banner banner banner
Экономика и благосостояние населения от рождения до гибели СССР: без загадок. Научно-популярное издание
Экономика и благосостояние населения от рождения до гибели СССР: без загадок. Научно-популярное издание
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Экономика и благосостояние населения от рождения до гибели СССР: без загадок. Научно-популярное издание

скачать книгу бесплатно

Экономика и благосостояние населения от рождения до гибели СССР: без загадок. Научно-популярное издание
В. Н. Болоцких

В советский период Россия совершила колоссальный скачок в индустриальном развитии, превратилась в мощное государство, изменилась социальная структура. Но важнейший вопрос: что такое сила государства: обладание военной мощью или высокоразвитым производством, работающего на благо человека, на саморазвитие его личности, а не на его уничтожение. Другой принципиальный вопрос: в чём причины распада СССР, каков был истинный потенциал советской экономической системы, продержавшейся менее 70 лет.

Экономика и благосостояние населения от рождения до гибели СССР: без загадок

Научно-популярное издание

В. Н. Болоцких

История учит даже тех, кто у неё не учится. Она их проучивает за невежество и пренебрежение

    В. О. Ключевский

Не следует умножать сущности сверх необходимого

    «Бритва» Оккама

© В. Н. Болоцких, 2017

ISBN 978-5-4483-7370-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обзор мнений о гибели СССР

В 2016 году исполнилось 25 лет с момента исчезновения Союза Советских Социалистических Республик. Но создаётся сильное впечатление, что подавляющее большинство жителей современной России мало что помнит и знает о событиях четвертьвековой давности. И ещё меньше понимает, что же тогда произошло. Большинство современных российских политических деятелей, участников событий тех лет, и ещё активно участвующих в современной политической жизни, и находящихся давно на покое, сходятся в том, что Советский Союз можно было сохранить. Некоторые говорят об исторической предопределенности исчезновения СССР, некоторые – о временном факторе, сыгравшем «против».

Некоторые деятели полагают, что восстановить СССР в том виде, каким он был, уже невозможно. Некоторые выражают надежду на образование какого-то нового союза на условиях равноправия.

Первый и единственный президент СССР М. С. Горбачёв в статье в «Российской газете» заявил, что не снимает с себя долю ответственности за случившееся, хотя «отстаивал Союз до конца, действуя политическими методами». По его мнению, свою роль в распаде сыграла деструктивная позиция тогдашнего российского руководства. При этом Горбачев убежден, что даже после принятия республиками деклараций о суверенитете и независимости можно было договориться с большинством из них о создании союзного конфедеративного государства.[1 - https://rg.ru/2016/12/21/mihail-gorbachev-nelzia-svodit-itogi-perestrojki-kraspadu- soiuza.html]

Современные коммунисты даже не заикаются о каких-либо закономерностях исчезновения СССР. На митинге по случаю 99-й годовщины Октябрьской революции лидер КПРФ Геннадий Зюганов заявил о стремлении своей партии воссоздать СССР. Об этом в понедельник 7 ноября 2016 г., сообщает «Интерфакс».

«Мы все сделаем, чтобы, возрождая советскую власть, чтобы, продвигая идеи Великого Октября, снова воссоздать наше могучее, порушенное в 1991 году государство», – сказал Зюганов. По словам главы КПРФ, партия будет приумножать и продвигать все лучшее из советской истории, которая «была легендарной» и «остается для нас маяком на будущее».[2 - https://ria.ru/politics/20161213/1483480339.html]

Исключительно важно в этом вопросе мнение Президента Российской Федерации В. В. Путина, который определяет официальную точку зрения с 2000 г., т.е. большую часть прошедшего с официальной кончины в 1991 г. СССР времени.

В послании Федеральному собранию в апреле 2005 г. Путин назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой века».

Широко известны слова В. В. Путина, произнесённые в 2010 г.: «Кто не жалеет о распаде СССР, у того нет сердца. А у того, кто хочет его восстановления в прежнем виде, у того нет головы».

