banner banner banner
Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.
Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.

скачать книгу бесплатно


«И я вместе с ним мысленно озираю сверху: намеченные тонким голубым пунктиром концентрические круги трибун – как бы круги паутины, осыпанные микроскопическими солнцами (сияние блях); и в центре ее – сейчас сядет белый, мудрый Паук – в белых одеждах Благодетель, мудро связавший нас по рукам и ногам благодетельными тенетами счастья».

Котлован для Вавилонской башни

А. П. Платонов «Котлован»

Повесть писалась в 1930 году. Вся страна, если верить тогдашним советским газетам, с энтузиазмом строила новое, социалистическое общество. Вроде осуществлялись мечты юности Андрея Платонова. А он – вот, написал одно из самых трагических своих произведений. И очень странно, что после такого текста остался жив. Ведь в год начала первой пятилетки он предрек в своей страшной и страшно ироничной повести крах всего советского проекта!

Ну, в самом деле, что такое «котлован», который роют рабочие в повести – и к этому беспродышному рытью сводится вся их жизнь? Это основание для фундамента будущего «общепролетарского дома». Грядущее обещано им такое светлое, что для его приближения ни своей, ни чужой жизни совершенно не жалко. Советский проект и строился на вечном обещании прекрасного «завтра», во имя которого нужно принести любые жертвы прямо сейчас. Однако Платонов, сам в юности разделивший все утопические идеи революции, «усомнился» в этом проекте. Неслучайно главный герой повести Вощев носит фамилию, которую можно произвести от слов «вотще», «тщетно». Он, Вощев, ровесник автора, простой рабочий человек, который вдруг стал не руками работать, а задумываться. Ну, и ничего хорошего из этого у него не вышло…

Вереница колоритнейших героев пройдет перед нами. Это и «урод капитализма» Жачев (инвалид первой мировой войны), который, как пламя всеобщего пожара, носит в себе свое отчаяние и готов поджечь да хоть все; и работяга Чиклин, умеющий думать лишь руками; и злостный онанист-единоличник Козлов, попытавшийся (индивидуалист такой!) вырваться из общей нищеты посредством делания карьеры; и девочка Настя, которой рабочие как светлому «элементу будущего» устраивают постель в одном гробу, а «красный уголок» для игры в куклы – в другом. Просто кроме случайно найденных гробов другой мебели на стройке светлого будущего нет.

Котлован так и останется ямой, а Настя погибнет. Вотще будут принесены жертвы во имя светлого будущего. Так стоит ли нам и книжку про это читать?

Стоит, очень даже стоит! Потому что никто, как Платонов, не сумел в одном аккорде слить энтузиазм своего времени, его боль, его гнев, его святую простоту и бесконечную, трагическую сложность. И почти каждая фраза этой повести звучит как формула. Короче, за главным смысловым шифром раннесоветской эпохи – нам всем сюда, в эту повесть!

Цитаты

«– Я мог выдумать что-нибудь вроде счастья, а от душевного смысла улучшилась бы производительность.

– Счастье произойдет от материализма, товарищ Вощев, а не от смысла».

«К бараку подошла музыка и заиграла особые жизненные звуки, в которых не было никакой мысли, но зато имелось ликующее предчувствие, приводившее тело Вощева в дребезжащее состояние радости… Музыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью».

«– Некуда жить, вот и думаешь в голову».

«…устало длилось терпенье на свете, точно все живущее находилось где-то посредине времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление. И Вощев ушел в одну открытую дорогу».

«Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!»

«Каждую новую директиву он читал с любопытством будущего наслаждения, точно подглядывал в страстные тайны взрослых, центральных людей».

«Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движением».

Есть и счастье

А. П. Платонов «Река Потудань»

Тоска – чаще всего это чувство испытывают герои Андрея Платонова. Тоскуют они по куску хлеба, по идеалу, другому человеку, невозможности слиться с народом и природой, тоскуют по будущему, которое безусловно должно быть светлым и счастливым. Эту тоску не нужно путать со скукой: скука – бездеятельна, а у героев Платонова томление созидания. Об этом и самый знаменитый его рассказ «Река Потудань» (1937 г.) – рассказ о сугубо личном, даже интимном. «Трава опять отросла по набитым грунтовым дорогам гражданской войны, потому что война прекратилась». Идет по такой вот дороге красноармеец Никита Фирсов – домой возвращается. «Это был человек лет двадцати пяти от роду, со скромным, как бы постоянно опечаленным лицом – но это выражение его лица происходило, может быть, не от грусти, а от сдержанной доброты характера либо от обычной сосредоточенности молодости».

