скачать книгу бесплатно
– Что же произошло? Почему? – удивилась Александра.
– На все вопросы в «Крыльях» существует лишь одна дежурная отговорка, мол: – «Мировой финансовый кризис, мать его…». Только врут они всё, суки алчные и наглые. Гаврилов давно уже уволился из «Крыльев». Встречались мы как-то с ним, выпили по-взрослому. Вот, он по пьяной лавочке и поведал – о количестве «левых» допечаток по каждой из двух книг. Впечатляет.
– Почему же ты, Сергей Сергеевич, до сих пор не обратился в суд?
– Если я буду по судам, высунув язык, бегать, то кто книжки – вместо меня – будет писать? Вот, то-то же…. Опять же, надо помнить и о коронной фразе в договорах, мол: – «Возможна переуступка прав третьим лицам…». Причём, это загадочное «третье лицо» запросто может оказаться «однодневкой», зарегистрированной в далёком и солнечном Биробиджане. На «левый» паспорт, понятное дело. По судам бегать устанешь…
– И много вас таких – «Крыльями» обиженных? – закуривая очередную сигарету, уточнил Пашка.
– Достаточно, – криво усмехнулся Хрусталёв. – Десятка полтора наберётся. Почти все авторы последних трёх-четырёх лет, имевшие дела с этим издательством…. Так что, брат Сомов, срочно заходи на сайт «Крыльев», в раздел – «Наши авторы». Получишь готовый список потенциальных злодеев…
Пятый параграф. Ретроспектива 02. Борман
Александра отправилась в редакцию. Пашка отбыл – на казённой машине, предоставленной добрым генерал-лейтенантом – в Репино, на осмотр места преступления. То есть, пока – происшествия.
А Хрусталёв, свернув на улицу Олеко Дундича, решил не прерывать прогулки. Он неторопливо, тихонько насвистывая ненавязчивую мелодию, шагал по тротуару, покрытому густой сетью трещин, и вспоминал подробности своего последнего визита в «Крылья».
Дело было ранней зимой. В кабинете находились Крыленко и Конкин – оба хмурые и жутко-мрачные.
– Есть деньги? – поинтересовался – вместо приветствия – Хрусталёв.
– Откуда? – сделал бесконечно-удивлённые глаза Виктор Степанович. – Ведь, это…
– Мировой финансовый кризис?
– Он самый.
– А, что у нас по третьей книжке?
– Ну, не знаю….
– Не катит – твоя третья книжка, – непроницаемо глядя в сторону, сообщил Конкин. – Совсем.
– Почему?
– По многим весомым факторам и серьёзным причинам. Вот, к примеру, возьмём главу, посвящённую встрече Главного героя с Мартином Борманом. Зачитываю.
В назначенное Шульцем время к высокому крыльцу санатория величественно подъехал ухоженный чёрный «мерседес», из которого вылезли три высоких и широкоплечих молодых человека, облачённых в приметную штатскую одежду: длинные – до пят – кожаные чёрные плащи, широкополые чёрные шляпы, белые шарфы, небрежно накинутые на толстые бычьи шеи.
– Сеньор Рамос? – небрежно поинтересовался паренёк, стоявший рядом с водительской дверцей. – Очень приятно. Садитесь на заднее сиденье, идальго. Посередине.
Денис влез в автомобильный салон, пахнущий хорошим табаком и дорогим мужским одеколоном. Двое других молодых людей тут же крепко стиснули его кожаными боками.
Машина, негромко чихнув, тронулась с места и медленно покатила в сторону моря.
– Сейчас вам завяжут глаза. Не обижайтесь, кабальеро, но так надо, – не оборачиваясь, солидно сообщил с водительского сиденья главный «кожаный плащ». – Строгие должностные инструкции. Не более того…
Его товарищ, достав из кармана плаща плотную чёрную ленту, крепко завязал Денису глаза, после чего – порядка ради – пошарил рукой вдоль повязки, проверяя надёжность и действенность этого ограничителя зрения.
«Да, во все времена и у всех народов Власть Предержащие обожали, обожают, и будут обожать – колотить дешёвые понты», – с философской грустинкой подумал Денис.
Первые десять-двенадцать минут машина ехала по отличному асфальту, потом, судя по участившимся колебаниям чутких рессор, свернула на второстепенный просёлок.
