banner banner banner
Человек Без Смысла
Человек Без Смысла
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Человек Без Смысла

скачать книгу бесплатно

Человек без смысла
Анна Тонких

Я научился кричать, не открывая рот. Крик, обладающий свойствами приватности и недоступности даже для самого искусного наблюдателя. Крик, не покидающий меня во время еды, беспорядочного секса и чистки зубов по утрам. Мне говорили, что я должен попить чаю и все пройдет. Но всякий раз, доставая из упаковки пакетик заварки, опуская его в кружку и выдавливая из него остатки, мне казалось, что выдавливаюсь я сам, как нежелательный прыщ на лице вселенной.

Кто такой Человек Без Смысла? Это я или поток моего сознания, или кто-то из тех людей, чьи смутные образы я встречал на своем пути? Может быть, Человек Без Смысла – это ты? Имеет ли крик в моей душе смысл? Имеет ли смысл то, что я в конце концов нашел то, что отчаянно пытался отыскать? Навряд ли.

Самая важная реальность – это не то, что открылось мне, это то, что откроется тебе в твоих собственных поисках. И, возможно, я буду рядом.

Анна Тонких

Человек без смысла

Глава 0

Которая кишит зубными щетками и философствованиями

1

Не все должно начинаться с единицы. Бывают и нулевые главы. Я диагностировал в себе отчаяние в пятнадцать. Заглянул в Интернет и посмотрел, как называется состояние, когда ты смотришь на цветок и ждешь, когда у него отвалится последний лепесток. Три, два, один. Завял и поник. Нет больше цветка.

Горшки и саженцы появлялись в доме каждый день. В комнате была целая оранжерея и каждые пару месяцев похороны. На протяжении пяти лет мне сотни раз приходилось надевать черный.

На пятый год я уехал. И больше не покупал цветы.

2

Еще чуть-чуть, и конец. Кочую из бара в бар, параллельно думаю о том, у кого остаться на ночь. Тело, которое разбросало все свои части по гардеробным сомнительных заведений и не собирается за ними возвращаться. В каждом выпитом коктейле рюмка разговоров о политике, любви и больницах, в которых это неприкаянное тело копошилось со своим отчаянием. Послать бы его к чертям.

– Вы меня видите?

– Размечтался.

– Вы даже не думаете обо мне. Я сам не думаю о себе. И плевать. Эта книга – о не существующих противоречиях, о том, как обрести свободу и найти Создателя. Но вам плевать, вам нужен экшн, лишь единицы поймут меня. И если правда поймут, я буду счастлив. А если вы взяли эту книжку в подарок своей девушке в надежде на утреннее «потереться друг о друга», я тоже буду рад. Я даже буду рад, если вы назовете меня худшим автором всех времен.

Звук будильника – сцена из фильма ужасов. Мечта о том, чтобы никогда больше не проснуться, откладывается еще на сутки. Я медленно приоткрываю веки, тяжело вздыхаю и направляюсь в туалет. Все как в тумане. Вокруг непонятные розовые цвета, воняет алкоголем. Впрочем, трейлер никогда не выдает всей правды, не пугает зрителя до потери сознания, самый настоящий ужас начинается позже, когда на сцене появляется тюбик с зубной пастой. Самое сложное – поднести щетку к зубам, затем уж как по маслу. Открываешь кран с горячей водой. Направо, вот так, не запутайся. Подставляешь щетку под тюбик и выдавливаешь. Аккуратнее. Водишь вправо, влево, вниз, вверх. Зачем? «Чтобы зубы были здоровыми…» – доносится с кухни. Телевизор включается в одно и то же время, показывая одну и ту же программу, когда ты водишь щеткой вниз, вверх, а затем вправо и влево, а после снова вниз, вверх. Только, пожалуйста, не плачь. Куда ты падаешь?

Если ты сейчас окажешься посреди станции метро с разлившейся перед тобой бутылкой виски… ты даже не удивишься…

– Эй, не надо на меня так смотреть.

– Кто вы?

– Интересные истории не начинаются с будильника и сидения на унитазе.

– Что?

– Я только что разбил бутылку виски, ради которой пахал два месяца… я только хотел понюхать, вкусить этот сладостный аромат, как… чья-то жирная ручища толкнула меня. Я два чертовых месяца пахал, чтобы увидеть растекшуюся по ступенькам амброзию?

