скачать книгу бесплатно
Женщина заколебалась:
– Мне показалось, что я сегодня удачно выбрала место для парковки. Можно оставить ее и там, на улице.
Лицо молодого человека выразило удивление.
– Вы слышали прогноз на сегодня? Движется циклон. Так что к вечеру вы найдете свою любимицу под толщей льда и снега. Вам это надо?
Отказываться от его услуг было бы глупо и даже подозрительно, поэтому Евгения скрепя сердце передала ключи помощнику. В конце концов, машину, хотя и бегло, осматривал инспектор и не нашел ничего, что показалось бы ему криминальным.
Через пять минут главный редактор журнала «София» входила в свой служебный кабинет…
Все были уже в сборе. Судя по неубранным кружкам с выжатыми пакетиками чая, редколлегия собралась сегодня точно по расписанию. На повестке дня стояло обсуждение юбилейного номера журнала, и пятеро креативных молодых людей с папками в руках с нетерпением дожидались случая высказать редактору свои соображения относительно того, как будет выглядеть «София» в свой десятый день рождения.
Евгения обязана была по такому случаю искриться идеями и зажигать всех своим энтузиазмом. Так бы оно все и было, не случись с ней сегодня поутру это ужасное происшествие. В ее кейсе, битком набитом бумагами, лежали заметки редактора, перемешанные с предложениями ее коллег, некоторые рукописи дискуссионного характера, которые она намеревалась обсудить, а также подготовленные к выпуску иллюстрации. Но после бурного утра, проведенного Евгенией в гонке от ее воображаемых преследователей, в голове у нее было пусто, за исключением, пожалуй, единственной мысли: побыстрее бы все это закончилось и она оказалась бы в своем тихом, безопасном доме.
Тем не менее за стол она села, как обычно поприветствовав собравшихся кивком головы и улыбкой.
– Начнем, помолясь, – сказала она. – Итак, юбилейный выпуск журнала… Не стоит вам повторять, дорогие мои, что это особое событие, и материал номера должен быть подобран так, чтобы у читателя с самой первой страницы возникло ощущение праздника, феерии, если хотите. После изучения ваших материалов у меня подобного чувства не возникло. – Евгения без особого интереса перелистала страницы оригинал-макета и пожала плечами, показывая подчиненным свое неудовлетворение. – Пресно, однообразно, может быть, приемлемо для текущего номера, но никак не для десятилетнего юбилея…
Тут ее взгляд остановился на собственных руках, и она в ужасе замерла. На указательном и большом пальцах правой руки явно виднелась бурая полоса неопределенного происхождения: то ли грязь, то ли кровь, то ли все это вместе. Ко всему прочему на подушечке пальца сильно саднила свежая царапина, которую она получила, пытаясь отмыть разбитую фару.
Мысли Евгении смешались, и она замерла на полуслове. Руки она машинально убрала под стол и теперь по лицам коллег пыталась отгадать, заметили ли они причину ее замешательства. Подчиненные слушали ее внимательно, только редактор отдела красоты и моды почему-то отвела глаза в сторону, словно боясь встретиться с ней взглядом.
– Я хочу выслушать ваши предложения, – резко заявила Евгения, давая всем понять, что право высказаться переходит теперь к членам редколлегии.
Присутствующие оживились.
– Мое предложение остается в силе, – пробасил пухлый мужчина, курирующий в их журнале новостной блок, а заодно и сферу экономики и права. – Необходимо увеличить объем выпуска. Сделать этакую «толстушку», которая бросится в глаза читателям хотя бы из-за своего необычного размера.
Озабоченность пухлого человека объемом номера была встречена дружным хихиканьем.
– Спасибо, Костиков, – сказала Евгения, словно бы не заметив всеобщего веселья. – Так мы и сделаем, но я не думаю, что мы станем первооткрывателями. Так делают все. Я жду от вас чего-то принципиально нового.