Он решил ещё раз разложить в голове «по полочкам» информацию о человеке, с которым ему предстояло встретиться. Впрочем, достоверной информации было до обидного мало.
«Итак, начнём!», – мысленно потёр Денис ладонью о ладонь. – «Борман появился на «Олимпе» Рейха внезапно, словно бы – из неоткуда…. Точно известно, что весь 1924-ый год он провёл в тюрьме – за участие в кровавых уличных беспорядках, где и заработал свой знаменитый кривой шрам на щеке. А потом – словно бы по мановению волшебной палочки – стал всесильным канцлером НСДАП…. Как? Никто толком не знает. Гитлер, вдруг, за что-то всерьёз рассердился на Гесса. На своего ближайшего друга и старого соратника, которому разрешал называть себя по имени и на «ты». Гесс – канцлер НСДАП, старая, видавшая виды лиса – это сразу почувствовал. Почувствовал и испугался. Что произошло дальше – общеизвестно. Как говорится, чемодан, аэропорт, Лондон…. Пришлось думать, кого вместо Гесса посадить в кресло рейхсканцлера партии. Неожиданно для большинства, выбор фюрера пал именно на Бормана – серую незаметную мышку, который не терпел публичности и даже от фотографов постоянно прятался за спинами соратников. Небольшого росточка, полноватый, непрезентабельный, круглоголовый, неразговорчивый, неуклюжий, недоверчивый.… Став рейхсканцлером, Мартин Борман совершенно не изменился: в быту, такое впечатление, стал ещё скромнее, в поведении – ещё молчаливее, подозрительнее и мрачнее. Этого никто не понимал, Бормана стали всерьёз бояться…. Только один Гитлер довольно ухмылялся в усы и был с рейхсканцлером приветлив и любезен, но – очень даже в меру, без перебора и видимой теплоты…. Борман же служил своему фюреру как старый верный дворовый пёс, ничего не требуя взамен. Рассказывают, что фанатизм рейхсканцлера иногда переходил все границы разумного: по его приказу в места, где Гитлер планировал выступать перед доверчивыми народными массами с приветственными речами, пересаживали взрослые деревья – чтобы фюреру, часом, не напекло голову…. Всё это происходило совершенно незаметно, словно само собой. Рейхсканцлер тщательно и скрупулёзно вел повседневные бумаги, готовил тезисы к программным речам, а когда его просили, то, смущаясь и краснея, давал краткие, но дельные советы. Он всегда был при деле, работая по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки, без всяких выходных и праздников…. Но однажды Мартин Борман серьёзно заболел и слёг на трое суток. «Я остался без рук! Встала вся работа! Борман, видите ли, болен, а все остальные – абсолютно бесполезны!» – публично заявил Гитлер…. Только после этого случая элита Рейха начала осознавать, кто имеет на фюрера реальное влияние. Гитлер, скорее всего, это тоже понимал, но данная ситуация его полностью устраивала.… Вот, собственно, и вся информация. Не густо…».
Прошёл час, другой. Вдруг, в приоткрытое боковое окошко автомобиля ворвался свежий запах моря, становясь с каждой минутой всё острее, острее…
Машина остановилась, невидимые «кожаные плащи», бережно подхватив Дениса под локти, повели куда-то. Высокие, выщербленные местами ступени, ведущие по крутой спирали неизменно вверх…. Сопровождавшие, наконец, остановились, вежливо усадили его на табурет, аккуратно сняли с глаз повязку и, спускаясь вниз, старательно застучали каблуками по ступеням.
Постепенно вернулось зрение – полутёмный круглый зал с высоким потолком, неаккуратный громадный камин, пылающий посередине помещения, возле камина застыла невысокая фигура в мешковатой чёрной одежде. У высокого стрельчатого окошка смутно угадывался силуэт второго человека, сидящего за большим письменным столом и что-то увлечённо отмечавшего карандашом на большом листе белого ватмана. В зале главенствовала зыбкая тишина, нарушаемая только редкими выстрелами угольков в камине и странным глухим шипением.
«Похоже, что это какой-то очень старинный маяк, расположенный на морском берегу», – решил про себя Денис.
