут, когда позволял себе сожалеть о чем-то вслух. – Твоему брату понравилось изучать экономику, и я бы хотел, чтобы ты тоже попробовала».

Как-то в пылу дискуссии о том, в какой колледж мне идти в следующем году, я привела финальный аргумент: «Дэмиен учился в Харкнессе, и я поступлю туда же». Ни мать, ни отец не решились спорить, глядя в глаза своей дочери-инвалиду. Это была беспроигрышная тактика ведения переговоров – прикрываться братом в своих эгоистичных целях. Родители уступили, и, чтобы порадовать отца, я записалась на целый семестр лекций по микроэкономике, что бы это слово ни значило. Но теперь мои понедельники, среды и пятницы будут ужасно скучными: сначала алгебра, а за ней экономика.

Большая и старая аудитория, в которой проходили лекции по экономике, была заставлена дубовыми стульями, образующими узкие ряды. Специального парковочного места для моей коляски в ней предусмотрено не было, так что я сдала задом к стене за последним рядом и встала около двух видавших виды непарных стульев.

Через минуту кто-то тяжело опустился на соседний стул. Быстро бросив взгляд вправо, я увидела загорелую мускулистую руку, сжимающую пару деревянных костылей. Кажется, прибыл мой красавчик-сосед. Моя маленькая пернатая фея надежды тут же проснулась и прошептала мне на ухо: Экономика перестает быть скучной.

Хартли со стоном бросил на деревянный пол рюкзак и взгромоздил на него сломанную ногу, после чего уперся головой в обшитую панелями стену прямо за нами и простонал:

– Пристрели меня, Каллахан![3 - Возможно, здесь Хартли цитирует героев пенталогии Гарри Финка об инспекторе полиции Грязном Гарри Каллахане, роль которого сыграл Клинт Иствуд (фильмы выходили в США в 1970–1980 гг.).] И зачем я только записался на занятия в аудитории, которая так далеко от Макгеррина?

– Всегда можно вызвать калекомобиль, – усмехнулась я.

Он повернулся ко мне, и под взглядом его шоколадно-карих глаз я замерла, словно испуганное животное в свете фар.

– Что, прости?

На секунду я забыла, что за слово изобрела. Точно, калекомобиль.

– Это фургон. – Я протянула ему карту. – Можно заранее позвонить вот по этому номеру, за тобой приедут и отвезут на занятие.

– Ну надо же.

Хартли нахмурился, глядя на карту.

– Ты им пользуешься?

– Ну уж нет, я лучше нарисую себе на лбу огромную красную букву «Л». – Я показала пальцами знак, обозначающий «лузер», и Хартли, хрюкнув, засмеялся. От смеха на его щеках появились ямочки, и мне пришлось бороться с желанием прикоснуться к нему.

В этот момент тощая девушка с прямыми темными волосами и в гигантских очках проскользнула на стул по другую сторону от Хартли.

– Прошу прощения, – сказал он, – но этот ряд зарезервирован для калек.

Она подняла на него огромные испуганные глаза и рванула с места, словно кролик. Пробежав вдоль рядов, скользнула на другое место.

– Ну, я-то знаю, что ты пошутил, – сказала я.

– Да неужели? – Хартли одарил меня такой теплой и озорной улыбкой, что я просто не могла отвернуться. Затем он швырнул себе на колено тетрадь.

Тем временем на кафедру поднялся профессор и, собираясь начать лекцию, постучал по микрофону.

Профессору на вид было лет сто.

– Класс, – начал он, – все, что говорят про занятия по экономике, – правда. Ответ на любой экзаменационный билет – «Спрос и предложение». – И старик шумно выдохнул в микрофон.

Хартли наклонился ко мне и прошептал:

– Кажется, это была шутка.

Я почувствовала тепло его дыхания.

– Мы попали в переплет, – шепнула я в ответ.

Но под «мы» я имела в виду «я».

После окончания занятия у Хартли зазвонил мобильный, так что я, помахав ему на прощание, выехала из аудитории в одиночестве. Сверившись с картой для инвалидов, я направилась в Общую столовую, самую большую в кампусе, построенную еще в 30-х годах прошлого века и рассчитанную на весь колледж. Я медленно вкатилась в заполненный студентами зал, напоминавший пещеру, и увидела ряды деревянных столов, которых было явно больше сотни.

Приложив свою карточку к электронному замку, я стала наблюдать за людским потоком, чтобы понять, куда двигаться дальше.

Студенты шли мимо меня в направлении одной из стен, а я петляла в своем кресле между столами к некоему подобию очереди. Продвигаясь вперед и одновременно пытаясь прочитать меню, написанное мелом на доске, я случайно врезалась в стоявшую передо мной студентку. Девушка быстро развернулась и с раздраженным видом хотела было что-то сказать, но, стоило ей увидеть меня, как она переменилась в лице и пробормотала:

– Извини.

Я почувствовала, что краснею. Словно эхо, я произнесла:

– Извини.

И вообще, почему она извиняется? Это же я влетела в нее.

Вот уж странно: девять из десяти человек, в которых я врезаюсь (или на которых наезжаю), извиняются. Мало того, что я не понимаю, отчего так происходит, – это еще и жутко бесит.

С трудом я нашла конец очереди и тут же обнаружила, что у всех, кто стоит передо мной, в руках поднос и столовые приборы. Мне пришлось выкатиться из очереди, найти стопку подносов и снова встать в конец. Когда находишься в очереди, сидя в инвалидном кресле, все, что оказывается у тебя перед глазами, – это чужие задницы. Примерно так же мир выглядел для меня, когда мне было семь лет.

Хартли

Честное слово, тот парень, что делал мне сэндвич, вряд ли мог бы шевелиться еще медленнее даже со связанными руками. Я стоял и ждал – лодыжка сломанной ноги пульсировала болью, а здоровая нога дрожала. Последний раз я ел вчера, и, когда мне наконец протянули тарелку, я был на грани обморока.

Я сказал «спасибо», взял тарелку в правую руку, а правый костыль засунул под мышку. Я попытался пройти дальше со всем этим, но потерял равновесие и вынужден был опереться о стойку, чтобы не упасть. Костыль с громким стуком упал на пол. Единственная радость – сэндвич не последовал за костылем.

– Эй, ты, калека! – позвал меня кто-то сзади.

Я повернулся, но не сразу увидел Кори – я ожидал увидеть кого-то своего роста.

– Каллахан! – сказал я. – Как тебе мой изящный маневр?

Улыбнувшись, она взяла у меня тарелку и поставила на свой поднос.

– Ты рискуешь разбиться из-за… – она бросила взгляд на тарелку, – сэндвича с индейкой. Я помогу тебе, если подождешь минутку.

– Спасибо, – вздохнул я с облегчением.

Я проковылял в сторону и стал ждать, пока тот же парень с явным недостатком мотивации сделает сэндвич и ей.

Через несколько часов (хотя я, возможно, немного преувеличиваю) на наших подносах были два сэндвича, чипсы, печенье, мое молоко и ее диетическая кола.