– Тогда нужно изменить направленность журнала, ориентировав его на более широкие читательские массы, – заявила редактор отдела красоты и моды Юлия Красюк. – Можно ввести новые рубрики.
– Например? – прищурила один глаз Евгения.
– Например, то, что привлечет интерес обывателя в любом случае: слухи, сплетни, криминал…
– Криминал? – переспросила редактор и сразу же почувствовала, как ее уши полыхнули огнем. – При чем тут криминал? Тем более в глянцевом издании?
– Криминальная хроника – это беспроигрышный вариант, – потирая руки, заявил редактор Шпунько, курирующий музыкальный отдел. – Даю на отсечение голову, если читатель пропустит что-нибудь горяченькое из зала суда. «Репортаж в наручниках»! Как вам идея?
– Я думаю, что это отвратительно, – немедленно отозвалась Швец. – Мы позиционируем себя как журнал для современной, активной женщины, нацеленной на семью и карьеру. Как сочетаются со всем этим тюремный быт и жаргонные песни?
– «От сумы и от тюрьмы…» – развел руками Шпунько. – Хотите вы этого или нет, но следственный изолятор – это тоже неотъемлемая часть чьей-то жизни. Можно подумать, современные активные дамы застрахованы от уголовного преследования! Мало ли что может случиться? Например…
– Например, женщина, не справившись с искушением, возьмет взятку, – пыхнул Костиков. – По-моему, очень актуально, в свете борьбы с коррупцией.
– … или убьет мужа, – нашлась Красюк. – А что? Проблема домашнего насилия стоит сейчас остро.
– Среди наших читательниц нет потенциальных взяточниц и убийц! – заявила вдруг Васнецова, отвечавшая за раздел медицины и психологии. – Ну, правда же, Евгения Федоровна?
Швец проглотила комок в горле. Ей очень не понравилась тема этой дискуссии. Но прекратить словесный поток коллег сейчас было так же сложно, как пытаться, зайдя в горную реку, заставить ее течь в другом направлении. Поднятая тема взволновала всех.
К счастью, хлопнула дверь, и в комнату вошел Сбродов.
– Евгения Федоровна, у вас там проблемы с машиной… – начал он, но договорить ему не дала уже сама редактор.
– Перерыв десять минут, – сказала она, но присутствующие и не думали расходиться.
– Во! – обрадованно воскликнул Шпунько, словно получив порцию адреналина. – Чем не актуальная тема: «Женщина и автомобиль»?
Швец только покачала головой…
– Евгения Федоровна, вы утрясли все необходимые формальности со страховой компанией? – спросил Сбродов, обеспокоенно глядя на свою начальницу. – Если нужна моя помощь, только скажите.
– Пустяки, – отозвалась Евгения, отходя от стола, якобы для того, чтобы приготовить себе кофе. Она не хотела, чтобы их слышали посторонние. – Не стоит волноваться. Подумаешь, какая-то фара…
– Но повреждения серьезнее, чем вы думаете, – возразил Сбродов. – У вас разбиты крыло и капот. Не исключено, что найдутся и другие, внутренние поломки. Как вас угораздило? Вчера, насколько я помню, машина была цела.
– На то она и машина. Вчера – цела, сегодня – уже нет, – пробормотала Швец, всеми силами стараясь скрыть свое смущение.
Сбродов уставился на нее. Должно быть, она говорила глупости.
– Еще мне показалось, что там спереди… кровь, – произнес он с запинкой. – Я наклонился, чтобы получше рассмотреть повреждения, и увидел бурые разводы. Ерунда какая-то, верно?
«Черт!» – мысленно отозвалась Евгения. Она уже проклинала себя за свой необдуманный поступок. Ей не следовало сегодня ехать в редакцию, пусть даже она сорвала бы заседание редколлегии. Гори он синим пламенем, этот юбилейный выпуск любимого журнала, когда на кону стоит ее собственное благополучие! Она могла сказаться больной или сослаться на свою маленькую дочь. Она могла заявить о кончине какого-то дальнего родственника или о внезапном потопе в собственном доме. Но ничего подобного она не сделала, а теперь, как последняя дура, стояла перед сотрудником, открыв рот, и не знала, что сказать в свое оправдание.
