скачать книгу бесплатно
И свободней, свободнее,
с радостью в каждом персте,
И уже не лицо моё –
облик иной отразится
В этом дьявольском зеркале,
в белом бумажном листе!
Мёртвый лорд подбирает на лютне
мотивчик весёлый,
Триста лет его нет, а гляди,
всё такой же шальной.
…И однажды, одетая мальчиком,
вскрикнет Виола:
«Это ты, Себастьян? Ты воскрес
и вернулся за мной!»
1981
Будущему сыну
Мне жить так ярко – будто кистью,
Зажатой в детском кулаке:
Дни – в солнце, цвета спелых листьев,
А сны – на лунном молоке.
Как зыбко, милый, как нетяжко!
И я всё проще и звучней
Пою… пою, как неваляшка,
От сладкой тяжести твоей.
1978
«А был ты не друг, и не сват, и не брат…»
А был ты не друг, и не сват, и не брат –
Ведро мне донёс от колодца.
И был ты улыбчив, кудряв и женат,
А вспомню – душа рассмеётся:
Какое нас вёдро застигло врасплох,
Какая весёлая сила!
И имя твоё означало – «как бог»,
А отчества я не спросила.
И не было к ночи незваных гостей,
И я не сказала «не надо»,
И было у нас девяносто детей –
Аж два пионерских отряда.
Был хлеб из столовой, и чай для питья,
И общие песни для пенья,
И с круглою раной гитара твоя,
Дрожащая от нетерпенья.
Не болью, не варварством, не воровством
Осталось, лишь тайным богатством,
Лишь радости с радостью кратким родством
И кровосмесительным братством!
Лишь стойкость веселья, да скудость вестей
Осталась, да песня – примета, –
Да где-то живут девяносто детей,
Что нашими были всё лето.
«Белокурый, белокрылый…»
А. И.
Белокурый, белокрылый
Парикмахер молодой,
О, взгляни на хвост унылый,
На подшёрсток мой седой!
Кипятком наполни чашу,
Трав иранских замеси,
Завари со мною кашу,
Из промёрзших воскреси.
Долгоногий, долговласый,
Пробуждённый до зари,
В зеркалах проделай пассы,
Жизнь из мрака сотвори.
Ножниц хищное круженье,
Солнечная благодать…
Я готова постриженье
И помазанье принять.
И восстав с лицом нахальным,
С невесомой головой,
Покачусь яйцом пасхальным
По московской мостовой!
«О девочке смуглой и смелой…»
О девочке смуглой и смелой,
О девочке резкой, как стриж,
Мне солнце по крышам гремело,
Шуршала шершавая тишь:
О пряменькой, высоконогой,
С мальчишеской стрижкой в кружок,
О девочке сильной и строгой,
Прекрасной, как точный прыжок.
Все десять литых полнолуний
Она восходила во мне –
Гимнастка, танцорка, молчунья,
И вот я твержу в полусне:
«Любовь моя! Видишь – спросонок
Июльской зари розовей,
Накуксенный круглый совёнок
Расселся в кроватке твоей…»
Но нет, её легкая зыбка
Всё так же пуста и чиста,
Сквозит в зазеркалье улыбка
Её негритянского рта,
И я говорю, обеднелый
Загад зажимая в горсти:
«Как девочка, сильный и смелый,
Как девочка, сын мой, расти!»
1984
«Я раздеваю солдата…»
Я раздеваю солдата,
Спящего праведным сном.
Вот кобура уже снята
И гимнастёрка с ремнём.
Я раздеваю солдата –
Как же ещё поступать?
Легче ведь без автомата,
Да и без обуви спать.
Я раздеваю солдата
Прямо-таки до белья.
Знаю, скандалом чревата
Бесцеремонность моя.
Я поднимаю солдата,
Спать уношу без помех…
Боже, всего и труда-то!
Я их раздела бы всех.
Польская песенка
Мой единый, коханый, бессонный,
Скоро ль милой меня назовёшь?
А не то я умру некрещёной –
Тяжкий грех ты на душу возьмёшь!
Не любви я прошу, не участья –
Поцелуя да ласки на грош…
А не то я умру без причастья –
Тяжкий грех ты на душу возьмёшь!
Матка Боска! Немножечко воли
Мне позволь в этом мире простом,
А за это в холодном костёле
Пролежу я три ночи крестом.
Пол в костёле камнями мощённый,
И в простудном, бесстыдном жару –
Причащённой, крещёной, прощённой,
Со спокойной душою умру.
1981
«Американское кино…»
Американское кино
Ты пересказывал по-польски.
В пустом Смоленске – как хмельно
Кружил нас древний фильм ковбойский!
И слышал сумрачный собор,
И видели со стен монахи
Твой католический напор,
Мои языческие страхи.
О Езус, это был подвох!
Кренился поезд угорелый,
Я знала: главный польский бог
Крылат и носит лук и стрелы.
Я знала: в имени твоём –
Походный стан, хмельная слава,
Ты пел: «Средь гор, средь гор мой дом…»,
В окне Москва вставала справа.
С тех пор средь гор, в твоём краю,
Где может всякое случиться,
Улыбку влажную мою
Ты носишь в ямке над ключицей.
