скачать книгу бесплатно
О том, что майор Иван Дмитриевич Дроздов получил серьёзное ранение в боях под Старой Руссой, мы уже говорили. У Юрия Ивановича же была своя фронтовая судьба. А от судьбы, как известно, не убежишь, равно как и бесполезно пытаться идти ей наперекор. Дроздов убедился в этом на собственном опыте, о чём некогда и рассказал нам в своём интервью для газеты «Красная звезда»:
«С началом боевых действий нас отозвали из лагерей и направили на танкоремонтный завод, помогать ремонтировать поступавшие с фронта боевые машины. Затем нашу спецшколу эвакуировали в Актюбинск, и там, в 1942 году, мне пришлось пережить строгое, с угрозой исключения из комсомола, обсуждение на общем комсомольском собрании спецшколы за попытку бежать – ещё с тремя нашими ребятами – в Сталинград»
.
Почти теми же словами этот эпизод изложен Юрием Ивановичем и в книге «Вымысел исключён», с одной только маленькой, но весьма существенной разницей. В книге он пишет, что пытались бежать не просто в Сталинград, но в тамошнее танковое училище.
А это уточнение вызывает уже целый ряд вопросов. Прежде всего – почему именно в Сталинград? От Актюбинска до города на Волге – свыше тысячи километров. Гораздо ближе были Ульяновск, Саратов, Куйбышев, где также находились танковые училища. Впрочем, не также – ведь в Сталинграде не было танкового училища! В начале войны туда было эвакуировано из белорусского Бобруйска военно-тракторное училище, а «чисто» танкового вообще не было! Весьма сомнительно, что юные кандидаты в герои направлялись именно в это учебное заведение. Скорее всего, ребята бежали на фронт, в Сталинград, где разгоралась та самая «битва на Волге», что вскоре решительно изменит ход войны. А вот рассказ о танковом училище как бы добавлял осмысленности их поступку: мол, рванули не абы куда, но на боевую учёбу, понимая, что с их годичной подготовкой в спецшколе они принесут больше пользы в качестве командиров, а не рядовых солдат. Это не было боязнью оказаться «простым солдатом» – не нужно думать, что лейтенантские «кубики» на петлицах могли гарантировать их обладателю какую-то безопасность, скорее даже наоборот. И танк вообще-то на один бой рассчитан.
Однако дерзкий план не удался. Попасть на фронт Юрию было ещё рано. По счастью, «патриотический порыв» его и его товарищей был разумно оценён командованием спецшколы. Могли ведь в назидание другим и для укрепления дисциплины (между прочим, самый действенный метод, нередко практикуемый!) турнуть их и из комсомола, и, разумеется, из спецшколы. И тогда, в чём нет никакого сомнения, уже никто из остающихся в её стенах воспитанников не помышлял бы о побеге в сторону фронта. Юрий Дроздов дождался бы 1943 года – своего призывного восемнадцатилетнего возраста (не исключено, что могли призвать и раньше), получил бы повестку, прибыл в военкомат, ну и далее как повезёт, на какой фронт рядовым солдатом отправят, ибо бывшего комсомольца в военное училище, пусть и самое краткосрочное, никогда бы не приняли… Так что при таком развитии событий вы бы эту книгу в руках не держали. Да и кто вообще о нём бы сегодня помнил?
А так всё обошлось, отделались в общем-то «лёгким испугом» – правда, каким именно («постановка на вид», «выговор», «строгий выговор» – список видов комсомольских взысканий можно продолжить), мы не знаем, но главное, что не финальное и фатальное «исключение из рядов ВЛКСМ».
Так что своё восемнадцатилетие Юрий встретил в стенах спецшколы. Не знаем, отметил он как-то это событие или нет – мог, например, купить ближайшим друзьям халвы или пригласить в «чепок», то есть курсантский буфет, на чашку чаю с булочкой, что-то иное вряд ли, – но переход к призывному возрасту ничего в его положении не изменил. Слава богу, был уже сорок третий год, а не сорок первый, и не лето сорок второго, когда даже курсантов военных училищ бросали на передовую в качестве рядовых. Дроздов же спокойно доучивался – конечно, «спокойно» – это не совсем точно, потому как он, как и все его товарищи, мечтал о фронте и боялся, что вдруг война без него закончится.
