скачать книгу бесплатно
Я принял серьезный вид.
– Михаил Андреевич, за два сеанса я почистил вам сосуды и укрепил сердце, подлечил диабет, но вот справиться с последствиями туберкулеза быстро не получится. Месяца четыре… до полугода организм сам будет залечивать больные места, а потом его надо… э-э… «взбодрить». В принципе, как раз летние каникулы начнутся, и я смогу приехать.
Хорошо ощущая «тезку», испытывавшего неловкость, я не стал дожидаться просьб с его стороны.
– Очень хорошо! – обрадовался Суслов, и даже пошутил неуклюже, что за ним не водилось: – Постараюсь дожить!
«Ничего, – подумал я, – скоро вы у меня анекдоты будете травить!»
Лицо моего тезки дрогнуло, радостное оживление спряталось за тучку легкого замешательства – я уловил, как Михаил Андреевич скрывает смущение и неуверенность.
– Знаете, Миша… – Суслов поднял очки на лоб, двумя пальцами массируя переносицу. – Я настолько привык сдерживаться, что мое хладнокровие порой сродни равнодушию. А вам, так сказать, удалось всколыхнуть этот застойный пруд… – испытав колебания, он все-таки высказался: – Да, я по-прежнему взволнован вашими словами, совершенно неожиданными для меня!
– Вы имеете в виду развитие идей Маркса и Ленина? – осторожно уточнил я.
– Именно! – горячо подтвердил Михаил Андреевич. – Это… – он затряс головой, не находя слов, и отмахнул челку. – Десятки раз я пытался привнести что-то свое в марксизм-ленинизм, но всегда пасовал. Помню, как расстроился в свой последний юбилей – сколько всего пережито, передумано и переосмыслено! Занести бы все на бумагу, сформулировать, сравнить предвидения Маркса с исторической действительностью, выявить новые тенденции, сделать выводы… А сил нет! – Он длинно вздохнул, словно переживая давнишнее разочарование, но бледная улыбка уже трогала его губы. – Привыкнуть не могу никак – волнуюсь очень, но даже голова не болит! Не давит ничего, не ноет… – улыбка растаяла, затеняясь хмурым выражением. – Если я и сейчас не возьмусь… за труд, то ни за что не прощу себе этого. Я почему и спрашивал вас, Миша, о стойкости своего нынешнего состояния – хотел лишний раз услышать, что поправился.
– А я лишний раз скажу, что это в ваших силах – продолжить дело Ленина! – проговорил я с нажимом, наклоняясь для пущей убедительности. – Гарантию даю – здоровья вам хватит. Хватило бы только желания писать от себя, не оглядываясь на классиков, без цитат и догматизма.
Поймал острый взглядец Суслова, и смолк, досадуя – опять маху дал!
– Вы считаете меня догматиком, Миша? – с грустинкой в голосе спросил Михаил Андреевич
– Как только учение Маркса сочтут окончательным, лишенным изъянов и верным на все времена, оно тут же превратится в догмат, – вывернулся я, осторожно подбирая слова. – Вот и докажите, что марксизм жив-здоров! Не окаменел, не закоснел, а развивается вместе с обществом и… нет, не меняется в угоду строю и эпохе, а становится… ну, если тут возможно проводить сравнения с медициной… становится инструментом для точного диагноза и лечения социальных недугов. Должен стать! Не сухой занудной теорией, не собранием пыльных томов, которые никто не читает, а живой, четкой методикой построения высшей формы общества. А то ведь ерунда получается – капитализм эволюционирует, а в марксизме полный застой! Вон, посмотрите на западных рабочих – многие из них владеют акциями той компании, на заводах которой трудятся. Этому уже и название подобрали – народный капитализм. Да, такие работяги – мелкие акционеры, но и они получают дивиденды! То есть, наравне с настоящими буржуями, эксплуатируют трудящихся. Так какие же с них пролетарии? И что об этом говорит марксизм-ленинизм?
– Ничего не говорит, – признал Суслов. Встряхнулся, и уверенно добавил: – Но скажет!
Тот же день, чуть позже
Москва, площадь Дзержинского
Обычно Андропов заканчивал трудиться в пятницу, часов в девять-десять вечера, но иногда заявлялся на работу и в выходные. В субботу обычно занимался делами с одиннадцати утра и до шести, а по воскресеньям мог задержаться на несколько часов.
