скачать книгу бесплатно
– Кха-кха-кха, – возмущённо закашлялся Поспишил. – Ну, знаете ли…. А о каких бумажных самолётиках вы, мадам, толкуете?
– О каких надо, мужлан неотёсанный, о тех и толкую. Сперва, господин Лошадник, выучи наипростейшие правила вежливости, а уже после этого и обращайся с вопросами к приличным женщинам…
– Отставить, – велел Роберт. – Прекращайте, господа и дамы, дурацкую пикировку…. Значит, так. Вы, миссис Заубер, оставайтесь здесь: бессовестных зевак отгоняйте прочь, а также встречайте представителей полиции и медицины. А мы с доктором…. Кстати, господин Лош…. Извините, уважаемый. Короче говоря, а у вас при себе имеются какие-либо документы? Удостоверение личности, например? Или же водительские права?
– Пропуск на работу подойдёт? Он с фотографией.
– Давайте…. Эге, американский широкопрофильный медицинский холдинг с мировым именем. Главный анестезиолог. Внушает…. Пойдёмте, док, взглянем – что там и как.
– Из холла сразу поворачивайте в правый коридор, – любезно подсказала скандальная дамочка. – Там она и будет, шикарная гостиная.
– Спасибо за важную информацию, миссис Заубер. А также за бесценную помощь, оказанную следствию. Вы – кладезь самых разнообразных талантов и достоинств…. Доктор, за мной. И давай-ка перейдём на нормальное общение, безо всяких там официальных сюсюканий и аристократических экивоков…
В просторном, почти квадратном холле, благодаря включённой пятирожковой люстре, было очень светло.
– Ой, ч-что это? – хриплым и чуть подрагивающим голосом спросил Поспишил. – Почему они…ш-ш-шевелятся?
– Кажется, японские бумажные журавлики, – невозмутимо пожав плечами, сообщил Роберт. – Десятка два с половиной. Сложены из разноцветных бумажных листов и беспорядочно разбросаны по эвкалиптовому паркету. Совершенно, на мой частный взгляд, ничего страшного…. Почему они шевелятся? А иногда даже, отрываясь от пола на несколько сантиметров, перемещаются с одного места на другое? Так бумага-то очень тонкая и почти невесомая, а по квартире сквозняки гуляют…. Ладно, господин эскулап, поворачиваем в правый коридорчик. Только осторожней шагай, чтобы хрупких бумажных птичек не передавить…
Через несколько секунд они оказались в гостиной Смит-Осборнов.
«Солидное и богато-обставленное помещение», – мысленно прокомментировал увиденное Роберт. – «Элегантная стильная мебель. Наборной паркет ценных пород дерева. Картины в позолоченных рамах на стенах. И с профессиональным караоке миссис Заубер не ошиблась. И с навороченным домашним кинотеатром…. Теперь по делу. Возле широкого дивана, облицованного дорогой тёмно-кремовой кожей, лежит рыжеволосая женщина в летнем сарафане. Подол слегка задрался, обнажив смуглые коленки. Из груди торчит чёрная рукоятка ножа. Одежда, руки и плечи испачканы в крови. Да и на полу хватает бесформенных красно-бурых луж. А ещё и бумажных японских журавликов – и на диване, и на мёртвом теле, и в кровавых лужицах…. Это мисс Джуди? Не стоит, пожалуй, торопиться с выводами – лицо полностью закрыто густыми волосами…. Теперь о мистере Толстяке. Да, цвет лица – характерно-синюшный. И никаких ран на теле не наблюдается. Может, у него – просто-напросто – инфаркт приключился? Ага, брелок с ключами зажат в кулаке правой руки. Навевает…».
