Цена надежды

скачать книгу бесплатно

Цена надежды
Маргарита Борисова

Когда несчастный случай ставит под угрозу жизнь любимого мужа, Эрика вынуждена заключить брак с бывшим парнем, который искренне ненавидит ее вот уже десять лет после расставания. Сможет ли она спасти жизнь любимого, преодолев свою гордость? Какова истинная цена расплаты за разбитое сердце бывшего и надежды на спасение своей любви?

Маргарита Борисова

Цена надежды

Глава 1

-Ничего не забыл? Ксива, телефон, ключи от дома? – спрашиваю у мужа, и чмокнув его в упругие пухлые губы, готовлюсь закрыть за ним входную дверь.

Ярослав похлопывает по карманам формы и выходит на лестничную площадку.

– Вроде все на месте. Будь умницей, не скучай. Утром увидимся, – бархатным голосом шепчет он мне и, еще раз прижав меня сильными руками к огромному торсу и буквально оторвав от пола, крепко целует, после чего неохотно отпускает и бодрым шагом направляется к лифту.

Каждый раз я невольно любуюсь им – форма полицейского ему идет больше, чем кому-либо другому. Высокий, спортивный, статный и широкоплечий, – именно так и должен настоящий сотрудник полиции. Миниатюрные и худосочные ребята с юными лицами, которых так много встречается в разных подразделениях полиции, выглядят скорее комично, словно ребенок, нарядившийся в карнавальный наряд милиционера на утренник в первом классе. А Ярослав вызывает невольный трепет даже у всех соседей, стоит только ему попасться им на глаза в форме инспектора дорожно-патрульной службы.

В том, чтобы быть женой полицейского, романтики намного меньше, чем стресса. Мой юношеский фетиш насчет мужчин в форме довольно быстро изжил себя, превратившись в бесконечную стирку голубых рубашек, зашивание карманов на форменных брюках и перманентную тревогу за мужа, уходящего в ночные дежурства на охоту за нетрезвыми водителями, коих на дорогах намного больше, чем может себе представить любой вменяемый человек. В свое оправдание могу только сказать, что изначально я влюбилась в простого студента, учившегося на курс старше, а уже потом он вероломно стал инспектором ГИБДД, на удивление, оказавшись именно на своем, словно предначертанном ему самой судьбой, месте.

Закрыв дверь, я отправилась в душ, сделала маску для лица, посмотрела в тысячный раз «Однажды в Вегасе» и, наконец, улеглась спать, не подозревая, что эта ночь навсегда изменит мою жизнь.

Май в этом году выдался невероятно жарким – наш город Н. заполнился клубами тополиного пуха как минимум на целый месяц раньше, чем полагается. Дни настольно знойные, что буквально плавится асфальт, заполняя улицы специфическим запахом битума. И только по ночам на город опускается приятная прохлада, и я могу выключить кондиционер и открыть окна, впуская свежий воздух в спальню.

Эта ночь была такой удивительно тихой, что когда мой телефон завибрировал на прикроватной тумбочке, я буквально подскочила на кровати, резко выпав из крепкого сна. Звонок с незнакомого номера в половину третьего ночи не сулил ничего хорошего. Сердцебиение стало болезненно ощутимым, когда я услышала высокий женский голос в трубке:

– Здравствуйте. Ярослав Романов ваш муж?

– Да, что случилось? – просипела я, глотая ком, застрявший в горле.

– Он поступил в реанимацию, в тяжелом состоянии после ДТП. Приемный покой городской больницы №1.

На этих словах мое сердце рухнуло в пропасть панического страха. Случилось то, чего я всегда боялась. Несколько лет назад в погоне за пьяным водителем погиб товарищ моего мужа: не справившись с управлением, улетел в кювет. С тех пор каждый раз, закрывая дверь за Ярославом, уходящим на ночное дежурство, я не находила себе места. И только услышав утром звук поворачивающегося ключа в замочной скважине, я могла успокоиться и снова радоваться новому дню. Опасность всегда ближе, чем нам хотелось бы думать.

