скачать книгу бесплатно
– Заменим, – кивнул я, не замечая однообразия своих ответов.
В бывшей заготконторе пованивало застарелой прелью, но сквозняк помаленьку-потихоньку вытягивал затхлость и унылый запах пыльных бумаг. Отовсюду шли тихие стуки и скрипы, шелесты и щелчки – дом словно оживал, сбрасывая многолетнее оцепенение и радуясь людям, заполнившим его бессмысленные пустые пространства.
Внутренние двери почти не пострадали, пропуская нас в обширные комнаты. Повсюду валялась брошенная или сломанная мебель – стулья, раскуроченные шкафчики и тумбочки, поведенные от сырости стеллажи. Выцветшие плакаты и графики до сих пор висели на стенах, а полов не видно под россыпями перфокарт, бланков, путевых листов и накладных.
– А намусорили… – ворчал второй секретарь, ступая осторожно, носком ботинка брезгливо разгребая бумаги, устлавшие скрипучий паркет «в елочку». – Свинтусы…
– Уберем.
– Гляньте-ка, Миша, – кактус оставили. Засох, конечно…
Я чуть не брякнул: «Польем!», но вовремя прикусил язык.
– Вы где? – гулко донеслось из коридора.
– Это Арсений Ромуальдович! – оповестил я Виштальского и громко крикнул: – Здесь мы! Вторая дверь!
Бодрый топот – и Вайткус возник на пороге. Был он в замысловатом кожаном полупальто с многочисленными молниями и в шапочке, которую позже назовут «чеченкой».
– Как моя внучка говорит: «Нарисовался – фиг сотрешь!» – расплылся в гагаринской улыбке директор Центра НТТМ «Искра». – Ефимыч, здорово!
Виштальский крепко пожал мозолистую руку.
– Ты чего не заглядываешь? Зазнался, поди?
– Всё в трудах, аки пчела! – хохотнул Ромуальдыч. – Я гаражи гляну?
– Давай, а мы тут, поверху…
Глядя вслед удалявшемуся Вайткусу, второй секретарь доверительно сказал:
– Если честно, Миша, то я пекусь не только о научно-техническом творчестве молодежи. У меня много друзей и в Киеве-батюшке, и в Москве-матушке, поэтому я в курсе свежих веяний. То, что вы продвигаете, Миша, совпадает с новым курсом партии – да, неустоявшимся, колеблющимся, но я чую перспективу! Помогая вам, я помогаю себе.
– Николай Ефимович, – отозвался я понятливо, – из вас выйдет отличный первый секретарь райкома КПСС. Нам такие люди нужны!
Виштальский рассмеялся, шутливо погрозив мне пальцем, и направился обратно в коридор, где слышна была неясная возня. Из закутка, куда спускались дырчатые ступеньки с чердака, выбрался Ромуальдыч, отряхивая свою кожанку.
– Кровля нигде не течет, – доложил он с живостью, – только хлама – горы.
Николай Ефимович пару раз озадаченно моргнул:
– Так ты ж вроде вниз спускался!
– Ефимыч, там все просто замечательно-о! – напел Вайткус. – В мастерской даже кран-балка есть, только тельфер – йок. Будем станки искать списанные, подшаманим – и в строй!
Второй секретарь отмел ладонью растрепавшийся пробор.
– Вы вот что… – Он смолк, соображая. – Где-то после октябрьских соберитесь в Одессу. Там, на Пересыпи, будут сносить мехмастерские. Станочный парк старый, конечно, но у вас руки откуда надо растут…
– Справимся, – выдал я.
– Там и тельфер найдете, и кучу инструмента… Я позвоню кому надо, бумаги оформлю, а вы… М?м… Грузовик сыщете?
– Школьный «газон» займем, – бодро отозвался Ромуальдыч.