– Что же это такое? Ик! Почему? – потерянно забормотал стоявший рядом Поспишил. – Ведь, уже столько лет прошло. Ик…
– Прекращай, док, истерить, – велел Роберт. – Я всё понимаю, мол, погибли друг и его дочка. Но и ты – не юноша нежный, а матёрый мужик с холодно-льдистыми глазами. Давай, успокаивайся уже. Подёргай-ка себя за нос. Ещё подёргай. Сильнее…. Молодец. Ну, как? Полегчало?
– Ага, отпустило.
– Тогда нужен твой совет.
– Помогу, конечно.
– Есть у меня, док, некие предварительные намётки. Слушай…. Допустим, старина Томас приходит домой, звонит в дверной звонок, а ему никто не открывает. Тогда он достаёт из кармана ключи, отпирает замок, распахивает дверь, заходит в квартиру. И тут слышит, что в гостиной стонет женщина. Мистер Толстяк тут же, даже не заперев входную дверь, бросается в гостиную. Видит там смертельно-раненую дочку и, заполучив острый сердечный приступ, умирает. Ну, и девушка – за ним следом…. Как тебе такая версия?
– Не знаю. Не уверен…
– В чём – не уверен?
– Во многом, – громко сглотнув слюну, признался Поспишил. – Можно, я подойду туда? – указал рукой в сторону дивана.
– Подойди, – разрешил Роберт, а про себя засомневался: – «Нетипично, всё-таки, ведёт себя мистер Лошадник. Для опытного врача-анестезиолога, я имею в виду…. Или же он, вовсе, и не нервничает, а чего-то смертельно боится? Или же кого-то? Интересное кино…».
Оказавшись возле неподвижного женского тела, Поспишил вновь повёл себя странно. Взял с диванной спинки ярко-зелёного журавлика, рассеянно повертел в ладонях, тщательно осмотрел и, брезгливо поморщившись, отбросил в сторону. Потом подобрал из красно-бурой лужи второго журавлика – светло-лилового, в кровавых пятнах. Осмотрел, обнюхал, лизнул пару раз, выронил. После этого нагнулся, ткнул указательным пальцем в женскую загорелую коленку, выпрямился и – механическим голосом – вынес вердикт:
– Это не Джуди. Да и, вообще, не женщина.
– А кто же тогда?
– Манекен. Только очень качественный. Наверное, из очень дорогого бутика. И кровь, вовсе, не кровь. А самый обыкновенный томатный кетчуп.
– Вот же, дела, – меланхолично помотал головой Роберт. – Натуральные чудеса в решете…
Со стороны холла негромко проскрипели дверные петли, а ещё через пару секунд сердитый мужской голос объявил:
– Не ожидал я, Ремарк, от тебя такого. А ещё и приличным человеком все эти годы прикидывался…. Зачем же – без официальных указаний – залезать на чужую территорию? А?
Придётся сделать лёгкое и маленькое отступление – для объяснения некоторых местных особенностей.
К Роберту в Сиднее относились хорошо – и коллеги по работе, и соседи по дому и, вообще, жители-обыватели. То бишь, уважали, симпатизировали и даже – местами – любили. Как же иначе? Симпатичный молодой человек «чуть за тридцать», коммуникабельный, спортивный, крепкий, слегка загадочный, разговорчивый, мечтательный. Песенки всякие и разные поёт, сам себе аккомпанируя на рояле или же на гитаре. Кровавых маньяков изредка ловит. В том плане, что двух-трёх за год, о чём исправно сообщалось в австралийских газетах, по телевизору и на профильных сайтах. Но…. Но существовали и некие нюансы….
Сидней – город особенный, разделённый на тридцать восемь округов, практически независимых друг от друга. Причём, в каждом таком округе имеется собственный полновластный мэр. А, вот, единого «общегородского мэра» нет и в помине. Да и не было никогда…. Кому подчиняются главы этих тридцати восьми городских округов? Напрямую – Правительству штата Новый Южный Уэльс. Это – хорошо? Или же, наоборот, плохо?
Тут, уж, кому как.