Человек в чёрном задумчиво поворошил кованой кочергой аметистовые угли в каминной топке, после чего, аккуратно поставив кочергу на специальную подставку, обернулся…
«Ну, и нечего особенного», – хмыкнул про себя Денис. – «Круглое добродушное лицо пожилого дядюшки-бюргера из заштатной немецкой провинции. Шрам на щеке? Да, мало ли что. Может, это его норовистая лошадка лягнула, когда он ей специальным гребешком расчёсывал густую длинную гриву. Или, к примеру, злой домашний белый гусь ущипнул несчастного дядюшку за щеку – во время насильственного предпраздничного кормления грецкими орехами…».
Борман был одет в мешковатые, явно старые чёрные мятые брюки и в чёрный ношеный флотский бушлат, застёгнутый на все пуговицы. На ногах всемогущего рейхсканцлера НСДАП красовались разношенные армейские ботинки, оснащённые почему-то белыми шёлковыми шнурками.
«Смотритель маяка» подошёл ближе, остановился, не дойдя несколько шагов, вскользь улыбнулся и, протянув руку, поприветствовал:
– Здравствуйте, сеньор Рамос.
Денис, торопливо вскочив с табурета, крепко пожал руку «доброго дядюшки».
– Хайль, партайгеноссе! – невольно вырвалось.
– Да полноте, вы же беспартийный, – ехидно усмехнулся Борман. – Я позавчера внимательно прочёл протоколы вашего допроса с применением детектора лжи…. Хвалю за правдивость! Такая искренность – по нынешним непростым временам – большая редкость. Именно это качество оказалось определяющим и решающим – при принятии непростого решения о вашем подключении к работам по возникшей проблеме…. Пройдёмте, поможете мне управиться с дичью. Герр Шумахер! – рейхсканцлер резко обернулся в сторону стрельчатого окна. – Сворачивайте все ваши чертежи, доставайте из шкафчика скатерть, столовые приборы, бутылки, фужеры. Перед началом серьёзных разговоров предлагаю слегка перекусить…
Следом за «дядюшкой» Денис подошёл к камину. Тут же обнаружился и источник странных звуков – над углями, мерцавшими всеми оттенками бордового, розового и сиреневого цветов, размещалась массивная чугунная подставка, в прорезях которой были закреплены три толстых стальных прута, на каждый из которых была насажена увесистая птичья тушка. Большие янтарные капли жира медленно стекали по птичьим бокам, покрытым приятной золотистой корочкой, и, соприкасаясь с жаркими углями камина, с громким шипением испарялись, наполняя помещение чудесными ароматами…
Борман осторожно, по очереди, потыкав в тушки острым длинным стилетом, удовлетворённо сообщил:
– Похоже, что всё уже готово. Это, видите ли, уважаемый сеньор Рамос, дикие утки. Сегодня на рассвете они ещё беззаботно жировали в местных прибрежных камышах. Лично застрелил, одним удачным дуплетом. Повезло, бывает…. Пенемюнде, к вашему сведению, это старинные и знаменитые охотничьи угодья. На протяжении нескольких последних веков немецкие аристократы, включая принцев и принцесс крови, регулярно наезжали в эти благословенные и чудные края – на утиную охоту. Вы, дон Оскар, уважаете утиную охоту?
– О, да!
– А, раз так, то берите это старинное блюдо и аккуратно сгружайте на него дичь.
Денис осторожно, один за другим, снял стальные прутья с чугунной подставки и – с помощью маленькой никелированной кочерги – «сгрузил» подрумяненных уток на большое фарфоровое блюдо, украшенное цветными рисунками – на тему утиной охоты, естественно.
– Перемещаемся к столу, перемещаемся! – нетерпеливо скомандовал рейхсканцлер, жадно сглатывая голодную слюну…
«Интересное и неслыханное дело», – рассуждал про себя Денис, не уставая удивляться сюрреализму происходящего: – «Два опытных русских диверсанта остались наедине с одним из руководителей фашистского Рейха…. Более того, с «тенью» самого Адольфа Гитлера. Ну, надо же! Может, придушить его, добродушную гниду, да и все дела? Нельзя, к сожалению. Сейчас для нас главное – уничтожить тайную подземную лабораторию, где обогащается урановая руда. Ничего, и до этого ушлого «дядюшки» дойдёт очередь. Обязательно дойдёт. Каждому овощу, как известно, своё время…».
