скачать книгу бесплатно
– Ну, разве что кто-то из нас подкорректировал торчащие уши или удалил жир с бедер. Тише-тише, дамы, я говорю абстрактно, – улыбкой остановил хирург негодование женской половины компании.
– А кто-то, возможно, допустил небольшую неточность в декларации о доходах, – не осталась в долгу Лара. – Я тоже никого конкретно не имею в виду, а говорю просто так, для примера.
– Да и маленькие мужские шалости вряд ли кому-то будут интересны, – поддался общему настроению Константин. – Ну, если я, к примеру, люблю глазеть на женщин в коротких юбках, не назовете же вы меня за это извращенцем? Кстати, классе в пятом мне изрядно досталось от смазливой соседки по подъезду. Я всего-навсего задрал ей подол. Ничего, кроме трусов в цветочек, я не увидел. Клянусь!
Он, дурачась, задрал вверх руки.
– Не эта ли милая девчушка откусила тебе в отместку палец? – полюбопытствовала Лара.
– Нет. Это тоже отметина детства. Играл с приятелями в саперов – вот и нарвался на неприятности…
– Постойте! – прервала разговор Эмма. – Вы слишком много говорите. Все вы. Меня не интересуют воспоминания вашего детства и те мелкие грешки, которыми вы так охотно делитесь с окружающими. Меня интригует то, что спрятано в вашем шкафу. То, что вы не спешите демонстрировать, то, о чем вы стараетесь даже не думать.
– Не пойму, о чем это она? – удивился Константин. – Ее интересует содержимое моего шкафа?
– Мне хочется знать о тех скелетах, которые вы там храните, – заявила Эмма, и ее глаза недобро блеснули. – Я, конечно, выражаюсь образно. Благодаря магии я могу вытащить все ваши секреты на свет божий. Только уютно вам будет находиться среди нас без маски?
– Меня этот разговор изрядно утомил! – схватилась за виски Лара. – И вообще, милочка, ты могла бы составить программу для вечера немного забавнее. К чему эти мрачные намеки?
– Действительно, – поддакнул Петр Иванович. – Меня подобная атмосфера напрягает. Конечно, я ни на минуту не воспринял все эти недосказанности на свой счет, но всему есть разумный предел. Думаю, что мы приятнее проведем время за просмотром телепередач.
Он подал руку жене, предлагая ей удалиться. Лара хмурилась, не зная, какое решение принять. Эмма наблюдала за этой сценой с какой-то нехорошей улыбкой.
– Вы чего-то боитесь? – спросила она.
– Чего? – изобразила удивление жена чиновника.
Эмма многозначительно пожала плечами.
– Нам нечего бояться! – отрезал Петр Иванович.
– Тогда предлагаю вам остаться, и пусть наша дорогая ведьма проведет сеанс с разоблачением, – усмехнулся хирург.
– А вы не боитесь разоблачений? – повернулась к нему Эмма.
Грек развел руками:
– Милая моя, я не боюсь ничего. Того, кто наблюдает жизнь не только снаружи, но и изнутри, не напугать. Я вижу каждого из вас в разрезе. Причем, обратите внимание, я выражаюсь не образно, а буквально.
– Пусть девушка гадает! – махнул рукой Константин. – В конце концов, будет повод посмеяться. Не нужно воспринимать все это всерьез.
– Это уж как вам будет угодно, – недовольно заметила Эмма. – Но, боюсь, мои открытия не доставят вам удовольствия. Знаете, роскошное платье не всегда скрывает безупречное тело.
– С этим я с профессиональной точки зрения согласен, – кивнул головой пластический хирург.
– Пусть душа ваша незрима, но она может быть искалечена не меньше, чем тело урода, – продолжала Эмма, и странная ухмылка блуждала на ее лице. – Вам известно, как горят шрамы? Это бывает обычно по ночам, когда вы остаетесь один на один со своей совестью. Что вы чувствуете тогда? Раскаяние? Стыд? А может, вы не чувствуете ничего. Потому, что душа ваша уже не принадлежит вам. Она давно продана дьяволу. Но довольно об этом…
Она полезла в сумочку и достала оттуда флакон с прозрачной жидкостью и кожаный мешочек, перевязанный лентой. Как из воздуха на столе вдруг материализовались курильница и песочные часы. Эмма невнятно бормотала что-то себе под нос: не то напевала, не то произносила какие-то заклинания. Расставив все эти предметы на столе, она улыбнулась, должно быть, первый раз за весь вечер.