Окружным криминальным инспекторам и следователям, к примеру, плохо. И даже очень.
Почему – плохо? Потому что – тесно…
Представьте себе такую ситуацию. Маленький окружной офис, где расположены все окружные службы: мэр с его аппаратом, разнообразные окружные чиновники, полиция, следователи, прокурорская братия. Кабинет окружного криминального инспектора, а напротив – кабинет его непосредственного руководителя. Этажом ниже – Прокуратура. Этажом выше – мэр с заместителями. С ума запросто можно сойти от такого нездорового обилия – непосредственно рядом с рабочим местом – вредного и строгого начальства.
И только Роберт Моргенштерн (он же – Роберт Ремарк), находился в ином, насквозь противоположном, привилегированном и вольготном положении. И виной тому была его редкая и экзотическая должность – «старший инспектор по особому разделу». Что в переводе с бюрократического языка на нормальный общечеловеческий означало – «старший инспектор по «маньячным» делам». То бишь, Роберт подчинялся – напрямую – Прокурору штата Новый Южный Уэльс. А рабочий офис Роберта – при этом – располагался в здании, где квартировало Правительство штата, то есть, в трёх кварталах от Прокуратуры. Удобство – без конца и без края. И если среднестатистический криминальный инспектор видел своё прямое многочисленное начальство раз по тридцать-сорок на дню, то инспектор Ремарк (он же – Моргенштерн), в пределах трёх-четырёх раз в месяц. А иногда и того реже. Согласитесь, что вполне весомый повод для нездоровой и жгучей зависти…. А, с другой стороны? Мол, у каждой полноценной медали сторон – ровно две? С другой стороны, все окружные криминальные инспекторы и следователи Сиднея только и мечтали – «сбросить» на Роберта все самые «тухлые» дела. Мол: – «Маньяками – за милю морскую – попахивает. Вот, пусть Ремарк и разбирается. Это конкретное преступление, честное и благородное слово, по его «маньячному» профилю…».
Итак, сердитый мужской голос выдвинул ряд серьёзных претензий.
Роберт вернулся в холл и непроизвольно улыбнулся – перед ним стоял самый натуральный хиппи. Вернее, Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганель (ну, тот самый, из знаменитого романа Жуль Верна – «Дети капитана Гранта»), облачённый в типичную «хипповую» одежду: неухоженные лохматые и растрёпанные космы, профессорские очки с правой дужкой, перемотанной красной изолентой, нежно-голубые джинсы, рваные на коленях, старенькие мокасины оленьей кожи и бесформенная холщовая блуза-футболка с пафосной надписью – «Только Любовь – спасёт этот долбанный Мир…».
Лохматый хиппи звался – «Иван Габов» (в десятилетнем возрасте переселился с родителями из России в Австралию), а занимаемая им должность официально именовалась – «старший криминальный инспектор округа «Круговая пристань» города Сиднея, Австралия, штат Новый Южный Уэльс».
– Привет, Ремарк! – непринуждённо поздоровался Габов. – Рад, старый пьяница, видеть тебя в добром здравии.
– Аналогично, старина, – отвечая на крепкое рукопожатие, откликнулся Роберт. – Только наезжаешь ты на меня, приятель, совершенно напрасно. Даже и не думал – заходить на твою окружную «поляну». Я здесь, собственно, присутствую не в качестве работника Прокуратуры штата, а как сосед покойного Томаса Смит-Осборна. Он проживает…, то есть, уже проживал, на седьмом этаже этого подъезда, а я под ним – на третьем.
– Ха-ха-ха! – развеселился Иван. – Да ты, брат, совсем разучился фишку рубить. В том плане, что с тех самых пор, как залез под каблучок симпатичной Инни Сервантес…. Я же просто пошутил. Да любой окружной инспектор спит и видит, как знаменитый инспектор Ремарк забирает у него очередное нераскрытое дело об убийстве…. Ну, рассказывай, рассказывай, что тут и как. Рули, короче говоря. Поработаем вместе…
И они, конечно, поработали. Ничего особенного, сплошная следственная рутина: оформление протокола, опрос соседей, надзор за работой экспертов-криминалистов и фотографов, препирательства с вредными и нетерпеливыми медиками.