Через сорок минут я уже была в больнице – в легком тренче, накинутом прямо на шелковую ночную сорочку, и первых попавшихся под руку пантолетах.

Ночные коридоры больницы, залитые искусственным светом, внушали необъяснимую тревогу. Оглушенная собственным бешеным сердцебиением, я на ватных ногах подошла к сестринскому посту, сфокусировалась невидящими от слез глазами на полноватой женщине лет пятидесяти, и спросила:

– Здравствуйте… Ярослав Романов в какой палате?– по телу пробежала дрожь – так всегда бывает от стресса, – и я инстинктивно поежилась, плотнее запахивая тренч.

– Здравствуйте. Романов в реанимации, его ввели в искусственную кому, – спокойно сказала женщина, внимательно глядя на меня своими добрыми светло-голубыми глазами. – К нему пока нельзя.

Любое словосочетание, в котором соседствуют имя твоего близкого человека и слова «реанимация» и «кома», выбивает почву из-под ног. Это то, что никто никогда не хотел бы услышать. Гул в моих ушах усилился и стал просто оглушительно громким. В глазах потемнело: бордовые пятна расплывались так стремительно, что мне пришлось покрепче вцепиться в стойку сестринского ресепшена, уронив флакон с антисептиком. Но этого я уже не видела из-за застилающей глаза темноты. Я только могла расслышать отдаленный грохот и тревожные голоса, теряя связь с реальностью, и всем своим потяжелевшим телом ощущая бессилие в ватных ногах.

Резкий запах нашатыря вернул сознание. Голова трещала. Открыв глаза, я осмотрелась – меня уложили спиной на кожаную скамейку в коридоре, приподняв ноги вверх. Зрение медленно сфокусировалось на той самой медсестре с добрыми прозрачно-голубыми глазами.

– Порядок? Сколько пальцев? – спросила она, показывая мне ладонь.

– Уже лучше, спасибо, – прошептала я, неуклюже пытаясь подняться.

Обмороки случались у меня и раньше – от стресса, сильной духоты или скачков давления. Это паршивое чувство мне очень знакомо.

– Тебе нечего здесь делать – строго, но по-доброму сказала Любовь Васильевна – так написано на бейджике. – Ничего важного все равно не пропустишь, из комы еще никто за пару часов не выходил. Романов не в сознании… но он такой здоровяк, справится. А сейчас езжай домой, завтра утром поговоришь с главврачом, – она похлопала меня по плечу и побежала ответить на звонок стационарного телефона.

Уехать домой я не могла. Приехать в квартиру и снова, как ни в чем не бывало, лечь спать, как будто моя жизнь не сломана таким ударом, словно тонкий штакетник щедрым пинком, – было выше моих сил. До утра я просидела на кожаной скамейке в коридоре больницы, пока не уснула под утро, когда уже начало светать.

Разбудил меня тихий голос Любовь Васильевны:

– Просыпайся, спустись на первый этаж, в кабинет главврача.

Размяв затекшую от неудобного положения шею, я поднялась и тихо спросила Любовь Васильевну:

– Как он?

– Без изменений, – опустив глаза, ответила он.

Я не могла не обратить внимания, что медсестра сменила белый халат на обычную одежду – брюки и футболку. Значит, ее ночное дежурство уже закончилось. Я глянула на дисплей айфона, вытащив его из кармана плаща – 8:12 утра.

В кабинете главврача Ирины Альбертовны было прохладно и уютно. Женщина выглядела настолько ухоженно, будто ее основная деятельность связана с косметологией или индустрией красоты: высокая прическа, длинные острые ногти неприемлемой для работы за компьютером длины, губы, раздутые филлерами и покрытые плотной алой помадой, наращенные ресницы. И ноль какого-либо человеческого сочувствия в глазах. На контрасте с такой яркой женщиной я, не накрашенная и бледная, выглядела как провинившаяся старшеклассница в кабинете директора.