И с мнением Путина можно только согласиться.

К сожалению, в рассуждениях политических и государственных деятелей не заметно даже признаков желания объективно разобраться в причинах и сущности действительно «крупнейшей геополитической катастрофой века». Получается, что если бы руководство КПСС было поумнее, не так старалось следовать заветам Ленина, вовремя стало бы проводить демократические преобразования, то Советский Союз существовал бы и дальше.

Конечно, не политики должны искать объективные причины краха СССР, проводить научные изыскания. Но они могут и должны создать запрос на такие исследования.

В программах основных политических партий России начала XXI в. тема гибели СССР или не поднимется совсем, или освещается в упрощённом виде.

Собственно, об этом говорится только в различных версиях программы КПРФ, в которых причины краха СССР сводятся к деятельности «внутренних и внешних разрушителей», «погромщиков социализма». В программах других партий историческая часть отсутствует практически полностью, особенно в вариантах 2000-х годов.[3 - См. подробнее: Болоцких В. Н. Есть ли политические партии в России? Анализ партийных программ. М.: 2014.]

Довольно широкое распространение получили разного рода «конспирологические» объяснения причин «гибели» (именно гибели и никак иначе) СССР. Типичной для представителей этого направления является книга А. П. Шевякина. Для него исчезновение СССР является загадкой, которую надо разгадать с помощью «системного подхода». Чётко выражена мысль, что кризис и гибель СССР являются результатом выполнения Западом, прежде всего США плана по его уничтожению. Этот замысел был изложен в «плане Даллеса» (составленный из отрывков романа А. С. Иванова «Вечный зов» в редакции 1981 г.) и директивах Совета национальной безопасности США в конце 1940-х гг.

Шевякин в превосходных тонах отзывается о Сталине, при котором страна достигла грандиозных успехов, а внутренние враги были почти полностью уничтожены. Но, как только он умер, откуда-то вылезли «скрытые враги». Этим «скрытым врагам», «агентам влияния», ещё до перестройки «агента влияния» М. С. Горбачёва в течение 1953—1985 гг. «удалось занять ключевые позиции в информационно-управляющем центре, изменить распорядительные функции в свою пользу, занять страховую сферу, перекрыть сложившиеся каналы информации и снабжения материальными ресурсами, изменить механизм управления, проконтролировать, чтобы не появилось параллельного патриотического центра, и к тому же создать свои параллельные центры».[4 - Шевякин А. П. Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945—1991). М.: 2003. С. 147.]

Откуда они взялись, если Сталин почти всех уничтожил? Более того, они были в высшем руководстве уже при самом Сталине и даже смогли устранить ближайших и верных сотрудников вождя, ослабить его охрану, арестовать в январе 1953 г. 5 человек из ближайшего окружения Сталина.[5 - Там же. С. 19.]

Продолжать выискивать подобные нестыковки и явные ляпы можно до бесконечности (сообщая об аресте 5 человек Шевякин ссылается на работу Р. Г. Пихои, но на указанной странице ничего этого нет, как и во всей работе). Вообще у него получается, что всё партийное и государственное руководство КПСС и СССР от Генерального секретаря ЦК КПСС до рядового номенклатурщика – это «агенты влияния», которые, сознательно или нет, выполняли тщательно разработанный в «мозговых центрах» дьявольский план всемогущего Запада во главе с США по разрушению СССР.

Какие приводятся доказательства? А никаких. Сам Шевякин откровенно пишет: «Прежде чем приступить собственно к изложению нашего исследования, мы должны остановиться на том, что речь пойдет только о моих соображениях (выделено авт. – В.Б.). Не более, но и не менее. Если в применении уже описанных нами методов по отношению к системе „СССР“ мы можем быть точно уверены, то в данном случае лишь выдвигается версия того, что сами излагаемые нами события, их характер были назначены, равно как был назначен и их порядок, последовательность одного за другим. А если это действительно было так, как мы излагаем, то отыскать и установить это крайне трудно, поскольку речь идет о глубоко системном применении ряда приемов, которое не то что осуществить, но и уловить-то можно только системному исследователю. А, как нами уже признавалось, над реконструкцией перестройки „системщики“ еще не работали».[6 - Там же. С. 117.]

