скачать книгу бесплатно
– И тогда…
– Тогда многое изменится. Совсем другим станет и распорядок нашей жизни. Кстати, отныне, отправляясь в город за провизией, будешь покупать все свежие газеты, особенно «Городские новости». Это очень важно для меня.
– Хорошо, отец, – пообещала она.
Каждый раз, возвращаясь из города, откуда везла домой всякую всячину, необходимую в быту, Кассандра рассказывала отцу новости; теперь ему требовались сведения, сообщаемые в местных газетах. Раз отцу надо, значит она будет исполнять его желания, как это делала всегда. Зато своим свободным временем она распоряжалась так, как душа велела.
– А теперь… Теперь можешь вернуться в постель и досматривать свой чудесный сон, – Колымей по-отечески нежно улыбнулся и покинул комнату-
Он поднялся к себе, запер за собой дверь, устало опустился в кресло, скрестив руки на груди. День, к которому он готовил себя двенадцать лет, запершись в развалинах старого храма, наступал. День вещий, пророческий. В уме прокручивал все свои расчеты. Никаких ошибок быть не должно!
Он зажмурился, сосредоточившись на чем-то своем, тайном, потер ладонями по груди. Потом сидел долго, не шелохнувшись, пока не явилось к нему отражение. Он медленно разжал уставшие веки и прошептал:
– Кто ты?
– Колымей, – ответило отражение.
Он сосредоточенно разглядывал своего двойника. Сон? Мираж? Наваждение? Нет, он в полном здравии и видение явилось к нему наяву. Там, за окнами, все те же гиблые болота с Тёмными, тяжелыми водами. Только почему-то дрожат руки и озноб ломит поясницу; Пока он не достиг цели своих поисков, не раз пересекая посредством самогипноза границы времени и пространства, вкушая радость и горечь мгновений.
– Скажи, на верном ли я пути? – снова обратился к своему отражению.
Он терпеливо ждал ответа, продолжая разглядывать двойника. Дрожь унялась, но по-прежнему знобило. Мозг горел, мысли путались… Внезапно неведомая грозная магнетическая сила притянула его к себе, и он очутился в вечной мгле, где лишь ледяной холодностью сверкали звезды. И тут Колымей услышал властный голос, звучал он громко и отчетливо, по сравнению с ним человеческая речь могла показаться легким бормотанием.
– Ты достиг совершенства, прикоснувшись к Абсолюту, но ничего не мог дать человечеству взамен. Твои усилия оказались пустыми, потому что Дьявол погоняет мир с кнутом в руке и преуспевает в этом с необыкновенным искусством.
Да, я принял обет отшельника, но я не верю тебе, надменному двойнику. Земля еще узнает обо мне! Да, я не в силах управлять человеческим разумом, но я могу найти в тайниках своего мозга Абсолютную Идею и подарить ее планетянам. И если их разум не затмили безнадежно дьявольские силы, они подхватят ее и сами разберутся…
Колымей простер руки вперед и встретил пустоту. Отражение пропало.
Он поднялся с кресла, подошел к открытому окну. То здесь, то там вставали над тяжелыми стоялыми водами призрачные облака пара, словно сотканные из света и мрака. Они колыхались, плясали и рассыпались искрами в сыром воздухе.
Сделав несколько шагов, Колымей очутился у ничем не заставленной стены. Рука легла на выступ, нащупала вырезанные на нем знаки. Это был ключ – стена распахнулась, он вошел в смежную комнату, где предавался тайным занятиям. Остановился около подзорной трубы, окулярами направленной в небо. Всегда разглядывая звезды, его волновала одна и та же мысль: какая там жизнь? Он не сомневался, что земляне – безумцы, сами того не ведая, приближают планету к катастрофе. А как у них? Вот вопрос, волновавший его всю сознательную жизнь. И тайная мысль – постичь непостижимое – стала основой его пребывания в добровольном заточении на развалинах.
Колымей пошарил в ящиках стола, заваленного папками, книгами, чертежами, нашел нужную бумагу. Она была испещрена многочисленными цифрами, стереометрическими фигурами, астрономическими знаками, символами, а сверху – имя и дата рождения человека, который когда-то был дорог ему, но потом проклят навсегда. Он еще раз изучил просчитанный гороскоп. Все сходится. Теперь надо подготовить к сеансу Игната и Полину. Особенно Полину.
