скачать книгу бесплатно
– А папа где? – спросил я, позволяя себя тискать и тормошить.
– Скоро должен прийти, у него ж банный день сегодня!
Мамулька снова ласково прижала меня к переднику, а я притянул к себе Настю. Я вас приучу к родственным отношениям…
Скинув туфли, прошествовал в комнату, сопровождаемый мамой и сестрой – они держали меня за руки, словно вели под конвоем.
– Вырос как… – умилялась мама. – Совсем большой стал…
А я чувствовал ошеломление и странную робость – чудилось, топну сильнее или крикну, и все вокруг рассеется, как пленительный мираж. Оглушенный реальностью, я оглядывался, будто в первый раз. Всё, как тогда…
Золотистые шторы и диван, застеленный расшитой кошмой – папа ее из Монголии привез. Почти антикварная этажерка с фигурными столбиками, забитая книгами «про шпионов», – дедушкина коллекция. Любимая мамина игрушка – румынский гарнитур. Большая картина в простенькой раме, изображавшая берег пруда, угол избушки в тени зарослей и пару коров, забредших в воду. Может, и не шедевр, зато подлинник.
А вот бабушкин комод – монументальный постамент для цветного телевизора «Радуга-703», единственного в нашем доме. Помню, как мальчишки во дворе задавали мне один и тот же вопрос: «Это правда, что у вас телик разными цветами показывает?», а соседи со всего подъезда ходили к нам концерты смотреть или парады. Товарищи…
– Ну, как ты? – спросила мама заботливо. – Сильно устал? Не заездили там тебя? Не обижали?
– Да нормально все, – заверил я ее и полез в левый карман. Помнил, что нарочно отложил туда двести рублей. – Вот! Мой скромный вклад.
– Ого! – воскликнула Настя.
Разумеется, мама снова меня обняла и поцеловала, но я был не против.
– Мам, у меня еще триста рублей осталось. Хочу к школе брюки хорошие купить, туфли там… Можно я в Одессу съезжу?
– Работничек ты мой! – проворковала мама, умиляясь моей житейской состоятельности. – Конечно, съезди! Сюда-то как добрался?
– Да нормально… Мы в Москве пересадку делали. На Курском взял билет до Харькова, а оттуда на Помошную[2 - Помошная – маленькая станция, от которой час пути на автобусе до Первомайска, Николаевской области.].
Успокоенный насчет поездки, я торжественно выложил килограмма три московских конфет, вызвав буйный восторг Насти, достал блок лезвий «Жиллет» за десять рублей – и преподнес матери флакончик духов «Мадам Роша».
– Это тебе. С днем рождения!
– О-о! – восхитилась мама, принюхиваясь. – Настоящие французские! А мы тебя так ждали! Думали, что как раз успеешь…
– Да я б успел, но не бросать же всех, не по-людски как-то.
– Ну да… Ну да…
Мама смочила палец в капельке парфюма и провела по шее.
– Шармант![3 - Искаж. charmant (фр.) – очаровательно.] – ухмыльнулась Настя.
– Что б вы понимали в роскоши, мадмуазель, – надменно сказала мама и тут же сменила тон: – Ты, наверное, голодный?
– Потерплю, – махнул я рукой. – Папу лучше дождусь.
– Ну, ладно, Мишечка, отдыхай! – оживленная и радостная, мама растрепала мне волосы и удалилась на кухню.
– А у нас котлеты на ужин! – радостно доложила Настя.
– С толченкой! – донесся мамин голос.
– И с огурчиками! – продолжала искушать сестричка. – Малосольными!
– Хочешь, чтобы я слюной захлебнулся, да?
Хохоча, Настя ускакала к матери, а я подхватил рюкзачок и поплелся в свою комнату. Устал. Да и перенервничал.
Почти весь пол в моей «берлоге» укрывал самодельный ковер – огромное соцветие роз на черном фоне. Говорят, его наша родственница ткала, баба Феня.
