скачать книгу бесплатно
В какой-то мере, определённость внесла спокойствие. Всё понятно: есть жених, есть дата свадьбы. Есть Лена. И есть Саша… какой-то неведомый Слава… Славик.
И ничего непонятно. Как судьба отварного ёжика.
В городском парке, действительно, расцвели тюльпаны. Они показались детдомовскими – тощими, неухоженными, вызывали сочувствие. Хотелось согреть их ладонями. Унести с собой и посадить в горшок, на тёплый подоконник.
Неподалёку от клумбы мёрз размашистыми ушами Мандельштам – его бронзовый двойник, – вздёрнул к небу выразительный еврейский носик.
Однако не в тюльпанах было дело. И не в бронзовом Мандельштаме. Находиться вблизи (но на расстоянии друг от друга) было трудно. Пронзали молнии, тянули друг к другу. Стискивали. Опоясывали невидимыми силовыми линиями.
– Поедем к тебе? – предложил Саша.
– Здесь лучше пройти пешком, – откликнулась Лена. – Я знаю короткую дорогу.
…Страждущий нефритовый всадник опять проник в пещеру наслаждений…
– Я не очень понимаю… – сказал Саша.
Издалека, их разговор напоминал семейную разборку. Правда. Культурные супруги попытались урегулировать конфликт половым путём – не удалось. Перешли к демократическому обсуждению. Точно на прениях в парламенте.
– Что именно? – спросила Лена.
Он потёр лоб, сомневаясь, стоит ли открывать прения.
– Кто я для тебя?
Лена задумалась.
– Милый друг, – перечисляла, – хороший товарищ, замечательный любовник. Ты мне интересен. Этого мало?
– Это очень странно.
– Почему?
– Все эти качества должны быть у мужа. Разве нет?
– Ты приглашаешь меня в ЗАГС?
– Нет, но…
– Но? – цепко повторила Лена.
– Понимаешь… мне трудно объяснить… вернее, тяжело признаться…
– Если это постыдное – не говори.
– Вовсе нет! – Появилась досада. – Когда я был маленьким. Лет может быть шесть… или пять. Мы ездили на электричке за город. Целое путешествие. Там была станция – огромное здание, облицованное бежевой плиткой. На станции работал отец…
Саше понравилось, как она слушает. Пристально слушает. Внимательно.
– Многие детали испарились, тонкости исчезли. Помню лишь штрихами. Было здание, мы входили через "вертушку" внутрь. Была высокая стена с метеорологическими приборами. Люди в халатах. Большой самовар. Смех.
– Смех?
– Добрая атмосфера.
– Да, я понимаю.
– Была женщина. Когда отец заканчивал измерения, мы возвращались в город. Вместе.
–Тебе она нравилась?
– Очень. Но только не в сексуальном смысле. Мне было мало лет, ты помнишь. Эта женщина – я даже не помню её имени, – она мне казалась идеальной. Венерой. Богиней. Я мечтал, чтобы она была моей мамой.
Лена встала, легко скользнула вдоль кровати. Саша опять поразился, что доски паркета не скрипнули. Сталинка соучаствовала в прелюбодеянии.
– Маленький мальчик влюбился?
– Пусть так, – согласился Саша. Признался: – В тебе я увидел черты той женщины.
Лена подняла руки, набросила халат. На короткую долю секунды солнце освещало её тело. Вспыхнул контур: высокая грудь, талия, резко очерченные сосцы.
– Какие? – требовательно спросила она.
– Очень многие! – ответил Саша. – Фигура, волосы, овал лица, глаза…
– Я знаю! – подтвердила Лена. – Поверь, женщина всегда знает, когда её любят, когда её хотят, и когда боготворят. Ты ещё рта не успел раскрыть, а я уже знала, что мы будем любовниками. Поверь.
– Любовниками и… и только?
– И только.
Она рассмеялась. Смех был её секретным оружием. Он менял пространство. Перемещал в другое измерение. Сбивал с ног. Следовало запретить его, как секретное оружие.
– Хочешь есть? Я что-нибудь приготовлю…
– А ты?
– Я чертовски голодна.
Квартира ожила. Запели трубы. Где-то сверху и сбоку закашлялся диагнозом старик-сосед. По водосточной трубе пропел кусок запоздавшего весеннего льда.
"А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб… Маяковский произнёс эти слова в 1913 году, – подумал Саша. – Ещё чуть-чуть и будет сто лет".
Лена принесла в гостиную свечи – толстые огарки в серебряных подсвечниках. Вдвоём перенесли стол – поставили в центр комнаты.
– О, рыбный шницель, царь природы! Тебе поём мы песни, оды… Хочешь рыбки? – спросила Лена не без таинственности.
В голосе звучала теплота. Игривая теплота. Саша почувствовал в себе немедленный отклик.
Правильно называть этот отклик – откликом в спину. Он хотел её, и ему было плевать на всё остальное. На жениха, на свадьбу… Ни намёка на благоразумие.
– Я не люблю рыбу, – признался.
– Ты просто не понимаешь, как это вкусно.
Прошли на кухню.
Огромный торс какой-то рыбины главенствовал в раковине. В холодильнике томились остатки шампанского, зелёный графин, сметливо начинённый бабушкиной специальной водкой.
Начали готовить… выпили шампанского…
Или наоборот: выпили шампанского, начали готовить?
