скачать книгу бесплатно
Дубровская еще раз удивилась, хотя внешне никак свои чувства не выдала. Ей показалось, что Екатерина слишком холодно принимала заботу мужа. Она относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. «Я не люблю огромные букеты». Да многие тысячи женщин, получающих раз в году чахлую веточку мимозы на Восьмое марта, назвали бы ее неблагодарной дурой!
– Аркадий сказал, что вы мне хотите что-то сообщить, – напомнила адвокату Екатерина.
– Ах да, – спохватилась Лиза, не имея никакого представления, о чем ей нужно говорить с впечатлительной женой Серебровского. – Ваш муж сказал мне о ваших опасениях. Вы беспокоитесь, что подозреваемый выйдет на свободу. Мне хотелось бы вас успокоить: следствие не собирается менять Ушакову меру пресечения. Для этого сейчас нет никаких оснований.
– А если они появятся, эти основания? – спросила Екатерина. Она глядела на адвоката полными ужаса глазами, и Дубровская мысленно согласилась с ее мужем. Серебровская тяжело переживала случившееся. Она была буквально парализована страхом.
– Мне трудно сейчас представить, что такие основания могут появиться. Вы опознали Ушакова. В деле есть показания вашего мужа, свидетеля. Они взяли его на месте преступления. Похоже, что вина моего клиента здесь очевидна.
– Вы не будете требовать его освобождения?
Дубровская усмехнулась. Бедная взрослая женщина (несмотря на внешность, ее почему-то хотелось назвать девочкой) верит во всесилье адвокатов.
– Я могу требовать что угодно, – честно сказала она, – в том числе и его освобождения. Суд сочтет требования необоснованными и оставит моего клиента под стражей. Вы можете спать спокойно. И, в конце концов, почему вы решили, что Ушаков будет вам мстить?
– Потому что я знаю, что должна умереть.
Сначала Дубровской показалось, что она ослышалась, потом она спросила себя, а не является ли жена Серебровского психически нездоровой. Может, этим и объяснялась его трогательное отношение к ней, как к ребенку?
– Вы не поверите, смерть идет за мной по пятам, – проговорила Екатерина. – То, что произошло, – это только отсрочка. Она настигнет меня опять.
– Не думайте так, – сказала сбитая с толку Дубровская. – Это всего лишь случай. Охотно верю, что он стал для вас шоком. Но вам нет нужды прощаться с жизнью. Шанс, что подобное повторится, у вас не больше, чем у любого другого человека. К сожалению, в мире существует преступность. Но люди продолжают жить и радоваться жизни. Я просто уверена, что у вас все будет хорошо. То, что вы сейчас переживаете, врачи называют посттравматическим шоком. Но он пройдет, и вы снова почувствуете себя в безопасности.
– Вы не понимаете меня, – вздохнула Катя, отворачиваясь к стене. – Вы, так же как мой психотерапевт, твердите мне о том, что все будет хорошо. Но она ошиблась. В тот же вечер на меня напали и пытались убить. Вот увидите, ошибетесь и вы.
– Вы знаете, мне кажется, вам нужно отдохнуть, – сказала Лиза, вставая со стула. – Я слишком утомила вас своим присутствием и ничуть не утешила.
Возможно, она была лишена дара убеждения, а может, Екатерине нужен был специалист. Как она сказала? Психотерапевт? Интересная деталь: женщина обращалась к врачу еще до нападения. Неужели у нее настолько развит дар предвидения?
Но Дубровская не собиралась разгадывать ребусы. Она защищала интересы Ушакова, и на помощь потерпевшей у нее не было полномочий. Ко всему прочему, Катя была не одинока. Рядом ней находился супруг, готовый порвать на части любого, кто посмеет причинить вред его избраннице. В этом сегодня смогли убедиться все участники опознания.
– До свидания, – сказала Лиза негромко. – Выздоравливайте.
Катя лежала спиной к Дубровской и никак не прореагировала на слова адвоката. Елизавета решила, что женщина просто уснула, и на цыпочках тихонько вышла из палаты…
Глава 4
Шаги адвоката затихли в глубине коридора, а Катя лежала и продолжала рассматривать тонкую трещину на стене. «У вас замечательный муж. Он вас так любит», – продолжали звучать в ушах слова малознакомой женщины. Веки ее сомкнулись, а может, просто время, отмотав километры прожитых лет, вернуло ее назад, в то лето, когда она познакомилась с Аркадием…
В коридорах государственного университета летом гуляли сквозняки и пахло краской. Девчонки с филологического, все как одна одетые в синие спецовки, дружно обсуждали новости.
