скачать книгу бесплатно
– Очень! Учитывая ограничение на этом отрезке дороги – шестьдесят километров в час, скорость страшно высокая!
– И вы утверждаете, что при такой высокой скорости вы рассмотрели выражение лица водителя, вернее, его глаза?
– А почему бы нет? – не хотел сдавать своих позиций свидетель.
– Да потому, что вы не могли этого сделать! Он пронесся мимо вас подобно ракете. Я сама вожу автомобиль…
– Адвокат Дубровская, – резко прервала Елизавету судья. – Мы здесь не для того, чтобы выслушивать истории из вашего опыта вождения автомобилей.
– Хорошо, ваша честь! Я задам еще вопрос. Скажите, а водитель подавал вам какие-нибудь сигналы?
Плаксин напряг память. Ну конечно! Водитель подавал какие-то знаки. Они с Толстиковым это прекрасно видели. Помнится, еще пытались сообразить, кто из знакомых их так приветствует. Плаксину повезло, он стоял на обочине. Толстиков же прогуливался с полосатым жезлом прямо по проезжей части. Когда железное чудище о четырех колесах чуть не сшибло его, бедняга за считаные секунды вспомнил всю свою незамысловатую гаишную жизнь и даже успел послать близким прощальные приветы. Во всяком случае, Толстиков сам рассказывал об этом товарищу, потирая ушибленную попу, на которую он чудесным образом катапультировался, избежав неминуемой гибели.
– Да. Водитель сигналил фарами и даже помахал руками.
– Что это, по-вашему, означало?
– Да шут его знает! Может, что-то типа приветствия.
– А не могло это означать: «Поберегитесь! Отойдите в сторону. Не вмешивайтесь!»
Плаксин несколько раз глупо хлопнул глазами:
– Нет!
– Почему?
– Как «отойдите в сторону»? Мы же из ДПС!
Елизавета удивилась, но продолжала гнуть свою линию:
– А по-моему, таким образом водитель красноречиво дал понять, что не желает причинить вреда Толстикову. Он просил его, всеми доступными ему способами, уйти с дороги.
– Дубровская! – одернула Лизу Фрик. – Суду не нужны ваши комментарии.
– Женская логика! – снисходительно улыбнулся Плаксин.
– Оставь его в покое! – зашипел Лизе Дьяков. – У него одна извилина, да и то – след от фуражки!
– Вот вы говорите, водитель мог объехать Толстикова. Скажите, а легко ли объехать препятствие на столь высокой скорости?
– Не пойму, о чем речь?
– А речь про то, что, если бы водитель резко поменял траекторию движения на такой скорости, он мог бы не справиться с управлением и улететь под откос. Он же не Шумахер, да и возможности нашей отечественной машины не столь велики!
– Вот вы бы улетели… Все бабы за рулем похожи на обезьяну с гранатой. Не знаешь только, куда она ее кинет и в какой момент. А с мужиками никогда ничего подобного не происходит, – обиженно засопел свидетель.
– Довольно! – гаркнула Фрик, прямо-таки позеленев от злости. Неизвестно, что ее больше достало: то ли обидная реплика свидетеля (а судья, между прочим, была заядлой автомобилисткой), то ли настырность молодого защитника, пропускавшего недовольство судьи мимо ушей. – Замечание свидетелю в протокол! Еще одна подобная реплика, и я гарантирую вам штраф за неуважение к суду.
– Но я не оскорблял суд! – завопил Плаксин.
– Молчать! А вам, адвокат Дубровская, я не знаю на каком языке объяснять правила ведения допроса. Вообще этому учатся в институте. Не так ли? Есть еще вопросы?
– Нет, ваша честь! – потупилась Елизавета.
Свидетель Волгин, командир взвода ППС Правобережного РУВД, надувался как индюк. В его тоне проскальзывали недовольные нотки, когда он отвечал на вопросы дотошного молодого защитника. Для себя он решил, что эта девица, по всей видимости, совсем зеленая и сама не знает, чего хочет. Он искоса поглядывал на судью, надеясь, что она прекратит эту бессмысленную экзекуцию:
– Я действовал строго в рамках закона «О милиции». Да, я использовал автомат, но это было вызвано необходимостью. Автомобили, приближаясь к стационарному посту ГАИ, не сбавили скорость, никак не прореагировали на требование остановиться. Что мне оставалось делать?
– Но я правильно поняла, стрелять вы стали еще до того, как автомобили подъехали к посту? – спрашивала Дубровская.