Он возвратился к креслу, опустился в него, закрыл глаза. «В среду или никогда… В среду или никогда… – не переставая, шептали его губы. -День, к которому я шел всю свою жизнь… »
3
Через час Жан с Вадимом были в кабинете подполковника Маркина. Восседая во главе широкого полированного стола, тот, не отрываясь от бумаг, указал на кресла, стоящие полукругом, и пробормотал:
– Садитесь;
Жан был поражен обстановкой. После капитального ремонта кабинет выглядел так, точно это была резиденция преуспевающего бизнесмена. Декоративные деревянные панели в духе модерна, расписные золотом гардины и портьеры, мягкая мебель, навесные люстры с подсветкой, на белых гладких столах компьютеры, японский телевизор с видеомагнитофоном… Убранство ласкало взгляд. И это в то время, когда Маркин постоянно жаловался на отсутствие средств на канцелярские принадлежности-Однако вслух Жан не стал выражать своего удивления.
Оторвавшись от бумаг, шеф произнес примирительным тоном:
– Все мои люди в бегах, а тут дело неотложное. Сам понимаешь, Жан работа у нас такая, сволочная.
Жан молча смотрел на Маркина.
– На первый взгляд событие не стоит и выеденного яйца, однако, если присмотреться повнимательнее, оно может заставить серьезно задуматься. Некого Рэма Багратова отравили прямо в ресторане. Подсыпали цианид прямо в бокал с мадерой и отправили на тот свет. Но тут начинается область самых смутных догадок, которые в данной ситуации могут практически изменить многое: этот Багратов числится в розыске за участие в каких-то злодеяниях. Каких? Это придется выяснить в ходе расследования.
Закончив краткое изложение, шеф, помолчав, заключил:
–Ты сейчас не скован другими делами, поэтому,впрягайся с Вадимом в одну упряжку и дуй галопом до самого финиша. Дело может принять серьезный оборот.
Тяжело вздохнув, Жан спросил:
– Где сейчас твой покойник?
– В гробу, конечно, как ему и полагается. В собственной квартире выставлен на всеобщее обозрение. – Маркин неопределенно хмыкнул и протянул Жану листочек бумаги. – Вот тебе фамилия, имя, отчество и адрес покойного. Все остальное придется узнать самим. Обязательно подключай к работе Базалова, – и, слегка прищурив серые глазки, перевел взгляд на Вадима. – Хватит ему даром хлеб молоть, пусть обкатывается в настоящем деле.
Вадим почувствовал, как от внутреннего негодования кровь бросилась ему в лицо, но бесстрастный жест Жана подсказал, что слова шефа не стоит принимать всерьез.
– Нечего шмыгать носом, – Маркин бросил новый вызов,
Вадим взорвался:
– Не устраиваю вас, устрою других, – огрызнулся он. – А тыкать меня носом в грязь не позволю.
Потонув в кресле, Маркин выжидательно молчал. Глядя на Жана и почесывая за ухом, он словно спрашивал: «Вопросы будут?»
Жан решил возвратиться к прежнему спору.
– Не могу понять, почему ты замял расследование гибели Ирины?
– Ты опять за свое, – рявкнул подполковник. – Ну ладно. Я тут подумал: над твоими доводами, в них, несомненно, есть логика. Но на меня надави-? ли сверху, и я решил не лезть в бутылку. Кстати, вынужден был взять замену Ирине. Вы не заметили ее в приемной, когда шли ко мне? Жан отрицательно мотнул головой.
Маркин нажал на кнопку на столе. Тотчас в дверях появилась очкастая девица.
– Это и есть наша Наташа, – почти нараспев срифмовал шеф и, несмотря на свою природную сухость, изобразил подобие улыбки. – Полностью ее величать Наталья Константиновна Зотова. Прошу любить и жаловать. Она была до того худа, что, казалось, между кожей и костями напрочь отсутствовала жировая прослойка. Тут никакой косметический ремонт, которым, судя по всему, она забавляется, не скрасит плоского лица с выпирающими скулами. Ничего не скажешь: сурово отнеслась к ней природа в момент зачатия. К ее достоинствам можно отнести разве что молодой задор, горделивую осанку и большие серые глаза, однако зашоренные, лишенные всякой выразительности. Замена явно неравноценная. У Ирины! было все на месте – и фигура, и глаза, и улыбка, и прекрасные манеры с характерным славянским шармом.
– Прошу любить и жаловать, – повторил Маркин. – С сегодняшнего дня я назначил ее своей помощницей, и тем самым принял в нашу управленческую семью.
В этом весь Маркин. Кто-то не любит власть, кто-то побаивается ее, а кто-то прёт в нее, как нож в масло. Маркин относился к третьей категории. Он до того вошел в свою роль, что, казалось, прирос своей сухой задницей к блестящему мягкому темно-зеленому креслу, словно боясь, что им кто-то неожиданно завладеет. Не дождавшись даже похорон своей сотрудницы, он, ни с кем не посоветовавшись, притащил в управление другую и усадил ее в приемной. Таких обычно берут по чьей-то протекции.