– Какая-то мысль вертится в голове… – Лоб Николая Ефимовича нахмурился, образуя на переносице складочку. – А! Вам надо обязательно потолковать с особистами… э?э… с чекистами. У вас же наверняка какие-то документы хранятся по всяким разработкам – протоколы опытов, журналы наблюдений? А то, знаете… – Он посерьезнел. – Можно сколько угодно не верить в шпионов, но научно-техническую разведку никто пока не отменял!
– Потолкуем, – твердо сказал я, чуя неприятную зябкость.
– Да-а… Работенки вам подвалило, конечно, – завертел Виштальский головой, бросая взгляд то на застекленные двери с пыльной табличкой «Актовый зал», то на перекошенный стенд «Профсоюзная жизнь». – Зато будет где толкать прогресс!
– И кому, – поддакнул Вайткус.
– Прорвемся! – заключил я со всей беззаботностью юности.
Тот же день
Восточный Берлин, Рушештрассе
Маркус Вольф ослабил галстук и приблизился к окну. Что-то не работается сегодня. С самого утра никак не наберет темп.
«Обленился ты, Миша Волк!»[13 - Маркус и Конрад Вольф провели детство и выросли в СССР, где их звали Мишей и Колей.] – качнул головой Вольф.
Опершись о подоконник, он глянул вниз. Машины-букашки ползли по Рушештрассе до угла, суетливо перестраиваясь, мигая подфарниками, накаляя красные «стопы», – и шустро разбегались по широкой Франкфуртер-аллее.
«Модель нашей жизни, – философически подумал Миша-Маркус. – Один рискует и вырывается вперед, мешая ближним, а другой осторожничает, вечно уступает – и последним добирается до цели. Но кто из них счастливей?..»
Требовательно замигал селектор, призывая хозяина кабинета.
– Да.
– Геноссе Вольф, – прошелестел секретарь, – к вам Райнер Кёнен.
– Просите.
Щелкнул замок, тихонько скрипнула тяжелая дверь из полированного дерева, и порог переступил один из замов Вольфа – в Главном управлении «А»[14 - Главное управление разведки МГБ ГДР (нем. Ministerium f?r Staatssicherheit, неофициально сокр. Stasi, «Штази»).] Кёнен отвечал за политическую разведку в ФРГ и Западном Берлине.
Рядом с огромным начальником Райнер выглядел хрупким и тщедушным подростком, но его быстрому уму мог позавидовать любой крупный ученый.
– Шеф, интересные новости, – с ходу начал Кёнен, уткнувшись в открытую папку. – Ага…
Вольф улыбнулся – Райнер в своем репертуаре. Ни «здрасте», ни «до свиданья» – сразу к делу, не теряя ни секунды. И то правда, ведь время – не деньги, это сама жизнь. А что может быть дороже грешного бытия?
– Слушаю. – Маркус позволил себе вольность – присел на краешек письменного стола, но зам даже этого не заметил.
– Помните, в прошлом году была утечка из Моссада? – быстро заговорил Кёнен, не в такт языку сонно моргая. – Кто-то в израильском МИДе нашептал директору ЦРУ о молодом человеке из Советского Союза, обладающем невероятными способностями. Ага…
– Постой… – поднял палец шеф ГУР. – Миха? «Хилер»?
– Так точно! – Райнер резко кивнул, словно бодая воздух. – Михе-де и ядерные секреты Тель-Авива ведомы, и будущее он предсказывает с такой погрешностью, что… В общем, ею можно спокойно пренебречь. Ага… Вы тогда еще сказали, что неважной информации не существует. И вот, пожалуйста! Донесение нашего человека с Кляйн-аллее[15 - На Кляйн-аллее в Западном Берлине находилась штаб-квартира ЦРУ.].
Он сообщает, что Миха якобы согласился сотрудничать с американцами, и те его тайно вывезли в Штаты. Ага…
– Интересно… – затянул Маркус, просчитывая варианты. – С Карлсхорстом[16 - Карлсхорст – район Восточного Берлина, где располагалось представительство КГБ СССР. Вплоть по май 1976 года уполномоченным КГБ по координации и связи с МГБ ГДР являлся генерал-лейтенант А. И. Лазарев.] связывались?