– Я не ищу для вас зла и не хочу навязывать вам свое общество. Я лишь предлагаю вам правила игры. Передо мной – песочные часы. Сейчас я их переверну, и время пойдет. Вы можете встать и уйти. Тогда мои разоблачения не коснутся вас. Я даже не спрошу, чем вызван ваш уход. Вы можете остаться, но тогда будьте готовы к неожиданностям. Я приму ваш вызов. Хочу надеяться, что провидение будет благосклонно к вам и вы не услышите ничего из того, что вы привыкли прятать на антресолях своей души…
Ее рука, унизанная браслетами, потянулась к часам. Секунда – и песок тонкой струйкой потек по стеклянной колбе вниз. Отсчет пошел…
Удивительно, но никто из присутствующих не рассмеялся, как можно было ожидать. Никто не вышел. Только Мария, нервно встрепенувшись, оглянулась на супруга. Тот взглядом пригвоздил ее к месту, а сам, демонстрируя спокойствие и выдержку, потянулся за очередной сигарой.
Дубровская чувствовала, что примерзает к месту. Ночь оказалась намного свежее, чем она могла предположить, а события этого вечера приняли интригующий оборот, так что сохранять невозмутимость ей удавалось с трудом. Она пыталась сжимать и разжимать пальцы ног, чтобы хоть немного восстановить их чувствительность, но они были неподвижны, словно выточены из камня. Она перевела взгляд на присутствующих.
Лара, закинув ногу на ногу, улыбалась. Она делала вид, что ей все нипочем. Обещанные разоблачения казались ей забавой, и она никак не могла взять в толк, почему Петр Иванович не разделяет ее веселья. Тот все время сверялся со своими часами, как будто опаздывал на деловую встречу. Она могла дать голову на отсечение, что ее занятой супруг остался здесь не по причине излишнего любопытства, а только потому, что его внезапный уход мог бы вызвать подозрения в том, что у него нечиста совесть. А этого Петр Иванович допустить не мог. Он вынужден был принять чужие правила игры, что было для него совершенно несвойственно.
Мария краешком глаза поглядывала на мужа, но не решалась ничего предпринимать. Она сидела как изваяние, не смея нарушить тишину даже вздохом. Песок утекал, и ей становилось совсем не по себе. Но вонючий дым сигары напоминал, что за ее спиной стоит Константин, властный и нетерпеливый, не терпящий возражений. Она не хотела раздражать его своим неуместным страхом, и поэтому ей оставалось только тупо следить за растущей горкой песка и ждать, чем закончится вся эта бредовая затея.
Павел Грек зевал, прикрыв рот холеной рукой. Но его глаза тем не менее были прикованы к злосчастным часам. Было что-то необъяснимо пугающее в той непрерывности, с которой эта допотопная вещица отсчитывала время. Не было силы, способной остановить этот процесс. Мгновения неумолимо утекали в прошлое, не задерживаясь и не цепляясь за настоящее… Последние песчинки сорвались и исчезли в море им подобных. Время истекло.
Эмма медленно подняла глаза:
– Я давала вам право выбора. Теперь у вас этой возможности нет…
Она не успела ничего добавить: раздались шаги. Ступени заскрипели. Из полумрака появилась крупная мужская фигура.
– Добрый вечер! – Голос звучал дружелюбно.
Крепкие руки легли на плечи Дубровской. Губы коснулись ее волос. Сердце, встрепенувшись, забилось быстрее.
– Маска, я тебя знаю?
Этот тихий, бархатный голос был ей хорошо знаком. Ну конечно, это был Андрей! Он пришел, и Елизавета почти физически ощутила, что ей стало намного легче. Даже в озябших ногах вдруг запульсировала кровь, а щеки стали горячими.
Дубровская счастливо улыбалась. Ее муж появился как нельзя кстати. Признаться, эксперименты Эммы вывели ее из состояния равновесия, и она чувствовала себя так, будто ей предстояло сдать какой-то невероятно сложный экзамен, пройти через какое-то испытание. Ну что ж, теперь они пройдут его вместе. Им нечего бояться. Они знают друг о друге все. А разве может быть иначе?
– Надеюсь, я не пропустил ничего из того, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь? – весело осведомился он.
– Нет, гвоздь программы еще впереди! – кокетливо заметила Лара.
– Вот как?
– Через несколько минут, Мерцалов, мы будем знать все твои тайны, – с усмешкой сообщил Константин. – Эмма проводит сеанс разоблачений.
– Так что, дорогой, у тебя есть еще время. Бери молодую жену и сматывай удочки в направлении домика, – шутливо посоветовал хирург. – Вдруг груз твоих грехов станет непосильной ношей для твоей половины? Послушай меня, старого и больного ветерана трех супружеских войн: женщине незачем знать твое прошлое, ее должно интересовать только твое будущее.
– Нет, мы останемся, – заявила Дубровская. – У нас нет секретов друг от друга. Да и от вас нам скрывать нечего.
– Ты уверена? – с преувеличенной серьезностью спросил ее Андрей.