– Я… – голос Евгении сорвался. – Я сбила оленя. Вот почему и опоздала сегодня.
Глаза Сбродова округлились.
– Оленя?! – переспросил он недоверчиво.
– Да, – уже решительнее подтвердила она. – Я ехала по объездной дороге. Видимость была отвратительной. А он как раз и выскочил из леса. Я пыталась затормозить, но… тщетно.
– Бывает же такое! – удивился секретарь.
– А по-моему, ничего удивительного, – встряла в их разговор Васнецова. – Мой брат осенью налетел на корову. Было темно, и он не заметил препятствие. Чудом остался жив. Машину разворотило – страшно представить! А тут – олень… А вы сами-то хоть целы, Евгения Федоровна?
– Я?! Да… Кажется, – сказала она нерешительно.
– Может, вызовем врача? – спохватился предупредительный Сбродов. – Как бы чего не вышло.
– Кому врача? – выхватил фразу из разговора Шпунько.
– Никому, – отрезала Швец и вполголоса попросила: – Я не хочу, чтобы это стало достоянием гласности. – Не хватало еще, чтобы к их разговору присоединились сейчас все сотрудники редколлегии. У кого-нибудь хватит ума провести параллель с темой, которую они обсуждали только что, и журналисты ухватятся за горячий повод, да еще, вполне возможно, предложат посвятить ей отдельный материал. Некоторые умники, как пить дать, спустятся в паркинг, чтобы узнать, что может сделать с автомобилем олень: они будут вздыхать и удивляться, рассматривать кровь на капоте. А если они найдут там что-то еще? Волокна ткани, например… Ей придется заявить, что олень был в пальто?!
Евгения почувствовала, что ладони ее увлажнились.
– Ну и правильно, – одобрила Васнецова. – Нечего говорить всем. Но как вы думаете, олень занесен у нас в Красную книгу?
– Не знаю, – пожал плечами секретарь. – Считаете, могут возникнуть неприятности? А где это произошло, Евгения Федоровна?
– Где-то за городом. Я не помню, – уклончиво ответила она.
– Если у вас полная страховка, вы могли бы получить возмещение, – отозвался Сбродов. – Думаю, страховщики были бы в шоке. С ума сойти! Олень! Да это впору напечатать в рубрике: «Ну и ну!»
– Нет, у меня обычная страховка, – сказала нетерпеливо Евгения. – Ну, довольно об этом. Я достаточно натерпелась сегодня утром, чтобы еще раз переживать все это сызнова. Вернемся к совещанию…
После перерыва тему криминала больше поднимать не стали, и Швец почувствовала невероятное облегчение. Коллеги переключились на предложение Красюк включить в журнал новую рубрику «Слухи».
– Женщины всегда любят обсуждать различные слухи о звездах, и мы можем им помочь, – убежденно говорила Юлия. – Например, читательница присылает нам письмо, в котором спрашивает: правда ли, что актер А ушел к актрисе Б? Мы берем интервью у актера А и даем компетентный ответ.
– Слухи – это вообще часть женской натуры. С этим вы точно не поспорите, Евгения Федоровна, – ухмыльнулся Шпунько.
– Все зависит от женщины, – остудила его Швец, но на всякий случай добавила: – Я не буду сейчас спорить относительно женских привычек и наклонностей, но я категорически против того, чтобы превращать «Софию» в бульварную прессу! Думаю, я сделала уже вполне достаточную поблажку вам, когда позволила ввести в журнал страничку светской хроники…
«Светская хроника» была зубной болью для Евгении, поскольку она полагала, что серьезному изданию не пристало публиковать на своих страницах подобные материалы. Яркие фотографии звезд и разного рода звездулек, плодящихся в последнее время, как кролики в неволе, придавало журналу оттенок желтизны. Но издатель считал, что они должны вовремя улавливать новые веяния читательских интересов и давать современной женщине все то, о чем она хотела узнать.
