скачать книгу бесплатно
И, как водится, в одно прекрасное утро все пошло наперекосяк.
Если придерживаться истинного изложения событий, утро было не слишком прекрасным. Оно было самым обыкновенным – серенький рассвет неподалеку от побережья Шема. Заштилевший «Вестрел» покачивался на тихих волнах в ожидании, когда ветер разгонит туманную хмарь и можно будет определиться, куда идти дальше.
Явление из-за непроглядной стены тумана медленно ползущей торговой галеры было воспринято командой как неожиданный подарок судьбы. Захват был проведен образцово – на галере даже пикнуть не успели. За исключением какого-то разряженного типа, в самый неподходящий момент выскочившего на палубу и начавшего увлеченно размахивать рапирой направо и налево. Нежданному защитнику досталось веслом по голове, после чего оказалось – в этом мире его больше ничто не волнует.
К тому времени окончательно рассвело и выяснилась еще одна интересная подробность. Над галерой развевалось знамя Зингары. Свои ограбили своих. И не такое случается…
С того времени для «Вестрела» начались сплошные неприятности. Сначала выяснилось, что не обошлось без свидетелей (хотя любой из команды мог поклясться, что в то утро на десяток лиг в округе не маячило ни одного паруса). Свидетель оказался достаточно умен, чтобы не мчаться с доносом в Коронный замок, а попытаться извлечь из печального положения карака пользу для себя. Заодно выяснилась и личность убитого и это добавило трудностей – убитый оказался дальним родственником короля, направлявшимся по делам короны в Шем.
Вопрос был поставлен предельно ясно: или капитан «Вестрела» соглашается выполнить некое довольно опасное поручение, или Фердруго узнает, кто послужил причиной смерти его родича.
К сожалению для нанимателя, его далеко идущим планам не суждено было осуществиться, хотя Конан честно пытался исполнить все взятые обязательства. В игру вмешались новые участники, и события приняли иной, совершенно непредсказуемый оборот. В итоге кое-кто отправился на встречу со своими предками, команда «Вестрела» слегка разбогатела, но, к общему огорчению, лишилась своего любимца – юнги Вайда по прозвищу Крысенок. Вайд предпочел остаться на далеком дарфарском побережье, вбив себе в голову, что его судьба отныне связана с древним и непонятным сооружением, затерянным в джунглях.
Карак вернулся в гавань Кордавы. Все были глубоко уверены, что их злоключения на этом закончились, но, как только что выяснилось, заблуждались. Кто-то все же доложил королю о событиях далекого туманного утра. Принцесса совершенно права – «Вестрелу» надо срочно сматываться. Фердруго не простит убийства родственника (пусть и невольного), к тому же в последнее время между королевскими корсарами и правителем страны были не самые лучшие отношения. Несколько кораблей, недовольных порядками в городе, взбунтовались и ушли на Барахас, на команды остальных власти Кордавы начали поглядывать с плохо скрываемым подозрением. Проще будет в самом деле не мозолить глаза обитателям Коронного Замка, затаиться и подождать, чем все закончится.
Кроме того, есть еще одна немаловажная вещь, ради которой стоит поскорее выйти в море. Это какой же мерзавец осмелился заикнуться, что капитан «Вестрела» нарушает присягу? Единственный раз – не в счет!
Конан никогда не считал себя совершенно честным человеком, но раз уж он пообещал служить короне Зингары – он сдержит свое слово. И ни одной болтливой заразе не будет позволено безнаказанно трепаться у него за спиной! Чабела сказала, якобы последнее нападение произошло возле устья Громовой? Отлично, вот туда они и отправятся! И если этому недоумку не посчастливится и он попадется на дороге «Вестрела» – пусть пеняет на себя и на свой не в меру длинный язык!