– Так точно! Геноссе Лазарефф был краток: «Не комментируется!» Ага…
– Понятно… – Вольф слез со стола и упруго заходил по кабинету, сдерживая горячку мыслей. – Это все?
– Нет-нет! Дальше самое интересное. Вот у меня еще одно донесение – от Ойгена Браммерца…
– О! – оживился Маркус. – «Великолепный монах»![17 - Агент Штази Ойген Браммерц, монах-бенедиктинец, был в 1975 году отправлен трирским аббатством в Ватикан.] А вы еще не верили, что от бенедиктинца выйдет толк, Райнер!
– Каюсь, – ухмыльнулся Кёнен.
– Так что Браммерц?
Зам сунул нос в папку.
– Зафиксированы тайные переговоры польского кардинала Кароля Войтылы с генеральным председателем «Опус Деи» Альваро дель Портильо. Ага… Что именно обсуждалось, неизвестно, но в итоге дель Портильо направил в Советский Союз двух «солдат Господа» – нумерариев Томаша Платека и Аглауко Мути. Они уже засылались в СССР раньше – в Белоруссию, на Западную Украину… Ага… У этой парочки приказ: убить Миху!
– Ага… – тихонько выговорил Вольф, будто передразнивая Райнера. – Следовательно, КГБ либо упустило «Хилера», и ЦРУ удалась его эксфильтрация за океан, либо Москва ведет свою игру на чужом поле… Хм. Вот что, Райнер. Новое задание для «Великолепного монаха». Пускай вплотную займется этим Войтылой, а вы проверьте все контакты кардинала. Ну, вас учить – только портить.
– Ага! – ухмыльнулся Кёнен.
– И еще… – Маркус покачался с пяток на носки, соображая. – Вот что. Отправьте… Куда там намылились эти зольдатики?
Райнер сунулся в папку, близоруко водя носом по строчкам.
– Украинская Советская Социалистическая Республика, Николаевская область, город Первомайск.
– Отправьте туда парочку оперативников, можно под видом туристов. Лучше всего Дитриха и Ганса.
– На перехват? – деловито уточнил Райнер.
– Да-а… – сказал Вольф задумчиво. – Если… м?м… нумерарии действительно выйдут на Миху, то почему подобное не удается КГБ? Или уже удалось? Или предиктор в Штатах? Вопросов много, а ответов ни одного… – Он потер подбородок ладонью, смешно сминая губы. – Вот что. Ни в коем случае нельзя допустить ликвидации «Хилера», но и хватать его… чревато. Если нашим сотрудникам повезет и они нападут на след благочестивых убийц… Пусть через них выходят на предиктора. Задание таково: защитить «Хилера»! Ни в коем случае ни умыкать его, ни даже склонять к сотрудничеству или сдавать КГБ! Вообще никаких силовых контактов. Пусть на словах объяснят Михе, что у него появился запасной выход. Случиться может всякое, но на Ленинском проспекте[18 - На Ленинском проспекте в Москве находилось посольство ГДР.] «Хилера» примут без разговоров, без условий и тайно переправят в Берлин. Да, и пусть передадут ему вот это…
Шеф ГУР отпер сейф и достал маленький, плотно запечатанный пакет.
– Держите, Райнер. Это мое личное… м?м… скажем так – приглашение. Его получали немногие. Внутри – карточка с берлинским адресом, телефоном, паролем и отзывом. Всё вписано особыми чернилами, на свету они исчезнут за минуту – хватит, чтобы запомнить. Пусть Миха знает, что всегда сможет найти в ГДР надежное убежище. Вот так… Начинайте операцию без промедления!
– Ага! – боднул головой Кёнен.
Сложив папку, он сунул ее под мышку и торопливо удалился.
Маркус Вольф, покусывая губу, вернулся к окну. Машины, как жучки, по-прежнему ползали внизу, соблюдая правила дорожного движения.