Конечно, о работе Шевякина можно было и не упоминать в силу её бездоказательности, умозрительности и несоответствия с исторической действительностью. Но высказывания политиков и государственных деятелей о причинах краха СССР недалеко ушли от умозаключений бывшего криминального журналиста.

Но даже когда какой-либо автор обращает внимание на экономические причины краха СССР, в конце концов, всё сводится не к органическим, внутренним закономерностям, которые должны были рано или поздно привести к неизбежному финалу советское общество с его экономической, социальной, политической и идеологической составляющими.

Типичным примером такого рода является труд казахстанского автора Т. А. Абдразакова.

Во введении он указывает на существование нескольких точек зрения по вопросу о причинах распада советского общества. Одни авторы считают, что в середине 1980-х гг. экономическое развитие общества столкнулось с определёнными трудностями, проявлявшимися в падении производительности труда, в снижении эффективности капитальных вложений, в отставании техники и технологии, в неконкурентоспособности многих видов промышленной продукции, в возникновении диспропорции в отраслевой структуре народного хозяйства. Они полагают, что социалистическое общество, построенное за годы советской власти, показало свою жизнеспособность и оказалось более стабильным, нежели капиталистическое. Им казалось, что можно было изменить ситуацию в лучшую сторону путём укрепления трудовой дисциплины, обновления основных фондов, совершенствования методов планирования и управления, не прибегая к коренной ломке общественной системы посредством её радикального реформирования.

Т. А. Абдразаков пишет: «Сторонники второго взгляда считают, что централизованно-плановая экономика, основанная на административно-командных методах управления не была жизнеспособной. Она преуспевала только за счет хищнической эксплуатации природных и людских ресурсов при низком жизненном уровне населения. В результате неблагоприятного демографического фактора произошло замедление прироста рабочей силы. Ориентация на наращивание производства любой ценой привела к ухудшению качества производимой продукции, истощению природных ресурсов, возникновению и обострению экономической проблемы. Непрерывный рост затрат на производство энергии, сырья сопровождался увеличением издержек, возрастанием себестоимости продукции. Так обстояло дело не только в промышленности, но и в сфере сельскохозяйственного производства.

Существовал непреодолимый разрыв между производителями и потребителями. Последние не могли оказать воздействие на сферу производства. В этой обстановке давно сложившаяся система централизованного планирования и управления оказалась недостаточно эффективной. Все это и послужило причиной развала экономики и в конечном счете распада советского общества.

Существуют и другие мнения по данному вопросу. Одни считают, что советское общество не представляло собой социалистическое и потому невозможно дать оценку его жизнеспособности. Другие полагают, что экономика советской системы была малоэффективной по сравнению с рыночной. Это и явилось фактором, сыгравшим решающую роль в распаде общества».

Сам Т. А. Абдразаков стремится к объективному подходу и подчёркивает: «В действительности распад произошел под действием множества взаимосвязанных экономических, социальных, внутренних и внешнеполитических факторов. При этом выделяется роль личностного фактора, сыгравшего немаловажную роль в распаде советского общества».[7 - Абдразаков Т. А. Распад советского общества: причины и последствия. Караганда, 1999. С. 3—5.]

Первая глава посвящена прогрессу в общественном развитии в условиях советского общества. Оценки исключительно положительные. Во второй главе речь идёт о причинах распада советского общества: слабая мотивация труда и производства, отсутствие научно обоснованного учёта затрат, техническое отставание, снижение эффективности планирования организации и управления общественным производством, нерешённость проблемы повышения благосостояния (в первой главе, по мнению автора, с этим проблем не было, даже во время Великой Отечественной войны обошлось без голода), разрыв между производством и потреблением, суженная основа свободы и демократии, нарушение декларированных принципов национальной политики, затратный характер внешней политики государства, враждебные акции США, стран НАТО, направленные на дестабилизацию советского общества.