Под такие мрачноватые размышления Конан не заметил, что преодолел Корабельную лестницу и теперь идет по набережной. С одной стороны толпились, налезая друг на друга и споря пестротой вывесок, всевозможные лавки, трактиры, гостиницы, торговые дома и склады, с другой тянулись ровные каменные причалы. Под деревянными настилами тихо плескалась зеленоватая вода, в которой – несмотря на строжайшее предупреждение коменданта гавани – плавали выплеснутые за борт объедки, корки, какие-то неопределяемые останки неизвестно чего и даже дохлая крыса. Слышалось поскрипывание и шуршание – это терлись о плетеные кранцы борта кораблей. Пронзительно орали чайки, переругивались носильщики, торговцы зазывали покупателей, дрожал над заливом нагретый воздух – словом, в гавани Кордавы был обычный день. Такой же, как вчера, и какой наступит завтра.
* * *
«Вестрел» – небольшой, изрядно потрепанный волнами и ветрами двухмачтовик с высоко поднятой кормой – стоял почти в самом конце набережной. Это было вызвано обычной предусмотрительностью: во-первых, отсюда легко заметить приближающихся нежеланных гостей; во-вторых, можно быстро и незаметно поднять паруса и уйти вдоль берега, не тратя время на долгое пересечение гавани.
Издалека карак с убранными парусами и поднятыми сходнями выглядел на удивление тихим и заброшенным. Однако Конан надеялся застать на борту кого-нибудь из команды, чтобы послать его разыскивать загулявший экипаж. Большая часть народа наверняка торчит в маленьких кабачках на набережной, а любители основательно выпить и закусить скорее всего обосновались в таверне «Девять стрел». Неохота, конечно, выдергивать людей из-за столов и оттаскивать от только что найденных подружек, но ничего не поделаешь. Такова жизнь, как говорится.
Вахтенный, которому вроде как полагалось наблюдать за берегом и встречать приходящих, разумеется, клевал носом. Так что вернувшемуся из города капитану пришлось, ворча, перелезать через высокий фальшборт и прыгать на нижнюю палубу.
Там царила настоящая идиллия. Поверх свежевымытых досок лежала слегка облезлая шкура, выдаваемая за медвежью. На ней с удобствами расположились двое мужчин, девушка в ярко-красном платье, вместительная корзина с бутылками и доска для игры в нарды. Судя по расстановке фишек, партия находилась в самом разгаре.
Востроносая девица занималась тем, что откупоривала бутылки и шепотом давала советы играющим. Игроки – неизменный рулевой карака, рыжий ванахеймец Сигурд и первый помощник капитана Асторга – раздраженно отмахивались и вполголоса переругивались.
Девчонку Конан тоже знал. Она была уличной торговкой и очередной подружкой Асторги (в силу этого обстоятельства ей разрешалось иногда подниматься на корабль). Звали ее Эболи-Колючка.
Именно Эболи первой заметила появление капитана и, наклонившись, подтолкнула увлекшихся игроков, быстро что-то прошептав. Сигурд и Асторга неохотно оглянулись.
– Смотрите, кого принесло, – протянул Асторга, приветственно помахав наполовину опустевшей бутылкой. – Что новенького в замке? Как поживает наша очаровательная Чабела?
– Ты чего так быстро? – осведомился более прозаичный Сигурд. – Не пустили, что ли? Кстати, тут по твою душу заявлялся какой-то расфранченный молодчик, сказал, что у него есть для нас предложение…
– …И что он будет ждать до четвертого колокола на набережной, в «Золотой миноге», – дополнила Колючка, вставая и оправляя платье. – Ну, я пойду, что ли? Работа – она, конечно, не дельфин, в море не уплывет, но жить-то надо. Всего хорошего, дорогой. Сигурд, отвяжись! До свиданья, господин капитан…
– Подожди, – остановил собравшуюся уходить Эболи Конан. – А вы оба поднимайтесь и марш на берег – собирать команду!
– Он, наверное, перегрелся, – меланхолично предположил Асторга, не делая даже попытки встать. – Капитан, ты чего? Да проще наше морское чудо своротить, чем затащить ребят на борт!