Вот, как сегодня. Замов своих Юрий Владимирович решил не беспокоить, лишь одного хорошего товарища зазвал, но Василий, верный порученец, уже был тут как тут. И откуда только узнал?
– Да сиди, Василь, – улыбнулся председатель КГБ, входя в приемную и усаживая на место вскочившего было капитана. – Отдыхал бы лучше!
Василий ответил легкой улыбкой.
– Я, в принципе, ненадолго, – продолжил Андропов, отворяя дверь в огромный кабинет, – надо с одним профессором потолковать… Ну, организуй тогда чаю, что ли!
Порученец с готовностью кивнул, тут же берясь за дело.
«Старая школа!» – подумал Юрий Владимирович, перешагивая порог, и закрывая за собою дверь. Сразу стало тихо, мысли потекли плавнее.
Раздернув тяжелые светло-коричневые портьеры, он остановился у окна, словно проверяя, на месте ли Железный Феликс. Памятник стоял несокрушимо.
Искристые осадки, выпавшие с утра, залегли ненадолго – желтые снегоуборочные машины уже хищно кружили по площади, тормозя вереницы авто. Хмурое, затянутое тучами небо провисло над Москвой, наколотое шпилями сталинских высоток и башнями Кремля. Андропов перевел взгляд левее. Темно-серые цековские здания на Старой площади расплывались, почти сливаясь с облачностью. Непогода…
Главный чекист страны посмотрел на часы – и отворил незаметную дверь справа от письменного стола. За нею пряталась маленькая комната – «гостиная», как порой называл ее Юрий Владимирович. Обстановка почти домашняя – вдоль стены, отгораживавшей кабинет, тянулся простенький книжный стеллаж, заставленный полным собранием трудов Ленина – и диссидентской литературкой. На письменном столе у глухой стены отливал тусклым бликом телевизор, а вокруг низкого журнального столика стояли четыре кресла и диван «на троих», одинаково обтянутые плюшем сдержанного терракотового цвета. Оба окна цедили рассеянный свет, плотно задернутые портьерами, из-за чего в «гостиной» зависал коричневатый сумрак.
Помедлив, Председатель КГБ шагнул в короткий коридор. «Мальчики направо…», – мелькнуло воспоминание из давней юности. Повернувшись спиной к туалету и душевой, Андропов осторожно, чтобы не забрызгать пиджак, приоткрыл кран умывальника, сложил ладони ковшиком, набрал холодной воды и омыл лицо. Полегчало.
Вытершись махровым полотенцем в аляповатых китайских розочках, Юрий Владимирович глянул на себя в зеркало. С виду крепок, и в лице твердость. Еще бы в левом боку не ныло…
Вздохнув, Андропов вернулся в кабинет и занял кресло за столом. Словно дождавшись хозяина, слева на пульте, выдерживая равные промежутки, тихонько зазвонил телефон внутренней связи.
– Я слушаю, – сказал Председатель КГБ, прижав трубку к уху.
– Здравствуйте, Юрий Владимирович. Ответственный дежурный по Комитету, полковник Шульга. Здесь профессор Лягин…
– Проводите ко мне.
– Слушаюсь, Юрий Владимирович.
Андропов позволил себе чуть-чуть расслабить узел галстука, расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. С привычной осторожностью откинулся на спинку, задумался. Сейчас он, можно сказать, привык к своей хлопотной должности, а ведь поначалу сильно сомневался, что вообще потянет воз госбезопасности. Но ничего, подучился у знающих людей, вник в суть дела – и стало получаться. И до него не сразу дошло, что Брежнев вовсе не понизил его, переведя из секретарей ЦК партии в председатели КГБ. Нет, это было, скажем так, неявное повышение и одновременно – жест доверия и расположения к нему.
Постепенно пришло понимание того, какая сила таится в КГБ, и какую колоссальную власть дает. Правда, Леонид Ильич это тоже хорошо понимал. Генсек особой наивностью не отличался, всегда руководствуясь старым большевистским принципом: «Доверяй, но проверяй!» Потому и приставил к Андропову парочку своих «опричников», Цинева и Цвигуна. Официально – замов председателя КГБ, а фактически – соглядатаев. Вот только не стал Юрий Владимирович ссорится с Леонидом Ильичом, а переиграл его, приняв навязанных заместителей, как родных, озаботившись их проблемами. В итоге оба, по сути, заняли его сторону…
Андропов снял очки и отер ладонями лицо, посидел чуток, ссутулившись, а затем вздохнул и выпрямился. Занимая высокое положение, очень трудно оставаться собой.