У стены стояло ложе – старый диван. Тоже, кстати, ручной работы – дядя Вова собрал его, когда мне было лет пять…
Я, как кот, обнюхивался, заново привыкая к полузабытому житию, перепутанному в моих снах. Нужно, чтобы «тихо пришли в равновесье зыбкого сердца весы»…
Подойдя к столу, перебрал стопку новеньких учебников для 9-го класса, пахнущих типографской краской, выглянул в окно. Всё то же самое, как помнилось – широкая улица, обсаженная тополями, редкие машины, двухэтажный гастроном на углу.
На подоконнике лежала моя тогдашняя (теперешняя!) гордость – фирменная сумка «Эр Франс». В нее я кидал полотенце и плавки, когда ходил в секцию. Молодец, верно рассудил, что вырабатывать «треугольную» фигуру пловца, широкоплечего и узкобедрого красавца – это «самое то» для нескладного подростка. Ну, в плечах я пока что не шибко раздался, но мясцом оброс. Хотя понятие «мускулистый» к моему телу подходило не слишком, а вот «жилистый» – это про меня.
Вспомнил, каким сам себя увидел на площадке. Уши более-менее нормальные и нос, только губы подкачали – пухлые. Девчонкам, может, и нравятся, так ведь никакой суровости с брутальностью.
«Зато линия подбородка жесткая, – повысил я самооценку, – и взгляд твердый!»
Над организмом еще работать и работать – худой он у меня слишком, да и слабоват. Ну, бассейн я пропускать не намерен, сделаю себя. А вот во что этот организм упаковать…
«Да, надо будет серьезно подумать над образом, чтобы стать иконой стиля», – усмехнулся я.
Стилягой никогда не был и не буду, но и к тому, что висело… м-м… что висит в магазинах «Одежда», у меня стойкая аллергия. Девчонкам хорошо, коричневые школьные платья с фартуками их только красят. Да и традиция неплоха – в такой же форме еще гимназистки ходили до революции, только в «макси», а ныне, слава моде, в ходу «мини» до середины бедра. Есть на что посмотреть со вкусом…
А каково ученикам приходится? Явиться в класс в кургузом синем пиджачке с идиотскими пуговицами, штампованными из алюмишки… Бр-р! Комплекс неполноценности гарантирован.
В Первомайске приличных тряпок не купишь, разве что по блату. Одна надежда на одесских фарцовщиков – эти всё, что хочешь, достанут, успевай только наличные отсчитывать…
Стащив с себя стройотрядовскую курточку, я подержал ее на вытянутых руках, любуясь, как адмирал кителем. Вон на рукаве ма-аленькая дырочка – ее искра прожгла. Мы собирались вокруг костра после тяжелой смены, пели под гитару, пекли картошку, болтали обо всем на свете, подбрасывали в огонь пихтовые ветки, чтобы дымом отгонять комаров. Искры, виясь, уносились к небу, путаясь с мерцающими звездами, звенели струны, а вокруг сдержанно шумела тайга, будто подпевая… Классика!
В тот самый вечер меня впервые в жизни поцеловала девушка. Марина была выше меня – стройная, длинноногая второкурсница из ХАДИ[4 - Харьковский автодорожный институт.]. Девушка шутила поначалу: «Губки у тебя – не промахнешься!», а потом увлеклась процессом. Вот только когда я попробовал ее приобнять, она мягко отвела мою руку. Сказала: «Я на два года тебя старше…»
Вдруг я взволновался, перескочив на мысли о другой Марине. Воспоминания нахлынули, будоража и жаля. Это случилось тридцать первого августа – послезавтра!
С ума сойти…
То, что должно произойти вскоре, уже было со мной, только в прошлой, как бы первой моей жизни. Я тогда, как и сейчас, отпросился у матери и прикатил в Одессу, точнее, в ее пригород Бугаёвку, за обновками. И встретил на тамошнем рынке удивительную девушку.
Помню всё, до последней мелочи: подъехал неприметный «жигуленок», из него вышли двое крепких мужчин и она, сразу же завладевшая всем моим вниманием.