– Мы что, уходим? – взвыл Сигурд. – Не, Конан, ты точно свихнулся! Или кому-то понадобились наши головы?
– Вот именно, – и капитан «Вестрела» в подтверждение своих слов наградил обленившихся подчиненных парой легких, но чувствительных пинков. – Шевелитесь! К вечеру нас уже не должно здесь быть. Об остальном успеем поговорить в море, сейчас главное – убраться из гавани. Мне повторять второй раз?
– Лучше не надо, – Асторга с кряхтением поднялся на ноги. – Ладно, раз уж такое дело… Ты сейчас куда?
– Пойду узнаю, что за тип к нам наведывался и что ему нужно, – отозвался Конан. – Заодно прогуляюсь по набережной, разыщу наших и пригоню сюда. Сигурд, ты не знаешь, где Зелтран?
– Боцман? – хмыкнул ванахеймец. – Как не знать? С раннего утра бросил якорь в «Стрелах» и хлещет за троих. Сходить за ним?
– Еще спрашиваешь! – рявкнул капитан и повернулся к терпеливо ожидавшей девушке: – Эболи, покажешь, где эта самая «Минога»?
Понятливая Колючка с готовностью закивала и вкрадчивым тоном заправской доносчицы сообщила:
– А я знаю того парня, что к вам приходил! Это Плоскомордый из Карташены.
– Да? – удивленно переспросил Асторга. – Что ж ты сразу не сказала? Мы б тогда его здесь оставили…
– Вы не спрашивали, – голосок Эболи был настолько ядовит, что любому становилось ясно, за какие достоинства товарки прозвали ее Колючкой.
– Если он из Карташены, то какого хрена ему понадобилось в Кордаве? – задал вполне резонный вопрос Сигурд, убиравший остатки столь внезапно прерванного завтрака на троих.
– Почем мне знать? – фыркнула Эболи. – Может, рассчитывает, что вы для него кого-нибудь прирежете. Хотя говорят, он сам кого хочешь прикончит и не поморщится.
Вовремя проснувшийся вахтенный догадался опустить сходни, так что не пришлось прыгать второй раз – с борта карака на причал. Колючка, донельзя гордая тем, что ей посчастливилось пройтись рядом с самим капитаном Конаном, окликала всех знакомых и усиленно стреляла глазками по сторонам. К ее глубочайшему разочарованию, возле «Золотой миноги» ей твердо пожелали счастливого пути. И даже слегка подтолкнули в спину.
Из-за обрушившейся на Кордаву летней жары содержатели почти всех трактиров и таверн на набережной вытащили столы на улицу, натянув над нами разноцветные холщовые тенты. Иначе никто не соглашался заглянуть в душное и продымленное помещение, отчего неминуемо страдала торговля и уменьшались доходы. «Минога» не была исключением – все десять столиков небольшой таверны выстроились в круг под ярко-желтым шатром с изображением рыбы, давшей наименование трактиру.
Несмотря на разгар дня и суету в гавани, в таверне сидел только один посетитель. Удобно развалившись на скамье, он прихлебывал вино со льдом и, прищурясь, рассматривал корабли в заливе. Точно приценивался, не прикупить ли парочку в хозяйство.
Никто в точности не знал, за что Эвана из Карташены прозвали Плоскомордым. Никакой очевидной плосколицести, свойственной, например, обитателям гирканийских степей или жителям далекого Кхитая, в нем не замечалось. Однако прозвище оказалось на редкость прилипчивым, и Эван предпочел просто присоединить его к своему имени.
Ремесло Эвана, как и у большинства жителей Зингары, было связано с морем. Иное дело, что его промысел изрядно противоречил закону. Плоскомордый владел одномачтовой фелюгой с командой в десяток человек и был контрабандистом. Причем довольно удачливым, нахальным и умудрявшимся уходить от ответственности как перед представителями государственной власти, желавшими на годик-другой засадить его за решетку, так и перед признанными авторитетами сего нелегкого занятия.