Шеф предложил Наташе присаживаться поближе, и та с гордо поднятой головой села напротив Жана с той завидной легкостью и жеманностью, будто это была не намалёванная мартышка в очках, а сама фея, сошедшая с небес.
– Должен заметить, – продолжал Маркин, – что в последнее время вы стали забывать информировать меня о своем местонахождении. Но это правило никто не отменял. Поэтому в мое отсутствие отмечайтесь у Натальи Констатиновны.
Жан внутренне усмехнулся: выходит, в какой-то степени они с Вадимом попадают в зависимость от нее? Однако, зная, наизусть маркинский нрав, возражать не стал.
– Меня сегодня кто-нибудь спрашивал, Наталья Константиновна? – официальным тоном спросил шеф.
– Только Иван Гаврилович, – пробубнила она.
– Как? – Маркин бросил на нее тяжелый взгляд. – И ты говоришь это спокойно, точно не сам областной прокурор меня спрашивал, а какой-то подзаборный бомж. Почему сразу не доложила?
– Вас в это время не было в управлении.
– Но я уже больше часа нахожусь в своем кабинете.
Она понурила голову. Маркин, выйдя из оцепенения, погрозил ей пальцем и, видя, что она совсем скисла под его напором, смягчился: – На первый раз прощаю. Запомни: Иван Гаврилович наш непосредственный начальник, а начальство надо уважать. Поняла?
Она кивнула
– И что он просил передать?
– Спрашивал про какую-то отчетность.
Маркин глубоко вздохнул.
Жан сочувственно, не без доброй порции иронии, посмотрел на него. Он знал, что шеф до того поднаторел в отчетах, что больше напоминал ловкого жонглера, манипулирующего цифрами, – за три года, как он заправляет всеми делами в управлении, ему удавалось изворачиваться и из дерьма делать конфетку: показатели в отчетах по раскрытию преступлений, представляемые им на верха, всегда значительно перекрывали среднестатистические по стране, за что на самых высоких уровнях получал благодарности, звания, премиальные. Правда сперва побаивался ревизии, но проверок не было, а привычка к липовой отчетности осталась.
После некоторого молчания Маркин поднялся со своего кресла и заключил:
– Повторяю, Жан, новая работенка может принять серьезный оборот. Постоянно держи меня в курсе расследования. Возьми в свое распоряжение патрульную машину.
4
«… В среду или никогда… В среду или никогда… Звезды будут покровительствовать мне… »
За окном медленно сгущались сумерки. Колымей продолжал сидеть в своей небольшой комнатке, в былые времена видно служившей кельей старинного монастыря. Он тешил себя надеждой на успех, прекрасно сознавая, что предстоит пережить немало тягостных часов, прежде чем осуществить свой замысел.
Стук в дверь отвлек его от раздумий.
– Кассандра, это ты? – просопел он, не поворачивая головы и протирая ладонями усталые глаза.
Открыв дверь и отбросив темно-коричневую портьеру, в комнату вошла дочь, держа перед собой поднос с ужином. Она поставила ношу на письменный стол и с укором уставилась на отца.
– За окном уже луна взошла, а ты все сидишь впроголодь. На пустой желудок, между прочим, плохо думается.
– Спасибо, милая моя, – отозвался Колымей. – Что бы я без тебя делал? Я действительно позабыл обо всем на свете, думая о предстоящей среде. Ты не забыла, о чем я тебя просил?
– Отец, разве я могу забыть о том, о чем ты меня просишь?
– Чем ты была занята сегодня?
– Была на этюдах. Устроила мольберт во внешнем дворе и рисовала.
– И как?
– Перед глазами был жуткий болотный пейзаж, но он у меня получился каким-то особенным, загадочным. Отчего это?
– Как бы тебе пояснее объяснить… Люди ошибочно полагают, что на свете существуют только три группы наук – технические, естественные и общественные. Мол, все остальное за пределами человеческого разума.
– Но ведь это так? – она бросила на отца пытливый взор.
– Это трагическое заблуждение. В технических и естественных науках, скажем, все ясно: люди делают одно открытие за другим, следуя законам диалектики. А в общественных науках запутались. До сих пор не найдены закономерности, по которым должно развиваться общество. Много спорят, а толку никакого.
– Почему?