Девушка выглядела очень спокойной, почти безмятежной, но причиной тому служила не легкомысленность юности, а внутренняя уверенность и тренированная воля.
Подтянутая, стройная, длинноногая, с небольшой, но высокой грудью, незнакомка была гибка и грациозна – чувствовалась давняя дружба со спортом.
Она, похоже, почти не пользовалась косметикой, но ее чистое лицо и без макияжа впечатляло яркостью: черные глаза, брови вразлет – и яркие от природы губы. Если оценивать строго, то ее слегка портил большеватый, с едва заметной горбинкой нос, зато он придавал девушке некую пикантность, изящную индивидуальность, рисуя в воображении образ индианки-скво. Это впечатление дополняли иссиня-черные волосы, собранные в длинный хвост, и натуральная смуглинка.
«Скво» неторопливо оглянулась, я на мгновенье поймал ее внимательный взгляд. Нет, он не был адресован мне, просто в незнакомке сработала давняя привычка посматривать вокруг.
Один из мужчин окликнул девушку: «Марина!», но она спокойно проигнорировала зов. Тогда он, сердясь и повышая голос, обратился к ней по званию: «Товарищ старший лейтенант!»
«Скво» хлестнула его негодующим взглядом…
«Ничего себе, – подумал я тогда, – какие барышни бывают!»
Впал в уныние («Пр-роклятый возраст!») и поплелся делать покупки. Четверти часа не прошло, как раздался пугающий треск выстрелов – трое качков в красно-белой спортивной форме палили по какому-то кавказцу рядом с бардовой «Волгой».
Паника на толчке не поднялась – никто просто ничего не понял. Стрельба прекратилась так же быстро, как и началась, набежали ловкие парни в штатском – и унесли Марину…
Она погибла возле той самой «Волги» – застрелила одного из «спортсменов», другого ранила, но и сама заработала пулю, прошившую бедро навылет. «Скво» умерла от большой потери крови.
Все эти подробности я узнал много лет спустя, из интернета, а тогда… Тогда я впервые ощутил непереносимую боль и горечь утраты. И огромную, неснимаемую вину. Ведь я мог, мог ее спасти!
Да, я ничего не знал и даже понятия не имел, что происходит, но все эти доводы разума душа не принимала. Долгие годы тогдашний мой промах мучил меня, не давал покоя, а Марина снилась по ночам – веселая или грустная, молчаливая или щебечущая о своем, девичьем, но всегда живая…
Я нервно-зябко потер ладони. Еще там, в 2018-м, когда Леночка назвала дату моего прибытия в прошлое, я даже дышать перестал – мне давали шанс исправить старую житейскую помарку, совестью возведенную в степень тяжкого греха!
Да, да, я ни в чем не виноват, но лучше все-таки спасу Марину – и тогда мои личные небеса навсегда останутся ясными!
Тут меня пронзил острый испуг: вдруг только сознание мое и переместилось в мальчишескую голову, а все тайные способности остались в будущем или перешли в «доквантовое состояние», вместе с моим «старым» организмом?
«Глупости какие, – рассердился я, – ты же с детства врачуешь!»
Ну, а вдруг?..
Суетливо, стыдясь самого себя, полез в рюкзачок – там у меня, в кармашке, лежит складной нож, без него никуда. Ни консерву вскрыть, ни хлеба отрезать, ни колышек обстругать, чтобы котелок вешать над костром.
Разложив ножик, оглядываюсь на дверь и полосую по предплечью лезвием. Засочилась кровь – я тотчас же зажимаю порез пальцем.
Больно! Усилием воли отключаю неприятные ощущения. С бьющимся сердцем отнимаю палец от ноющей ранки…
Ф-фу-у! Кровь не шла, а надрез затягивался тонюсенькой розовой пленочкой. Нормально! Заживление шло даже быстрее, чем я привык, но это как раз понятно – молодость, да еще ранняя, имеет свои преимущества. Ну и ладно, хоть с этим все «океюшки».