Около года назад Эван Плоскомордый заставил говорить о себе почти все Побережье. Он рискнул перейти дорогу печально известному Зуге Молчальнику – главарю карташенского Прибрежного Союза, как обходительно именовали народ, промышлявший контрабандой. Россказни о поединке старого Зуги и молодого, да раннего Эвана прямо на городской площади не утихали до сих пор.
После смерти Зуги Прибрежный Союз Карташены перешел под руку Плоскомордого. Как поговаривали, власть в городе теперь тоже принадлежала ему. Во всяком случае, сплетники называли Плоскомордого именно тем человеком, что дергает за скрытые ниточки и принимает решения. Эван оказался достаточно умен, чтобы не переусердствовать в укреплении своего влияния и не вызвать неприязни бывших компаньонов Зуги. Также он умудрялся не ссориться с законным губернатором Карташены, и его дела уверенно шли в гору.
Это знали о Плоскомордом все, умеющие слушать, в том числе и Конан. И он не видел никаких причин для того, что процветающему контрабандисту из богатого провинциального городка приезжать в столицу, да еще и искать встречи с капитаном королевских корсаров… рискующим вот-вот угодить в опалу, если не успеет вовремя смыться.
Так что в «Миногу» Конан пришел из чистого любопытства. А также из-за упоминания города Карташены, возле которого, как говорила принцесса Чабела, «Вестрел» уже не раз нападал на суда под зингарским флагом. Может, предлагаемое Плоскомордым дело позволит заодно пошарить вдоль берегов и поискать, кому же это так жить надоело?
Герой Карташены оказался довольно молодым – не старше двадцати пяти. Плоскомордости, как уже было сказано, в нем совершенно не наблюдалось. Зато определение Сигурда «расфранченный» в точности соответствовало истине. Хотя в одежде молодого человека преобладал черный цвет, он с легкостью умудрялся привлекать к себе внимание окружающих. Во всяком случае, почти все проходившие мимо таверны женщины на миг задерживались, чтобы в зависимости от характера и положения либо зазывно улыбнуться, либо принять обманчиво недоступный вид.
«Слишком много о себе воображает, – решил Конан, входя под шелестящий на ветру навес „Миноги“ и усаживаясь напротив своего возможного работодателя. – Ну, и зачем мы ему понадобились?»
Эван Плоскомордый отвлекся от созерцания чуть колышущегося сонного моря и, кажется, даже слегка дернулся, обнаружив за своим столом неизвестно откуда взявшегося постороннего человека. Физиономия у него оказалась, что называется, несколько глумливая, темные, чуть раскосые глаза смотрели не то с насмешкой, не то с вызовом. Ростом он не был замечателен – от силы три с половиной локтя, однако выглядел сильным.
Впрочем, выдержка у Эвана была на высоте – больше он ничем не выдал своего изумления. Слегка наклонил голову и невозмутимо осведомился:
– Надо полагать, я имею честь беседовать с… – он на миг замялся, подбирая слова, затем продолжил: – …с известным капитаном Конаном Киммерийцем?
«Известный капитан» ограничился коротким кивком, еле слышно хмыкнув про себя. Плоскомордый безошибочно понял намек и перешел к делу:
– Мне сказали, что ты иногда берешься за выполнение поручений, которые можно назвать «необычными». Если у тебя сейчас нет неотложных дел, то как бы ты и твои люди посмотрели на предложение провести несколько дней в Карташене? У нас там происходят… всякие странности.
– Какие именно? – уточнил Конан, жестом подзывая пробегавшего мимо служку. Эван уставился сначала на далекий горизонт, затем на носки своих вычищенных до зеркального блеска сапог, а потом неторопливо заговорил:
– С недавних пор начали пропадать корабли. Причем в такие дни, когда нет и не могло быть никакого шторма. Причем в краях, где не утонет даже ребенок и в виду побережья. Причем без всяких следов – обломков, выброшенных на берег тел и прочего. Мне продолжать?