Нет, война не кончилась. 5 июля 1943 года началась Курская битва, 12 июля развернулась «Битва под Прохоровкой» – крупнейшее встречное танковое сражение Второй мировой войны, и только 18 июля Юрий Дроздов был наконец-то призван в ряды РККА. Но не на фронт, а на учёбу в 1-е Ленинградское Краснознамённое артиллерийское училище имени Красного Октября. Разумеется, училище тогда находилось не в блокированном гитлеровцами Ленинграде, а в городе Энгельсе Саратовской области, на левом берегу Волги.
…Повторим то, что уже сказано в предисловии: знать бы, что посчастливится писать книгу о Юрии Ивановиче, можно было бы в своё время расспросить о нём тех людей, которые теперь давным-давно ушли…
Когда-то в Ленинграде мы дружили с отставным подполковником Василием Тихоновичем Грицаевым, начальником музея Ленинградского высшего ордена Ленина Краснознамённого артиллерийского училища имени Красного Октября – того самого 1-го ЛАУ. Судьба его сложилась так, что не только вся служба, но и вся последующая его жизнь оказалась связана с этим учебным заведением. Почти всю Великую Отечественную войну, до самой Победы, этот отважный боевой офицер провёл в городе Энгельсе, командуя курсантским подразделением. Спросить бы у него: «Василий Тихонович, а вы не помните Юру Дроздова?» Как знать, может, и ответил бы: «Да, был у меня такой курсант – толковый парень, умница! Хотя, скажу честно, авантюрист и сорвиголова… Такие ребята не забываются! А где он сейчас, что с ним?»
Но этот встречный вопрос остался бы без ответа. Дело в том, что имя генерала Дроздова (в то время он уже был генералом) тогда не только не входило в помещённые в конце несколько раз переиздававшейся книге об истории 1-го ЛАУ – ЛВВАКУ списки выпускников, удостоившихся «генеральских эполет», но и вообще было скрыто под строжайшим грифом «Совершенно секретно». Так что и мы его в то время не знали, а потому ничего у нашего друга спросить не могли. Как жаль!
И второе, кстати, также очень интересное пересечение судеб, связанных всё с тем же училищем. Один из сотрудников нью-йоркской резидентуры того времени, когда Дроздов был резидентом (как мы и предупреждали: память подводит! Знаем, что зовут его так же, как и одного из начальников внешней разведки, – но кого именно?! Хотя, совершенно точно, не Артур Христианович!
), рассказывал:
«Мой отец был артиллеристом. Он не был кадровым военным, но в 39-м году его призвали на сборы, с которых он возвратился в конце 45-го. Сначала – была Западная Украина, потом – Финская война, а перед Великой Отечественной он оказался рядом с границей, так что с первых её дней воевал на Юго-Западном фронте. Под Житомиром его сильно ранило, его вывезли последним поездом из окружённого Киева; после госпиталя, с 42-го, он преподавал в Энгельсе, в артиллерийском училище, а в 44-м, в конце – снова на фронт. Войну закончил майором и сразу демобилизовался».
Ведь как тесен мир! Вполне вероятно, что Дроздову приходилось общаться в училище и с этим офицером, может, даже он был у курсанта любимым преподавателем, но, разумеется, резидент не расспрашивал разведчика о биографии его отца – подобные разговоры относятся к категории «задушевных», они должны иметь некий особый повод, так же как и сотрудник не мог выяснять у своего начальника, где и когда тот учился…
А почему мы ранее назвали подполковника Грицаева, всю жизнь прослужившего в артиллерийском училище, боевым офицером? Да потому, что в истории этого училища была страница, о которой знал и курсант Дроздов, и эта страница, вне всякого сомнения, тревожила и его душу, и души его товарищей.
Огненным летом 1941 года, когда гитлеровцы рвались к Ленинграду, в районе Луги – в 136 километрах от города на Неве – была создана укреплённая позиция, так называемый Лужский рубеж, и немцы застряли перед ним на целых 45 суток. Позицию эту обороняли курсанты ленинградских военных училищ.