Достав стакан, чистый до невидимости, он потянулся к графинчику с клюквенным соком, который всегда стоял у него на столе, но передумал, и плеснул себе трускавецкой минералки – почки пошаливали.
Зажегся зеленый глазок селектора – связь с секретариатом, трудившимся неподалеку, через приемную.
– Здесь профессор Лягин, – послышался голос Шарапова.
– Пригласите.
Вскоре дверь отворилась, пропуская Василия с жостовским подносом. Быстро переложив угощение на стол для заседаний, порученец доложил:
– Ученый явился. Мнется…
Мельком глянув на стол – капитан приготовил две чашки – Андропов кивнул:
– Зови.
Ему иногда приходилось встречаться с представителями научной или творческой интеллигенции – по делу, а то и просто так, лишь бы «пощупать пульс», понять, какие настроения бытуют в стране. Как правило, встречи эти устраивались на конспиративных квартирах – сам Андропов в это время отдыхал от казенщины, а чувствительных интеллигентиков до дрожи пугало здание КГБ на площади Дзержинского. Его коридоры казались им зловещими и даже мысль о «подвалах Лубянки» приводила в ужас.
Но сегодня Юрий Владимирович изменил привычке, решив принять профессора Лягина у себя в кабинете. Разбаловался старый ученый, антисоветчинкой увлекаться стал – вызов в «Контору Глубокого Бурения» будет для него полезной прививкой.
Вскоре в приоткрытую дверь скользнул бочком, словно боясь задеть створку, сухопарый человек в возрасте, с копной седых волос, порядком растрепанных. В простеньком пиджачке, в неподходящем по цвету галстуке, съехавшем набок, в небрежно начищенных ботинках, профессор Лягин выглядел истинным ученым, какими их любят изображать журналисты – далекими от житейской суеты, витающими в научных эмпиреях, недоступных общечеловеческому пониманию.
Профессор сильно нервничал, и злился из-за этого, воинственно и беспомощно сверля зрачками председателя КГБ.
Тот посмотрел на него – и ученый оцепенел, глядя в глаза напротив – прозрачно-голубого ледяного цвета, придававшего взгляду Андропова острую пронзительность.
– Здравствуйте, Алексей Петрович, – мягко улыбнулся председатель КГБ, не спеша оставляя свое кресло и пересаживаясь за длинный стол. – Вот, пришла нужда встретиться. Посадим вас, – он сделал паузу, наблюдая, как бледнеет Лягин, – напоим чаем. Вы не стесняйтесь, вот печенье, вот конфеты. Угощайтесь.
Профессор боязливо присел и напряжение стало помаленьку отпускать его.
– Да, с председателем КГБ я еще не пил! – натужно пошутил он, тут же бросая испуганный взгляд на хозяина кабинета.
Андропов тихо рассмеялся, придвигая к себе чашку.
– Не бойтесь, товарищ профессор, вербовать вас не буду, – сказал он, улыбаясь. – Мне нужна небольшая консультация. Надеюсь, пригласив вас сюда в воскресенье, я не нарушил каких-то планов?
– Да нет, – пожал плечами Лягин, помаленьку осваиваясь. – По воскресеньям я обычно отсыпаюсь или просиживаю в библиотеке. А что за консультация?
Он вздрогнул – дверь неожиданно отворилась, пропуская Игоря Синицына, помощника Андропова, как члена Политбюро. Уже будучи журналистом-международником, Игорь стал сотрудником КГБ, пойдя по стопам отца-разведчика.
– Можно, Юрий Владимирович?
У хозяина кабинета дрогнул уголок рта.
– Вы, Игорь Елисеевич, так и остались сугубо гражданским человеком. Офицер задает вопрос по уставу: «Разрешите?»
Синицын развел руками – мол, таков уж я, не переделать, – и примостился с краю стола. Василий, заглянувший в кабинет, тут же занес еще одну чашку.
– Да вы пейте, пейте, – тонко улыбнулся Андропов, ухаживая за встрепанным гостем из научных сфер.
– Спасибо…
Лягин, благожелательно поглядывая на Игоря – свой, штатский! – подлил себе из заварника. В кои веки испробуешь настоящий чай «со слоном»!
Юрий Владимирович помедлил немного.
– Для зачина вспомним Новый завет, – начал он.
Профессор едва не поперхнулся.
– Вы же атеист, – просипел он.