– На все сто! – не задумываясь, ответила Лиза.
– Ну, тогда мы остаемся, – развел он руками.
Руки Эммы непрерывно кружили в сизом тумане. Содержимое кожаного мешочка тлело в курильнице, распространяя вокруг аромат не то каких-то экзотических цветов, не то неизвестных тропических фруктов. Свечи трепетали от движения ночного воздуха. Фонарь продолжал скрипеть над головой.
Глаза вещуньи были прикрыты. Губы непрерывно произносили слова каких-то заклинаний. Внезапно, не то от легкого порыва ветра, не то от других малообъяснимых причин, легкая струйка дыма, стоящая в воздухе вертикальным столбом, изменила свое направление. Лара не выдержала и чихнула.
– Фу-ты черт! Я сейчас задохнусь от этой вони, – капризно произнесла она.
Эмма открыла глаза.
– Это знак. Бог ночи указал на вас.
– Ну и что он там указал?
– Не торопись. Всему свое время. – Эмма опять закрыла глаза и что-то очень быстро зашептала.
Жена чиновника хотела было возмутиться, но тут голос Эммы, глухой и неузнаваемый, начал звучать громче:
– Темнота рассеивается. Что вижу я? Большое серое здание, казенный дом. Сюда есть вход. Вот только выхода нет. Здесь звучит детский плач, но он не доносится до твоих ушей. Тревожит ли он тебя по ночам? По всей видимости, нет. Отгороженная от реальности дорожками белого снега, ты витаешь в своем выдуманном мире, где каждый твой шаг достоин зрительских оваций. Тебя превозносят, тебя любят. Вот только любишь ли ты? Где то, что ты погубила ради своей болезненной прихоти? Оно еще живо. Но ты никогда не придешь сюда, не посмотришь на это, не возьмешь это на руки и не назовешь своим. Но что это? Свет погас…
Эмма открыла глаза и взглянула на Лару.
– Знаком ли тебе тот дом, о котором говорил голос?
Та взвилась с места, словно только и дожидалась этого вопроса:
– Я не понимаю, о чем ты. Какой дом? Какой плач? Я не собираюсь комментировать эту чушь.
– И правильно делаешь, – раздался жесткий голос Петра Ивановича. – Я вообще удивляюсь, почему мы, известные, уважаемые в городе люди, вот уже два часа слушаем это словоблудие. Я не понимаю ваших намеков, сударыня, но подозреваю, что вы хотите каким-то образом скомпрометировать нас.
– А я думаю, вы поняли, о чем речь, – спокойно произнесла Эмма, отправляя в курильницу очередную порцию ароматических трав. – Иначе вы не реагировали бы так бурно.
– А нельзя ли конкретней, мадам гадалка? – влез Константин. – Признаюсь честно, я ни черта не понял. Нельзя ли сказать просто, в чем виновата эта милая женщина?
– Я сказала все, – твердо ответила Эмма. – Может, теперь коснемся вас? Я надеюсь, вы проявите большее мужество?
– Лара, идем отсюда сейчас же! – потребовал чиновник.
– Черта с два! – окрысилась супруга. – После того, как меня обвинили в каких-то непонятных грехах, я уйду отсюда и позволю трепать мое имя в досужих вымыслах? Я хочу узнать, что эта самозванка скажет о других. Я так поняла, что все должны получить свою порцию дегтя. Не стоит отказывать себе в удовольствии послушать, что она припасла для наших друзей.
– Лара! – умоляюще произнес чиновник, но, поняв, что сдвинуть жену с места не сможет даже бронетранспортер, махнул рукой.
Тем временем Эмма повторяла ритуал. Ее лицо в сизой завесе дыма казалось страшным, словно в эту даму, немного экстравагантную, но все же здравомыслящую, вселился не то дух, не то бес. Если в этом, конечно, есть разница. Это была уже не та хохотушка и выдумщица, какой ее обычно привыкли видеть друзья. Откуда взялось хотя бы это выражение злобного торжества на ее лице? Возникало впечатление, что ей доставляло удовольствие рассуждать о двуличии близких ей людей.
– …Можно ли опуститься ниже того уровня, где ты находишься сейчас? Возможно все. Возьми в руки хлыст и выпусти беса наружу! Тебя заводит вид крови? А может, стоны и плач будят твое воображение? Сними свою маску, стань на минуту самим собой. Кого ты увидишь в зеркале? Животное? Нет! У тебя нет необходимости убивать ради пищи. Тобой движет инстинкт зверя, но ты сыт. Вспомни, что такое боль. Ощути ее на себе. Быть может, она тебе укажет путь к спасению…
– Все ясно, Константин, – резюмировал хирург. – Ты – законченный садист в лучшем случае. В худшем тебе грозит срок за убийство.