«22 июля, вторник
…У деревни Язвище курсанты Ленинградского пехотного училища при поддержке курсантского дивизиона Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября вели тяжёлый бой против вражеских танков и мотопехоты…
Метко били по противнику артиллеристы курсантского дивизиона. Уже в самом начале вражеской атаки противотанковые батареи старших лейтенантов Л. Зонова и П. Астафьева поразили девять танков. Три танка, пытаясь уйти от огня, повернули на левый фланг и попали под снаряды батареи лейтенанта В. Грицаева. Атака захлебнулась…»
Так громили немецко-фашистских захватчиков ленинградские курсанты, которым тогда было по 18 лет – как теперь им, «энгельским», сидящим за партами… О подвиге на Лужском рубеже, о героизме выпускников училища им напоминали постоянно, это была тема особой гордости: буквально только что, 22 марта 1943 года, был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении 1-го ЛАУ орденом Ленина. Этот орден считался в Советском Союзе высшей наградой, военных училищ, им награждённых, оказалось за всю историю не более полутора десятков – при том что Ленинградское училище было награждено в числе самых первых.
Без сомнения, это было предметом особой гордости и для вновь набранных курсантов – вот в каком училище мы учимся! – но примерно в то же время к этой «бочке мёда» они получили не то что «ложку», а, вполне возможно, альтернативную «бочку дёгтя». По крайней мере, они решили именно так.
В историческом очерке училища имени Красного Октября сказано:
«Великая Отечественная война предъявляла к военно-учебным заведениям, в том числе и артиллерийским, высокие требования. <…> Формы боя усложнялись. Роль артиллерии в наступательных боях всё усиливалась. Артиллерийский командир должен был решать разнообразные задачи в бою, обладать высокой культурой в обучении и воспитании советских воинов.
1 ЛАУ в 1943 году перешло с 8—10-месячного срока обучения курсантов на одногодичный и полуторагодичный»
.
Для курсантов это был удар: к моменту их выпуска война закончится, враг будет разбит, и победа, разумеется, будет за нами…
Но что было делать?! Горький опыт побега на фронт у Дроздова уже имелся, а он был не из тех людей, кто позволяет себе дважды спотыкаться об один и тот же камень. Значит, следовало учиться – как бы ни было обидно.
Может, именно потому Юрий Иванович практически ничего не пишет в воспоминаниях об этих полутора годах своей жизни? Училище упомянуто мимоходом: «А в 1944-м, после подготовки в 1-ом Ленинградском артиллерийском училище г. Энгельса, уезжал на фронт»
. И всё! А зря – по нескольким причинам…
Начнём с того, что Юрий получил там серьёзную подготовку артиллерийского командира, что, несомненно, пригодилось ему в последующей армейской жизни.
Училище было переведено в город Энгельс в августе 1941 года, а уже 1 сентября здесь начались занятия. Сложно сказать, когда спали курсанты первых «военных наборов» (но тогда ведь вся страна была настроена на то, что «отдыхать будем после победы»), однако они не только учились, чтобы ехать на фронт и бить гитлеровцев – плохо учиться было нельзя, противник у них был очень серьёзный, подготовленный по-настоящему! – но и буквально на пустом месте создавали учебно-материальную базу для себя и для будущих поколений.
«Были оборудованы винтполигоны, полигон для стрельбы по танкам, построен электрифицированный миниатюр-полигон, приведены в порядок и собраны комнатные столы-полигоны, сконструированы складные чемоданы-полигоны, а с наступлением лета в районе расположения дивизионов были оборудованы миниатюр-полигоны на местности.
По всем основным дисциплинам созданы и оборудованы классы. По тактике, материальной части артиллерии, топографии, связи, военно-инженерному делу силами преподавательского и курсантского состава изготовлено большое количество наглядных пособий.
Мероприятиями, приближавшими учёбу к условиям боевой обстановки, явились также полевые тактические учения с боевыми стрельбами и летние лагерные сборы…
Занятия в лагерях проходили как днём, так и ночью без срывов, с полным использованием боевой техники и ещё более приблизили жизнь и учёбу к боевой действительности»
.