– Состояние вашего мужа тяжелое. Большая кровопотеря и травма головы… – по мере того, как главврач подробно описывала его диагнозы и травмы, я снова почувствовала, как теряю связь с реальностью. Голос звучал глухо, и половину ее слов я просто не могла расслышать из-за собственного пульса, пробивающего грудную клетку.

– … К сожалению, в нашей больнице нет оборудования для трепанации, а пациент в его состоянии не транспортабелен. Единственная возможность сохранить жизнь – привезти оборудование для проведения операции вместе со специалистом из Москвы, а это не бесплатно, разумеется. Государственные квоты на данный вид хирургических вмешательств не предусмотрены, поэтому это возможно только на коммерческой основе…

– Насколько коммерческой? – спросила я, буквально затаив дыхание от ужаса в ожидании суммы, которую услышу через секунду.

– Поддержание работы мозга в нейрохирургическом отделении интенсивной терапии обходится примерно в 56 тысяч рублей в неделю. Но через четыре-пять месяцев необходима будет операция стоимостью около 17 миллионов рублей, – вот тут-то я и подавилась собственной слюной, невольно закашлявшись.

–Успешность операции не гарантируется и составляет пятьдесят процентов, если вы понимаете, о чем я, но другого способа попытаться сохранить жизнь пациенту в данной ситуации нет. Так что подумайте о целесообразности…

–Целесообразности?!? – хрипло закричала я. Соленые слезы катились по моему лицу, затекая в рот. Для вас это просто работа, я понимаю, но не говорите мне о целесообразности. Это не проект и не инвестиция, это мой муж! – я уже захлебывалась рыданиями, когда Ирина Альбертовна подошла, и откатив меня облаком удушающе сладкого парфюма, начала аккуратно выталкивать из своего кабинета.

–Я понимаю ваши чувства, но это все, чем мы можем вам помочь, – говорила она дежурным тоном со стальными нотками в голосе, выпроваживая меня за дверь. Мне, конечно, стоило бы понимать, что врачи, наверняка, со временем, утрачивают эмпатию к пациентам и их рыдающим родственникам, но в такой тяжелый момент меньше всего хочется слышать, как о жизни твоего самого близкого человека говорят с позиции рентабельности, да еще и таким обыденным тоном, будто о покупке чашки кофе в автомате. «Подумай, прикинь, действительно ли твои финансовые риски стоят того? Он ведь все равно может не выжить» – вот, что означали ее слова.

Глава 2

Через два дня, когда состояние Ярослава стабилизировалось, и его перевезли из реанимации в палату интенсивной терапии, мне разрешили навещать его в приемные часы – с пяти до семи вечера.

Зайдя в палату, я обомлела – вместо привычно загорелого от работы на улице и крепкого мужчины на кровати лежал осунувшийся, бледный словно тень, Ярослав, весь увешанный катетерами и проводами, подключенными к пищащим экранам. Его голова была перебинтована, под глазами – темные синяки, во рту трубка с кислородом. Лишь тяжелое мерное дыхание нарушало тишину в палате. Я подвинула к кровати пластиковый стул и села рядом, сдерживая подступившие слезы. Хотя я и знала, что он в коме и потому вряд ли слышит меня, мне не хотелось показывать ему свое отчаяние. Я прикоснулась к его руке – огромные кисти с выступающими венами стали непривычно прохладными. Его руки – это то, что меня всегда безумно заводило в нем: большие, теплые в любую погоду, чуть шершавые с тыльной стороны от постоянных тренировок в спортзале, с длинными крупными пальцами и красивой формы ногтями. Только я одна знала, какими нежными и осторожными они могут быть.

Поглаживая его безвольно лежащую кисть, я прошептала:

– Я сделаю все, чтобы ты жил.

