скачать книгу бесплатно
– Мне уже задавали вопросы господа из полиции. Вы имеете к ним отношение?
– Нет. Я служил вместе с вашим мужем. Старший помощник делопроизводителя третьего отделения канцелярии министра.
Владыкина приподняла бровь.
– Чем занимается ваше отделение?
– Делами по инспекторской и церемониальной частям.
– Инспекторской… Что сегодня инспектируете?
– Обстоятельства смерти вашего мужа внушают определенные подозрения.
– Кого и в чем подозревают?
Платонов по-прежнему был сама невозмутимость.
– Я не готов назвать конкретное лицо. Скажите, вас совсем не удивила столь поздняя отлучка Петра Константиновича в пятницу?
– Нет, – односложно и без колебаний ответила Владыкина.
– Почему?
– Его время от времени вызывали на службу по вечерам. Вам должно быть известно.
– Разумеется. Напомните, пожалуйста, когда это имело место в прошлый раз.
Этот вопрос заставил вдову помедлить.
– Довольно давно, – наконец сказала она.
– В апреле?
Ирина Сергеевна отрицательно качнула головой.
– Наверное, в марте.
– Раньше вызывали с такой же частотой?
– Раньше чаще, – раздраженно произнесла Владыкина. – Вы уверяли меня, что знаете, тогда зачем спрашиваете?
– Я знаю о порядке, принятом в нашем министерстве, не более, – Платонов продолжал, будто эмоции хозяйки его абсолютно не касались. – Петру Константиновичу приходилось регулярно отлучаться?
– То есть?
– Раз, два, три в неделю? Может быть, реже?
Вдова опять задумалась ненадолго.
– Примерно раз в две недели.
– В это же время?
– Я не помню точно. Поздно, да. Позже девяти.
Григорий Денисович, прежде смотревший мимо хозяйки квартиры на средиземноморский пейзаж в красивой резной раме, взглянул ей прямо в глаза.
– Выходит, вы не удивились вызову? И тот факт, что за мужем прибыл не казенный курьер, а какой-то мальчишка, вас тоже не смутил?
– Решительно не понимаю, что вы имеете в виду! – с откровенной неприязнью фыркнула Владыкина. – Так было всегда. Понимаете? Всегда. Мало ли кого пошлют, я в этом не обязана разбираться.
– Полицейские задавали вам похожие вопросы?
– Только о том, происходило ли прежде нечто подобное.
– Вы рассказали то же, что и мне?
– Я просто сказала: «Да». У вас всё?
Григорий Денисович сдержанно поклонился и водрузил фуражку на голову.
– Слово «Кречет» вам ни о чем не говорит? – спросил он внезапно, когда Владыкина уже кивнула ему в знак прощания.
– Кречет? Птица? – удивленно переспросила она.
– Из семейства соколиных. Очень ценились охотниками и у нас, и в Европе.
– Вы любите охоту?
– Терпеть не могу. Убивать живых существ ради удовольствия… Нет уж, увольте.
Ирина Сергеевна, задержавшись, взглянула на Платонова как-то по-новому.
– Почему вы спросили?
– Видите ли, у вашего покойного супруга нашли странную записку с одним-единственным словом. Без подписи. Может, и не записку, а просто листок с заметкой на память. Знаете, черкнул, где пришлось…
– Записка у вас при себе?
– К сожалению, у следователя. Там печатные буквы, но руку я, пожалуй, узнал бы.
– Ничем не сумею вам помочь, – с сожалением ответила Владыкина. – Все бумаги мужа у нас опечатали и забрали еще утром. Могу одно сказать: к охоте он тоже был равнодушен.
Скрипнула дверь в переднюю.
– Desole, mere…[6 - Простите, матушка (франц.).]
Худенькая русоволосая девушка лет пятнадцати подалась назад и тотчас застыла в нерешительности. Ее наряд тоже напоминал о трагедии, постигшей семью Владыкиных. В зеленоватых глазах, совершенно как у Ирины Сергеевны, застыло выражение искреннего горя. Она определенно плакала, и много, сделал вывод Платонов.
– Господин Платонов знал отца, – без выражения произнесла вдова статского советника.
Григорий Денисович поклонился еще раз.
– Елизавета – моя старшая дочь, – пояснила Владыкина. – Еще есть младшая, Анастасия, ей в июне исполнится двенадцать. Впрочем, вы тоже должны быть в курсе.
Извозчик держал путь к Зимнему дворцу, находясь в приподнятом настроении. С клиентом ему повезло: Платонов не отпускал его, начиная с двадцатого номера по Фонтанке, и, кажется, готов был колесить еще. Чуть подсказывало, что заплатит, не торгуясь. Сам же Григорий Денисович, откинувшись на спинку сиденья, под стук копыт воскрешал в памяти разговор с жильцом дома на Малой Мещанской.
Там, за приоткрывшейся дверью без таблички, коллежский советник увидел седого, как лунь, человека в офицерском пехотном мундире времен Крымской кампании, с погонами майора. Мундир был изрядно поношен и сидел мешковато. Все пуговицы, впрочем, блестели, как только что пришитые. Человек с усилием опирался на грубую трость. Его левая штанина была заправлена в начищенный сапог, правая была подвернута чуть ниже колена, обнажая деревянный протез.
Все эти детали Платонов успел оценить буквально за пару секунд, пока отставной офицер не заговорил скрипучим голосом.
– Опять сыскная полиция?
В водянистых, с красными прожилками, глазах майора сквозила, пожалуй, не издевка, а скорее глухая обреченность. Увидев ее, Григорий Денисович отринул первоначальный план.
– Я хотел вам солгать и сказать, что занимаюсь частным сыском в интересах родственников покойного. Но теперь не стану.