– Говорят, в нашем стройотряде ожидается пополнение, – вытаращив глаза, тараторила рыжая Танька. – Сама слышала. Пять человек. Один юрист, один экономист и три спортсмена. Готовьтесь, девочки! Среди них есть парни.
– Ну и что с того? – удивилась Катюша Смольникова, приятная девушка с длинной русой косой ниже пояса.
– Как что?! – возмутилась Танька. – Они парни, ну а мы девушки. Пять на пять – по-моему, заманчивый вариант.
– А по-моему, ты уже свихнулась от желания найти себе мужа, – насмешливо сказала Катюша, делая вид, что ее эта проблема абсолютно не касается.
Конечно, она понимала, почему так возбуждены девчонки, почему они сегодня необычайно смешливы и задиристы. Четыре года, проведенные на филологическом факультете, кого угодно превратят в охотницу. Восемьдесят девочек и всего один парень – совсем безнадежный расклад, если учесть, что будущий филолог в качестве мужа или кавалера не рассматривался ни одной из восьмидесяти потенциальных невест. Его звали Фанис, и его взяли на факультет из какой-то богом забытой деревни и только для того, чтобы чуть-чуть разбавить женское царство. Он усердно корпел над трудами великих педагогов, а на выходные уезжал домой, помочь по хозяйству. Четыре года прошли в трудах и заботах, и только двум девочкам удалось подцепить себе мужей. Оставался пятый курс, государственные экзамены и после вручения диплома – распределение, чудовищная процедура, когда комиссия, состоящая из добродушных тетенек с шиньонами, за пять минут решала судьбу вчерашних студенток. «Вы хотите поехать в Мишкино? Нет? Интересно почему? Милая, но вы же знаете, что на селе нужны педагоги. Государство тратило на вас средства. Нужно иметь совесть и окупить заботу добросовестным трудом».
Никто не хотел ехать ни в село, ни в маленькие городки заводской зоны. Всем хотелось остаться в крупном центре, к которому за пять лет учебы успели привыкнуть. Они стали горожанками, научились делать маникюр, ходить на каблуках и одеваться совсем как местные. Теперь же их рассылали обратно по местам, где нет приличных дорог, дискотек, модных магазинов. Уйти от распределения можно было в двух случаях: по блату и благодаря замужеству. На блат могли рассчитывать единицы. Самым демократичным считался, конечно, второй вариант – законный брак. Но где найти себе мужа? Лето перед пятым курсом оставалось последним рубежом надежды, и юные охотницы на мужчин тешили себя надеждой. Но, словно назло, студенческий отряд, формируемый на базе университета, в этом году работал в родных стенах, ремонтируя студенческие аудитории, и ждать притока мужчин было неоткуда. Новость, подслушанная Танечкой, казалась чудом. Целых пять парней на бригаду из пяти девочек!
– Чур, я беру себе юриста! – трещала Танька. – Они все серьезные, деловые. Давайте, девочки, договоримся на берегу. Я первая об этом узнала, мне и выбирать.
– Хитрюга ты, Танька! – говорила Ирочка, стриженая брюнетка. – Знаю, почему ты выбрала себе юриста. У них шансов остаться в городе больше. Кому в деревне нужен юрист?
– Тогда выбирай спортсмена. От них в деревне толку точно нет.
– Все спортсмены тупые. О чем я с ним буду говорить?
– Спортсмены, между прочим, ездят по заграницам. Какая разница, о чем с ним говорить, если вокруг Париж? К тому же ты учительница, помучаешься с ним пару лет, научишь читать, и дело в шляпе!
– По заграницам хорошие спортсмены ездят, все другие в средних школах и спортивных клубах сидят и заграницу только по телику видят.
– Ох и дуры вы, девочки! – недоумевала Катюша. – Делите шкуры еще не окольцованных парней! Вы что, считаете, что ваше желание тут хоть что-нибудь значит? Да у них, может быть, уже есть свои подружки!