Нет необходимости разбирать слабые места работы. Во многом положения первой главы противоречат материалу второй. Только один пример. На странице 19 утверждается, что почти все колхозы были рентабельными. А на странице 120 написано, что одной из причин развала сельскохозяйственного производства было отсутствие паритета цен: «в период до перестройки колхозы и совхозы не возмещали свои затраты на производство продукции в условиях отсутствия эквивалентности в обмене. Цены на продукцию сельских товаропроизводителей были значительно ниже цен на продукцию промышленности, используемой на селе. В перестроечный период этот разрыв еще более увеличился». Утверждение, что при этом колхозы были рентабельными, в том числе в 1989 г. оставим на совести автора.

Во второй главе Т. А. Абдразаков ближе к истине, но дело в том, что он объясняет появление недостатков советской экономической системы не с помощью анализа самой этой системы, не выявляет сущностных её слабостей, а сводит всё к пресловутому «личностному» фактору. Он посвящает целый параграф рассмотрению личных качеств советских лидеров и рисует неутешительную картину. Достойным своего положения лидера страны оказывается только Сталин. Ему прощается всё, в том числе политика принудительного перевода казахов на оседлый образ жизни, насильственная коллективизация, которые привели к сокращению численности казахов в два раза. Это списывается на произвол местных руководителей, обманывавших Сталина.[8 - Там же. С. 76—77.]

Остальные – Н. С. Хрущёв, Л. И. Брежнев, Ю. А. Андропов, К. У. Черненко и М. С. Горбачёв – были некомпетентны, слабы и привели экономику, а вслед за ней страну к развалу.[9 - Там же. С. 73—91.]

Причины развала советского общества, таким образом, с точки зрения Т. А. Абдразакова лежат не в самой «социалистической» системе, идеях равенства и справедливости по-коммунистически, а в ошибках, недостатках руководства страной.

Среди других авторов, высказывавшихся по этой теме, никто всерьёз и обстоятельно не говорит об экономических причинах «крупнейшей геополитической катастрофы века». А если кто и обращает внимание на экономику, то сводит всё к финансовой и экономической войне зловредного Запада во главе с США против СССР. Тот же А. П. Шевякин говорит об использовании экспорта нефти и импорта высоких технологий для ослабления и разрушения СССР.[10 - Шевякин А. П. Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945—1991). С. 169—181.]

Но возникает вопрос: а почему великий и могучий Советский Союз так критически зависел от импорта высоких технологий, предметов потребления и продовольствия? В этом случае нельзя сваливать вину на подрывную работу «агентов влияния», целенаправленно ведших СССР к гибели после смерти Сталина. Ведь и при жизни Сталина импорт и не только высоких технологий, а любых, носил грандиозные масштабы. Индустриализация в годы первых пятилеток («сталинская») проводилась за счёт ввоза станков, машин, всевозможного оборудования целыми заводами. Только хлеб тогда вывозили, не считаясь с голодом собственного населения, так как он был основным источником валюты. И насильственная коллективизация проводилась именно для того, чтобы получить как можно более дешёвый хлеб для экспорта.

И тоже вопрос: как могла страна, веками вывозившая хлеб, имевшая самые большие посевные площади в мире и плодороднейшие почвы, превратиться в крупнейшего его импортёра.

Общим у всех точек зрения, приводившихся здесь, является абсолютное отсутствие даже следов марксизма, который так упорно насаждался в умах советских людей десятками лет. Тут даже не скажешь, что в одно ухо влетело, а в другое вылетело. Марксистские представления даже не «влетали», не коснулись ума людей, многие из которых не только учили марксизм-ленинизм в советских школах и вузах, но даже его преподавали.