– Безусловно, но меня интересуют вовсе не религиозные аспекты евангелий, а личность Христа, – блеснул на него очками Андропов. – Если конкретно – его чудесные исцеления. Оставим в покое всю церковную чушь про непорочное зачатие, будем считать Иисуса обычным смертным. Просто примем во внимание, что он был наделен не совсем обычными способностями…
– Ах, вот вы о чем… – протянул ученый, с удовольствием откусывая от конфеты и запивая чайком. Подумав, он сказал: – Лично я не считаю христовы исцеления чудесами, за исключением воскрешения Лазаря. Оживить мертвого невозможно в принципе, это противоречит основополагающим законам термодинамики, которым подвластна вселенная. Хотя… Я сейчас подумал, что евангелисты, в принципе, не называли диагноз в своих писаниях, они просто упомянули, что Лазарь, замотанный в смертные пелены, сильно… М-м…
– Смердел, – любезно подсказал Синицын.
– Вот! – вскинул палец Лягин. – Но умер ли он? Вполне могло быть, что Лазарь болел некоей хворью, которой сопутствует зловоние. Тогда выходит, что Иисус просто оказал ему медпомощь. А то, что Христос изрек паралитику: «Встань и иди!» или залечивал язвы, меня не удивляет – мы понятия не имеем, на что способны!
Председатель КГБ кивнул, соглашаясь. Тут подуло сквозняком, и на пороге рабочего кабинета нарисовался генерал-лейтенант Иванов. В парадке, с солидной коллекцией орденских планок на груди, генлейт был орел. На войне он ловил и уничтожал немецких диверсантов, а в пятьдесят шестом усмирял мятежников в Будапеште. Наверное, с тех самых пор Иванов и находился у Андропова на доверии. Дважды генерал-лейтенант побывал в шкуре резидента в Нью-Йорке, а ныне курировал 2-ю службу,[10 - 2-я служба – управление «К» и географические отделы по Западному полушарию (1-й и 2-й).] как первый помощник начальника ПГУ.
Андропов развлекался, наблюдая, как профессора снова одолели прежние страхи.
– Здравия желаю, товарищ председатель Комитета государственной безопасности! – обратился Иванов по-строевому. – Вызывали?
– Садись, Борис Семеныч, присоединяйся к нашей теплой компании.
Иванов скользящей кошачьей походкой пересек кабинет, и устроился рядом с Синицыным, пожав тому руку, а Лягину холодно кивнул.
Василий молча занес четвертую кружку. Кивком поблагодарив капитана, генерал налил чаю и потянулся за конфетой.
– «Птичье молоко», – проворковал он плотоядно, – мои любимые…
Юрий Владимирович нетерпеливо улыбнулся, и легонько шлепнул ладонью по столу.
– Продолжим. Вы дали подписку о неразглашении, Алексей Петрович, поэтому я поделюсь с вами некоторой информацией. Я не зря начал издалека, буквально от Рождества Христова. Мы столкнулись с одним очень и очень непростым человеком. Он не враг нам, он наш, советский, но некоторых товарищей настораживает… Да что там, пугает его знание некоторых вещей сугубо секретного характера, и даже событий, которые произойдут в будущем. Сам… м-м.. объект называет это сверханализом… Но давайте сосредоточимся на другом. Этот человек… назовем его… м-м… Ну, скажем, «Целитель» – наделен даром лечить даже самые опасные болезни.
– Ах, вот оно что… – затянул Лягин, и даже положил обратно в коробку выбранную конфету.
– Да. Вы, как я знаю, много лет занимаетесь исследованиями необыкновенных психологических явлений, изучали в свое время феномены Вольфа Мессинга и Нинель Кулагиной…
– Да, были схватки боевые… – задумчиво проговорил профессор. – Лет десять назад я затесался в компанию маститых академиков, жаждавших развенчать Нинель, уличить ее в шарлатанстве. В принципе, им удалось опорочить эту женщину, виновную лишь в том, что владеет способностью двигать предметы силою мысли! Вопреки виденному своими глазами, даже вопреки киносъемке, академики упрямо твердили, что это все фокусы, что Нинель использовала какие-то нити… Чушь! – воскликнул он, разгорячившись. – Вместо того, чтобы идти в наступление на неизведанное, они уходили в глухую оборону, вереща: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Между тем, я сам снимал показания приборов, которые регистрировали сильное электрическое поле вокруг рук Кулагиной, а чувствительный микрофон, установленный напротив ее ладоней, фиксировал короткие ультразвуковые импульсы!