Письменный стол уже был покрыт серой льняной скатертью. Третьяков, как и Денис, облачённый в строгий чёрный костюм-тройку, педантично расставлял по периметру стола овальные тарелки, высокие бокалы и пузатые стаканчики, раскладывал совершенно обыкновенные вилки и ножи.
– О, дон Оскар! – искренне обрадовался Гарик, водружая посередине стола две бутылки: пузатую чёрную – непрозрачную, покрытую лёгкими изысканными узорами нежно-голубой плесени, и другую – зелёную, высокую, наполненную подозрительной мутно-коричневой жидкостью. – А мы с партайгеноссе Борманом уже вкратце поговорили. Обсудили, так сказать, некоторые важные аспекты нашего общего дела…
– Вот, именно, что только вкратце, – мягко перебил Третьякова рейхсканцлер. – Успеем ещё поболтать о насущных делах и о некоторых профессиональных проблемах…. Дон Оскар, разложите, пожалуйста, уточек по тарелкам. Сейчас, господа мои, я вам покажу, как надо правильно разделывать водоплавающую дичь.
И показал, пользуясь большим острым тесаком и массивной серебряной двузубой вилкой. Ловко это у него получалось, надо признать: несколько скупых, выверенных движений, и, вот, уже утка расчленена на восемь составных частей, причём, золотистая кожа – аппетитной горкой – возвышалась отдельно, на краю тарелки.
Борман любезно поколдовал над всеми тремя тушками, после чего, сложив разделочный инструмент на сервировочный столик, стоящий чуть в стороне, скупо махнул короткой рукой, приглашая гостей к столу.
– Из какой бутылки прикажете налить, экселенц? – любезно поинтересовался Третьяков.
– Давайте-ка, герр Шумахер, налейте всем из чёрной, в те маленькие серебряные стаканчики…. Это, друзья мои, коньяк – страшно подумать, какой выдержки. Его, то есть, из других бутылок, стоявших в дубовом ящике рядом с этой, сам Наполеон Бонапарт потреблял – во время многолетнего заточения на суровом острове Святой Елены…
Гарик ловко разлил по предложенным ёмкостям благородную янтарную жидкость.
– Предлагаю выпить – за нашу победу! – рейхсканцлер, многозначительно подмигнув, чуть приподнял вверх серебряный стаканчик.
– За нашу победу! – хором поддержали его Денис и Третьяков.
Выпили. Коньяк был по-настоящему хорош – ароматный, очень мягкий, с ярко выраженным цветочно-медовым привкусом. А, вот, пернатая водоплавающая дичь вкусовыми качествами на Дениса особого впечатления не произвела – жестковатое тёмное мясо, немного пахнущее варёной рыбой, не более того.
«Надо было этих уток часов пять-шесть повымачивать в слегка подкисшем молоке. Или, на худой случай, минут сорок-пятьдесят подержать в самом обычном маринаде», – недовольно ворчал он про себя. – «А то, понимаешь, застрелил, и сразу же – на вертел. Впрочем, у немцев всегда с фантазией было достаточно напряжённо…».
Борман дочиста обглодал утиное бедро, негромко рыгнул, воспитанно прикрывая слюнявый рот розовой ладошкой, тщательно вытер белым хлопковым полотенцем жирные пальцы рук, после чего сообщил:
– Сеньор Рамос, я внимательно просмотрел ваши бумаги: геологические карты и планы, описание месторождений, расчёты величин запасов полезных ископаемых, подробные экономические выкладки…. Скажу одно. Весьма недурственно! Весьма…. Всё это очень и очень интересно: вольфрам, графит, железные руды, некоторые другие, достаточно интригующие вещи.… Но, зачем вы обо всём этом рассказываете мне? Формально, Шпицберген является свободной экономической зоной. Испания и сама может – при должном оформлении необходимых бумаг и, естественно, после успешного завершения нашей общей войны – заняться разработкой всех этих богатых месторождений…. Не так ли?
– Извините, но я полностью не согласен с вами, экселенц, – тут же откликнулся Денис. – Испания не располагает необходимыми людскими и финансовыми ресурсами. Только в плотном и всестороннем взаимодействии с Великой Германией мы, испанцы, видим наше Будущее. Тесное взаимодействие – по всем фронтам – вот, надёжный залог нашего грядущего общего успеха.