– Ну коли ты из нас самая умная, отдадим тебе экономиста, – фыркнула Таня, заговорщицки подмигнув подругам.
– Почему экономиста? – еще больше удивилась Катя.
– Потому что он наверняка окажется женщиной! – прыснули от смеха девчонки. – Какой нормальный мужик будет бухгалтерией заниматься?
На следующий день изнывающие от нетерпения девчонки собрались возле кабинета заведующего хозяйственной частью.
– Чего это вы так вырядились? – округлил глаза прораб Потапыч. Он каждый день распределял девочек по местам, обеспечивал их инструментом и принимал работу. Ему было уже тридцать семь, и в глазах двадцатилетних студенток он был стариком.
– Для нас работа – всегда праздник, – произнесла Танечка театрально, глаза же ее искрились от смеха.
– Ваше дело, – буркнул Потапыч. – Измажетесь – не моя забота.
Девчонки оставили перепачканные спецовки в бытовке. Вместо этого они облачились в джинсы и футболки. Свежевымытые волосы были уложены тоже по-особому. Косынка красовалась лишь на голове Смоляковой Кати.
Когда к кабинету подошли три девочки в спортивных трико, никто не обратил на них внимания.
– Мы новенькие, – сообщили они.
– Со спортфака? – спросил Потапыч, сверяясь с записями в ветхом блокноте.
– Да, оттуда, – подтвердили они.
Тут настал черед смеяться Кате. Подруги выглядели сконфуженно.
– Вы что, и вправду спортсменки? – недоверчиво осведомилась Танечка.
– Да, мы бегуньи.
– Лучше бы уж вы бегали в другом месте, – тихонько пробурчала Ира.
– Сейчас подождем еще двух человек и двинемся на объект, – пообещал Потапыч. Девчонки готовы были ждать, особенно Татьяна. Она сгорала от нетерпения увидеть юриста.
Светлана появилась эффектно, волоча за собой шлейф дорогих ароматов. Высокая, гибкая, как пантера, она заворожила девчат кошачьей грацией. Ко всему прочему у нее были зеленые глаза, чуть приподнятые к вискам, и шелковые рыжие волосы.
– Привет, я с юридического, – сказала она небрежно.
– Вот так фифа! – обалдело произнес Потапыч. Он явно не рассчитывал получить в ряды штукатуров-маляров такую жар-птицу.
Девица обожгла его хищным взглядом, и прораб сразу сник. Он покорно ответил на все вопросы, которыми засыпала его будущий юрист. Она казалась очень уверенной в себе, даже наглой. Филологи возненавидели ее с первого взгляда. Особенно отчаянно это переживала Таня, у которой разом исчезло радостное возбуждение, будто кто-то взял и выключил источник питания.
– Ну где же носит бухгалтера? – прошипела она. – Спорим, ею окажется толстая корова, которую не выдержит ни одна стремянка?
Когда в коридоре появился стройный молодой человек в клетчатой рубахе и джинсах, девчонки привычно ждали, что он пройдет мимо. Парень был удивительно хорош собой. Волнистые волосы косой модной челкой спадали на высокий лоб. Большие темные глаза отражали восхищенные взгляды девчонок. Держался он очень свободно. Было видно, что он уже привык к всеобщему обожанию. Ко всему прочему, он обладал редким даром в любой одежде выглядеть элегантно. Простая рубашка и джинсы сидели на нем как на американском ковбое с рекламного плаката.
– Привет, красавицы! – сказал он, ослепляя своей белозубой улыбкой. – Все вы ждали меня.
Девчонки готовы были с ним согласиться – все, кроме Кати.
– Так это ты… бухгалтер? – произнесла Таня, чувствуя, что это слово в ее устах звучит как оскорбление.
– Не совсем так, – мягко улыбнулся парень. – Я будущий финансист.
Финансист! В то время это звучало непривычно. В начале девяностых годов на предприятиях сидели только бухгалтеры, тетки со счетами и кипой бумаг.
– Мне нет дела, финансист ты или бухгалтер, – пробурчал Потапыч. – На работу попрошу являться вовремя. Сейчас все новенькие отправятся за мной и получат спецодежду и талоны на питание.
Пока утрясали формальности, у филологов было время поговорить. Конечно, девчонки были разочарованы. Из пяти обещанных парней четверо оказались девушками. Будущие педагоги легко променяли бы одного красавца Аркадия на пять вполне себе посредственных парней. Было ясно, что составить пару финансисту ни у одной из девочек нет никаких шансов.