Минутное счастье останется шедевром по крайней мере до встречи со шваброй, да и люди через пару десятков лет будут стерты с лица земли, как что-то несущественное. С каких пор бутылка виски начала определять человеческую суть? Почему в головах людей, утыкающихся в чью-то мокрую от дождя куртку, больше не найти вечных вопросов? От этого ты не можешь почистить зубы, и всякий раз бросаешь щетку в раковину в надежде больше никогда ее там не обнаружить.

А вообще, почему эти треклятые зубы и зубные щетки так тревожат меня? Может, потому что у меня недавно выпал зуб? Несколько дней он мучил меня. Я просил всех вокруг вырвать его. Подходил к тетенькам и дяденькам с веревкой и словами: «Привяжите, пожалуйста, его к двери и дерните». Как только они начинали тянуться к телефонам, я сразу убегал. Раз десять бегал. Бегал и мечтал, как позади волочится веревка с прикрепленным к ней зубом. Вскоре он отвалился сам. Я выбросил его в угол ванной комнаты. Мышка, мышка, возьми старый зуб, дай мне новый.

Опять этот голос. Я медленно проваливаюсь куда-то.

Сладкий! Сладкий, сладкий, сладкий! Я долго наблюдал за тобой, как ты распивал алкоголь стопка за стопкой, затем приставал к каким-то людям на лестнице с дурацкими вопросами. Стандартная форма твоего времяпровождения. Каждый день ты выдаешь себе талон на выпивку, философствования и попытки объединиться с асфальтом.

Споткнулся о бордюр.

Пролетел меньше метра.

Упал.

Щека касается выступающих камней. Кожа у асфальта такая шероховатая, чувствуй же. Тебе плевать. Лежишь несколько минут, иногда машешь людям. В попытках достать сигареты из переднего кармана, переворачиваешься. Взгляни на небо – оно обретает иные черты, если смотреть на него сквозь дым. Ах да, ты не можешь видеть, только думать. Я устал и готов забить на тебя. Лежишь полумертвый, и даже понятия не имеешь о том, что существуешь. Ты такой умный, а сомневаешься, ищешь истины, которые находятся у тебя под носом. Мир не такой, каким ты его воображаешь, пытаясь конструировать логические цепочки. Сладкий, ты уходишь дальше и дальше.

Видимо, мои пинки не настолько сильные. Или ты стал упорнее сопротивляться? Ты видишь сны? Конечно, видишь. Хоть раз ты задумался над тем, что тебе снилось? Поразмыслил над тем, почему я прислал тебе именно эти события? Какое безобразие. Нет, просто свинство. Смешно наблюдать, как ты отчаянно пытаешься понять, в какую игру играешь. Не в понимании дело, дурак. Когда ты был маленьким и твоя голова не управляла тобой, ты искал правду. Потом тебе приспичило уподобиться взрослым, но я не виню тебя. Или виню? В любом случае я слишком люблю тебя и хочу, чтобы ты победил. Помнишь, как мы были единым целым? Мы общались… ты даже хотел врезать мне, но боялся ударить больно. Потом счел встречи со мной бессмысленной затеей. Они переманили тебя, эти взрослые стереотипы и страхи. Ты должен разгадать код, отключив при этом ум. Начни играть по-настоящему, или я покину тебя, и ты превратишься в машину. Начни, в конце концов, играть.

В тот день, когда от тебя остались лишь пара мокрых маек и блокнот с записями, тебе пришлось сделать невероятное усилие: выдавить слезу и разочароваться во всем. Ты по наивности думаешь, что у утренних пробуждений и прочих процедур не имеется никакой цели, что есть лишь беспорядочное сочетание вещей, которые превращаются в события, создавая иллюзию реальности. Но реально только твое тело, которое ты ощущаешь, к которому прикасаешься, гладишь, чтобы успокоить. Я не знаю, как долго это может продолжаться. Кажется, жизнь угасает. День прожит, встанет ли солнце завтра?

Глава 1

В которой вы пытаетесь понять, кто я и зачем я

1

Солнце встает в пять тридцать утра и ровно через десять секунд моя рука задергивает штору. Живу один. Чтобы хоть как-то разнообразить рутину, встаю с кровати утром разными способами: могу кувырком, могу выкатом, могу задом. Снова какая-то рутина. Ну, хоть с изюминкой.