– Конечно! Только я стрелял в воздух. Должен же я был привлечь их внимание.
– Странно! А я думала, что для этого существует жезл, – пробормотала Елизавета, но, встретившись с колючим взглядом судьи, поспешила задать следующий вопрос.
– И что было дальше?
– Дальше я производил стрельбу по колесам автомобилей.
– Попали?
– Да… Почти… Вообще, я стреляю очень хорошо. Призер многих соревнований. А тут, в самый ответственный момент, мне в глаз что-то попало.
– Короче, вы промазали? – без обиняков спросила Елизавета.
– Нет! – недовольно ответил Волгин. – Я попал в брызговики.
– Судя по материалам дела, это были не последние ваши выстрелы. Когда вы еще стреляли?
– Не понимаю, о чем вы?
– Когда все задержанные из машин уже лежали на земле, вы стреляли из автомата. Зачем?
– Во-первых, я стрелял вверх. А во-вторых… во-вторых, они как-то неправильно лежали. Одни кричали на других, обвиняя их в убийстве. Другие вопили, что их самих хотели застрелить. Ну я и дал коротенькую очередь для порядка. Все сразу успокоились.
– Значит, люди лежат на земле с руками за спиной. Вы даете автоматную очередь над их головами. Для чего? И как это соответствует закону «О милиции»?
– Всего в законе не напишешь, – произнес Волгин с видом оскорбленной добродетели.
– Дубровская, освободите нас от своих комментариев, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, молвила Фрик. – И будьте так любезны, поближе к делу…
– Вы участвовали в досмотре подсудимых?
– Да, я производил личный обыск каждого. Кроме того, я досматривал машину. Именно я нашел резиновую перчатку. Белую такую, хирургическую.
– Она была целая?
– А как же…
– Значит, вы ее брали в руки?
– Я? Нет, не брал.
– А как же вы ее осмотрели?
– Я ее не осматривал.
– Но вы ведь только сейчас сказали, что перчатка была целая. Значит, вы ее осмотрели.
Волгин почесал голову:
– Что-то вы меня запутали, адвокат. Не брал я перчатку.
– Почему тогда вы решили, что перчатка целая?
– А какой резон, скажите, с собой рваную перчатку возить? – произнес Волгин, чрезвычайно довольный своей железной логикой.
– Нет вопросов, ваша честь, – сообщила Елизавета, решив для себя, что переупрямить работника милиции ей все равно не удастся.
Следователь прокуратуры Сабитов, затесавшийся в ряды милиционеров, обстоятельно давал показания суду. Когда же начала задавать вопросы Дубровская, он, как по мановению волшебной палочки, превратился в некое подобие преподавателя, разжевывающего туповатой, но смазливой студентке прописные истины.
– Да, уважаемый адвокат. Подногтевое содержимое подозреваемых – это важный материал для экспертного исследования. У Перевалова и Петренко были произведены срезы ногтей. В материалах дела есть протоколы выемки и заключения экспертиз. Вы почитайте.
– Я читала, – сказала Елизавета, почувствовав, что краснеет. – А для какой цели вы производили смывы с рук и с ноздрей подсудимых?
– А это, уважаемая, тоже важный объект для исследования. Ну как вам лучше объяснить… Вы, вероятно, не так давно закончили институт и поэтому должны помнить некоторые сведения из курса криминалистики. Так вот, во время стрельбы на одежде, а также на лице и руках стрелявшего оседают продукты выстрела. Делая смывы из правой и левой ноздри подозреваемых, мы имели целью обнаружить в их содержимом вещества, характерные для выстрела. И вот тогда, с большой долей уверенности, можно было бы делать выводы о причастности подозреваемых к убийству. Смывы делаются на марлевые тампоны, упаковываются надлежащим образом и направляются на…
– Ну и как, удалось что-нибудь обнаружить? – перебила его Лиза.
– В подногтевом содержимом и смывах ничего интересного не обнаружили, а вот на одежде Перевалова… Впрочем, ознакомьтесь с заключением эксперта.
– Спасибо, я знакомилась. А почему, как вы думаете, экспертиза ничего не обнаружила на марлевых тампонах и смывах с рук? По вашим словам, следы выстрела там должны были отложиться обязательно.
– Ну вот что, дорогая! По-моему, вы путаете допрос следователя с допросом эксперта, – потерял терпение Сабитов. – У меня нет желания читать вам лекцию по криминалистике и уголовному процессу. Не обнаружили, и все… Но на одежде следы этого вещества… Черт, запамятовал его название…
– Дефиниламин, – подсказала Елизавета.
