скачать книгу бесплатно
Когда люди за столом разливали газировку или капали соусом на скатерть, он очень расстраивался. В этом случае никак нельзя было всё вернуть на свои места. Переживать из-за такого незаметного, по нашим меркам, события стол мог часами, а иногда и днями. Потом он начинал переживать, что переживал и не следил за порядком. Ведь идеальным порядок бывает, только если следить за ним каждое мгновение.
Словом, к моменту, когда начинается наша история, стол все знали только с лучшей – лицевой – стороны столешницы. А вот под стол не заглядывали никогда. Ведь заглядывать туда надо, только если со стола что-то упадёт. Но, как вы понимаете, падение с такого стола было невозможно.
Всё изменилось утром, в четверг, спустя ровно двенадцать минут после завтрака. Стол вдруг почувствовал, как под ним кто-то шуршит и приговаривает:
– Ка-а-кой балшой два-а-алец!
Посмотрев себе под ноги, стол с удивлением обнаружил там светловолосую девочку.
– Я никакой не два-а-а-лец. Я потомственный стол.
– Не-е-е-е! Ты два-а-а-алец! Балшой, кла-а-асивый! – сообщила девочка столу с таким видом, будто он не замечает само собой разумеющихся вещей.
– Дворец?
– Ага. Ты мой два-а-алец! А я – плинцесса! – сказала девочка и с очень озабоченным видом начала рассаживать под столом игрушки.
Стол был в замешательстве. Его можно понять. Ни в каких инструкциях такая ситуация не значилась. Что делать?! Подпрыгнуть? Стоять смирно? Тем временем девочка завернулась в плед, затащила под стол коробку из-под мороженого и уселась на неё.
– Что это ты устроила?
– Это мой тлон! У плинцессы сегда есть тлон и матия, да-да.
– Здесь не место для тронов маленьких, пусть и светловолосых, девочек – даже в мантии. Им место в детской или в саду, детском, кажется, – сказал стол сам себе, но почему-то вслух. Девочка была другого мнения.
– В саду ску-у-у-учна. А ты ва-а-алшебний два-а-лец. Патаму что говолишь. И кла-а-асивый.
Стол вдруг почувствовал, что ему нравится быть волшебным дворцом, хотя ни в какие правила это не укладывалось. «Побуду немного, авось уйдет, но всё равно необходимо призвать её хоть к какому-то порядку, может быть, тогда опомнится», – подумал стол и учтиво спросил:
– Уважаемая принцесса, если я – волшебный дворец, где же мои дворцовые стены?
– Ой, стены-ы-ы. Ты плав, двалец, – девочка потянула скатерть с угла стола до самого пола. Под столом потемнело. Свесившиеся концы скатерти меньше всего походили на гобелены королевского замка, но девочка была довольна проделанной работой.
– Вот. А тута окна, поэтому светло, – указала девочка на не занавешенные скатертью стороны.
Недавно от такой наглости стол лишился бы рассудка на полгода, но теперь отчего-то не сильно переживал. «Какая нахалка, но наверху ничего не пострадало», – успокоил он себя.
Девочка снова уселась на картонную коробку из-под мороженого. Она засунула в рот палец и через минуту решительно произнесла:
– Двалец, лаз ты валшебный, ласказы сказку. Ну, пазалу-у-уста-а, а?
Такого коварного удара стол ожидал меньше всего. Он вообще не представлял, как это – рассказать сказку. Вот если бы попросили рассказать, как должны стоять тарелки, почему вилки и ложки раскладывают так, а не иначе… А сказка? «Ладно, представлю, что это инструкция, но только про какой-то там дворец», – подумал стол и начал.
– Жил-был дворец. И было у него четырнадцать залов, восемь галерей и тридцать две комнаты. Самый большой зал был из белого, как сахар, мрамора с зелёными, как авокадо, гобеленами. В нём было двенадцать стульев, все как один – абсолютно волшебные.
– С киточками? – тихо спросила малолетняя слушательница.
– Разумеется, с кисточками. Восьми оттенков, и каждая отвечала за своё волшебство. Первая – за то, чтобы стул скакал, вторая – чтобы он всегда был чистым…
С каждой новой подробностью глаза девочки раскрывались всё больше, она восхищённо глядела по сторонам. Потом взяла на руки несуразного плюшевого медведя и сказала ему:
– Мишка, гляди, ка-а-а-кая сказка воклук. У миня такой никада не было. Спасиба, двалец.
Стол к тому времени покончил с описанием напряжённых отношений между второй и третьей залами дворца. Он вошёл во вкус и был уже готов сообщить про особенности жизни сиреневой и розовой комнат. В этом момент девочка вскочила и закричала:
– Лаз двалец такой башой и валшебный, – будит бал! – она расставила игрушки парами, сама взяла на руки медведя и начала кружиться в центре, потом рассмеялась чему-то и убежала.