Не будем разъяснять все эти термины: «винтполигон», «миниатюр-полигон» и прочее – кто знает, тот поймёт, а кто не знает, тот не поймёт, но догадается, что всё это по-настоящему серьёзно…
К тому же Юрий теперь оказался в настоящем армейском коллективе. Это тоже весьма важно для формирования личности. Казарма многому учит, но главное – умению жить в коллективе и общению с людьми. А люди-то там были разные – не только «салажня» после школ и спецшкол. Конечно, «в области знаний» воспитанники артиллерийских спецшкол были на голову выше всех прочих, но чего реально стоили их знания по сравнению с боевым опытом некоторых их однокашников? Вспомним хотя бы Ивана Дмитриевича Дроздова, зачисленного в школу прапорщиков без всякого образования, но с Георгиевским крестом…
Там, в училище, Юрий подружился с сержантом Борисом Стекляром
, воевавшим буквально с первого дня войны. Причём не просто добровольцем, но скорее даже «блатником», так как его, семнадцатилетнего, взяли в боевое подразделение исключительно потому, что там знали его отца, кадрового офицера. А далее – «котлы», ранения, Ржев и Сталинград, две медали: «За отвагу» и «За боевые заслуги». Самые весомые солдатские награды! Из курсантов, вчерашних школьников в подавляющем своём большинстве, такие медали имели очень и очень немногие. Понятно, что до такого уровня Дроздову нужно было ещё расти и расти.
Но вот что-то их, Юрия и Бориса, тогда свело – по нашей информации, в училище они дружили. А может, всему причиной – или виной? – оказался «чёрный юмор» кого-то из училищных командиров. Дроздов был высокий, Стекляр, напротив, маленький, а потому, хохмы ради, их периодически вместе ставили в наряд по кухне. Представляете, как такая «парочка» тащит котёл с водой? Умора! К ним, соответственно, прилепилась кличка «Пат и Паташон» – был такой дуэт актёров-комиков в эпоху немого кино. И это было всем понятно, потому как Великий немой «заговорил» не так ещё и давно…
Но вскоре судьба развела друзей навсегда. В марте 1944 года Борис был выпущен из училища и направлен на 1-й Белорусский фронт. В войска того же фронта совсем не скоро попадёт и Юрий Дроздов, но «хозяйство» это было слишком большое, так что не встретились. Стекляр честно заслужил четыре боевых ордена, а потом был переведён на службу в НКВД и впоследствии гонял по Западной Украине «рогулей», как не слишком уважительно именовались тамошние националисты. «Гонял» – в смысле уничтожал, будучи в составе специальных подразделений госбезопасности. На его боевом счету записано немало ликвидированных бандитов, в том числе и знаменитый в узких кругах «Гравёр», обеспечивавший поддельными документами всё оуновское подполье. Так Стекляр воевал после победы и дослужился до звания полковника…
…Однажды, через много лет после окончания училища, Борис Ефимович случайно увидел Юрия Ивановича по телевизору, узнал его, был счастлив, но теперь давние однокашники жили в разных государствах, а потому встретиться им не удалось…
И ещё – возможно, что и наиболее важное: именно тогда, во время учёбы, Юрий впервые познакомился с самой настоящей, исконной Германией.
Повторим, что училище дислоцировалось в городе Энгельсе – ещё недавно это была столица Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья, в наше время давно уже позабытой. Между тем до Великой Отечественной войны это была серьёзная административно-территориальная единица площадью свыше 28 тысяч квадратных километров и населением более 600 тысяч человек, 400 тысяч из которых составляли немцы.
Если посмотреть тот же «Политический словарь», то можно узнать, что «Республика занимает одно из первых мест в СССР по уровню агротехники. Колхозы и совхозы республики имеют много тракторов и комбайнов. Основные культуры – яровая пшеница, подсолнечник, махорка, горчица и бахчевые. Советская власть создала в АССР Немцев Поволжья крупную промышленность: производство нефтяных двигателей, молочную, махорочную, костеобрабатывающую, мясную. Сильно расширено производство сарпинки
. В республике – 4 вуза, 14 техникумов, 5 театров»
.