– Точно! На одежде подсудимого этот дефили… черт! Дефо… короче, эта хреновина обнаружена. По-моему, все ясно. Этот факт полностью подтверждает, что Перевалов стрелял. А если собрать все иные доказательства, станет ясно в кого. А что касается иных ваших вопросов, почитайте на досуге научные книжки. В них масса полезной информации…
Щеки Елизаветы пылали. Ей казалось, что все присутствующие в душе смеются над ней. Судья же, сама не прочь лишний раз одернуть молодого защитника, теперь спокойно наблюдала, как ушлый следователь весьма вольно ведет себя в ходе допроса. Она не прерывала его поучительные тирады и явно испытывала огромное наслаждение от унижения адвоката. А еще в зале находился Полич, который, поверив блестящим рекомендациям Грановского, отдал явно прибыльное дело в руки неопытного защитника. От всех этих мыслей Елизавете хотелось провалиться сквозь землю. Ее коллега Дьяков за весь день не проронил ни слова. Он старательно пачкал тетрадь неразборчивыми каракулями, но со стороны смотрелся, пожалуй, более солидно.
«Не зря говорят: молчание – золото!» – горько подумала Дубровская, осознавая, что первые допросы с ее участием не принесли защите никакого успеха.
Когда в зал судебного заседания вошла Марина Петренко, Дубровская наблюдала бурный всплеск мужского восхищения. Конвоиры, дремавшие в ходе процесса, мигом оживились и, воспринимая прекрасную незнакомку как часть сказочного сновидения, непонимающе озирались вокруг. Присутствующие мужчины начали перешептываться между собой. Женщины, завистливо поглядывая на вошедшую, пытались отыскать хоть какой-нибудь изъян в ее внешности или одежде, чтобы, удовлетворив самолюбие, потерять к ней всякий интерес. Старый дедушка, народный заседатель, щуря подслеповатые глазки, пытался разобрать, настолько ли хороша жена подсудимого в реальности или же это опять подлый обман зрения. В его возрасте все молодые женщины казались красавицами, но это было просто небесное создание.
Гормональный фон в зале явно зашкаливал, но Марина, направляясь к свидетельскому месту, смотрела только на скамью подсудимых. Петренко тоже не сводил с нее глаз. Она была так же красива, как и в тот день, когда он ее увидел впервые…
Как-то раз, в промозглый сентябрьский день, Перевалов заскочил в спортивную школу, где Сергей проводил очередную тренировку.
– Собирайся! – потребовал он тоном, не терпящим возражений. – Принимай душ, хватай манатки, и поехали. У нас сегодня деловая встреча!
– Что-то насчет работы? – поинтересовался Сергей.
– Почти, – загадочно улыбнулся Альберт. – Мы с тобой идем на показ мод!
Петренко посмотрел на своего друга сочувственно, так смотрят обычно на неизлечимо больного.
– Слушай, если это опять твои штучки, на меня не рассчитывай! У меня соревнования на носу, и мне совсем не хочется убивать время на пустую трескотню.
Сергей, конечно, был прав. Перевалов нещадно эксплуатировал безропотность своего товарища, привлекая его как неизменного участника своих любовных похождений. «Не родись красивым, а имей страшненького друга» – перефразированная женская истина. Но красавец Альберт не пользовался своим внешним превосходством, он и без этого был уверен в собственных силах. Медлительный и неказистый Петренко был ему удобен в качестве пары для подружки, которую очередная его пассия неизбежно притаскивала с собой на свидание. Сергей, конечно, являлся, рассказывал дежурный анекдот, вяло поддерживал беседу. Однако, как только его товарищ переходил от конфетно-букетной стадии к более близким отношениям, под любым предлогом отделывался от навязанной ему подруги. Вот и сегодня, не желая губить вечер в обществе тупоголовых моделей, он пытался найти вескую причину, чтобы отказать Перевалову. Но приятель вел себя, по меньшей мере, странно. Он не говорил скабрезности, а выглядел на редкость серьезным и озабоченным.
– Я собираюсь жениться, – заявил он.
– Вот как! – удивился Петренко. – И кто же эта фея?
– Увидишь, – многообещающе улыбнулся Альберт. – Но ты смотри, не брякни чего-нибудь. Она еще не знает, что скоро станет моей женой.