«Миха… Миша? – подумал шеф ГУР. – Да мы почти тезки! Посидеть бы с тобой, Миха, поговорить… Только не в камере и не в кабинете, а где-нибудь… Можно в том кафе, напротив Красной ратуши. Нет, нет, там прослушка… Лучше всего – махнуть в Варнемюнде! Чтобы синее небо, зеленое море и белый песок… Кто же ты, Миха?»
Тот же день, позже
Первомайск, площадь Ленина
Дом Советов выглядел очень солидно, с оттенком монументальной державности, как старинное присутствие – тут тебе и фронтоны с колоннами, и купол со шпилем, и широкие лестницы. А вот если посмотреть сверху, то станет ясно – возводили здание под пение «Интернационала», а никак не «Боже, царя храни». В плане Дом Советов смахивает на скрещенье серпа и молота.
В огромное сооружение впихнули все разом – дворец культуры, библиотеку, загс, райком партии. Нашелся тут и закуток для горотдела КГБ.
Поднявшись на второй этаж, мы с Ромуальдычем зашагали по ковровой дорожке, в междурядье отделанных шпоном дверей. Сквозняки разносили по гулкому темноватому коридору невнятные отголоски из высоких кабинетов, стрекот пишмашинок и шелест бумаг. Со сводчатого потолка лился тусклый свет ламп, спрятанных под фигурными колпаками молочного стекла, засиженного мухами. Пахло куревом и почему-то сырой штукатуркой.
У нужной нам двери покоился стол, двумя толстыми тумбами попиравший ковер. Дубовую столешницу, размером с односпальную кровать, обтягивала черная кожа, пробитая по периметру гвоздиками с медными шляпками. Включенная настольная лампа бросала свет на телефоны и молоденького сержанта в новенькой форме.
Независимо сунув под мышку папочку с суровым оттиском «Дело №…», я вопросительно глянул на Арсения Ромуальдовича. Тот подмигнул мне – не робей, мол, прорвемся!
– Вам назначено, товарищи? – строго спросил сержант.
– Мы к Василию Федоровичу, – сказал Вайткус со значением.
– Товарищ Олейник занят, и…
Директор Центра НТТМ оперся руками о стол и холодно улыбнулся.
– Так позвоните товарищу Олейнику, – проговорил он с оттенком нетерпения, – и сообщите, что товарищ Вайткус желает его видеть лично.
Я даже головой покачал в восхищении, столько властности прозвучало в голосе простецкого Ромуальдыча.
– Секундочку… – прижух сержант и снял трубку.
После короткого доклада он выпрямился, словно по стойке «смирно», и отрапортовал:
– Слушаюсь, товарищ полковник! – Клацнув трубкой, страж нажал кнопку, отпирая дверной замок. – Проходите, вас ждут.
Вайткус кивнул и пропустил вперед меня, небрежно обронив:
– Етто со мной.
За дверью пряталась огромная комната, показавшаяся мне очень светлой после коридорной сутеми. Вся обстановка – ряд стульев, большой стол для заседаний, пара застекленных книжных шкафов, сейфы – расположилась вдоль стен или между широких окон. Большой портрет Дзержинского висел над письменным столом, за которым трудился невысокий плотный мужчина в возрасте, но без седины в густой черной шевелюре.
Он что-то быстро писал и заговорил, не поднимая глаз:
– Явился, не запылился! Ты где пропадал, чертяка?
– Я… етта… перешел на нелегальное положение! – ухмыльнулся Ромуальдыч.
Олейник махом черканул подпись. Радостно скалясь, выбрался из-за стола и крепко пожал руку Вайткусу.
– Ну, садись, рассказывай!
– Ёшкин свет! Рассказывать – етто вечером, за бутылочкой коньяка, – расплылся в улыбке Ромуальдыч, – а мы по делу. Етта… – Он положил руку мне на плечо. – Знакомься: будущее светило советской науки!