Любой человек, хотя бы мало-мальски знакомый с идеями Маркса, Энгельса, Ленина об естественно-исторических законах развития человека и общества, о материальном производстве как базисе общества, на котором зиждется социально-политическая надстройка, должен первым делом обратить внимание на характер экономических процессов в советский период. Но нет, упоминания об экономике сводятся к подчёркиванию великих достижений и наличию отдельных недостатков как результата слабости лидеров (кроме Сталина) и деятельности внутренних и внешних врагов.

Введение

В советский период своей истории Россия совершила колоссальный скачок в индустриальном развитии, превратилась в мощное государство, произошли огромные изменения в социальной структуре общества. Всё это отразилось на материальном положении советских людей.

И возникает важнейший вопрос – что понимать под мощью государства: только ли обладание военной мощью или наличие высокоразвитого промышленного и сельскохозяйственного производства, работающего на благо человека, а не на его уничтожение, обеспечивающего высокий уровень жизни населения, возможность саморазвития личности.

Другой принципиальный вопрос: в чём причины быстрого распада СССР, насколько большим потенциалом обладала советская экономическая система, если советская власть продержалась меньше 74 лет.

Чтобы ответить на эти вопросы необходимо иметь представление о том, как шло на самом деле экономическое развитие России в советский период, каково было материальное положение различных социальных слоёв и групп.

Но корни СССР уходят в глубину веков, поэтому необходимо сказать хотя бы кратко об особенностях развития России и факторах, определявших её исторический путь.

Глава 1. Природно-климатический фактор и особенности истории России

1. 1. Природа и сельское хозяйство в период возникновения и укрепления Великорусского государства

Среди факторов, определявших и определяющих особенности истории России, прежде всего, необходимо выделить природно-климатический. В поисках причин всё более растущего отставания России в социально-экономическом развитии от стран Запада, которое особенно проявилось в XIX – XX вв., вспоминают татаро-монгольское иго, ошибки царей и российских реформаторов, русский национальный характер и многое другое. Гораздо реже обращают внимание на природу России и то, каким образом она влияла на экономику России, а через неё на политическое развитие и формирование специфических черт русской общественной жизни и психологии русского человека. Вообще, скорее следует говорить о своеобразии развития России, чем об её отставании.

Во взаимодействии русского народа с окружающей природой действуют те же самые закономерности, что и у любого другого народа и надо только отыскать эти закономерности, выявить механизмы действия этих закономерностей, вообще взаимодействия общества и природы, выявить решающие факторы этого взаимодействия. Эти вопросы основательно рассмотрены в работах Л. В. Милова[11 - Милов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. №4—5; Он же. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001.], на которых и основана эта глава.

Л. В. Милов проводит подробный сравнительный анализ климатических условий Западной и Центральной Европы, Северной Америки и Европейской части России. Речь идёт об историческом центре Великороссии, т.е. современной России.

В Западной и Центральной Европе и особенно в Северной Америке, случаются сильные морозы, но они редки, не стойки и не приводят к промерзанию почвы. И, главное, климат был более стабильным и «предсказуемым», земледелец достаточно редко сталкивался с колебаниями погоды: весенними и осенними заморозками, засухами и чрезмерными дождями. Л. В. Милов заключает характеристику климата Европейской России: «За внешними признаками общего климата типично умеренной зоны главная компонента, резко осложняющая и ухудшающая условия для земледелия, это осенние и весенние заморозки, а также переменчивый характер летнего сезона. Ведь в большинстве районов Нечерноземья практически не бывает „благорастворенной“ погоды „западноевропейского типа“, ведущей к непременному урожаю. Лето здесь то холодно-дождливое (и тогда все плохо растет), то жаркое и засушливое (что также влечет за собой неурожай). В более южных районах постоянно присутствует угроза засухи или недостаточной влажности (исключением является Северный Кавказ)». Это приводит к частным неурожаям и голоду. Только один пример. В XVII в. отмечено 24 голодных года.[12 - Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. С. 12—13.]

Почвы в Европейской России в основном малоплодородные (более плодородные почвы юга Европейской России стали осваиваться только со второй половины XVIII в., но и там средние стабильным высоким урожаям препятствовал засушливый климат).