Мы с Ярославом познакомились в университете, когда учились на одном – дорожно-строительном – факультете. Девчонки всегда обращали на него внимание, что неудивительно – высокий, спортивный, с выраженными литыми мускулами, кареглазый. Если бы у Ченнинга Татума и Джейсона Момоа мог родиться общий сын, это был бы мой Ярослав. Он уже в студенчестве был одним из тех парней – уверена, вам такие встречались, – которые заполняют своей бешеной энергетикой все пространство, в котором находятся. В их глазах словно полыхает огонь, но не сжигающий все живое вокруг, а согревающий, окутывающий и гипнотизирующий. Уже первого свидания было достаточно, чтобы понять, что эти прожигающие страстью глаза и ямочки на щеках – именно то, чего мне не хватает для полной картины жизни.

Я никогда не мечтала о раннем замужестве и наслаждалась вниманием парней, полагая, что хочу взять максимум удовольствия от своей условной свободы, хотя грань дозволенного моральными принципами никогда не переходила. Не знаю, в чем секрет моей привлекательности, но внимания мне всегда было более, чем достаточно. Увы, в моем лице нет ни капли аристократической утонченности, как, например, у Кейт Миддлтон, зато всегда была классическая, почти «хрестоматийная», врожденная женская сексуальность – большие голубые глаза, чуть вздернутый нос, пухлые губы, блондинистое каре. При миниатюрном росте достаточно длинные ноги и выраженные изгибы тела – «песочные часы» мне достались от мамы. Этакая сместь тела Дженнифер Энистон с лицом Скарлет Йохансон, но в холодном, «нордическом» исполнении.

Скорее всего, ничего не удивительного в том, что первый красавец факультета обратил свой взор на меня, не было. Но за красивой картинкой «идеальной пары» скрывалось много разных нюансов, которые нам приходилось преодолевать – например, родственники Ярослава, особенно его родная старшая сестра Жанна, не особо прониклись ко мне симпатией и не упускали возможности наглядно это продемонстрировать. Мы с мужем часто ссорились по мелочам, с трудом шли на уступки. Он частенько выходил из себя, и нашу ругань, скорее всего, слышали все соседи. Даже по истечении десяти лет отношений я не была уверена, что люблю его в том самом, «поэтическом» смысле слова. Ну, знаете, той самоотверженной любовью, которую показали в «Дневнике памяти» или «Привидении». Любовью, которая сильнее обстоятельств, времени и даже смерти. Я расценивала наш брак как вполне удачный союз двух подходящих друг другу людей – полное совпадение в жизненных целях, постели, чувстве юмора, отношении к быту. Никаких розовых соплей о вечной любви. Сплошная прагматичность.

Все изменилось в ту ночь, когда патрульная машина попала в дорожно-транспортное происшествие.

Этот несчастный случай заставил меня осознать, что без Ярослава я не хочу ничего, даже есть – хотя я такой страстный поклонник вкусной еды. Без него ни в чем нет ни смысла, ни удовольствия, ни радости. Наверное, это и есть самая настоящая любовь, когда тебе страшно смотреть в будущее без этого человека.

Всю следующую неделю после аварии я занималась тем, что искала любые способы раздобыть деньги на операцию. Парадокс в том, что я всегда легко относилась к деньгам и утверждала, что счастье не в них. Но когда от их наличия зависит жизнь родного человека – все твои мысли крутятся только о том, где разыскать нужную сумму. Моя зарплата была настолько мала, что ее едва хватало на мои повседневные нужды – главным добытчиком в семье всегда был Ярослав. Я работаю контент-менеджером в салоне красоты своей подруги Алины. Фотографирую работу бьюти-мастеров, выкладываю рекламные посты в соцсети. Конечно, для выпускницы-краснодипломницы престижного технического ВУЗа это не самая идеальная работа, но зато здесь график у меня свободный, да еще и творческое направление, связанное с эстетикой и фотографией – моими главными увлечениями.