Всё это осталось в прошлом: в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года все немцы были выселены в Казахстан, на Алтай и в Сибирь. Не оставляли никого – ни передовиков производства, ни коммунистов, ни партийных и советских руководителей. Но в этом, очевидно, были свои разумные моменты: разделение на «чистых» и «нечистых» не способствует укреплению человеческих отношений.
Была упразднена и сама республика, её территорию сразу же разделили между Саратовской и Сталинградской областями. Людей депортировали, автономию упразднили, но всё равно «маленькая Германия», где немецкие колонисты и их потомки проживали почти с середины XVIII века, осталась.
Дроздов так потом и говорил: «“Маленькую Германию” я видел ещё в Энгельсе, во время учёбы».
В городе Энгельсе сохранился истинный немецкий быт – быт старой Германии. С её знаменитыми стойлами для лошадей, с её плотиной, сделанной на речке Саратовке… Там были весьма своеобразные, с точки зрения русского человека, дома, с отоплением, сделанным на немецкий лад, когда одна печка экономно отапливала большой, добротный немецкий дом. Это были именно немецкие дома, немецкие постройки, сделанные умелыми немецкими руками.
Знал бы тогда Юрий, насколько та визуальная информация, что была им здесь получена, пригодится ему в будущем! Но кто из нас может что-то знать наперёд?
Безусловно, за два года, прошедших со времени депортации немцев, здесь что-то изменилось: в опустевших домах теперь жили командиры, преподаватели и другие сотрудники артиллерийского училища и знаменитой Энгельсской военной авиационной школы пилотов имени Марины Расковой, жили также лётчики с семьями – в городе был большой военный аэродром. А так как жили, что называется, на чемоданах, днём и ночью пропадали на службе и надеялись сразу по окончании войны возвратиться в свои родные края, то никто в этих домах и на дворах ничего не переделывал, не «усовершенствовал», так что «германский быт» фактически оставался в неприкосновенности…
…В самом конце 1944 года Юрий Дроздов получил свидетельство об окончании училища и погоны младшего лейтенанта. Когда он учился, то казалось, что время тянется нестерпимо медленно. Теперь вдруг стало понятно, что полтора года учёбы пролетели почти мгновенно.
Война за это время закончиться не успела, но уже стремительно приближалась к своему закономерному финалу.
Глава 2. Война лейтенанта Дроздова
По окончании обучения Юрию предложили продолжать службу в «родных стенах» – здесь же, в училище, командиром курсантского взвода. Из этого можно понять, что отучился он весьма успешно, потому как «посредственным» выпускникам таких предложений не делают. К тому же, судя по имеющейся фотографии, в училище Дроздов заслужил сержантские лычки, хотя нигде о том не написано, так что, очевидно, командовал отделением курсантов.
Есть версия, которая проходит в различных публикациях (вообще всяких версий по тем или иным пунктам биографии Юрия Ивановича немало, что неудивительно: замечательную личность нередко пытаются ещё больше «улучшить»), что Дроздов, окончивший училище с отличием, получил право выбора вида артиллерии. Разумный человек в такой ситуации выбрал бы артиллерию дальнобойную – корпусную или Резерва Верховного Главнокомандования, то есть ту, что находится на порядочном удалении от линии фронта. Но он, как рассказывают, попросился в противотанковую артиллерию. На самый что ни на есть передний край – недаром же про «противотанкистов» говорили: «Ствол длинный, а жизнь короткая». Почему так? Объясняем. Если расчёту удавалось заранее хорошо замаскировать орудие, что получалось далеко не всегда, потому как нередко приходилось разворачиваться прямо под носом у наступающего противника, то артиллеристы получали «фору» в несколько неожиданных выстрелов, после чего пушка всё равно превращалась в прекрасную мишень. Впрочем, танк мог раздавить эту «мишень» и гусеницами. В любом случае, артиллерийский расчёт не имел никакой защиты – разве что щиток орудия мог прикрыть наводчика от автоматных пуль и шальных осколков, не более.