– Я могу показать вам фото с последнего собрания кинематографистов, – обиженно молвила Красюк и даже потянулась к сумке, чтобы выудить оттуда пачку ярких снимков. – Вы убедитесь, что они великолепны. Бульварная пресса! Взгляните на качество…
– Только не сегодня, – остановила ее Евгения нетерпеливым жестом. – Рассмотрим все в рабочем порядке. Мне не хочется превращать заседание коллегии в балаган.
Она знала, что члены редколлегии, как малые дети, уцепятся за яркие картинки, и на этом плодотворной работе придет конец. Все начнут обсуждать наряды знаменитостей, их внешний вид, судачить по поводу их новых романов, внебрачных связей и беременностей.
К своему неудовольствию, она понимала, что невольно ускоряет темп обсуждения, стараясь побыстрее свернуть совещание. Евгения готовилась к нему две недели, а сейчас действовала так, словно хотела избавиться от редакторов как можно быстрее и остаться наедине со своими мыслями. Ей было не под силу вести собрание, оценивать идеи коллег, ставить на обсуждение насущные вопросы, тогда как все ее мысли были заняты проблемами, весьма далекими от издательского бизнеса. Где-то там, в нескольких десятках километров от их офисного здания, сейчас лежало тело человека, которого она сбила сегодня утром. Должно быть, оно уже остыло, окоченело…
Евгения содрогнулась, представив себе стеклянный взгляд мертвеца.
– С вами все в порядке? – спросил Сбродов.
– Вполне, – ответила она, понимая, что пропустила большой кусок обсуждения. Члены редколлегии смотрели на нее и, должно быть, ждали какого-то ее решения или распоряжения.
– Тогда как вы оцениваете нашу последнюю инициативу? – задала вопрос Красюк. – Мне показалось, что вы не против.
Еще бы она была против, если последние пятнадцать минут перед ее глазами стояло опрокинутое лицо человека с волосами, испачканными в крови! Гул обсуждения коллег слился в ее сознании с шумом зала судебного заседания, откуда ее выводили в наручниках.
– Да, мне показалось, что ваше последнее предложение – это уже кое-что, – сказала она с запинкой. – Представьте мне его в письменном виде, и тогда мы обговорим с вами детали.
– Как скажете, Евгения Федоровна, – пожала плечами Красюк, переглядываясь при этом со Шпунько.
– На этом заседание редколлегии объявляю закрытым, – заявила Швец, решительно захлопнув свою рабочую папку.
Журналисты, переговариваясь, потянулись к выходу. Тем не менее кое-кто подошел к Евгении – решить текущие вопросы. Появилась бухгалтер, а вместе с нею и художник. Они все спрашивали и спрашивали ее о чем-то, кто-то совал ей на подпись документы, кто-то жаловался на необязательность некоторых сотрудников.
Обычно Швец гордилась своим умением быстро улаживать подобные проблемы. Вооружившись телефонной трубкой, блокнотом и ручкой, она обзванивала коллег, давала им точные указания и никогда не забывала контролировать их исполнение. Сложные вопросы, требующие дополнительного изучения, она «делегировала» Сбродову, оставляя за собой право принятия окончательного решения.
Так было всегда, но только не в это утро. Сегодня Евгения была выбита из колеи и мечтала только о том, чтобы ее оставили в покое. Однако поток просителей не иссякал, и она совсем выбилась из сил, решая эти проблемы весьма неэффективно, а по сути, перекладывая их на потом.
Наконец за последним посетителем захлопнулась дверь, и она в изнеможении откинулась на спинку кресла. Рука автоматически потянулась к телефону. Она хотела позвонить мужу и выплакаться вволю. На экране высветились привычные цифры, но в последний момент она дала отбой. Ну, что она скажет ему? «Слушай, я сегодня утром сбила человека».