– Потому что отвергнута четвертая группа наук, изучающая невидимый, мир, которому, между прочим, мы подвластны. Именно в этот мир подсознательно вторгается твое пылкое воображение, когда рисуешь. Творчество, дочь моя, – это энергия и расчет, помноженные на озарение, снизошедшее из глубин мироздания. – Помолчав, Колымей добавил: – На досуге вместе посмотрим этюды, а сейчас, будь добра, пригласи ко мне Игната Харитоновича.
Игнат не заставил себя долго ждать. Он появился в своей традиционной полосатой пижаме, с которой не расставался, будучи дома. Несмотря на свои пятьдесят семь лет и среднюю полноту, он все еще сохранял твердую осанку, ясный взгляд, у него была крепкая шея и великолепная рыжевато-золотистая борода. Его лицо с широко расставленными скулами отражало в этот час задумчивость, мозг находился под гнетом догадок и предположений.
– У тебя что-то срочное? – сухо спросил он.
– Я все знаю, друг мой, – начал Колымей. – Знаю, что твоя Полина взбеленилась и тянет назад – в город. Опостылело ей в нашей дикой глуши. Знаю и то, что тебя интересует тайна, в которую ты тщетно пытаешься проникнуть. Скоро и ей придет конец. Обстоятельства для этого, к моему великому сожалению, созрели. Но это будет через два-три дня, после сеанса. А пока… Устраивайся, поговорить надо.
Игнат, кряхтя уселся напротив.
– Запомни, друг мой, ты единственный в моей жизни человек, с которым я могу делиться своими тайнами и секретами. Тем более, что наша дружба тянется с юности, мы с тобой жертвы одной общественной болезни. Мои мысли и чувства так и просятся быть открытыми для тебя. Потерпи чуть-чуть. – Колымей глубоко вздохнул и поинтересовался: – Как продвигается твоя работа над книгой?
– Плохо, – нахмурив брови, озабоченно признался Игнат. – Теперь даже не знаю, что получится из этой затеи.
– Получится, – успокоил его Колымей. – Для этого у тебя есть главное – вера, желание, ясность ума и воображения. А если нам удастся эксперимент, то мы получим богатейший материал – исключительно новую форму общественного развития и государственного устройства. – Сделав паузу,. Колымей продолжил. – Но я тебя пригласил вот почему. Завтра утром тебе придется управиться с важным заданием. – Он взял со стола пакет и подал Игнату. – Тут все расписано. Знаю, что ты опасаешься как бы не столкнуться в городе со знакомыми – для них ты, якобы, переехал к невесте в Ставрополье. Нацепишь на нос темные очки, надвинешь на лоб соломенную шляпу. Все это найдешь в холле на столе. А если учесть, что ты здесь отрастил прекрасную пышную бороду, тебя вряд ли кто признает.
Игнат кивнул в знак согласия. Он стал, привыкать к причудам друга, даже научился; чем ему можно угодить, но никак не мог взять в толк: откуда у этого бессребренника завелось столько денег для безбедной жизни в затворничестве все двенадцать лет? Должно же быть этому хоть какое-то объяснение?
– А что в городе? – спросил он.
– Пойдешь по адресу: улица Знойная, 7, квартира 17. Там по моим расчетам гроб с покойником…
На лице Игната застыло выражение беспомощной растерянности. Он поднялся, тяжело прошелся по комнате, словно демонстрируя свое крепкое телосложение, и положил большую ладонь на высохшее плечо чародея.
–Думаю, ты приболел, Колымей.
– Говори прямо – чокнулся. Но ты ошибаешься. Я в полном здравии. Я прошел тяжкий путь испытаний и познаний, сохранив здоровый дух… Впрочем, скоро выяснится, так это или нет.
– Откуда же ты, безвылазно находясь здесь, на диких болотах, можешь знать, что там покойник?
– Успокойся, друг, я не мог ошибиться: трижды составлял гороскоп и трижды все сходилось – в этой квартире смерть постигла человека тридцати шести лет. Звезды знают все: что было, что есть, что будет.
– Я надеюсь, что он действительно лежит в гробу? – с оттенком иронии спросил Игнат.
– Уверен.
Игнат молча достал содержимое пакета: там были деньги и латуневый жетон с какими-то выпуклыми знаками.
– Слушай дальше, – успокоившись, продолжил Колымей. – Сто рублей бросишь в ноги покойного, а потом… – Колымей выдержал паузу. – Потом выберешь момент и незаметно просунешь остальные деньги с жетоном в карман его пиджака.
– Но зачем покойнику деньги? – снова удивился Игнат.
– На всякий случай, – подмигнув смущенному другу, Колымей расплылся в улыбке. – Могут пригодиться на том свете. Не могу не признать твое естественное любопытство, но… Игнат, это очень и очень важно -после сам убедишься.
– Хорошо, а что потом?