Однако сам Юрий Иванович не писал, что ему была предоставлена возможность что-то по выпуске выбирать, он только отказался остаться в училище и обрадовался назначению «командиром взвода в противотанковом артиллерийском дивизионе одной из гвардейских дивизий 1-го Белорусского»: «Мною двигало желание бороться и быть вместе с уходившими на фронт друзьями детства. Я понимал, что могу и погибнуть…»
Хотя на самом деле младший лейтенант Дроздов был направлен из училища не в какое-то конкретное подразделение и даже не на определённую по категории должность, а скорее всего «в распоряжение», как указывалось в предписании, командующего артиллерией 1-го Белорусского фронта, оттуда его направили куда-то «пониже», и уже затем – в распоряжение начальника артиллерии 52-й гвардейской стрелковой Рижской ордена Ленина и ордена Суворова дивизии. Кстати, там-то, на месте, он уже мог что-то выбирать, но вряд ли младшему лейтенанту реальный выбор предлагался. Там могли спросить о пожеланиях, но направили туда, где были нужны люди. Таким образом он получил назначение командиром огневого взвода 57-го отдельного гвардейского истребительного противотанкового дивизиона. Взвод – две противотанковые пушки. Как рассказывал потом Юрий Иванович, это были 76-миллиметровые орудия ЗИС-3 образца 1942 года…
В часть он прибыл 15 января 1945 года, и с этого дня исчисляется срок его, как это звучит официально, «пребывания на фронтах Великой Отечественной войны» – реальная боевая выслуга.
Есть опять-таки версия – приходилось где-то читать, – что Юрий принимал участие во взятии Варшавы, которая пала через день после его прибытия, 17 января. Подобное утверждение не выдерживает никакой критики, ибо 52-я гвардейская дивизия в штурме столицы Польши не участвовала. Да если бы и участвовала, то кто бы отправил в бой только что прибывшего младшего лейтенанта? Это же не 1941-й, когда ему могли дать те самые два орудия и напутствовать: «Вот твой рубеж! Противник через него пройти не должен. Стой здесь и умри!» И встал бы, и стоял – до последнего снаряда, до самой смерти. Но в 1945-м никто бы не стал рисковать ни необстрелянным «мамлеем», как в войсках иронично называли младших лейтенантов, ни тем более двумя противотанковыми пушками.
Зато впереди у 52-й гвардейской дивизии и лично у гвардии младшего лейтенанта Дроздова были иные бои, причём гораздо более тяжёлые, потому как сопротивление гитлеровцев постоянно нарастало. Недаром поётся в известной песне: «Последний бой – он трудный самый». К этому последнему бою следовало готовиться самым тщательным образом, и так получилось, что Юрию вновь пришлось учиться, а не воевать, как он совсем уже было собрался…
Генерал-лейтенант Георгий Гаврилович Семёнов, бывший в годы войны начальником оперативного отдела 3-й Ударной армии, писал в мемуарах:
«Третью ударную вывели в резерв фронта… 23-я и 52-я стрелковые дивизии 12-го гвардейского корпуса заняли оборону по восточному берегу Одера на участке протяжённостью 30 километров: от Нидер-Кренина до Альт-Рюдница. Все остальные соединения находились в тылу, приводили себя в порядок после боёв в Померании, принимали пополнение, занимались боевой учёбой.
Активных действий армия пока не вела. Штабные офицеры, разумеется, пытались определить наши перспективы, предусмотреть дальнейший ход событий. Если нам прикажут наступать строго на запад, то армия, форсировав Одер, пройдёт значительно севернее Берлина. Некоторые товарищи вздыхали: жаль, мол, что не придётся самим громить фашистское логово.
Как бы ни развивались события, дальнейший наш путь вперёд лежал через Одер, левый берег которого находился в руках противника. А опыта форсирования крупных водных преград дивизии нашей армии не имели.
Учить войска преодолевать водные преграды при помощи табельных и подручных средств – на этом было сосредоточено основное внимание всех командиров и инженерных начальников. При обучении использовалось всё, что могло держаться на воде, вплоть до брёвен и досок.