– Хоть мы его вчера и отдали Катюхе, боюсь, он ей не по зубам, – признала Татьяна.
– Может, повезет рыжей? – дернула плечом Ира. – Она похожа на человека, который берет от жизни все.
Но правда, конечно, была не в этом. Только рыжая Светлана уместно смотрелась рядом с Аркадием. Все остальные в подметки не годились сладкой парочке. Не переживала лишь одна Катюша. Она не ждала принца, поэтому появление финансиста восприняла спокойно. Конечно, отметила, что мальчик красив, но у него, должно быть, на каждом курсе была своя группа поддержки. Не то чтобы она боялась попасть в массовку. Просто трезво оценивала свои возможности.
Потекли трудовые будни. Несмотря на то что надежды девушек найти себе парней прямо на работе растаяли, как весенний снег на солнце, присутствие в их рядах Аркадия действовало на них благотворно. Во всяком случае, они не переругались между собой, учитывая, что спортсменки держались особняком от филологов, а рыжая Светлана вообще вела себя как королева. Она часто опаздывала, откровенно халтурила на работе, а уходила раньше всех. За ней, как правило, заезжал кавалер. Средних лет мужчина, респектабельный и на вид благородный, держал на пальце ключи от автомобиля. Он покорно ждал, пока его нимфа наведет марафет, оденется, как на подиум, причешет рыжие космы. Светлану явно не ждала перспектива оказаться в деревне, поэтому она могла спокойно относиться к присутствию рядом Аркадия. Но неизвестно по какой причине, они почти сразу сделались заклятыми врагами. Она на каждом шагу язвила, доводя его порой до белого каления. Он не пропускал ни единой ее колкости и говорил ей то, что она наверняка не услышала бы ни от какого другого мужчины на свете. Оба они были самовлюбленными гордецами.
Положение осложнилось тем, что Аркадия как единственного мужчину избрали бригадиром, и теперь он по праву мог читать девчонкам нотации.
– Колыванова, ты вчера ушла на сорок минут раньше, – выговаривал он Светлане. – Девчонки вынуждены были переделывать за тебя работу. Где ты видела, чтобы так штукатурили стены?
– Я в университет поступила не за тем, чтобы штукатурить стены, – нагло отвечала она. – Я собираюсь стать известным адвокатом. Так что при любом раскладе работать руками мне не придется. Ум, память и воображение – вот мои инструменты. Шпатель и кисти – удел неудачников.
– Пока, как я вижу, ты научилась только трепаться, – огрызался он. Рыжая оторва подрывала его авторитет, и это Аркадию категорически не нравилось.
– Язык – оружие юриста, – смеялась ему в лицо Колыванова.
Девчонки научились не обращать внимания на пикировки их бригадира и лентяйки-юриста, хотя это вносило в их долгие трудовые будни некоторое разнообразие. Филологи относились к Аркадию очень трепетно, воспринимая все его распоряжения как немедленное руководство к действию. Светка, прилюдно распинающая их кумира, вызывала только раздражение, переходящее в ненависть. Но связываться с Колывановой было себе дороже.
Удивительно, но Светлана, презирающая всех представительниц своего пола, сблизилась с Катюшей Смоляковой.
– Похоже, у одной тебя есть голова на плечах, – говорила ей Колыванова. – Все эти курицы готовы поклоняться мужским штанам, даже если их носит кретин.
Последнее замечание относилось, конечно же, к Аркадию и четырем дурам – филологиням. Смолякова в ответ только смеялась. Конечно, она немного завидовала Светкиному успеху у мужчин, но у нее хватало гордости и благоразумия этого не показывать. Ей не хотелось походить на своих подружек, озабоченных поисками мужа.
Стройотряду полагались талоны на питание, и студенты могли посещать столовую в завтрак, обед и ужин. Там прилично кормили, предоставляя на выбор первое, второе и компот. И у девчонок появлялось время поболтать, посплетничать, обсудить последние новости. Обычно Света и Катя сидели вместе, посмеиваясь над филологинями и спортсменками, каждый раз затевающими между собой соревнование за право сидеть за одним столом с Аркадием.