Стол поймал себя на мысли, что отчасти верит, будто он и вправду дворец, и ждёт, когда снова можно будет сочинять сказку.
С той поры девочка и стол встречались почти каждый день. Стол был уже не только дворцом. Иногда – пещерой с сокровищами: тогда надо было перечислить все двадцать восемь видов изумрудов и рассказать, при каких обстоятельствах каждый попал в пещеру. Иногда девочка превращала пространство под столом в магазин, сама становилась «пладавцом», а медведю отводила роль главного покупателя. Так продолжалось несколько лет. Девочка уже с трудом помещалась под столешницей, давно научилась верно произносить слова «дворец» и даже «астролябия»… А потом и вовсе перестала приходить.
Стол, было, подумал, что девочка ему приснилась, а на самом деле вся его жизнь ограничивается завтраком, обедом и ужином. Прошло больше десяти лет, и вот ровно спустя двенадцать минут после завтрака под столом раздалось:
– Я лыцаль, а эта – мая клепость, – маленький светловолосый мальчик внимательно рассматривал изнанку столешницы. Его синие глаза очень походили на глаза светловолосой девочки. «Не приснилось», – подумал стол. И произнёс:
– Уважаемый рыцарь, если я – ваша крепость, где же мои стены?
С той поры прошёл уже почти век. Стол побывал крепостью, вагоном, танком и пиратской шхуной. На задней части столешницы появились подпалины от свечей, потому что в сказке про длинный тайный ход никак нельзя было обойтись без волшебных огоньков. Умение подпрыгивать очень помогало, когда его превращали в звездолёт. И хотя ножки стола покрылись трещинами, его никто и не думал выкидывать на свалку. Обитатели дома у озера ценили ветерана не меньше шкатулки с драгоценностями, хотя никогда и не говорили вслух – почему.
В перерывах стол исправно подавал обед, завтрак и ужин. Он совершенно перестал переживать за угол наклона вилок, и от этого угол наклона не стал хуже ни на градус.
– В конце концов, не моё дело стряхивать соль в солонку, – решил стол, – пусть этим займётся тот, кто её насыпал.
Будильник, который любил поспать
На комоде одной из спален дома у озера жил будильник. Всё у этого будильника, на первый взгляд, было – как у других будильников. И циферблат, и дополнительная красная «будительная» стрелка, и, разумеется, пара звонких бубенцов-колокольчиков с молоточком посередине. Будильник выглядел образцовым аппаратом для мгновенного вырывания из сна пожарных, детей, банковских служащих и даже старичков-астрономов. Однако за всю жизнь он так ни разу не оторвал от подушки ни одного человека. Возможно, потому что умел видеть сны того, кого будил.
– Сами посудите, зачем мне лишний раз трезвонить, – говорил будильник недовольным его сонливостью вещам, – сейчас хозяйка досматривает сон с прекрасным принцем и собой в главных ролях. Дело, как вижу, дошло до поцелуя. Какой смысл раскрывать ей глаза и напоминать, что через два часа всех тут стоит накормить завтраком. Уж не помрут они с голоду. А принц может больше и не появиться.
Другие домашние вещи эти причуды не очень понимали и считали, что будильник попросту отлынивает от работы.
– Я думаю, он дефектный и просто любит поспать под собственное тиканье, – говорила люстра. – Как можно не понимать, что вставать надо совершенно обязательно вовремя.
– Иначе что? – язвительно осведомился будильник
– Иначе не произойдут многие важные вещи. Например, меня не включат, когда темно, а висеть в темноте довольно боязно, – отвечала люстра.
– Вам, конечно, сверху виднее, люстра, – улыбнулся часовыми стрелками будильник, при этом «будительная» красная комично изогнулась, – но вряд ли ваш ослепительный свет добавит радости ранним зимним утром, когда глаза слипаются.
– Вы серьёзно думаете, что не существует причины, по которой надо встать раньше, чем хочется? – спросил календарь.
– Конечно же, она есть, но мне неизвестна. И вряд ли мои братья-будильники, которых заставляют работать часовыми механизмами в страшных бомбах, другого мнения. Я лично считаю, что каждый удар моего молоточка напоминает маленький смертоносный взрыв, который убивает сны.
Изо дня в день будильник отказывался трезвонить и шуметь по утрам. Иногда «будительная» красная стрелка вдруг сама собой перемещалась вместо цифры 7 на цифру 11. В другой раз звонкие чашечки вдруг оказались забиты ватными шариками. Однажды будильник даже притворился совершенно незаведённым, договорившись со своей часовой пружиной, что она возьмёт технический перерыв.
– С такой работоспособностью его наверняка скоро отдадут на запчасти, – злорадствовал календарь.