– А какой груз? – поинтересовался Конан. Обычно причина любого таинственного исчезновения судна таилась в его трюмах. – Законный или?…
– Не без того, – с еле заметной полуулыбкой ответил Плоскомордый. – Однако не настолько ценный, чтобы ради него топить или захватывать корабль. Мы порядки Побережья знаем, а если это был кто-то из Союза – я с ним сам справился.
Эван произнес эти слова почти равнодушно, однако в них прозвучала отчетливо различимая нотка угрозы, и Конан мельком подумал, что вряд ли кто в Прибрежном Союзе Карташены осмеливается возражать своему молодому предводителю.
– Может, у вас под боком обосновался какой-нибудь бездельник с Барахас? – поразмыслив над услышанным, предположил Конан. Сказанное Плоскомордым выглядело весьма любопытным… и, если честно, непонятным. Раз он утверждает, что на пропавших кораблях не было ничего особенного, значит, так оно и есть. Тогда зачем понадобилось уничтожать корабли? Это делается только в одном случае – когда ты натворил нечто из ряда вон выходящее и не хочешь оставлять возможных свидетелей.
– Возможно, – согласился карташенец. – Да только он рано или поздно чем-нибудь себя выдал. Например, зашел в деревню за провиантом или водой. Мои люди обшарили все побережье – никто ничего не видел. Да и сами корабли должны куда-то деваться! Если суда крадут и перепродают – они непременно бы появились в гаванях Аргоса или Шема! Но их нет, как морской змей сожрал!..
Плоскомордый внезапно замолчал, точно сболтнул лишнего, и уткнулся в кружку.
– Ну хорошо, – задумчиво протянул Конан. – Значит, пропадают корабли. А тебе-то до этого какое дело, если честно?
– В числе прочих исчезли суда, принадлежащие мне и моим компаньонам, – после некоторой паузы отозвался Эван. – Мне это не нравится. А еще… – он рассеянно побарабанил пальцами по столу и, наконец, решился:
– Я знаю, что прозвучит это ужасно нелепо, однако рыбаки и жители прибрежных поселков в один голос уверяют, что вот уже две луны, как возле устья Флеммы поселился какой-то жуткий водяной зверь, похожий на дракона…
– Чего? – от неожиданности Конан фыркнул в собственную кружку, расплескав часть содержимого по столу. – Кто, кто у вас завелся?
– Морской дракон, – убитым голосом повторил Плоскомордый и сделал движение, чтобы встать. – Ладно, я все понял. Прошу прощения, что отнял твое время. Поищу кого-нибудь другого.
– Погоди, не горячись, – остановил его киммериец, с трудом сдерживая смех. – Во-первых, я еще ничего не решил. Во-вторых, драконов не существует!
– Я знаю, – согласно кивнул Эван. – Но коли мне описывают зверя длиной в два десятка шагов, с парой крыльев и с огромной пастью, нашпигованной зубами, я за неимением другого слова называю его драконом. Людям, которые мне рассказывали об этом существе, я доверяю – скорее всего, они в самом деле видели нечто похожее… В общем, свое предложение я высказал.
– Ты хочешь, чтобы мы попытались изловить или убить какую-то тварь, которая обитает неподалеку от вашего городишки и якобы топит корабли? – уточнил Конан. – А представляешь, сколько времени это займет? И как мы будем искать этого вашего морского дракона посреди океана?..
– Именно поэтому я решил обратиться к тебе, – безмятежно заявил Плоскомордый. – Говорят, у тебя как-то получается справляться с подобными вещами. Давай договоримся так: сейчас начало луны. Если к ее исходу вы никого и ничего не разыщете – значит, не судьба. Вдобавок, может оказаться, что никакого дракона действительно нет и не было, а корабли погибли от рук вполне реальных людей. Ты ведь возьмешься с ними разобраться? В любом случае, я оплачиваю все ваши расходы и плачу сверху ту сумму, которую ты и твоя команда сочтете подходящей.