Вчера много говорил о щетках. Щетки я уважаю, несмотря на то, что ненавижу. Ненавижу потому, что не могу приручить. Душ могу. Я часто его целую, в левую щеку и в правую. При каждой встрече чмокаю.

Необходимо отгородиться от всего, что напоминает мне об этом мире – собрать вещи, распихать по коробкам и отпустить в увлекательное путешествие по городским свалкам. Вот, например, белая футболка, бежевые штаны и модные кроссовки. В них я частенько поджидаю своего друга, и мы едем громить супермаркеты. В его бардачке – специальная карта, на которой мы отмечаем места следующих сражений…

– Я не отношусь к этому как к чему-то, что может убить меня.

– К чему?

– К тому, что может убить меня, чего непонятного?

…Он практически всегда начинал говорить внезапно, и до того несвязные вещи, что не всегда можно было нащупать смысл.

– Чего уставился на меня? К жизни. К жизни я так не отношусь. Только я могу убить себя, врезавшись в стенд с бутылками. Помнишь, я в тот раз чуть не откинулся. Ну и смешно же было. Ты стал расплетать мои косички, а я тебе кричал, чтобы ты не трогал их, потому что это единственное, что отличает меня от быдла, и мы не заметили, как тихо сбоку подкрался охранник и потащил нас в свой офис. Угар. Я и не знал, что у охранников бывают офисы.

…Какой от этого толк – разогнаться посильнее, чтобы успеть проскочить между прилавками с булочками и консервами. Он воображал себе, что вся еда вокруг – живой организм. Соки, фрукты, консервы. Супермаркет – целая вселенная со своими законами и существами, живущими у касс. Единство, равенство, братство. Никакой взаимной вражды. И все эти одухотворенные вещи уважают посетителей, которые в них нуждаются, а не пытаются разрушить со словами: «Я – хаос, который бегает по лабиринтам и пытается растормошить все вокруг». Он повторял красивые слова античных авторов, смысла которых совсем не понимал. Пустые буквы складывались в пустые слова, а те образовывали пустые предложения, в каждом из которых мой друг был одинок. В этой фальшивой активности он просыпался с незнакомыми девушками, чтобы только не чувствовать себя мертвым. Ночью секс, с утра супермаркет. Вот это я понимаю, человек обрел свой дзен.

Мой друг, приятель или как там называют мальчиков, с которыми вы громите супермаркеты, был обычным парнем. Когда мы ездили на пляж, он кричал, что хочет сгореть, сгореть полностью, как курочка на сковородке покрыться красным, а затем черным. А по приезде домой лежал на кровати и не двигался, разрываясь от криков о том, как ему больно. Затем я поливал его тело белой жижей.

– Кефир внутривенно, пожалуйста. Или перорально.

– У тебя бред.

– Bread?

– Бред.

– Питт?

– Риверс рта, чувак.

В остальное время, когда ему не было больно, он бегал вокруг меня, как бешеный и кричал всякую дичь:

– Побегаешь со мной? Будешь сыр? Могу открыть его для тебя… Ты же угараешь с наркоты, а здесь казоморфин. Поэтому люди и сидят на сыре. Как бешеные… Бешеные…

– Я пробовал один раз.

– Святой…

– Для расширения сознания. Я – не эти дерьмовые автоматы, которые пробуют ради развлечения.

– А если серьезно, не хочешь рассказать об этом? Эксперименты, или как ты это называешь…

– Об этом неинтересно, интереснее – о другом…

Если бы не бежевые джинсы, которые сейчас летели в направлении помойки, я бы и не вспомнил об этих экспериментах.

2

Мое тело одержимо. Ужасной, допсихической одержимостью. Оно вдохновлено, проживает и участвует, оно – субъект и объект одновременно. Иногда я прыгаю от счастья, иногда рыдаю, иногда задаюсь вопросом: как же я не умер?

В детстве я читал кучу всякой дребедени, но иногда попадалась и русская классика. Меня забавляло то, что в каждой книге кто-нибудь обязательно умирал. Смерть в начале, смерть в середине, смерть в конце. Смерти были повсюду, а если их не было, обязательно умирал автор. Всегда кто-нибудь умирал, но смерть была скорее инструментом. С помощью нее можно было доставать самые невероятные идеи из своего сознания.