Примерно через полтора часа Ремарк и Габов, решив перекурить, спустились на лифте на первый этаж.
– Как там, сеньор? – поинтересовался из своей стеклянной будочки консьерж Санти.
– Лучше и не спрашивай, – хмуро поморщился Роберт. – Сплошная полутьма – вязкая и непроницаемая…. Кстати, а ты не в курсе, где сейчас находится мисс Джуди?
– А разве…
– Жива она, жива. Но её мобильник почему-то молчит.
– Не знаю, сеньор Ремарк. Я на суточное дежурство в восемь утра заступил, как и всегда. Но сеньориту сегодня не видел…. Наверное, где-то с друзьями и подружками отрывается. Возможно, к утру приедет…. Хотите, я завтра, после завершения дежурства, погуляю с вашим Роем?
– Спасибо. Но пока не знаю. Если что – позвоню…
Они, спустившись по короткой бетонной лестнице, вышли во внутренний дворик, заставленный разномастными легковыми автомобилями, и закурили.
– Что это у вас – с кадровым составом? – спросил Иван. – Дом солидный, с богатыми жильцами, а консьерж – с трёхдневной угольной щетиной. Не понимаю таких раскладов.
– Пытались воздействовать, но, увы, ничего не получилось. У Санти справка – о сильнейшей кожной аллергии. Мол, бриться «наголо» нельзя, а бороду отращивать он не хочет. Просто регулярно ровняет-подстригает щетину специальной машинкой…. Уволить? По закону нельзя. Круглый сирота, понимаешь. Его родители – выходцы из Мексики – много-много лет тому назад погибли в Испании, от рук баскских сепаратистов. Случайно оказались «не в том» рейсовом автобусе. В нашей человеколюбивой и толерантной Австралии к таким вещам относятся с особым трепетом…. И вообще, Санти, он парнишка нормальный, с правильными понятиями. Вежливый, тихий, исполнительный. Даже иногда, когда у меня образуется запарка со временем, гуляет с Роем. Доплачиваю слегка, не без этого…
– Хорошо и доходчиво объяснил…. А что ты думаешь про сегодняшнее…э-э-э, происшествие? Мол, убийство? Или как?
– Я же не Верховный судья штата, – хмыкнул Роберт. – Пусть на такие вопросы отвечают люди в мантиях. Это – их работа. Причём, высокооплачиваемая. Мол, является ли сердечный приступ результатом чьего-то злого и коварного умысла? Или же имела место быть чья-то неуклюжая шутка, не имевшая такового умысла? Заранее спланированное убийство? Или же досадная непредвиденная случайность?
– С этим-то, как раз, всё понятно, – проявил настойчивость Габов. – Но хотелось бы, честно говоря, услышать и твое, опытный «маньячный» инспектор, частное мнение.
– Конечно, убийство. Причём, спланированное. Без вопросов…. Как вычислить коварного убийцу? Элементарно. Кандидат на эту роль должен соответствовать следующим критериям. Во-первых, он, безусловно, люто ненавидел мистера Толстяка. То есть, «имел на него зуб». Во-вторых, прямо-таки обязан знать о слабом и больном сердце покойного. В-третьих, у убийцы, судя по всему, были ключи от квартиры Смит-Осборнов. В-четвёртых, манекен. Здесь установлено достаточно много видеокамер, снимающих как внутренности различных помещений, так и придомовую территорию. Наверняка, человек, несущий женский манекен, попал в их поле зрения. По крайней мере, хотелось бы надеяться на это…. Ключи и видеосъёмки – вот, краеугольные моменты данного расследования. Кому Томас Смит-Осборн мог доверить ключи от квартиры? Ну, мало ли. Например, вздорной соседке, чтобы она изредка поливала цветы. Или же якобы надёжному другу…. А может, это и не мистер Толстяк отдал кому-то ключи, а его дочка-вертихвостка? Например, очередному любовнику? Так что, на лицо – обширное поле для предстоящей деятельности. Копать и не перекопать, образно выражаясь…
Раздалась мелодичная трель. Роберт достал из кармана пиджака тёмно-синий брусок мобильника и поднёс его к уху.