Рейхсканцлер понимающе усмехнулся:
– Вчера вечером я уже слышал эти слова. От вашего патрона. То есть, от уважаемого генералиссимуса Франко, с которым имел честь разговаривать по телефону…
Внутренне Денис напрягся и заледенел, стараясь – изо всех сил – внешне выглядеть максимально беззаботно, улыбаясь лучезарно и приветливо.
Борман, сделав маленький глоток коньяка из серебряного стаканчика, на пару секунд довольно прикрыл глаза, жадно облизал тонкие губы и непринуждённо продолжил:
– Да-да, уважаемый дон Франсиско именно так мне всё и объяснил…. Что же, в этих умозаключениях есть здоровое зерно и стройная логика. Думаю, что в самом скором времени мы обсудим предложенные вами проекты более подробно, с привлечением учёных-экспертов и опытных экономистов…. Кстати, генерал Франко очень тепло отзывался и о вас лично, дон Оскар. В частности, о ваших профессиональных качествах и недюжинных разносторонних талантах. И даже любезно согласился, чтобы вы приняли участие в некоторых важных геологических изысканиях, проводимых нашими специалистами на балтийском острове Узедом. Правда, выделил на это всего две недели. Собирается, видите ли, отозвать вас обратно, в Испанию…
«Что ещё за бред горячечный?», – искренне недоумевал Денис. – «Как мог генералиссимус Франко, с которым я не знаком, тепло отзываться о моих профессиональных качествах и недюжинных талантах? Что значит: – «Выделил на это всего две недели»? А, вот, ещё характерный перл, мол: – «Собирается отозвать вас обратно, в Испанию»? Может, обычная пошлая провокация? Непохоже. Нет, надо завтра срочно связываться с Москвой, запросить разумные объяснения и чёткие инструкции…».
Судя по удивлённым круглым глазам Третьякова, он также ничего не понимал. Более того, был не на шутку встревожен.
Борман, вяло покусав тощее утиное крылышко, предложил:
– А теперь давайте-ка попробуем напиток из второй бутылки. Ну-ка, талантливый сеньор Оскар, откройте пробку, понюхайте…. Что это такое, как вы думаете?
Денис, сильно упираясь пальцами, с трудом выдавил пробку из узкого горлышка бутылки, старательно принюхался и – через пятнадцать-двадцать секунд – сознался:
– Знаете, экселенц, честно говоря, я теряюсь в догадках. И характерный пивной аромат, без сомненья, присутствует, и фруктовой неочищенной водкой, определённо, пахнет…
– Браво, браво! – рейхсканцлер несколько раз вяло похлопал одной пухлой ладошкой о другую. – Это не что иное, как классический немецкий пивной шнапс, мой любимый напиток. Знаете, как он изготовляется? Не знаете? Хорошо, коротко расскажу…. На первом этапе процесса берётся выдержанное светлое пиво и заливается в обычный перегонный аппарат. Вот, именно, в обыкновенный самогонный аппарат! Пиво тщательно перегоняется, получается крепкая пивная самогонка. А потом этой самогонкой укрепляют обычное свежее пиво, каждый – на свой вкус…. В данной бутылке содержится «золотая» немецкая классика: литр пивного самогона двойной перегонки и литр светлого баварского пива. Разливайте, сеньор Рамос, вон в те высокие бокалы. Смело лейте!
Опытный рейхсканцлер предсказуемо оказался прав, всё содержимое зелёной бутылки – тютелька в тютельку – поместилось в рекомендованных бокалах.
– Пить данный напиток надо только крупными глотками, желательно – до половины за один раз, – скупо пояснил Борман. – Ну, за нашу победу…
Вкус пивного шнапса показался Денису знакомым, то бишь, явственно напоминал о существовании русского народного напитка под ёмким названием – «ёрш». Разве что – в данном конкретном случае – вкусовые рецепторы явственно ощущали некую приятную «бархатинку». Он поставил наполовину опустевший бокал на стол и немного расслабился – в голове приятно зашумело, внезапно-проснувшийся аппетит выражал настойчивое желание ещё раз отведать тёмного мяса дикой утки, вкус которого представлялся уже почти приятным…
По лестнице звонко застучали торопливые шаги, и в зал вбежал один из «кожаных плащей».