Майор не стал захлопывать дверь и накидывать цепочку. Он тяжело, со свистом, дышал и ждал продолжения.
– Меня послали из министерства, где служил убитый. Я не верю, что он пал от руки обычного грабителя.
– Полагаете, я должен вас выручить?
Прищур майора не сулил доброго отношения.
– Мой родной брат погиб на Малаховом кургане двадцать седьмого августа[7 - Малахов курган в Севастополе был взят штурмом 27 августа 1855 г. французской дивизией генерала Патриса де Мак-Магона.]. Подполковник Платонов Георгий Денисович, Модлинского полка 15-й резервной дивизии.
Когда пауза до неприличия затянулась, а Григорий Денисович уже был уверен, что беседа завершится сию минуту, жилец квартиры неловко сделал полшага назад.
– Прошу.
Квартира явила Платонову образчик сдержанной бедности, которая из последних сил удерживалась от скатывания в нищету. Немногочисленная вышедшая из моды мебель, выцветшие обои, давно не обновлявшийся паркет на полу без следов лака или мастики. Оконные занавески, правда, были чистые, выстиранные и накрахмаленные. Запаха кислятины из кухни Григорий Денисович не уловил: он, видимо, относился к соседям. Зато от хозяина, когда тот, держась за косяк, пропускал гостя в комнату, пахнуло водочным перегаром.
Юрий Тимофеевич Яхонтов командовал батальном в Галицком егерском полку 5-й дивизии. Большинство его солдат, унтер-офицеров и офицеров полегло в сражении на Черной речке 4 августа 1855 года, когда провалилась последняя попытка деблокировать Севастополь. Раненый осколком ядра, майор потерял сознание и под сильнейшим огнем французских стрелков был чудом вынесен с поля боя. Второе чудо случилось в полевом лазарете, где над ним колдовал хирург. Но на службу Яхонтов уже не вернулся.
– Бросили на верную смерть, и мы пошли. Как иначе? Присяга, долг… Шансов не было вовсе, генералы понимали, – сбивчиво рассказывал майор, сидя на тахте, застеленной полосатым покрывалом.
Платонов примостился возле окна, на жестком стуле. Тут и располагался нынешний наблюдательный пост Юрия Тимофеевича.
– Реад[8 - Николай Андреевич Реад, генерал от кавалерии, в битве у Черной речки командовал колонной из 12-й и 7-й резервных дивизий. Считался одним из виновников поражения, чему поспособствовал Лев Толстой («Туда умного не надо//Ты пошли туда Реада»).] жизнью заплатил за ошибку, – напомнил коллежский советник.
– А сколько жизней погубил? Скольких калеками оставил?
Возразить было нечего. Разве что признать: вся та война была одной сплошной ошибкой. Подобало ли говорить такое чиновнику придворного ведомства? И полегчало бы Яхонтову от такого признания?
Да, отставной майор неласково отшил полицейского сыщика. Наотрез объявил ему, что никого не видел и ничего не слышал и ничьими делами не интересуется. В его словах и тоне звучала горькая обида на власть, которая назначила ему мелкую пенсию и бросила выживать, как придется.
После войны Яхонтова оставила жена, забрав пятилетнего сына. На Малой Мещанской он жил с сестрой, так и не вышедшей замуж. Потомственное дворянство не дало им особых преимуществ – кроме того, что Наталью Тимофеевну взяли гувернанткой в дом князя Урусова. Родовое имение в Рязанской губернии промотал еще их отец, и детям оставалось только служить или работать, невзирая на чужие мнения и предрассудки.
– Я ведь понимаю, что история ваша – темная, – дернув глазом, сменил тему Яхонтов.
– Почему темная? – спросил Платонов, но не слишком напористо, дабы не спугнуть удачу.
– Потому что они вместе были.
– Как вместе?
Майор прищурился опять, на сей раз хитро, будто видел Григория Денисовича насквозь.
– А так. Пришли пешком от моста.
– Вы не ошиблись?
– Помилуйте, как я мог ошибиться! Со зрением у меня полный порядок, в очках не нуждаюсь. К тому же парочка странная была. Этакий франт в цилиндре и с ним простой мужик в армяке, вроде извозчика.
– Запомнили мужика?
Выражение лица у Яхонтова сделалось довольным от осознания собственной значимости, глаза заблестели.
– Мужик обыкновенный. Коренастый, в плечах широкий. Ростом с вас. Бородища здоровая, лопатой.
– Чернявый?
– Как, говорите? Ну да, пожалуй. На цыгана похож.
Платонов глянул в окно. Вход в арку доходного дома № 4 отсюда просматривался замечательно. Интересно, сколько часов и дней провел у этой отдушины во внешний мир герой Крымской войны?
– Останавливались перед аркой?
– Откуда вы знаете? – удивился майор.
– Предполагаю.
– Верно, постояли с полминуты. Чиновник ваш министерский заговорил с чернявым, потом закурил. Потом зашли внутрь. Дальше суета поднялась, это без меня знаете.
– Больше ничего необычного не запомнили?
– Больше нет, – глаза Юрия Тимофеевича потухли.
Григорий Денисович достал бумажник.
– Пропью ведь, – без выражения сказал ему новый свидетель.
– На ваше усмотрение, – ответил Платонов.
В канцелярии министерства императорского двора Григорий Денисович задержался ненадолго. Покидая Зимний через северо-восточный служебный подъезд, он по-свойски попрощался со стоявшими на карауле гренадерами. Одного из них, богатырской стати брюнета с подкрученными кверху a la Вильгельм Первый усами, Платонов знал лично и помнил его фамилию.
– Бдишь, Корнеев? – весело спросил коллежский советник.