Алина – моя лучшая подруга с первого курса. Красивая, яркая, с огненно-рыжими волосами и пухлым фигуристым телом. Она человек с невероятной энергией и уверенностью в себе. Думаю, именно это позволило ей после универа заняться профессиональной депиляцией вместо дорожно-строительной инженерии, и за короткий срок от уровня мастера-«надомника» подняться до собственного салона красоты, в котором я бываю часто, как на полноценной работе. У Алины есть пятилетняя дочь, которая родилась недоношенной и не совсем здоровой, после шести неудачных беременностей. На лечение и реабилитацию Алинка тратит огромные деньги, но, несмотря на это, она была первой, кто сделал свой вклад в сбор на операцию Ярослава.

Мои и его родители отдали все свои накопленные долгими годами сбережения – и даже это было каплей в море относительно требуемой суммы.

Я разместила посты с просьбой о помощи в своих соцсетях, вытащила из нашего сейфа все, что мы накапливали на отпуск. Выложила на сайт-барахолку все, что имело хоть какую-то ценность – две свои норковые шубы, дорогой нишевый парфюм. Сдала в ломбард все украшения, за исключением наших обручальных колец. Продать квартиру я не могла юридически – она в совместной собственности, да еще и ипотеке. В бухгалтерии ГУВД на мое обращение мне с удивительным хладнокровием ответили, что страховка родственникам сотрудников выплачивается только в случае смерти, а «пока он жив – не полагается». В благотворительных фондах деликатно сообщили, что приоритет при распределении фондовых средств отводится тяжелобольным детям. Я вспылила:

–Неужели вы считаете, что жизнь ребенка ценнее?? Может быть, он вырастет наркоманом и не доживет даже до четырнадцати? Почему жизнь взрослого сотрудника полиции не столь ценна?!

Потом, разумеется, извинялась и плакала, чувствуя, что буквально схожу с ума.

В один из дней, которым я уже потеряла счет, в дверь позвонили. Я открыла и увидела Олега – напарника Ярослава, который был за рулем патрульной машины в ту злополучную ночь. У него на лице было несколько царапин, а запах перегара не мог перебить даже парфюм, которым он предусмотрительно обильно полился.

–Привет, Эрика – виноватым тоном поприветствовал он.

–Привет, – я попыталась ответить максимально бодро.

–Все эти дни я места себе не находил, – зато прекрасно находил бутылки с алкоголем, – подумала я, но промолчала. – Это ведь я был за рулем в ту ночь… Крутанул руль на скорости, занесло…

– Не кори себя, всякое случается, – ответила я.

Я и так была на сто процентов уверена, что за рулем патрульной «Шкоды» в тот момент находился не Ярослав, иначе такого точно бы не случилось – он водит как настоящий профи. А вот его напарник Олег настольно бездарный водитель, что о его выходках ходят байки среди личного состава. Например, о том, как он заталкивает патрульную машину в служебный гараж вручную, так как не умеет ездить задним ходом. Ярослав почти после каждой смены рассказывал мне забавные случаи о водительских навыках Олега, и они казались смешными. До тех самых пор, пока один из них едва не стал смертельным для моего мужа.

–Мы всем взводом скинулись, на лечение Ярику, – Олег протянул сложенный вдвое конверт, – Там немного, конечно, но пригодятся, возьми.

–Спасибо, деньги нам сейчас нужны как никогда, – ответила я, сдерживая усталый вздох.

В конверте от сослуживцев оказалось чуть меньше ста тысяч рублей – хватит почти на две недели интенсивной терапии. Но 17 миллионов, требующихся для операции, мне еще предстояло где-то найти.