«Вот только охоты на дракона мне еще недоставало! – Конан сделал вид, что погружен в размышления, хотя на самом деле ему отчаянно хотелось от души расхохотаться. – Это ж какой визг поднимется на борту, когда ребята узнают, куда и зачем мы идем! Но с другой стороны – вдруг получится? Когда в последний раз кому-то из людей удалось прикончить дракона, настоящего дракона? Двести лет назад, триста? Все равно из Кордавы надо уходить, а тут такой подходящий случай… Соглашусь! Там посмотрим, что из этого выйдет.»
– Идет, – Конан пристукнул по столешнице кружкой. – Мы выходим из гавани сегодня вечером, к вашей Карташене доберемся дней через пять-шесть.
– Я еще задержусь в столице, – Плоскомордый старался говорить спокойно, но слышалось, что он одновременно и рад, и не верит тому, что корсар согласился на его невероятное предложение. – Постараюсь закончить свои дела как можно скорее. Встретимся через седмицу в Карташене.
Заключенный договор, как водится, был скреплен на месте взаимным рукопожатием договорившихся сторон, после чего новоявленные компаньоны разошлись по делам. Один отправился собирать загулявшую команду, второй ушел к складам торгового дома «Шерим и сыновья».
И, разумеется, никто из них не подозревал, к чему приведет необычный договор, заключенный в таверне «Золотая минога» на набережной славного города Кордавы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Жертва семейных традиций
В стране опять неладно,
Простимся до зари.
Последнюю балладу
Пока что повтори…
Менестрелю было паршиво. Он внезапно оказался лишенным почти всего из небольшого числа ценимых им вещей. К этим предметам относились: возможность петь, женское общество, наличие денег и хорошая компания.
В данный момент из сего скудного набора наличествовали виола черного дерева и два золотых дублона вкупе с несколькими медными монетками, чудом завалявшиеся в карманах.
Все остальное пребывало в уютном доме в паре кварталов отсюда. На встречу с поспешно брошенным имуществом в ближайшем будущем можно смело не рассчитывать. Вещи что, их потерю легко пережить, постепенно обзаведясь новым пригодным в дороге барахлом.
Но среди всяческого хлама, таскаемого с собой больше по привычке, чем из насущной необходимости, затерялся кошелек. Красивый такой кошелечек, черного бархата, расшитый серебряной нитью. С двумя десятками золотых монет офирской чеканки внутри. Для кого-то такая сумма была мелочью на карманные расходы, но для кого-то – целым состоянием.
Без того унылая песня оборвалась, сменившись сердито насвистываемой мелодией похоронного гимна. Сердиться, собственно, было не на кого. Только на самого себя и на судьбу, решившую слегка пошутить.
А ведь все поначалу так хорошо складывалось!
…В конце нынешней весны странствующий бард Ди Блайи обнаружил, что по горло сыт Иантой Офирской и его творческой натуре настоятельно требуется сменить обстановку. Ианта, конечно, была прекрасным и богатым городом, но слишком многие его обитатели желали слегка подпортить физиономию Блайи, не спрашивая на это позволения.
После некоторых размышлений и подсчета имеющейся наличности Ди Блайи решил, что провести лето на Полуденном Побережье – не такая уж и плохая мысль. Вдобавок, он еще там не бывал, если не считать непродолжительного визита в Мессантию.
Сказано – почти что сделано. На прощание в «Бутоне лотоса» (небольшом, но весьма уютном и недорогом заведении) был устроен шумный кутеж, а еще через пару дней Ианта и Ди Блайи без особого сожаления распрощались друг с другом.
Настоящее имя менестреля, родившегося два с половиной десятка лет назад в маленьком пуантенском городке Блайи, вообще-то было Тейраз. Тейраз Рюделли, если вам угодно. С течением времени название родного городка, по традиции присоединяемое к собственному имени, почти полностью вытеснило последнее. «Ди Блайи», собственно, и означало «родом из Блайи». Некоторые еще добавляли к этому прозвище «Потаскунчик». Блайи, услышав подобное наименование своей особы, всякий раз шумно возмущался и обвинял бесталанных собратьев по ремеслу, старающихся хотя бы по мелочам досадить более удачливому сопернику.