– Что за туфта? – возмутился бизнесмен. – С чего бы мне кого-то убивать? И почему это я похож на животное?
– Ты плохо следишь за нитью повествования, дорогой, – не унимался врач. – Если я правильно понял нашу предсказательницу, тебя опустили куда ниже жирафа. Так что, если вспомнить теорию эволюции, ты находишься сейчас где-то на уровне простейших.
– …А ты, ловкий портной, закройщик новых лиц, ты можешь оперировать совесть? – продолжила Эмма.
– Вот и до тебя добрались, – с удовлетворением заметил Константин. – Сейчас и ты получишь по полной программе.
– …Ты можешь почти все. Что стоит тебе выкроить безупречную фигуру или греческий нос; обмануть время, убрав ненужные десятки лет. Ты идешь вопреки божьему замыслу, творя новую наружность для нового человека. Ты почти всесилен. Но так думаешь только ты. Есть то, что ты не в силах изменить. Душу перекроить невозможно. Убийце ты не сможешь пришить доброту и сострадание, не получится убрать клеймо с его души. А кровь на его руках испачкала и твои руки. Разве ты не видишь эти пятна?
Павел слушал откровение предсказательницы, иронически улыбаясь. Он только поменял позу: прислонился к перилам, причем руки убрал за спину. Вроде ничего странного, но в свете обвинений Эммы это выглядело почти символично.
В курильнице продолжали тлеть засушенные травы, вот только аромат их стал терпким. Дубровская почувствовала трепет. Подходила их очередь, и, хотя для беспокойства не было решительно никаких оснований, Лиза ощутила холодок в груди. Ничего особенного. Но он рос, ширился, заполнял все ее естество, так что стало больно дышать. Она разумом понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
– …Ты боишься своих снов? Как ты относишься к кошмарам? Ты кричишь по ночам? Тебя можно понять. Кровавая река, текущая среди скал, кого угодно сведет с ума. И ничего уже нельзя изменить. Тот мостик был так же шаток, как и твоя память. Твое прошлое рухнуло вниз, на острые камни. Все ли разбилось? Поспешу тебя удивить: нет, не все. Кое-что осталось. Надеюсь, сегодняшней ночью тебе приснится кошмар…
Елизавета не видела лица Андрея, но почувствовала, что его рука сжала ей плечо. Она побоялась оглянуться, хотя внутренний голос навязчиво шептал ей: «Ну же! Ты должна видеть его глаза. Тебе все сразу станет ясно». Но она сидела как ни в чем не бывало и смотрела вперед сквозь завесу дыма. Она не стремилась знать правду. Ее устраивала призрачность. Слова Эммы звучали так обтекаемо…
Тем временем новоявленная колдунья достала из очередного пакетика какой-то порошок и бросила его в тлеющую траву. Лица присутствующих озарила вспышка. Дамы невольно отшатнулись от стола. Но никто не покинул беседку. Никто не ушел.
—…Я силы колдовские призываю в час полночный,
Средь нас есть дьявол в человеческом обличье.
Он гладок речью и статью вышел,
Вот только метит шельму бог, гласит поверье,
Он носит метку сатаны с рожденья,
Кровавый шлейф за ним течет рекой,
Из душ загубленных наживы ради,
И вряд ли он найдет себе покой
В земле, на небе или на водной глади…
Огонь погас. Эмма обвела всех долгим взглядом.
– Это достойно аплодисментов, – саркастически заметил хирург и даже несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши. – Наша вещунья перешла на поэзию. Еще немного, и мы услышим пение.
– Ну, лично я этого дожидаться не собираюсь, – резко заметил Петр Иванович. – С меня довольно! Ты остаешься?
Вопрос был адресован, разумеется, супруге. Лара пожала плечами, но все-таки встала. Она нетвердо держалась на ногах.
– Чертовы каблуки, – проворчала жена чиновника, стараясь сгладить неловкость в глазах окружающих. – Но все-таки, Эмма, ты была неконкретна. Что ты имела в виду?
Бедный Петр Иванович пошел пятнами. Он дернул супругу за руку так, что она едва не потеряла равновесие.
– Вам нужна конкретика? – подняла брови Эмма.
– Оставьте ее при себе! – разозлился чиновник.
– Меня интересует только последний пункт. Насчет дьявола, – подал голос Грек. – Я так понимаю, что одного из нас вы обвинили в убийстве. Это, милая, серьезная вещь. Надеюсь, у вас есть к этому основания?
– У меня есть доказательства! – отозвалась Эмма. – Кассета… И я могу ее показать…
– Ну а кто это? – задал вопрос Андрей. – Полагаю, что женщин вы из этого списка исключаете.
– Разве я что-то говорила про пол?
– Но в ваших стихотворных экзерсисах звучало конкретное местоимение – «он»?