Занятия по форсированию водных преград проводились на ближайших озёрах, как правило, в сумерках или на рассвете.
Одновременно командиры соединений и частей, штабы и политорганы уделяли большое внимание тактической подготовке войск. С каждой ротой было проведено по два-три тактических учения. На батальонных учениях с боевой стрельбой отрабатывались вопросы взаимодействия подразделений между собой и с родами войск, а также формы и способы ведения боёв в населённом пункте и в ночных условиях. Командиры полков, офицеры штабов и политработники большую часть времени проводили в подразделениях, обучая солдат, сержантов и младших офицеров»
.
Можно понять, какие чувства обуревали младшего лейтенанта! Ладно ещё, что вместо боёв – та же поднадоевшая учёба, всё-таки бои будут, это к ним готовятся, но то, что дивизия оказывается на второстепенном направлении, пройдёт «значительно севернее Берлина» – это было по-настоящему обидно. Причём настолько обидно, что Юрий даже заболел – вполне возможно, что именно поэтому, ибо в периоды ожесточённых боёв ни у кого никаких болячек не было (а может, и простудился, пока добирался до фронта) – и угодил в госпиталь. Хотя, по другому варианту развития событий, он был легко ранен – но о том, где и когда, никакой информации не имеется, и сам Дроздов в своей книге этого не уточняет. Так что достоверен лишь один факт: он оказался в госпитале. Обидно, конечно: только приехал в часть, и вот тебе, пожалуйста, сразу на больничную койку!
Но, как известно, никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. И вот тому в подтверждение фрагмент из книги «Вымысел исключён»:
«Я женат. Мы познакомились уже в конце войны. После освобождения Варшавы в одну из пауз в Висло-Одерской операции 1945 г. (то есть во второй половине января 1945 года. – А. Б.) я на пару недель оказался в полевом госпитале 3-й Ударной армии, где мы и встретили друг друга.
Моя жена, Людмила Александровна Дроздова (Юденич), моя ровесница, родилась в с. Жихарево Бельского уезда Нелидовской волости Западной (Калининской) области. <…> Ранней голодной весной 1943 г. она пришла в село Займищи Калининской области и поступила в полевой армейский госпиталь и прошла вместе с ним до окраин Берлина»
.
В общем, познакомились, а вскоре после войны, в поверженном Берлине, Юрий как-то смог отыскать эту красивую девушку и связал с ней свою судьбу до самого конца своей собственной жизни…
Но, повторим, это будет потом, после взятия Берлина, и до того времени ещё следовало дожить, что будет совсем непросто и удастся далеко не каждому.
К сожалению, у многих из нас представление о Великой Отечественной войне достаточно примитивное. Не будем в подробностях обсуждать эту тему, но вот завершающие аккорды войны многим представляются так: доблестные советские войска, подавляя последние очаги сопротивления гитлеровцев, неудержимо движутся к Берлину… И как бы ни сопротивлялись гитлеровцы, уже нет такой силы, которая могла бы противостоять мощной, опытной, прекрасно обученной и оснащённой самыми передовыми оружием и боевой техникой Красной армии. Советский Союз и его вооружённые силы сосредоточили все свои возможности для этого последнего, решительного боя. «Всё для фронта – всё для победы!»
А вот как вспоминал те самые дни победного наступления Герой Советского Союза гвардии генерал-майор Нестор Дмитриевич Козин, командир 52-й гвардейской стрелковой дивизии, в которой, напомним, служил Дроздов:
«Нашей 3-й ударной армии предстояла задача повернуть на северо-запад и двигаться на Иновроцлав, Бломберг. Это значило, надо пройти ещё не менее 150 километров. (Расстояние от Бломберга до Берлина по прямой – порядка 300 километров. – А. Б.)
Трудностей прибавилось: тылы дивизии растянулись, снабжение горючим и продовольствием ухудшилось. Особо беспокоили нас боеприпасы. Начальник артснабжения майор И. Б. Ласточкин доложил, что дивизия в целом по всем видам не имеет и половины боекомплекта. А ведь мы шли в бой!»