– Партайгеноссе! – как резанный завопил охранник. – Английские бомбардировщики прорвались! Восемь штук наши зенитчики сбили, а два – прорвались через грозу! Летят прямо сюда! Видимо, прав был штурмбанфюрер Шульц, кругом вражеские агенты, кругом…
Рейхсканцлер неожиданно побледнел и несолидно засуетился:
– Извините, дорогие друзья, но мне надо срочно спуститься в подземное укрытие. Я не могу позволить себе – погибнуть в такое трудное для Великого Рейха время. Фюреру без меня будет очень тяжело…. Извините, ещё раз!
Борман, невежливо отодвинув Третьякова в сторону, устремился к лестнице.
– И вам, господа, я настоятельно рекомендую спуститься вниз, – обратился к Денису и Гарику «чёрный плащ». – Скорее всего, именно этот маяк и является конечной целью подлых англичан. Больно уж целенаправленно идут, собаки бешеные. Строго по прямой…
Денис спускался следом за Третьяковым, перед которым маячила широкая чёрная спина телохранителя Бормана. В нижнем холле маяка охранник, резко остановившись, заявил:
– Извините, господа, но вас я не могу пропустить в подземное укрытие. Должностные инструкции строго запрещают.
Рейхсканцлер – тем временем – уже скрылся за массивной железной дверью. Судя по звуку его шагов, там была оборудована ещё одна лестница, ведущая глубоко под землю.
– И, куда нам теперь? – недоумённо спросил Третьяков.
«Чёрный плащ» равнодушно пожал кожаными плечами:
– Не знаю, честное слово. Попробуйте спрятаться где-нибудь снаружи, только от маяка отойдите подальше. Там, возле морского берега, имеется небольшой сосновый лесок, песчаные дюны…
За дверью старого маяка стоял-властвовал тихий июньский вечер. Тускло-жёлтое солнце робко выглядывало из-за пухлых сиреневых туч, обещавших весёлый летний ливень. Над светло-серой песчаной косой – чёрными быстрыми молниями – мелькали шустрые стрижи. На море установился полный и безграничный штиль. Тёмная вода – огромным нескончаемым зеркалом – разлилась до самого горизонта…
– Чёрт, скоро начнётся нешуточная гроза, могли – хотя бы – выделить по паршивому плащу. Вот же, жадные морды, засранцы натуральные! – всерьёз обиделся Гарик. – Если под английскими бомбами не умрём, так до последней нитки промокнем под дождём. Всё, как и всегда. Не понос, так золотуха….
Денис, слегка хлопнув Третьякова по плечу, посоветовал:
– Кончай, любезный Фриц, ерундой заниматься. Надо быстро спрятаться куда-нибудь. В любой момент – из подозрительных сиреневых туч – могут вынырнуть английские бомбардировщики. С ними долго не поговоришь, мокрого места не останется…
Они, не тратя времени на пустые разговоры, побежали в сторону ближайшего соснового леса, видневшегося в полукилометре на севере, за низкими серо-жёлтыми дюнами. Когда до спасительных деревьев оставалось метров тридцать-сорок, над головами угрожающе и зловеще загудело.
Добежав до леса, Денис крепко ухватился руками за тёплый ствол высокой сосны и задрал голову вверх – два тёмно-тёмно-зелёных самолёта грузно заходили со стороны моря, оставляя мрачные сиреневые тучи чуть в стороне.
– Вот же, блин горелый! – Третьяков нервно перешёл на язык родных рязанских берёзок. – А, как же хвалёные немецкие асы? Где эти непроходимые и надёжные кольца Генриха Геринга? Бардак полнейший! Нет, надо же! Столько дешёвого трёпа, а как доходит до дела, так только полный и стыдливый «пшик». Я – на месте Адольфа Гитлера – вешал бы всех этих хвастунов на Центральной площади Берлина. Причём, сугубо за интимные места…
Денис, ловко упав в невысокие кустики вереска, сильно дёрнул Гарика за брючину и велел – злым «командирским» голосом:
– Капитан Третьяков, немедленно замаскироваться! Перейти на немецкий язык! На гауптвахте – при первом же удобном случае – сгною! Твою мать.