– Моргенштерн? – поинтересовался бархатистый и вальяжный баритон.
– Да, это я. И вам, господин Прокурор штата, доброй ночи.
– Спасибо, инспектор…. Мне тут доложили, что в вашем доме произошёл…э-э-э, несчастный случай. И, более того, выяснилось, что вы лично принимаете участие в расследовании…м-м-м, этого досадного происшествия…. На каком, собственно, основании?
– На месте преступления обнаружено более ста бумажных журавликов-оригами, сложенных из японской рисовой бумаги, – сообщил Роберт. – И это, на мой взгляд, является полноценным и весомым поводом для того, чтобы предположить…
– Не продолжайте, – в баритоне ожидаемо прорезались жёсткие стальные нотки. – Один раз – не в зачёт. Вот, когда эти птички-оригами будут найдены на месте следующего преступления, тогда мы с вами и поговорим о возможной «маньячной» составляющей…. Вы, Моргенштерн, случаем не забыли, что завтра в тринадцать ноль-ноль начинается международная конференция по серийным убийцам? Прилетели гости и участники из тридцати пяти стран. Вам, милостивый государь, предстоит сделать развёрнутый тематический доклад…. Помните об этом?
– Так точно.
– Тогда незамедлительно прекращайте заниматься самодеятельностью и отправляйтесь спать. Незамедлительно. Я сказал. Спокойной ночи.
– Спокойной…
Естественно, что у читателей и читательниц возникли закономерные вопросы. Мол, почему одни персонажи романа называют Роберта – «Ремарком»? А другие – «Моргенштерном»?
Это отдельная история. Рассказываю…
Глава вторая
Черноволосая болтушка
Роберт Моргенштерн родился в австрийском городе Клагенфурте, провинция Каринтия. Родился, вырос, повзрослел, окончил среднюю школу. А потом в его жизни начался весьма беспокойный период, богатый на различные, откровенно-нескучные события. И виной тому – многочисленные голливудские боевики, так обожаемые подростками всех национальностей…
Попрощавшись со средней школой, юный Роберт решил, что предназначен сугубо для полноценной мужской жизни, наполненной – без конца и без края – нешуточными опасностями и героическими приключениями.
Сперва он закончил местную полицейскую Академию, и некоторое время проработал в родном Клагенфурте помощником криминального инспектора. Та ещё работёнка, между нами говоря. Беспокойная, нервная и неблагодарная.
А потом, воспользовавшись старинными связями отца, Роберт завербовался на три года во французский Иностранный легион. Зачем – завербовался? Конечно же, ради получения богатого жизненного опыта, больших денег, громкой славы и разлапистых орденов…
Три «контрактных» года пролетели очень быстро, практически незаметно. С деньгами, славой и орденами ничего не получилось. Определённый же жизненный опыт был, безусловно, приобретён. А вместе с ним и некоторые специализированные навыки, весьма полезные в различных неординарных и щекотливых ситуациях. Ну, и пару ранений. Куда же без них?
После завершения контракта с Иностранным легионом он вернулся на Родину и опять приступил к деятельности следователя. Только, предварительно отучившись на соответствующих служебных курсах, слегка переквалифицировался. То есть, стал заниматься сугубо серийными убийцами. Маньяками – в просторечии…
Занимался, расследовал, ловил, изобличал, набирался опыта. Даже начал потихоньку продвигаться по карьерной лестнице.