Он не был дома несколько лет и теперь видит все глазами взрослого человека, прошедшего войну: и постаревшего отца, и покосившиеся без призору домики. Видит и девушку Любу, дочь учительницы. Когда-то отец приходил с ним в гости к учительнице, думая жениться на женщине, да не решился. И теперь Никита томится любовью по ее дочери. Осиротев, Люба стала учиться на врача. Деталь времени: главы учебника она зубрит при свете печки, экономя на керосине. А зубрит – потому что учебники дефицитны, их в библиотеку возвращать надо, лишний раз с полки-то не возьмешь.

Кажется, ничто не мешает Никите и Любе жить вместе, быть счастливыми, наконец. Однако Никите не просто совладать со своим волнением. Даже после свадьбы он не может стать Любе мужем по-настоящему. И снова разлука, похожая для обоих на смерть!

Люба тяжело заболеет, а Никита об этом даже и знать не будет: убежит от позора далеко и сделается тем, кого сейчас мы зовем «бомжом».

Но эта история завершится счастливо. Вопреки обстоятельствам автор подарит своим героям то, что в жизни редко встречается. Ну, и конечно, время, эпоха, которая словно прозрачной стала от голода, у которой голова от голода кружится (но и от надежд!) – приметы этого времени Платонов передает удивительно бережно, трепетно, ведь в начале 20-х и он был юн, и он так верил в возможность обманувшего его счастья!..

Цитаты

«Почти все прохожие, даже те, которые шли под руку, будучи женихами и невестами, имели при себе что-нибудь для хозяйства. Женщины несли в домашних сумках картофель, а иногда рыбу, мужчины держали под мышкой пайковый хлеб или половину коровьей головы либо скупо хранили в руках требуху на приварок. Но редко кто шел в унынии, разве только вовсе пожилой, истомленный человек. Более молодые обычно смеялись и близко глядели в лица друг другу, воодушевленные и доверчивые, точно они были накануне вечного счастья».

«– Вы меня не помните? – спросила Люба.

– Нет, я вас не забыл, – ответил Никита.

– Забывать никогда не надо, – улыбнулась Люба.

Ее чистые глаза, наполненные тайною душою, нежно глядели на Никиту, словно любовались им. Никита тоже смотрел в ее лицо, и его сердце радовалось и болело от одного вида ее глаз, глубоко запавших от житейской нужды и освещенных доверчивой надеждой».

«…бессмысленность жизни, так же как голод и нужда, слишком измучили человеческое сердце, и надо было понять, что же есть существование людей, это – серьезно или нарочно?»

Экран откликнулся

«Одинокий голос человека» (1987 г.) – первый фильм режиссера Александра Сокурова. В ролях: Т. Горячева, А. Градов и др. В фильме использованы и другие произведения А. Платонова.

Мотивы повести использовал Андрей Кончаловский в фильме «Возлюбленные Марии» (1984 г.), но действие перенесено в США. В главных ролях: Дж. Сэвидж, Н. Кински, К. Кэррадайн.

«Одинокий голос человека», 1987 г.

«Возлюбленные Марии», 1984 г.

Прощай, вольница неуемная!..

Артем Веселый «Реки огненные»

«Ванька-Граммофон да Мишка-Крокодил такие-то ли дружки – палкой не разгонишь. С памятного семнадцатого годочка из крейсера вывалились. Всю гражданскую войну на море ни глазом: по сухой пути плавали, шатались по свету белу, удаль мыкали, за длинными рублями гонялись».

Так начинается эта небольшая, но в полном смысле переломная повесть Артема Веселого, опубликованная в 1923 году. Переломная – потому что про лихих «братишек»-«революцьонных» матросиков писатель вовсе не гимн (но почти поэму в прозе) создал, а сатиру. Со смаком, с любованием, с легкой тоской по уходящему безбрежью революционной свободы, но сатиру. Возвращаются Ванька с Мишкой на свой «корапь», а там новая команда, новые (точнее, почти прежние, строгие дореволюционные порядки). Там дисциплина, от которой они отвыкли на всю оставшуюся им шальную развеселую жизнь. Сами они на фоне команды – богатыри и ростом и опытом, прямо вольница со стругов Стеньки Разина. А новый призыв – «крупа», «пшено», комсомольцы с какими-то своими собраниями и стенгазетками, со строгим отношением к службе, с серьезной честностью. Но честность – как раз не про них, не про Ваньку с Мишкой. В них удаль удивительно сочетается со шкурностью, вороватостью: голодная жизнь приучила к тому. И с профессиональной безграмотностью: перезабыли они всю морскую науку за годы гражданской войны.