Поднявшаяся резко температура стала сигналом к тому, что эксперимент начался. Я встрепенулся, сразу же выкинул все жаропонижающие таблетки, закрыл двери на замок и стал ждать. Температура все поднималась, а я, умирающий, спускался ниже и ниже, к самым недрам моих необычных идей. Жалкие два часа и тридцать девять. Я радовался, но вместе с тем постоянно задавал себе один и тот же вопрос: я что, конченый? Страх усиливался в унисон с сердцебиением и мыслью: точно конченый, на всю голову. Должно быть, кровь уже начинала потихоньку сворачиваться. Когда я увидел отметку в сорок, я уже не двигался, мои кости переехала сотня громадных машин, голова болела, позывы к рвоте участились, но, черт возьми, ни одной идеи…

Идеи никак не приходили в голову, хоть прыгай голый в снег. Я стал расстраиваться, почти плакать, но плакать понарошку, потому что жидкости в организме не осталось. В конце концов я разозлился.

Неужели я позволю себе умереть такой глупой смертью? И позволю, черт возьми! Раз я не способен родить идею даже перед лицом смерти, я не способен вообще ни на что. Все бессмысленно, ведь жить стоит ради чего-то великого. «Ну и глупый, – подумал я, – глупый, глупый».

Небо было серым и грязным.

Если на небе не разойдутся тучи, то жить тебе не стоит!

Я переложил ответственность на вселенную. Все в ее руках. До моей кончины оставалась буквально пара минут, а небо по-прежнему было серым. Меня охватил какой-то невообразимый порыв, и я вскочил на кровати. Но тут же замер… Все это время я смотрел на небо под одним ракурсом, а когда внезапно вскочил, мне открылась иная картина. Где-то вдалеке начиналась тонкая полоска красного цвета, которая отделяла серую часть неба от другой, яркой и красивой.

В эту же минуту я побежал рыться в мусорке, искать таблетки.

3

– Ты точно поехавший, ты мог сдохнуть!

– Да, но это неважно, важнее то, что…

– То, что теперь тебя можно однозначно считать поехавшим.

По моей внешности такое, конечно, заключить невозможно. Я – идеал для девушек моего возраста: худощавый с кудрявыми черными волосами и аккуратными чертами лица (кто вообще это придумал – аккуратные черты лица, бе, банальность), в черных джинсах и вансах, давно вышедших из моды.

Каждый раз, когда мимо меня проходит какая-нибудь девушка, я знаю, что она обернется. Раньше я оборачивался одновременно с ними, а потом решил, что гораздо интереснее – не оправдывать ожиданий. Она ждет и надеется, смотрит мне в затылок несколько секунд, так вожделенно, так пламенно и так одновременно неловко, что спотыкается о бортик и расшибает голову.

Я не знаю, скольких увезли в больницу, я же не оборачивался.

Обычно после разгромов, мы с другом катаемся еще несколько часов, и он выкидывает меня на набережной. Там никогда никого нет, но в этот раз никого «да»: сидел какой-то парень и ковырялся в пальце своей ноги. Он посмотрел на меня, я посмотрел на него. Потом он снова взглянул на меня, а я взглянул на него. В конце концов, я решил подойти, потому что мне было интересно узнать о причинах ковыряния в пальце.

Рядом с ним лежали большой рюкзак, иконки и банки с кабачковой икрой. В руках он держал бинты. Кровь стекала на асфальт, огибая банки с кабачковой икрой, иконки и большой рюкзак.

– Кто тебя? – спросил я.

– Лошадь…

– Лошадь?

– Я всегда смотрю по сторонам, а в этот раз я не заметил большую повозку с лошадьми, выезжающую из-за угла. Одно из животных напрыгнуло на меня. Пострадал только палец.

– Везучий.

– Нет. Я знал, что так случится.

– Не понял.

– Нельзя играть в шахматы.

– Еще больше не понял.

– Я вдруг решил, что ты знаешь.

– О чем?

– У тебя ведь?

– Что?

– Да, точно. Ну, ты, вероятно, еще в самом начале.

Он отложил бинты и открыл рюкзак. Вытащил оттуда всякую дребедень. Среди дребедени оказалась шахматная фигурка, что тоже, впрочем, дребедень. Он положил ее передо мной и сказал:

– Черная ладья – фигура, которой ходишь ты.

– Почему не пешка?

– Хочешь ходить пешкой?

– Не особо.

– Правильно. Но лучше не ходить и ладьей.