Такие вещи по телефону не говорят. Потом – мало ли что! Вдруг их кто-нибудь прослушивает? Только этого еще не хватало! Следовало дождаться окончания рабочего дня и обсудить ужасную новость дома. Но, боже мой, сколько времени еще оставалось до вечера! Круглые часы на стене показывали два, и в лучшем случае она сможет добраться домой только к семи вечера.
Позвонила секретарша Аллочка и спросила, думает ли ее начальница идти на обед. Хорошая девочка! Она всегда беспокоилась о ее желудке. Или, может, о своем? Услышав, что Евгения собирается поработать в перерыв, она сообщила, что отправляется в кофейню за углом, «всего на полчасика», а когда вернется, то принесет ей сандвич с курицей.
Начальница эту сделку одобрила, понимая, впрочем, что обещанного сандвича ей придется ждать часа полтора, поскольку под «обедом в кофейне» Аллочка понимала общение с подружкой из соседнего офиса. Девчонка была не в меру болтлива, хотя со своими обязанностями по работе справлялась неплохо. Приходясь племянницей издателю, она могла себе позволить некоторые вольности, не опасаясь, что ее место отдадут другому, более преданному делу сотруднику.
Хлопнула дверь, и Евгения осталась одна. Подойдя к окну, она долго рассматривала бесконечный поток машин, растянувшийся по всему проспекту. Дождь со снегом прекратился, и в воздухе мелькали лишь отдельные снежинки. Похоже, синоптики не ошиблись в прогнозе. К вечеру мостовые подморозит, и город превратится в каток. Серое набухшее небо, готовое разверзнуться снегопадом в любой момент и вывалить на головы прохожих мириады снежной пыли, казалось теперь Жене мрачным предзнаменованием ее грядущих неприятностей.
Она вдруг подумала, что сейчас хмурый следователь где-то решает вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении преступника-водителя, заранее оценивая перспективы. Что, если он уже знает, кого следует арестовать? Евгения почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Интересно, почему она решила, отсиживаясь в своем офисе, что она находится в безопасности и ей ничто не грозит? А если на месте происшествия был кто-то, кого она не заметила? Ведь могло быть и такое! Предположим, пострадавший был не один. Его спутник вышел из леса несколькими минутами позже и заметил лишь номер отъезжающего автомобиля. Разумеется, он сразу сообщил об этом работникам милиции, и в настоящий момент они устанавливают, кому принадлежит машина. Ну, с этим-то проблем у них не возникнет. У Евгении нет путаницы в документах. Автомобиль принадлежит ей. Она не ездит по доверенности. Значит, с минуты на минуту ей следует ожидать визита непрошеных гостей?
Она представила, как они проходят в офис, спрашивают у охранника номер ее кабинета и без стука заходят внутрь. Они покажут ей свои документы, зададут пару формальных вопросов, а потом последует неизбежное: «Просим пройти за нами». Наденут ли они на нее наручники? Скорее всего да. Ведь от водителя, скрывшегося с места происшествия, можно ожидать какой угодно прыти. Они поведут ее по коридору под недоуменными взглядами подчиненных, и охранник по привычке скажет: «До свидания, Евгения Федоровна». Она печально улыбнется: «Скорее всего прощай. Поскольку она не вернется сюда, если даже суд назначит ей условную меру наказания. Во-первых, никому не нужны работники, побывавшие под следствием и судом. Тем более главные редакторы с неблагонадежной репутацией. Во-вторых, она сама не сможет работать под одной крышей с теми, кто увидит на ее лбу позорное клеймо – «ранее судима». Ее карьера окажется испорченной раз и навсегда. Из этой грязи ей уже не суждено подняться…
Потом ей пришло в голову, что пострадавшего еще не нашли и он до сих пор лежит на обочине, укрытый белой снежной порошей. Тогда свидетелей ее поступка скорее всего не существует, и она может вздохнуть свободно.