Глава 3

Через месяц активных поисков и бесконечного круговорота мыслей, я уже была настолько вымотана, что с трудом могла узнать себя в зеркале. Привычные пятьдесят килограмм моего веса превратились в сорок, глаза на похудевшем лице выглядели уже пугающе большими. Скулы впали так, что никакие модные операции по удалению комков Биша не дали бы такого эффекта. Веки и губы припухли от постоянных слез. Казалось, что еще немного, и щеки под глазами заржавеют. Аппетит пропал окончательно. Чтобы не потерять способность двигаться от бессилия, я неимоверным усилием воли запихивала в рот по половине йогурта утром и вечером, не ощущая вкуса. Через месяц ко мне на выходные приехала мама из соседнего города, в котором я выросла до переезда в Н. для учебы в университете, и просто ужаснулась. Она наругала меня за то, что я настолько сильно исхудала, что мои обтягивающие шорты превратились в такой оверсайз, что только сила крепкого ремешка могла удержать их на талии. Мама наварила мне целую кастрюлю вкуснейшего борща, но через неделю после ее отъезда я, к своему стыду, обнаружила, что уровень его нисколько не уменьшился, и любезно поделилась с Рыжиком – охранником ближайшей автостоянки. Он с таким аппетитом умял большую миску борща, что я невольно позавидовала его прекрасному настроению.

Моя мама – удивительная женщина. В ней столько энергии и жизнелюбия, что, кажется, она могла бы заряжать девайсы, как беспроводная зарядка – стоит только приложить к ней айфон. Несмотря на пенсионный возраст, наличие хронических заболеваний и в целом непростую судьбу – она излучает такой свет, который освещает судьбу всех ее близких, коллег и даже соседей. Когда я приезжаю к родителям в гости, и мы все вместе едем на дачу, через пару часов активной работы на жаре я уже отползаю в тень на негнущихся ногах, держась за поясницу, а мама продолжает полоть, окучивать, поливать до самого вечера, буквально не присев ни на минуту. При этом она успевает еще подбежать ко мне со стаканом воды и помахать на меня веером, хотя я позиционирую себя как помощницу. Помощница, от которой больше забот, чем помощи.Мама вышла замуж в девятнадцать лет и живет с папой всю свою сознательную жизнь, при том, что поклонников в силу ее красоты, не угасающей с возрастом, всегда было хоть отбавляй. Глядя на нее, я перестала бояться старения – красивая женщина притягивает заинтересованные взгляды в любом возрасте. Просто поклонники из молодых парней постепенно превращаются в импозантных мужчин с благородной сединой.

Мама уверила меня в том, что я обязательно справлюсь. Я и сама понимала, что в такой момент – пожалуй, тяжелейший за всю мою тридцатилетнюю жизнь, – никто, кроме меня, не сможет спасти жизнь моего мужа. Больше всего на свете мне хотелось бы сесть к нему на колени, зарыться носом в шею и рассказать о том, как мне тяжело. А он бы привычном жестом погладил меня на спине и тихонько прошептал своим бархатным голосом: «Не переживай, я разберусь». Но он не разберется. Настала моя очередь разбираться с проблемой. Ради него.

Глава 4

С каждым приходом в больницу я замечала, как меняют цвет синяки на лице и теле Ярослава, и отрастает его русая щетина, превращаясь в бороду. Это напоминало о том, что время идет неумолимо, не останавливаясь ни на секунду, не давая возможности перевести дух, собраться с мыслями. До операции оставалось примерно два месяца – слова врача о том, что если не сделать ее своевременно, мозг начнет постепенно умирать, – фоновым шумом стояли у меня в ушах круглосуточно. За два месяца я должна найти семнадцать миллионов рублей. Сумма, превышающая стоимость нашей евродвушки в новостройке как минимум в четыре раза.

Когда я набрала в строке поисковика айфона «продать почку на черном рынке» и увидела картинки, всплывшие по запросу, меня словно окатило ледяной водой. Нет, если я сойду с ума, о Ярославе никто не позаботится. Нет, это чистое безумие. Никаких черных донорских рынков. Ярослав бы никогда не позволили мне даже думать о подобных способах заработка. Я что-нибудь придумаю.

Я села за стол и выписала на лист бумаги всех людей, к которым могла бы обратиться по денежному вопросу. Список оказался намного скуднее, чем я могла представить, но отступать я не собиралась.