Если Петренко и был изумлен, то не подал вида. Он знал, как старательно избегал его друг щекотливую тему брака. «Прости, дорогая! – говорил он очередной пассии. – Я бы не задумываясь женился на тебе, но обстоятельства против нас». Далее обычно следовал рассказ о какой-нибудь трагедии, семейной драме и прочей ерунде, которую находчивый Перевалов с ловкостью фокусника сочинял прямо на ходу. «Женитьба – это не для меня, – посмеиваясь, говорил он в кругу друзей. – Как говорил старина Мигель (был такой испанский писатель Унамуно): жениться совсем не трудно, трудно быть женатым!»
В общем, Сергею в тот раз только оставалось гадать, каким таким образом встали на небе звезды, чтобы неисправимому донжуану, коим был его близкий друг Альберт Перевалов, вдруг захотелось добровольно потерять свободу.
Объяснение не заставило себя ждать. Увидев впервые Марину, Петренко испытал нечто похожее на столбняк. Девушка шествовала по подиуму как богиня, сошедшая с небес только для того, чтобы показать простым смертным, как выглядит совершенство.
– Она, между прочим, победительница конкурса красоты этого года, – шепнул другу на ухо Перевалов. – После показа мы встречаемся с ней в кафе. Она будет с подругой. Та тоже ничего, смазливенькая.
Но Петренко плохо понимал смысл слов. Он как завороженный следил за Мариной. Впервые за весь период его знакомства с Переваловым у Сергея шевельнулось в душе что-то вроде недовольства или, может, горького сожаления. Кто разберет… Он понимал, что его красивый товарищ имеет все шансы понравиться Марине. Любой, кто взглянул бы на них со стороны, не мог не воскликнуть: «Какая красивая пара!» И был бы прав. Высокие, прекрасно сложенные, с выразительными молодыми лицами, они могли бы сниматься в рекламе здорового образа жизни, счастливой семьи и нового поколения великой России. Сам Петренко мог только завидовать чужому счастью. Впрочем, если все пойдет так, как задумал его товарищ, его запросто могут удостоить чести быть свидетелем на свадьбе и крестным для первенца. Сергей скрипнул зубами. Сегодняшним вечером он может начать репетировать роль друга будущего семейства. Кстати, его вниманию будет предложена подружка невесты. Перевалов уже оценил ее на пятерку с минусом, а этого для Петренко больше чем достаточно.
Подруга и впрямь оказалась недурна (впрочем, какой еще должна быть профессиональная модель?). Звали ее, как и отечественный автомобиль, – Лада. Но вопреки этому обстоятельству девушка к числу патриоток явно не относилась. Демонстрируя неприязнь ко всему российскому, Лада употребляла довольно странный сленг. В ее речи причудливо переплетались английские слова, названия известных фирм и громкие имена. Петренко в этом винегрете копаться не желал, поскольку всецело был поглощен прекрасной спутницей Перевалова. К его удивлению, Марина начисто была лишена снобизма, а в общении оказалась очень милой и застенчивой девушкой. Она мало ела, мало говорила, но ее невероятно синие глаза излучали такой свет, что бедному Сергею хотелось зажмуриться, чтобы не ставить себя в глупое положение. Он и так, позабыв об элементарных приличиях, просто поедал Марину глазами.
– А вам нравится Армани? – как с другой планеты донесся до него голос Лады.
– А? Что? – спохватился он. – Армяне?
Все рассмеялись, а он густо покраснел, понимая, что сморозил глупость.
– Вы почти не говорите, – заметила Марина. – Вы всегда такой загадочный?
– Нет, – честно признался он. – Обычно я скучный. Сегодня мне не по себе. Я никогда не видел такой красивой женщины, как вы!
Последняя фраза вырвалась у него сама собой. Он даже испугался собственной вольности. Перевалов с беспокойством взглянул на приятеля. Конечно, он был далек от того, чтобы ревновать понравившуюся ему девушку к своему товарищу, но на всякий случай решил перевести все в шутку. К его удивлению, веселье разделила с ним только Лада. Марина молчала и пристально рассматривала Петренко.
– А вы милый, – наконец сказала она.
От этих слов у Сергея чуть не поехала крыша. Петренко, плохо осознавая смысл своих поступков, вдруг встал:
– Спасибо за приятный вечер. Мне пора.
Он обращался только к Марине, откровенно игнорируя недоуменные взгляды Лады и недовольство Перевалова. Приятель догнал его на крыльце.