Я вздохнул и плюхнулся на скрипнувший диван. Лишь теперь во мне словно пробку вынули, как из бутылки с шампанским – ослепительная радость переполнила меня, запенилась, заиграла. Ура-а!
Я молод! Я здоров! И все помню! Все мои знания, весь мой опыт, «сын ошибок трудных» – всё это богатство крепко сидит в моей голове, волосы на которой начнут редеть еще очень не скоро.
«Чего тебе надо, балда? – выговариваю я себе. – Что ты хмуришь брови и опускаешь плечи под гнетом проблем? Да тебе всего пятнадцать лет и одиннадцать месяцев! Понимаешь, ты, чучело иновременное? Пятнадцать!»
Я тихо рассмеялся и вскочил с дивана. Нечего высиживать! Даешь новую жизнь! USSR, FOREVER!
Из прихожей долетел громкий голос Насти, она с кем-то болтала по телефону. Услыхав: «Да, приехал! Ага!», я фыркнул – включилось «сарафанное радио»!
Переодевшись в мягкие трикушники и подцепив пальцами ног поношенные тапки, расслабленно отправился в ванную. На стройке мы каждый день коллективно мылись в душевой, сколоченной из досок, а раз в неделю парились в бане, но все эти прелести жизни не сравнятся с единоличным погружением в горячую воду, когда она с шумом брызжет о бортик ванны и медленно поднимается, затапливая твое тело, отбирая у него вес. Рела-акс…
Критически оглядев себя в зеркале, усмехнулся – снизу и сверху загорел, а посередке – «всех румяней и белее». Шлепнул по животу – «кубиков» пока не видать, но хоть плоский…
Искупавшись, обтеревшись до скрипа, я помыл ванну, заодно обсыхая, после чего оделся.
Вовремя. Клацнул замок, и сразу послышался папин голос:
– А чьи это? Так-так-так! В семье пополнение!
– Это Мишенька вернулся! – похвасталась Настя.
Я улыбнулся с нежностью. Наверное, впервые в жизни сестренка назвала меня Мишенькой.
Собравшись с духом, покидаю совмещенный санузел, предстаю перед отцом – и не понять, то ли после ванной озноб пробирает, то ли это нервное. Папа смотрел на меня, склонив голову к плечу, и улыбался. Я отвык видеть его таким – молодым, здоровым, в самом расцвете сил. Отец весьма фотогеничен, а когда надевает свой костюм, то может прикинуться хоть модным режиссером, хоть дипломатом – ему поверят. Но на работу или в баню он ходит в своей любимой гимнастерке и в болгарских джинсах «Рила».
– Вернулся, блудный сын! – довольно сказал папа.
– Весь тут, – развел я руками.
– Давно приехал?
– Да только что, полчаса не прошло.
Отец неловко обнял меня, обдавая запахом распаренных веников.
– Ну, как тебе отряд? – преувеличено оживленно спросил он, будто стесняясь проявления чувств.
– Да нормально. Народ подобрался что надо. Многие, кстати, помнят комиссара[5 - Одна из должностей в штабе студенческого стройотряда.] Гарина!
– Да, были схватки боевые… – мечтательно сощурился папа.
– Мойте руки, – скомандовала мама из кухни. – Будем ужинать!
– Яволь, майне либе![6 - Jawohl, meine liebe! (нем.) – Так точно, моя любимая!] – браво отозвался отец и приглушенно сказал для меня: – Мама обещала борщ сварить, как ты любишь – с белой свеклой[7 - Так на Украине называют свеклу сахарную.], но без сала.
– Давненько я его не пробовал! – вырвалось у меня, но папа понял мои слова по-своему.
– Бедный! Два месяца без борща!
Женщины в доме суетились вовсю, но это была та суета, которая не раздражает – живая и радостная.
– Привет семейству! – весело поздоровался отец, входя на кухню и закатывая рукава. Мама тут же подставила щеку для поцелуя.
– Понюхай! – сказала она загадочно.
Папа чмокнул ее и честно принюхался.
– А что это пахнет?
– Это я пахну! – призналась мама.