"Как хорошо! – подумал Саша. – В этом скрипучем старом доме… как я люблю её".
Далее: ужин – свечи – патефон – шампанское – секс.
Мой рассказ делается однообразным, и я прошу за это прощения. Оправданием может служить только то, что я не придумываю эту историю. Я пытаюсь записать справедливо и честно. Создаю протокол действительности – такой она была на самом деле. Некоторые моменты я оживляю, придаю им романтическую окраску, как художник, расписывающий стены психиатрической лечебницы. Но это только штрихи. Блики не существующей реальности.
Шучу.
Всё правда. В каждой букве – быль.
Уснули рано. Не было ещё десяти. Собственно, Саша нырнул в царствие Морфея сразу после секса. Лена задвинула шторы, попила воды, прошла до конца коридора, вернулась. Что-то томило. Неприятное ожидание.
Взяла в руки бабушкино вязание… Бабушка не любила вязать, но в последние годы это стало единственным доступным развлечением. Исключая глупый телевизор.
Отставила клубок – воткнула спицы. Мысленно приказала взять себя в руки. Вернулась в спальню, скользнула под одеяло. К тёплому боку спящего любящего мужчины.
Он пошевелился, рефлекторным движением обнял. Мужчина обнимает во сне свою женщину. Что может быть прекраснее?
Часы показывали без четверти два. В дверь позвонили. Позвонили просто, без затей. Произвели два длинных казённых гудка.
Сердце ёкнуло: "Всё-таки случилось!"
Лена выпорхнула из постели, накинула Сашкину рубаху, пробежала к двери. Открыла без разговоров, словно знала, что следует открыть.
Саша проснулся, ещё не понимая, что происходит. Открыл глаза, повёл рукой, будто отодвигая морок.
В прихожей моментально стало шумно. "Пришельцы" восторженно громыхали, разговаривали, шумели.
Приехали родители. Из Мурманска. Из МурмАнска, если говорить на местном диалекте. Родители Лены, чтобы вы поняли.
Отец говорил громко, вёл себя шумно, властно. Он с трудом умещался в гигантской прихожей. Мать чутко прислушивалась (понимала присутствие мужчины в спальне), нежно щебетала.
Обменялись рукопожатиями, объятиями, поцелуями. Произнесли дежурные фразы.
Саша окончательно проснулся, отряхнулся. Упредительно натянул штаны и пошарил в темноте рубашку.
Лена провела родителей в кухню, поставила на огонь чайник.
–…С трудом взяли билеты, – грохотал отец. – Но всё сложилось удачно. Как ты тут?
Лена пыталась отвечать, огонёк её голоса тонул в раскатах отца. Всё одно, что пытаться говорить в грозу.
–…Я сам только что из рейса… точно! Ходили за палтусом, хорошо взяли… мать говорит, у тебя свадьба! Радировали в порт… ребята поддержали… катер дежурный выслали… капитан выписал премиальные… вся команда на тельнике… на тельняшке расписалась. Сказали, пусть носит на счастье!.. А?.. я?..
Забавно было слушать эту историю. Саша сидел на кровати и скучал. Понимал, что за ним никогда не вышлют катера, не привезут в порт, чтобы стремительно лететь в другой город на свадьбу. И не подарят тельняшку, с автографами рыболовной команды.
Засвистел чайник. Гул отца затих. Мама произнесла:
– Лена! – голос настойчивый. – Позови, наконец, Славу. Мы хотим познакомиться.
– Верно! – одобрил отец. – Тяни жениха на свет божий! Хочу его увидеть! Обнять мужика, руку пожать!
Родители знали, что в квартире мужчина. Понимали, что это Слава – жених, и хотели с ним познакомиться. Познакомиться с будущим зятем.
Возникла пауза. Мелькнула. Царапнула.
Не представляю, что в эту секунду подумала Лена. Знаю, что Саша не раздумывал долго. Он взял в руки пиджак – просто, чтобы занять руки, – и вышел на кухонный свет, под конус лампы с фарфоровым абажуром.
– Здравствуйте!
Отец протянул руку, мать осмотрела оценивающе.
– Знакомьтесь, – сказала Лена. – Только это не Слава. Это Саша.
Вот в этот момент действительно повисла пауза. Основательно повисла. Вязко. На две секунды, или дольше.
Заложники обстоятельств переглянулись. Мать подняла брови: "Что поделаешь?" Отец рокотнул насмешливо: "Привет, Саня!" Саша приветливо улыбнулся, пожал протянутую руку, спросил о какой-то чепухе… кажется о рубашке. Постарался максимально быстро исчезнуть из квартиры.
Лена ни о чём не говорила. Молчала.
Да и о чём тут говорить?
Я пытался поставить себя на место родителей. На место матери или (с большим успехом) на место отца. Понял только одно: мне не хотелось бы оказаться на их месте.
С другой стороны, о чём рассуждать?.. Кого судить?.. Какие у меня права порицать?.. Ни малейших прав.
Так жизнь распорядилась. Утрите слёзы, господа!
12 июля. День рыбака. Губернский Город. Набережная Луначарского. Вечер.
Примерно через двадцать лет, после описываемых событий.
Солнце стремится к горизонту. Чайки пикируют в воду. Благодать.
В зарослях акаций и кустах жасмина кипят страсти. Молодые торопятся жить.