А потом, как это часто и бывает, приключился неприятный сердечный казус. Роберт влюбился – как последний сопливый мальчишка – в красавицу-соседку. Анхен была высокой, ногастой и грудастой. Кровь с молоком, образно выражаясь. Причём, с классическими женскими параметрами: девяносто-шестьдесят-девяносто. А ещё очень страстной и охочей до разнообразных постельных утех…. Впрочем, через некоторое время Анхен объявила, что выходит замуж за пожилого и богатого бюргера, владельца сети модных рыбных ресторанчиков. Мол: – «Любовь – любовью, а деньги – деньгами. Но это обстоятельство (то есть, замужество), не будет нам с тобой, милый Робби, особо мешать. Будем, как и прежде, встречаться. Реже, конечно. И соблюдая повышенную осторожность…».
Но Роберт, практически не раздумывая, от дальнейших интимных встреч с Анхен отказался наотрез. Вырвал её – без наркоза – из сердца. Вырвал и попытался забыть.
Сердечная рана, тем не менее, оказалась очень серьёзной. Саднила и саднила, саднила и саднила. Тем более что и Анхен частенько попадалась ему на глаза, бередя Душу заново…
И тогда Роберт решил уехать – как можно дальше от ветреной и вероломной красавицы. А что может быть дальше (по отношению к Австрии), чем Австралия?
Решил, собрал вещички, попрощался с родителями, родственниками, друзьями-приятелями, да и улетел в далёкий австралийский Сидней, где, как раз, имелось вакантное место на должность – «старший инспектор по особому разделу». Причём, что немаловажно, вместе с комфортабельной казённой квартирой.
Ну, а где-то через полгода после прибытия в Сидней, «Роберт Моргенштерн» превратился в «Роберта Ремарка». Благодаря языкастой и наблюдательной Инни Сервантес – «превратился»…
Дело было по поздней австралийской осени, в период затяжных и холодных дождей.
Криминальному инспектору Ивану Габову исполнилось тридцать пять лет. Юбилей, как-никак. На торжественное мероприятие, посвящённое этому событию, был – в числе прочих персон – приглашён и Роберт. А ещё на банкете присутствовала и младшая сестра Ивана – Татьяна, прихватившая за компанию и свою подружку Инни Сервантес, начинающую – на тот момент – театральную актрису.
«Синий слон», где они тогда собрались, относился к ресторанам «европейского класса»: непритязательная и скромная отделка, элегантная и хлипкая мебель, классическая и строгая европейская кухня без избытка острых восточных специй, соответствующий алкоголь, вышколенные официанты, чопорный метрдотель и заоблачные цены. А ещё в дальнем торце заведения располагался невысокий квадратный подиум со стареньким роялем.
Праздник, как праздник: поздравительные тосты, безобидные шутки, застольные беседы, «бородатые» анекдоты, весёлый смех, дружеские подначки.
А потом юбиляр, немного захмелев, возжелал, чтобы инспектор Моргенштерн «сбацал» какую-нибудь «стрёмную песенку» собственного сочинения. Мол: – «Хочу, и всё тут. Не сметь возражать!».
Роберт спорить и отказываться не стал. Хлопнув рюмашку рома, он выбрался из-за стола, поднялся на подиум, уселся на стульчик, приставленный к роялю, небрежно пробежался подушечками пальцев по чёрно-белым клавишам и, слегка глоссируя, спел:
И снова, как всегда,
Налит бокал вина.
И дождик за окном
Гуляет на природе.
Мой старший брат,
Иль кто-то там навроде.
Мой вечный пилигрим,
Зашедший навсегда.
А старые друзья
Задумчиво грустят.
И вновь официант
Несёт бутылку рома.
А разве, извини,
Бывает по-другому?
Так было и тогда,
Так много лет назад.
И девушка моя
Изысканно строга.