– Обязательно, так много дел было не сделано из-за этого беспробудного будильника, – взволнованно звенела своим хрусталём люстра.
Поначалу обитатели дома у озера действительно частенько, опаздывали, когда собирались на зарядку или на совещание. Они бегали и размахивали руками, запутываясь в носках и колготках. Будильник и в этом случае принципиально продолжал безмолвствовать. Разве что иногда – обычно, когда в доме у озера начинались разговоры: «А не отправить ли этот бесполезный будильник на чердак?», – его молоточек тихонько прикасался к чашечкам звонка. Но и тут звук выходил такой, будто летит комар. Звонил будильник ровно в тот момент, когда один сон закончился, а другой ещё не собирался «показываться на глаза». Так что люди просыпались с ощущением радости и свежих сил.
С годами хозяева дома у озера всё реже суетились и бешено носились утром по комнатам, забыв, когда впопыхах натягивали штаны и платья.
– Смотрите, я не звоню, и что же? – довольно говорил окружающим предметам будильник. – Люди теперь прислушиваются к себе, а не к моим колокольчикам. Доверяют желаниям, а не только обязанностям, и вполне способны планировать день так, чтобы успевать не торопясь.
Ни люстра, ни календарь уже не протестовали. Будильник теперь всё больше дремал. Со временем красную «будительную» стрелку вообще перестали беспокоить, и она годами отдыхала на отметке 12. Чашечки звонка бренчали, разве что когда на них падало новогоднее конфетти.
И вот однажды на будильник обрушилось приключение. Оно имело вид бабочки. Та ударилась о чашечку звонка и, съехав по круглому боку, оказалась на комоде.
– Зачем ты так бумкаешься? – зевнув, спросил будильник.
– У меня нет сил, мне очень нужно в сад, но я никак не могу улететь. Там что-то невидимое не пускает наружу, – тихо пропищала бабочка.
– А-а-а-а, так это окно. Его только недавно помыла тряпочка, вот оттого оно и невидимое.
– Я не знаю, что такое «окно», но от ударов страшно кружится голова, и крылья – как будто подрезали. Если я не улечу и не попью целебного нектара с оранжевого бутона, то умру, – просто сказала бабочка и поникла крылышками.
Тут в комнате раздался странный незнакомый звук. Яркий, звонкий, тревожный и сильный, он заставлял двигаться не только людей, но даже вещи, даже старое кресло в углу.
– Что это?
– Пожар?
– На нас упал медный колокол?!
– Беспорядки на кухне!
Обитатели дома не сразу сообразили, в чём дело. Но вы-то поняли – это сонный будильник впервые зазвенел. Через несколько мгновений к нему подбежали люди, чтобы остановить звук глубокой тревоги, и увидели бабочку.
– Её срочно надо вынести в сад, – прозвучал детский голосок.
Бабочка тут же уселась на чьи-то тёплые ладошки и оказалась рядом с долгожданным бутоном.
– Я всё же нашёл причину прозвенеть, – с улыбкой сказал притихшим вещам будильник, – но это вовсе не повод, чтобы откладывать послеобеденный сон.
Стиральная машина, которая вечно стирала не то
В большом тёмном чулане дома у озера жила и работала стиральная машина. Каждый день в её блестящий барабан попадали самые разные предметы – носки, одеяла, платья, пледы, мягкие игрушки, пуховики, рюкзаки и сумки. Машина получала порцию стирального порошка и щедро одаривала каждую вещь белоснежной пеной. Она точно знала, кому стоит уделить час, а кому достаточно и двадцати минут.
– Какие же вы грязненькие, добавим-ка ещё порошка, – рокотала машина, занимаясь пятнами на штанах для игры в футбол. И в самом деле, после того как она полоскала, мыла и отжимала штаны, они становились, как новенькие.
– Кто бы мог подумать, что при рождении они были цвета зелёной листвы, а вовсе не болотной жижи, – изумлялись окружающие вещи, – вот это волшебство.
Машина справилась даже с ужасным пятном на белой школьной блузке. Оно появилось в результате неудачного химического опыта. Бедняжку блузку уже хотели пустить на тряпки, но после стирки та ещё долго служила украшением своей хозяйки.
Стирка в машине обладала одним волшебным свойством. Вместе с пятнами грязи, сока и чернил в её барабане вещи расставались с воспоминаниями. После стирки плед не помнил прикосновений рук, подушка забывала о снах, которые дарили ей люди, спортивные штаны теряли память о победе или поражении на футбольном поле.
Нельзя сказать, что вещи слишком переживали по этому поводу. Благодаря трудам стиральной машины их репутация всегда оставалась кристально чистой. К тому же после стирки собственные мысли казались каждому, кто покинул барабан, особенно свежими и яркими. Пусть даже до этого та же самая мысль посещала его в девяносто восьмой раз.