Итак, первый, кому я позвонила, был мой школьный бойфренд Влад. Да, это может показаться странным, но мы до сих пор вполне нормально, хоть и редко, общаемся. Все наши бурные юношеские любовные перипетии остались в далеком прошлом, и общение закономерно вошло в нейтрально-дружескую плоскость. Влад был самым популярным парнем школы, как обладатель смазливого лица, высокого роста и состоятельных родителей. Сейчас у него дела шли прекрасно, семейный бизнес родителей он унаследовал и приумножил, был женат и воспитывал двоих детей. Периодически он обращался ко мне с мелкими просьбами, связанными с профессиональной деятельностью моего мужа – грамотный гаишник всем бывает нужен – проверить на штрафы, уточнить информацию и прочими. Я никогда не отказывала, и Ярослав спокойно отвечал на все вопросы, не погружаясь в безосновательную ревность – она была совершенно не в его характере. И вот настало мое время обратиться с просьбой к старому приятелю.

–Влад, привет, поговорим? – выпалила я в ответ на басистое приветствие после гудков.

–Да. Эрика, я тебя слушаю, – его добродушный тон меня подбодрил, но начать разговор оказалось сложнее, чем я думала. Я ходила по комнате как заведенная – от стены к стене.

–Влад, у меня беда – мой муж оказался в больнице, ему требуется дорогостоящее лечение. Ты мог бы помочь… ну… хоть какой-нибудь…суммой? Я буду безмерно благодарна,– я замерла в ожидании ответа, а он, как назло, медлил.

– Хм… Сочувствую твоей беде, надеюсь, он выкарабкается… Большую сумму я, конечно, не смогу тебе дать, сама понимаешь, у меня ведь двое детей, им постоянно что-то нужно, кружки, развитие, аттракционы, растут как сумасшедшие, одежду покупаем по два раза за сезон…Да еще и машину жене решил сменить к осени, – вот эту болтливость я в нем просто не переваривала. От мужчины ожидаешь конкретики, а не увлекательных рассказов на темы, которые никому, кроме него, не интересны. – Тысяч двести смогу дать, не больше, – тут я облегченно выдохнула. Это мало, конечно, но лучше, чем ничего.

– Это было бы замечательно, я так признательна! – мой голос поднялся на тон выше, я буквально подпрыгивала от воодушевления. И тут он уверенным тоном добавляет:

– Под сорок процентов годовых, под залог птс машины. У вас же все та же машина, что и была? Хонда?

Меня словно ударили черенком лопаты по голове со всего маху. Я открыла рот, но ни звука не смогла извлечь из своего горла. Слова, сказанные им вполне обыденным тоном, крутились в моей голове как взбесившаяся карусель. Конечно, я не слишком надеялась на безвозмездную помощь, но условия, которые он озвучил, были намного более кабальными, чем даже обычный кредит. Нет, все-таки он нисколько не изменился – красавчик, который в старших классах приглашал меня на свидания в кино за свой (мой) счет, теперь заученной скороговоркой готов загнать человека, оказавшегося в трудном положении, в еще более глубокое болото нужды и долгов.

–Спасибо, Влад…. Я подумаю еще над твоими условиями… Перезвоню, если что. Пока, – пробормотала я.

– Звони, я всегда рад помочь, ты же знаешь – прозвучало в ответ как самая изощренная издевка.

Следующим в списке был Антон Андреевич Чернышевский. Когда я после универа недолго работала в отделе дорожного хозяйства администрации города, мы были коллегами. Антон старше меня на пару лет, но за последние годы получил такой впечатляющий карьерный рост, что из простого специалиста вырос в замглавы администрации города. Об этом я узнала из новостей, когда увидела его интервью. Человек, занимающий высокий пост и имеющий власть, наверняка имеет и деньги. Это такая же закономерность, как то, что за ночью наступает день.