Впечатляет? Между тем по кадрам фронтовой кинохроники представляется, что боеприпасов у наших войск в то время было более чем достаточно. И на всех снарядах неизменно писали «По Рейхстагу!» или «Подарок Гитлеру». А тут ещё, оказывается, были проблемы не только со снарядами, но и с продовольствием… И это, между прочим, на том фронте, которым командовал Маршал Победы Жуков, заместитель Верховного главнокомандующего. Что же тогда было на других фронтах?
После относительно небольшой передышки 52-я гвардейская дивизия вновь вошла в боевое соприкосновение с противником.
О том, как воевал в то время гвардии младший лейтенант Юрий Дроздов, мы ничего пока что говорить не можем, потому как не знаем и додумывать не станем, зато в воспоминаниях ветерана дивизии, командира одного из её полков гвардии полковника Гавриила Григорьевича Пантюхова есть конкретный рассказ о боевых действиях 57-го оиптдн (таково официальное сокращение названия «отдельный истребительный противотанковый дивизион»), того самого, в котором служил наш герой.
«Утром 1 марта сотни орудий открыли стрельбу, разорвав плотный, влажный воздух…
На позиции батальона гвардии майора В. М. Малютина надвигались сразу десять танков и самоходных орудий с двумя ротами пехоты. Подойди они беспрепятственно к цепям гвардейцев, спешно окопавшихся на окраине населённого пункта, батальон был бы смят. Но машины и пехоту противника ещё на дальних подступах встретила своим огнём дивизионная артиллерия, а когда они всё-таки приблизились к позициям, прогремели выстрелы приданного полку 57-го истребительно-противотанкового дивизиона. Батарея, которой командовал гвардии лейтенант М. Д. Бондарь, вела огонь прямой наводкой, подпустив танки и самоходки на расстояние 300–400 метров. Стрелять так было опасней, но зато орудия били наверняка. Три орудия, у панорамы которых стояли командир огневого взвода гвардии старший сержант В. А. Гук, наводчик И. Е. Курочкин, наводчик гвардии младший сержант С. И. Игнатьев, с первого выстрела попали в цель. Сразу три машины вышли из строя.
Батальон ружейно-пулемётным огнём отсекал пехоту от танков и самоходок, и, когда ещё две машины были подбиты, она отхлынула от населённого пункта»
.
Видимо, и у Дроздова примерно так было – конечно, на другом участке и с каким-то своим вариантом развития событий.
Следующий бой, в котором участвовал 57-й гвардейский дивизион, произошёл через неделю, 7 марта (впрочем, может быть, и ещё что-то случилось, а мы просто не знаем), – это взятие польского города Голенюв, и о том вспоминал командир дивизии:
«После короткой 15-минутной артподготовки стрелковые подразделения в сопровождении танковых частей, используя обходной манёвр, перешли в наступление: 33-я дивизия – с северо-востока, 52-я – с юго-запада. 10-я танковая дивизия СС и дивизия “Бервальде” оказывали упорное сопротивление. После повторного артналёта, действий орудий прямой наводкой и огня танков с места по вновь выявленным огневым вражеским точкам к исходу дня мы штурмом овладели городом. Остатки разгромленного врага были отброшены на юго-запад.
При штурме города смелость и решительность проявили многие подразделения дивизии. <…> 57-й гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион Н. В. Позднякова подбил танк, две бронемашины и подавил два тяжёлых пулемёта»
.
Вполне возможно, что Юрий в этом бою участвовал.
Но всё это происходило как бы по дороге, по ходу развития событий, в преддверии того самого главного боя, которого ждали все в наших войсках – от солдат до маршалов.
Та страна, в которой теперь оказался Дроздов, не слишком походила на виденную им в Энгельсе «Малую Германию». Не только потому, что патриархальная старина неизбежно уходила в прошлое, уступая место современной архитектуре, но и, главное, потому, что война, возвратившаяся на немецкую территорию, откуда она в своё время пришла, изуродовала всё вокруг. Руины здешних населённых пунктов не очень-то отличались от руин польских, белорусских, украинских, русских и прочих городов… В руины превращалась и столица Германии, в направлении которой двигались войска Красной армии, несущие неотвратимое возмездие.