– Вот идиотки! – потешалась над ними Колыванова. – Неужели они не понимают, что им все равно ничего не добиться?
Смолякова тоже смеялась вместе с ней. Вот она понимала, что ей ни за что на свете не удастся обратить на себя внимание Аркадия. Стало быть, не надо тешить себя глупыми иллюзиями. Куда как проще держаться в стороне и только смеяться, наблюдая вокруг него куриный переполох.
Светка рассказала ей о себе, и это сблизило девушек еще больше. Выросла она в простой семье, не без достатка, но ее детство кончилось в четырнадцать лет, когда в их дом ворвалась растрепанная женщина в дорогом пальто. Она кричала проклятия, а Светкина мать, вжавшись в угол вместе с перепуганной дочерью, не смела ей возразить. Выяснилось, что Светкин любимый папа на самом деле принадлежит не только ей и ее матери, но еще трем детям и этой странной тетке. Четырнадцать лет он жил на два дома, переезжая то туда, то сюда и ссылаясь на многочисленные командировки и деловые поездки. Он был успешным снабженцем, за что его ценили на работе. Но снабжение было для него не только работой, но и призванием. Он исправно снабжал свои семьи. Его дети ни в чем не знали нужды – ни в дефицитных колготках, ни в папиных поцелуях. Когда открылась правда, Светка страшно переживала, но больше за маму. Ей казалось, что та не переживет отцовского вероломства. Однако в порыве откровенности мама призналась, что много лет назад осознанно сделала выбор, связав свою судьбу с женатым мужчиной. «Такова жизнь, дочка, – говорила она, гладя Светочку по голове. – Мужчин меньше, и нужно как-то приспосабливаться, чтобы не остаться с носом». Для дочери это было потрясением номер два, после чего девочка, промаявшись в думах недели две, навсегда лишилась девичьих иллюзий. Она поняла, что жизнь жестока и устанавливает свои правила игры. Ведет в ней всегда мужчина, а задача женщины, физически слабой, но более хитрой и изворотливой, найти себе достойную опору.
Для Кати, воспитанной в полной семье матерью и отцом, такие откровения были в диковинку. Ее родители проживали в маленьком заводском городке и по мере сил прививали ей традиционные ценности: брак по любви, детишки, забота друг о друге, счастливая старость среди дюжины внуков. Такие перспективы казались ей обыденными и скучными. Свои представления о любви Катя почерпнула из книг. Не случайно в качестве профессии она выбрала язык и литературу. В девятом классе она перечитала Мопассана. Ее воображение будоражили пикантные подробности любовных отношений, но свою любовь она представляла чистой и светлой. Образ избранника не имел очертаний. Воображение отказывалось ей в этом помочь. Катюша знала лишь, что он будет честным, благородным, красивым… Словом, таких она не встречала и в последнее время гнала от себя мысль о том, что таких парней просто нет.
Дружба Кати и Светы могла показаться странной, ведь девушки разнились между собой, как день и ночь. Красавица и серая мышка, охотница за мужчинами и неисправимая идеалистка – противоположности, свести которые вместе мог только случай, а удержать – только судьба. Но, так или иначе, они тянулись друг к другу. Быть может, каждая из них видела в подруге то, чего не хватало ей самой. Кате – уверенности в себе и яркости, Свете – чистоты и детской веры в принцев и в чудеса.
Светка всегда была модно одета, и Катя слишком скоро поняла, что все ее тонкие каблучки, плащики, лаковые сумочки куплены не на средства матери и отца и уж совершенно точно не заработаны своим трудом. Свету одевали, водили в рестораны и возили на море состоятельные кавалеры. Но, несмотря на это, назвать ее вертихвосткой и шлюшкой ни у кого не поворачивался язык. Светка свою игру вела умело. У нее хватало рассудка и такта для того, чтобы не встречаться с двумя мужчинами одновременно. Новый роман у нее начинался только тогда, когда заканчивался старый. Она умудрялась строить отношения таким образом, что кавалер, получивший отставку, перемещался в круг ее друзей. Он не роптал, не горел жаждой мести, вместо этого он привычно оказывал красавице поддержку и покровительство.