Евгения вздохнула, но вместо облегчения почувствовала боль в груди. Нет, с сердцем у нее был полный порядок, и опасаться приступа не было никаких оснований. Но что-то теснило ей грудь. Не давало спокойно дышать. Впечатление было такое, что ее придавили каким-то неподъемным грузом. Конечно, она могла шевелить руками и ногами, но вот только выбраться из-под этой тяжести не могла никак. Может, это и называют «грузом вины»? Как она может спокойно ходить, дышать, смеяться, заказывать на обед сандвич с курицей, обсуждать пустые статейки в своем глянцевом журнале, если тот, кого она убила сегодня утром, еще даже не обрел вечный покой?
А если он остался жив? И лежит сейчас, истекая кровью, ожидая помощи, которая никогда не придет? Сквозь кровавую пелену, застилающую его глаза, он смотрит на пролетающие мимо со свистом автомобили, беззвучно шевелит губами. Но темная масса его тела плохо различима на грязной обочине, а выпавший снег, укрывший его белым саваном, и вовсе делает его похожим на сугроб. Хотя, даже если он остался жив тогда, к этому моменту он уже наверняка истек бы кровью или замерз. Много ли надо человеку хотя и в теплый, но все же январский день? И в его смерти будет виновна опять-таки она, потому что, окажи она ему своевременную помощь, доставь в больницу, и он остался бы жив. На какой-то момент ей захотелось, бросив все, вернуться на место происшествия и убедиться, что тела там уже нет. Она не могла сказать, зачем ей это надо, но ей безумно хотелось вновь оказаться там. Может, правду говорят про преступников, возвращающихся на место своего преступления? Быть может, это позволяет им найти некое душевное успокоение? Еще раз пережить то, что с ними произошло? Бр-р-р… Она не желала еще раз прокручивать в своей памяти ужасный сюжет! Она просто хотела убедиться. Убедиться в чем? Что это было на самом деле? Что ее помощь больше никому не нужна? Что ее не ожидает в этом месте милицейская засада?
Какая разница! Евгения вытащила из шкафа пальто, проверила, в сумочке ли ключи от машины. Она решила поехать туда. А там… Будь что будет!
Но не успела она взяться за ручку двери, как в проеме возникла Аллочка. Уставив испуганные глаза на начальницу, она пролепетала:
– Не дождались, Евгения Федоровна? А я вам сандвич принесла. С курицей не было, так я взяла с индейкой. Это вам подойдет? Разница ведь небольшая. Кроме того, индюшатина – это диетический продукт.
Швец сейчас было все равно, даже если бы сандвич оказался с собачатиной. Она приняла решение и намеревалась действовать быстро. Но секретарша вдруг заметила:
– Не советую вам сейчас куда-то ехать. Страшные пробки! К тому же милицейские машины так и снуют повсюду со своими мигалками. Должно быть, в городе что-то произошло.
Ее слова словно ушатом холодной воды обдали Швец. В самом деле, куда это она собралась? Что она забыла на месте происшествия? Кому она хочет помочь? Да она сошла с ума, если вдруг решила вернуться туда, откуда еще утром удирала без оглядки! Ей что, не терпится попасть в тюрьму?
– Пожалуй, я действительно останусь, – сказала она, беря сандвич из рук секретарши. – Тем более что у меня есть чем заняться.
Она захлопнула дверь и вновь упала обратно в кресло. Дела-то у нее имелись, вот только заниматься ими у нее сейчас не было ни желания, ни способности. Она так и сидела, не сводя глаз с секундной стрелки, которая описывала один круг за другим, неспешно отмеряя время до конца рабочего дня.