Антон всегда был любителем красивых девушек. Когда мы работали вместе, я была его главной мишенью: он постоянно намекал на близкое общение, открыто флиртовал, даже зная о том, что я замужем, не давал прохода в коридорах городской администрации. Пойти к нему на личный прием с мольбой о помощи сейчас – значит быть готовой к самым разнообразным поворотам сюжета – либо он вообще не станет со мной разговаривать, либо предложит что-нибудь постыдное в обмен на деньги. Но я была готова ко всему.

Ради сегодняшней встречи я надела не ставшие привычными шорты и майку, а короткое красное в мелкий цветочный принт платье на запах, на завязках вокруг талии, с глубоким v-образным вырезом и коричневые сандалии на пробковой танкетке с двумя тонкими ремешками, открывающими изящую, тонкую ступню. Уже перед выходом пришлось впопыхах накрасить ногти на ногах алым лаком, прямо не снимая босоножек. Я знаю, что Антон – педант, и он заметит любую мелочь.

Пекло сегодня просто эталонно июльское. Кожаный руль в моей Хонде ЦРВ так сильно нагрелся, что прикасаться к нему было больно, как к тлеющим углям в мангале. Тончайшее вискозное платье моментально прилипло к спине и ногам. Но ничто не могло меня остановить.

Кое-как припарковавшись у здания городской администрации, я вошла в большое прохладное, уложенное мраморной плиткой фойе. Но разбежалась я напрасно – только миновав входные двери и рамку металлоискателя, я уперлась в грудь охранника с суровым лицом и волосами, тронутыми сединой на висках.

–Девушка, вы куда? – хриплым басом спросил он, вовсе не профессионально осмотрев меня с ног до головы.

– Я к Антону Андреевичу Чернышевскому, у меня назначено, – максимально уверенным тоном ответила я, неловко запахивая глубокий вырез на платье.

– День личного приема у него в следующую пятницу, и по предварительной записи, – строго произнес охранник.

– Нет-нет, я не на личный прием, я корреспондент, у нас назначено короткое интервью по поводу… мм.. состояния улично-дорожной сети Центрального района. Там сейчас ведется капитальный ремонт ливневой канализации, ну вы знаете… , – я тараторила настолько быстро, насколько могла, в надежде, что здоровяк просто зависнет от потока речевой информации. И – о, боже! – это сработало.

– Второй этаж, кабинет 24, – через пару секунд понуро пробубнил он, неохотно отходя в сторону и открывая мне путь к широкой лестнице.

В большой просторной приемной меня удивленно встретили сразу две пары глаз – секретарш Чернышевского. Одна женщина лет пятидесяти, а вторая совсем молоденькая девушка – обе в строгих блузках, наглухо застегнутых до самой верхней пуговицы. Здесь вранье про интервью точно не прокатит, уж секретари точно в курсе графика его встреч и выступлений. Пришлось достать из глубин скромности припрятанную на такие случаи наглость.

–Добрый день, Антон Андреевич у себя? – спрашиваю, одновременно продвигаясь к двери с его фамильной табличкой.

–Да, но он занят сейчас, по какому вы вопросу? – тоненьким голоском уточнила молоденькая брюнетка. Эх, Антон все еще предпочитает брюнеток, готова поспорить, что эту девчонку он сам выбирал в качестве своей секретарши.

–По личному, – выпалила я и быстро влетела в его кабинет, захлопнув дверь изнутри и быстро повернув ключ. Через секунду ручку двери подергали с обратной стороны, и я похвалила себя за предусмотрительность. Теперь осталось повернуться лицом к тому самому человеку, ради которого я обманом и наглостью преодолела этот путь.

– Ух ты, вот это гостья…. – буквально присвистнул Антон, когда я повернулась к нему лицом, все еще стоя у двери. Мурашки пробежали по моему телу, то ли от прохлады его кабинета, то ли от его оценивающего взгляда, медленно поднимающегося от самых пальцев моих ног до губ, покрытых липким блеском.