Родители Ди Блайи были мелкопоместными дворянчиками средней руки и пришли в ужас, узнав, чему собирается посвятить свою жизнь их горячо любимый первенец. Неизвестно, что повлияло на его решение. То ли сказки, выслушанные чрезмерно впечатлительным дитятей, то ли стремление любой ценой вырваться из-под опеки любящего старшего поколения.
– Вон из дома! – ревел Рюделли-старший и тут же противоречил сам себе: – Ты выйдешь отсюда только через мой труп!
Матушка, разумеется, рыдала в три ручья и пыталась примирить не в меру вспыльчивых отца и сына. К сожалению – а может, и к счастью – у нее ничего не получилось. Упрямый отпрыск в итоге оказался за воротами загородного поместья, помахал всем на прощание и, не слишком отчаиваясь, двинулся в Гайард – ближайший крупный город.
Вернулся он лет через пять. Не то чтобы прославившийся на все государства Заката и не то чтобы окончательно разочаровавшийся в избранном пути. Скорее, немного поумневший, набравшийся опыта и изрядно призадумавшийся. Прожил в поместье около полугода, а затем снова ушел, не потрудившись сообщить, когда изволит вернуться.
Так и повелось – раз в год Тейраз наведывался домой, приходил в себя, по привычке переругивался с отцом и младшим братом, ставшим законным наследником имения, доводил всех домашних до белого каления и исчезал. Иногда до Блайи докатывались не совсем правдоподобные слухи о его похождениях, и Рюделли-старший, окончательно смирившись с тем обстоятельством, что его старший сынок сошел с ума, махнул на него рукой. Пусть творит, что хочет.
Чем Ди Блайи вполне успешно и занимался.
Он здраво оценивал собственные силы. Конечно, ему никогда не тягаться с Ринальдо Аквилонским или туранцем Абу-ль-Муттаби. Но и посредственностью, вершиной чьих творческих потуг были рифмы «кровь-любовь» или «слезы-грезы», он себя не считал. Надо сказать, не без оснований. Весомым подтверждением его притязаний были звенящие в кошельке монеты и предложения задержаться на годик-другой при чьем-нибудь дворе. Однако Ди Блайи твердо решил осесть на одном месте только после того, как увидит все, достойное внимания в странах Заката. И не торопясь перебирался из города в город, из страны в страну следуя лишь собственным желаниям и любопытству.
Был в жизни Блайи еще один вечно неутоленный интерес. Он любил женское общество. По мнению некоторых, даже слишком. Скорее всего, клеветники завидовали тому, что дамы всех сословий отвечали менестрелю взаимностью. Только вот их мужья и приятели совсем не понимали и не разделяли нежных чувств своих подруг.
Как и большинство уроженцев знаменитой полуденной аквилонской провинции Пуантен, Ди Блайи обладал привлекательной внешностью. «Просто красавчик» (как утверждали женщины), «смазливый до отвращения» (по мнению мужчин). Истина, как водится, лежала где-то посредине. А черноглазый, буйно темноволосый, всегда с насмешливой полуулыбкой Ди Блайи считал, что ему просто несказанно повезло родиться таким, какой есть.
Спасибо за это богам?
Конечно, спасибо! Какие могут быть возражения?
К началу лета Блайи – где своими ногами, где присоединясь к путешествующим торговцам – добрался до места слияния Алиманы и Хорота. Дальше перед ним открывались два возможных пути: вниз по течению Хорота, в Мессантию Аргосскую – либо с торговым кораблем, либо пешком по Дороге Королей, или через Рабирийские горы в Зингару. Первый путь привлекал своей легкостью, второй – загадочностью. Тракт через пользовавшиеся дурной славой Рабиры проложили совсем недавно и ездить по нему отваживались только большими караванами.