Не приживутся Ванька с Мишкой на корабле, снова канут в вольную житуху, так, кажется, и не поняв, что общая «житуха» в стране сильно меняется, а они со всей своей буйной «революцьонностью» остались за бортом становящейся советской действительности. Так навеки и бросили богатыри якорь в трех-пяти шальных, ярых годах революции и гражданской войны, вольной воли, бескрайней смуты. Уплыл от них крейсер истории. Лузеры? Да нет, почти совсем уголовнички, вечные партизаны отошедшей гражданской смуты… Впрочем, и они с загребущими своими ручищами могут оказаться в тренде времени: на дворе-то НЭП. Но только не на советском военном корабле…

Что же касается колорита эпохи, языка Веселого – судите сами. Это не «проза», а песня, озорная и страстная.

Цитаты

«Ходовые, деловые Мишка с Ванькой, не шпана какая-нибудь. Широкой программы ребятки. Оторвыши разинские, верно. И отчаянность обожают, тоже верно».

«Да и то сказать: бывало, отчаянность не ставилась в укор. Все прикрывал наган и слово простое, как буханка хлеба. Это в наше растаковское времечко телячья кротость в почете. В почете аршин, рубль да язык с локоть (т. е. «новая экономическая политика» с элементами рыночной экономики, НЭП, проводимая Советским правительством в 20-е гг. – В. Б.). Никогда, никогда не понять этого Мишке с Ванькой, не на тех дрожжах заквашены».

«Девочки подбирались на ять. И не подумать, чтобы там насильно или за глотку. Ни-ни… Моряк на такую программу не пойдет. Ну а как это срисует девочку грубую, сейчас к ней подвалится…, начнет американские слова сыпать: абсолютно, вероятно и так далее. А той известно чего надо, поломается немного да и:

– Ах, мое сердце любовью ошпарено!»

«Вволю тешься, сердце партизанское. Кровью плещись по морям, по пыльным дорогам… Полным ртом жри радость. Хлебай гремучие кипящие просторы. Хлебай медовые зерна деньков вольной волюшки».

«Перемигнулась стерва-комиссия – и ну опять, ровно неразведенной пилой:

– Представьте, в главной магистральной цепи сгорела осветительная коробка, как исправить?

– И к чему вся эта буза, товарищи? – закричал Ванька. – Не могу спокойно переносить, товарищи… Мое существо тяготится переполнотою технических и политических оборотов… Ах, в бога-господа мать!»

«На другое утро, раздетые и разутые, с тощими мешками на горбах, уходили Мишка с Ванькой. С трапа обернулись, в последний раз любовно оглядели корабль, и в молодую команду, выстроенную на палубе, – глаз занозой:

– Ууу, крупа…

Ваньку-Граммофона и Мишку-Крокодила провожали загорелые глаза. В глазах мчались новые ветра и пересыпалось молодое солнце».

Сквозь прицел сатиры

И. А. Ильф, Е. П. Петров «Двенадцать стульев», «Золотой теленок»

Культовый роман советской сатиры – «Двенадцать стульев» – явился на свет почти незаконнорожденным, почти как подкидыш. Отправляясь на юга в 1927 году, известный уже писатель Валентин Катаев предложил своему брату Евгению Петрову и его другу Илье Ильфу набросать черновик романа-фельетона с детективным заворотом сюжета. Тема: охота за сокровищами, спрятанными в одном из двенадцати стульев. Результаты труда «литературных негров» потрясли Катаева: за несколько месяцев «начинающие» родили шедевр! Сага о «великом комбинаторе» товарище Бендере и его спутнике бывшем предводителе «команчей» Кисе Воробьянинове – кто ж и теперь не знает, не любит ее?

Пересказывать сюжет не имеет смысла. Напомним лишь некоторые моменты. Перед нами блестящая цепь фельетонов, в каждом из которых вздрючен и высмеян какой-нибудь типаж старой, отходящей России и новой России, советской. Досталось, между прочим, и самому несостоявшемуся отцу шедевра Валентину Катаеву – он с женой выведен здесь как инженер Брунс + его супруга.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)