Катюша со смехом отказывалась от предложений новой подруги свести ее с кем-нибудь из своих «бывших». В душе она чувствовала легкую обиду на то, что ей предлагали попользоваться тем, кого по тем или иным причинам оставили, бросили, кем пренебрегли. Хотя в душе она понимала, что Светка это делает не со зла, а желая помочь. Тем более что и «брошенный» кавалер в глазах большинства ее подружек по университету был бы сокровищем…
В одну из июльских суббот вся бригада маляров-штукатуров выбралась на природу. Стоял чудесный день, и ребята решили рвануть за город с палаткой, гитарой и шашлыком. На девять девчонок приходилось трое мужчин, но это было уже привычно. Здесь был Аркадий, еще один парень, которого совсем недавно подцепила Ирочка. Был и Потапыч. В последнее время прораб усиленно клеил Танюшу, и она, кажется, ничего не имела против. Подругам она говорила, что завхоз еще совсем не стар, разведен, к тому же работает в университете и имеет отдельное жилье. На безрыбье, как известно, даже тридцатисемилетний прораб становится золотым судаком, и все отнеслись к этому роману с пониманием.
К удивлению многих, общество почтила своим присутствием даже Светка, которая обычно только морщила нос от любого предложения собраться вместе. Только Катя, посвященная в ее жизнь, знала, что подруга переживает разрыв, который, по обыкновению, произошел по ее инициативе. Кавалер оказался женат, хотя на протяжении двух месяцев усердно пудрил девушке мозги планами на совместную жизнь. Когда обман вскрылся, мужчина повинился и предложил красавице место любовницы и съемную квартиру в центре. Светка, конечно, отказалась, кавалера разжаловала, но предложение помочь ей при устройстве в адвокатуру все же приняла.
Выходные прошли весело. Вечером в субботу, установив палатки, все расселись вокруг костра. Тут и пригодилась гитара. Бренчать на струнах умели многие, но настоящий талант оказался только у Кати. Природа наградила ее красивым тембром, и ребята затаив дыхание выслушали в ее исполнении несколько романсов и даже балладу, которую девушка сама переложила на музыку. Катя не могла себе представить, а скажи ей это кто-нибудь, удивилась бы, что в отблесках костра, с гитарой в руках, она казалась почти красивой. Ее пальцы теребили струны. Чистое лицо и мягкий взгляд, обращенный куда-то внутрь себя, казались печальными. Но вдруг, стряхнув длинной челкой грусть, она исполнила несколько зажигательных мелодий, а потом они все вместе проорали еще десяток песен.
– Слушай, а ты классно играешь, – сказал ей Аркадий, когда она ушла к речке полоскать в воде кружки. Он подошел неслышно и тихонько сел рядом.
Катя не ожидала его увидеть и даже вздрогнула, почувствовав рядом с собой мужское присутствие.
– А, ерунда! – нарочито небрежно отмахнулась она.
– И вовсе не ерунда, – убежденно проговорил Аркадий. – Ты просто не представляешь, как ты талантлива. Если бы ты захотела, то вполне могла бы выступать на сцене, собирая целые залы.
Катя едва не рассмеялась. Она могла бы собирать целые залы! С ее курносым носом, полными ногами и простоватым лицом. Выступать на сцене – удел ярких и нахальных, таких как Светка.
– Я никогда об этом не думала, – честно сказала она Аркадию. – У меня совсем другие мечты.
– Какие же? – с интересом спросил он, чем смутил ее окончательно.
Катюше стало неловко от того, что этот признанный красавец, кумир всех девушек университета, сидит сейчас с ней рядом, на корточках, говорит комплименты и разглядывает ее так, словно они встретились впервые. Но еще больше ее смутило то, что она обмолвилась ему о своей мечте.
– Ну так о чем ты мечтаешь? – спросил он еще раз, показывая, что ему не все равно. Аркадий и не подозревал, сколь амбициозные планы скрываются в русоволосой голове юной барышни.
– Я мечтаю написать книгу, – проговорила Катя, устремляя на него взгляд своих голубых глаз. – Великую книгу. Что-то вроде «Анны Карениной» или «Госпожи Бовари». Глупо, да?
– Нет, – ответил Аркадий, глядя на нее как-то по-особенному. – Это великая мечта. Ты совсем не похожа на других девушек.
Катя озадачилась, воспринимать это как комплимент или… Быть может, он счел ее примитивной мечтательницей? Но он смотрел на нее серьезно, и в его красивых глазах не было даже искорки смеха.