Когда уборщица вечером проверяла мусорную корзину, она нашла там так и не распечатанную булку с индейкой…
Глава 3
К своему дому Евгения подъехала после семи вечера, и, подавив в себе желание немедленно броситься внутрь со слезами и плачем, еще какое-то время сидела в машине. Падал снег, и ее жилище с укутанной снегом крышей казалось ей сейчас пряничным домиком из сказки. Фонари отбрасывали световые блики на фасад, а елка на центральной клумбе мерцала цветными огоньками. Все было, как в Новый год, который они по традиции отметили всей семьей. Только тогда они были счастливы и, загадывая желания под звон курантов, и представить себе не могли, что произойдет в их жизни всего лишь через две недели.
Евгения хотела продлить состояние покоя для своей семьи хотя бы всего на несколько минут, ведь, когда она сообщит новость мужу, их спокойной, размеренной жизни придет конец.
Рассматривая освещенные окна дома, она гадала, чем занимаются сейчас ее любимые домочадцы. Должно быть, они как раз приступили к ужину, и муж проверяет, чисто ли вымыла руки Василиса. Их крошка вертится, строя смешные рожицы, и наотрез отказывается брать в руки мыло, которое так щиплет глазки. Ну, а Иван, как обычно, сидит сейчас за компьютером, и к столу его придется приглашать несколько раз, пока он не соизволит спуститься вниз, хмурый и недовольный тем, что его прервали, как всегда, не вовремя. Нурия суетится у плиты, раскладывая в тарелки жаркое и попутно проверяя, заварился ли чай. Хозяин не садится за стол без большой кружки чая с лимоном и слушать не хочет, что запивать еду вредно. «Что за ерунду ты говоришь? – недоумевает он. – Как это – вредно? Посмотри на меня! Я что, похож на больного человека?» Нет, конечно. О нем этого точно не скажешь. Он мог бы стать ходячей рекламой черного цейлонского чая, всем своим видом смущая поклонников травяных лечебных настоев.
Евгения рассматривала свой дом, который они создавали вместе, и слезы закипали у нее на глазах. Здесь все казалось ей родным, близким и знакомым. Неужели ее вырвут из этого домашнего рая и бросят за решетку?! Она обычно так торопилась покинуть свой семейный очаг, спеша по делам на работу, а сейчас она отдала бы все на свете, в том числе и свою любимую «Софию», только чтобы остаться здесь навсегда! Она читала бы Василисе сказки, писала бы курсовые для Ивана… Ну, а для мужа она готовила бы потрясающие блюда и смиренно, как и подобает идеальной жене, дожидалась бы его вечерами дома. Эта жизнь была бы спокойной и размеренной, в которой каждый наступающий день похож на предыдущий. Может быть, в этой незыблемости и кроется счастье? Что толку от этих ее творческих амбиций, бесконечного поиска новых решений – как бы оставить позади конкурентов? Какая выгода ее близким от деловых переговоров, которые она проводит столь искусно, от ее ежедневной гонки между домом, офисом и детским садом? Что получает от нее Василиса, когда обессиленная мать наконец добирается до дома и сообщает ей: «Поиграй со своими игрушками, детка. Видишь, твоя мамочка устала». И ребенок послушно плетется в детскую, волоча за собой по полу плюшевого зайца. Чем живет Иван? Ведь он уже не ребенок, и в его возрасте некоторые парни уже вовсю встречаются с девушками. Он о чем-то секретничает с отцом, а тот в ответ на ее вопросы только машет рукой: «Это наши мужские проблемы, дорогая! Не забивай себе голову». Какие у ее мальчика могут быть мужские проблемы? Было ли у нее время об этом узнать… А ее муж? Разве Александр заслуживает того, чтобы она засыпала раньше, чем он ляжет в постель? «Извини, мне завтра рано вставать», – скажет она, едва ворочая языком, и сонно улыбнется в ответ на его поцелуй. «Я всегда знал, что нужно жениться на домохозяйке», – ворчит он, гася свет. И так день за днем они бездумно расходуют время, полагая, что у них впереди еще целая жизнь и они успеют еще сказать друг другу нежные слова. Но неизбежно наступает момент, когда все вдруг становится поздно, и горькая волна раскаяния охватывает все твое естество, и ты понимаешь, что поезд ушел.