За долгие годы никто в доме так и не узнал, нравится или нет машине её ремесло.
– Да, я стираю не только грязь, но и реальность. Однако никто не может сказать, что делаю я это плохо, – говорила обычно машина желающим устроить спор.
Однажды в чулан зашла девочка лет пяти-шести, внимательно посмотрела на блестящий барабан и произнесла:
– Уважаемая стилательная машина, постилайте меня, пожалуйста! Мне это очень-очень необходимо.
– Девочка, ты такая милая и чистенькая. Тебя вовсе незачем замачивать, полоскать и отжимать, – прошумела машина.
– Я знаю, дологая стилательная машина, что вы стилаете из памяти всё-всё! – решительно заявил ребёнок. – А мне так плохо, что это надо обязательно сделать.
– Что же такое у тебя случилось, милая девочка?
– У меня жизненная тлагедия! Да! Мальчик из соседнего дома – он… – донеслись всхлипы и сквозь слезы девочка продолжила. – Он вчела сказал, что я вовсе не его невеста-а-а-а!
– Если я тебя простирну, тогда ты не будешь помнить про папу и маму, и даже про свой день рождения. Ты понимаешь это?
– Ничего катастлофичного. Папа и мама напомнят о себе, стоит только не почистить зубы, а когда мне падалят щенка, я пойму, что именины наступили. Зато навсегда забуду этого – гадкого, отвлатительного …..
– Нет, милая, ничего не выйдет. Вам, людям, чтобы забыть, не поможет ни одна стиральная машина. Я скорее застираю тебя до смерти, чем ты хоть что-то забудешь. Так что никакого волшебства не будет.
– Но как же так, тётя-машина? Мне обязательно-обязательно надо забыть… – из девочки полились сопли и слёзы, – моя жизнь тепель – одно большое-е чёлное пятно-о-о-о-о!!!
Машина смотрела, как девочка стучит маленькими ножками по кафельному полу, и невозмутимо перенесла пару ударов маленьких рук.
– За долгие годы стирки я поняла: не бывает в жизни совершенно чёрных пятен. Все они на самом деле состоят из разных оттенков. Наверное, так и у вас, людей. Приглядись к своим воспоминаниям, они же – словно драгоценные камушки. Какой гранью к свету повернёшь, про то и вспомнишь. А граней много. Ты только попробуй.
– Ду-у-у-маешь? – подозрительно посмотрела на машину девочка. – Ну ладно, надо поплобовать. А ведь ты плава, стилательная машина, если подумать, тот мальчик не совсем уж недостоин воспоминаний. С ним вот очень весело иглать в пилатов. И котёнка он с клыши снял. Я пеледумала его забывать. Пусть сам стладает.
Стиральная машина тем временем принялась заниматься тем единственным ремеслом, к которому у неё был несомненный талант, – стирать.
– Кое-кому очень скоро потребуется голубое бальное платье, – пророкотала машина, глядя, как девочка кружится в гостиной перед зеркалом.
Чемодан, который не видел мира
В старом, как море и горы, доме у озера жило много диковинных вещей – нож из рисовой бумаги, подставка для розовых лепестков, вечная свечка без фитиля. Но самым экстравагантным даже в этом экстравагантном коллективе считали коричневый чемодан с двумя пряжками, четырьмя кожаными ремешками. Бока чемодана покрывали наклейки со словами – Paris, S?o Paulo, Roma, Beijing, Lisboa, Johannesburg. Было даже название Droichead Nua. Висевшая на стене кабинета карта мира клялась, что так называют какой-то угол в Ирландии, но ей мало кто верил. Разве видела эта карта столько стран, сколько чемодан?
С каждым годом наклеек становилось всё больше и к тому моменту, когда начинается наша история, их насчитывалось уже восемьдесят четыре. Пока чемодан вместе с хозяевами пребывал в далёких странах, домашние вещи без умолку обсуждали его странствия.
– Вы видели, какие потёртые и грязные эти наклейки. Сразу понятно, наш чемодан видел мир и знает жизнь, как никто другой, – обращалась косметичка к подружке – дамской сумочке. Беседа происходила внутри платяного шкафа, где эта парочка прожила почти всю жизнь.
– Ещё бы. Бесстрашный путешественник, этот чемодан, – кивала замочком сумочка. Платяной шкаф она покидала только однажды, когда её вынесли в зал местной церкви на свадьбу, чтобы полежать в руках у невесты. – Вы знаете, однажды на него напали дикошарые бразильские муравьи.
– О, ужас! Дикошарые?
– Да-да! Именно дикошарые. Муравьёв так прозвали то ли за то, что они дико страшно метали ядовитые шары, то ли за то, что дико быстро крутили эти шары из смертоносной травы в бразильской сельве. Деталей я уже не помню.
– Я бы умерла от страха! И что же?