– Очень, очень интересно, – оживился Андропов. – А что вы скажете об остановке инфаркта? О расширении коронарных сосудов и ликвидации атеросклеротических бляшек? О заращивании сквозной раны в бедре, повредившей артерию? Об излечении подагры и… как его… бипареза? Попросту говоря, паралича обеих ног?
– И все эти чудеса явил ваш «Целитель»? – с затаенным чувством спросил Лягин.
– Если бы чудеса! – фыркнул Андропов. – Тогда бы я сюда, пожалуй, попа пригласил! Но это все реальные случаи, а больных «Целитель» лечил наложением рук.
– Кстати, сам он утверждает, – подал голос Иванов, – что врожденные способности ему помог развить филиппинский хилер.
– Ах, хилер… – затянул профессор, с энтузиазмом подхватывая: – Вы знаете, это очень, очень интересная тема, но как же тут журналисты подгадили! Развели нездоровый ажиотаж, понаписали всякой ерунды – и сотни шарлатанов тут же взялись дурачить людей, падких до всего экзотического и таинственного! Ныне не найдешь ни одного серьезного ученого, который согласился бы заниматься темой хилеров. А зря!
– Лет пять назад я побывал в загранкомандировке на Филиппинах, в Багио, – томным голосом заговорил Иванов. – Там я случайно пересекся с потомственным хилером Мануэлем Терте, и… знаете, был весьма впечатлен. Мануэль принимал больных по часу в день, дольше не мог – вроде как, сил не хватало. Правда, на каждую операцию Терте затрачивал минуту, максимум две. Он с ходу определял, что там у посетителя не в порядке, и тыкал пальцем: лежачему – на кушетку, ходячему – на стул. Помню, как Терте лечил аппендицит. Больной ложится, задирает рубаху, а Мануэль ему живот гладит. Ладонью трет, пальцами перебирает… А потом – раз! – и сует руку в складку! И сразу кровь! Я, помню, даже со стула привстал. Слышу, такие чавкающие, хлюпающие звуки, лицо у Терте совсем бледным стало – и тут он вытягивает, как бы из живота пациента, маленький окровавленный кусочек. Небрежно, так, швыряет этот ошметок в ведро, берет салфетку, макает в кокосовое масло, протирает, так сказать, операционное поле… И все!
– И ты веришь, что хилер действительно удалил аппендикс? – удивился председатель КГБ.
– Ну, не знаю… – сказал Иванов, щепетно беря сушку.
– Да причем тут вера! – воскликнул Лягин. – Это был невинный обман! Подчеркиваю – невинный! Ведь на прием к хилеру приходят бедняки-крестьяне, они не образованы, да еще и католики, но по природе своей материалисты, как все деревенские. Им нужно до-ка-затель-ство исцеления! И вот больной видит кровь, видит удаленную опухоль или грыжу. Все, теперь он спокоен! На самом-то деле Терте показывал несложный фокус, пряча в руке пакетик с кровью и каким-нибудь огрызком, но дело-то не в этом. Мануэль действительно исцелял! Ведь аппендикс – очень нужная штука. Человеческий кишечник не способен полностью переваривать пищу без полезных бактерий, мы с ними в симбиозе. Наша микрофлора за многое в ответе, и тут любые нарушения, скажем, после поноса или приема антибиотиков грозят серьезными последствиями, вплоть до депрессии и прочих опасных недугов. Так вот, аппендикс – это как бы убежище для наших «родных» микробов. Человек выздоравливает после расстройства желудка, и его микрофлора снова размножается, выходя из аппендикса. Зачем же его удалять? Вот хилер и не вредит организму, а лечит его, помогает справиться с болезнью! Кстати, американцы нашли очень точный термин для хилера – психохирург.
– Годится, – подумав, кивнул Андропов. – Следовательно, вы можете ручаться, что врачевание у тех же хилеров вполне материально?
– Да, – твердо сказал профессор.
– И никакого отношения к божественному не имеет?
Ученый посмотрел на председателя КГБ с укоризной.
– Бога нет! – сказал он наставительно.
– Аминь! – улыбнулся Юрий Владимирович. – Но, в таком случае, какова, по-вашему, природа той силы или энергии, которую «Целитель» применяет?
– А вот тут в наших знаниях пробел! – развел руками Лягин. – Знаете, где исследовали Кулагину? В Институте радиотехники и электроники!
– Да, – кивнул Синицын, – вы еще упомянули про показания приборов…