Л. В. Милов приходит к принципиально важному выводу: «Даже краткое знакомство с особенностями климатических и почвенных условий Европейской части должно содействовать реальному восприятию того факта, что в исторических судьбах и Древнерусского государства, и Северо-Восточной Руси, и Руси Московской, не говоря уже о Российской империи, наш климат и наши почвы сыграли далеко не позитивную роль. История народов России, населяющих Русскую равнину, – это многовековая борьба за выживание».[13 - Там же. С. 17.]

Неблагоприятные климатические условия, преобладание малоплодородных подзолов и болотных почв сочетались в течение многих столетий с сохранением малоэффективных экстенсивных систем земледелия.[14 - Там же. С. 27.] Огромных усилий также требовала одна из тяжелейших крестьянских работ – уборка, которая ложилась в основном на женщин. Так как зерно не дозревало в большей части страны и масса труда затрачивалась для доведения его до необходимой кондиции. Для этого применялись суслоны, крестцы, копны, скирды, овины с многочасовой горячей сушкой снопов. В черноземных районах технология жатвы была более упрощённой, но тяжесть труда была не меньше, чем в Нечерноземье. Часто погодные условия вынуждали участвовать в этой работе взрослых мужчин и детей. Участие мужчин сказывалось на качестве работ по севу озими, основного продукта питания крестьянской семьи.

Л. В. Милов итожит: «Жатва – это завершающий этап в сельскохозяйственной страде России, вечно и неизбежно носящий „авральный“ характер».[15 - Там же. С. 160—161.]

Добавим, что именно климатические и почвенные условия способствовали сохранению архаичных систем земледелия до XIX в. (о чём упоминает и Л. В. Милов), так как короткий сельскохозяйственный сезон и низкие урожаи не давали ни времени, ни достаточных средств для внедрения более интенсивных систем земледелия.

Во времена господства подсечной системы земледелия урожаи доходили до сам-10, то есть около 15 центнеров с га и даже больше. Но такой крайне экстенсивный способ земледелия помимо затрат труда на обработку почвы требовал постоянных и громадных усилий целого коллектива людей (общины) для расчистки больших участков леса при почти ежегодной смене пашни. Так что в расчёте на душу населения зерна производилось не много.

Регулярное паровое трёхполье явилось переворотом в земледелии, оно дало крестьянину огромную экономию труда, изменило весь уклад его жизни, оно сделало возможным перенесение центра тяжести хозяйственной деятельности с общины на индивидуальное крестьянское хозяйство. Но переворот этот имел существенные недостатки, так как повлёк за собой снижение урожайности и доли пшеницы в структуре посевов.

Так как ведение отдельного хозяйства было возможно лишь ценою потери в уровне производства, то сама самостоятельность этого хозяйства оставалась неполной. Дело в том, что при паровом трёхполье скудные почвы быстро истощались, а восстановление их плодородия было связано с применением подсеки и перелога. А это вновь требовало больших затрат труда и помощи общины.

Только прибегая периодически к дополнительному возделыванию земли с помощью перелога или подсеки, то есть к коллективной расчистке леса, подъёму целины, создавая «излишние» временные пашни, русский крестьянин более или менее сводил концы с концами. Периодически обновлялась и сама регулярная пашня, так как через 20—30 лет, как правило, и она теряла свое плодородие. Отсюда и характерное для Северо-Восточной Руси «гнездовое» расположение поселений, при котором близлежащие небольшие деревни образовывали более крупные объединения – сёла, волости, члены которых приходили на помощь друг другу.

Сведения об урожайности встречаются с конца XV в. В Водьской и Шелонской пятинах известны примеры урожайности ржи того времени – от сам-1,7 до сам-2,3, по Обонежской пятине – сам-3, по Деревской – сам-2 и сам-3.

Имеются данные по Иосифо-Волоколамскому монастырю конца XVI в. В его сёлах во Владимирском, Суздальском, Тверском, Старицком, Рузском, Волоцком и Дмитровском уездах (то есть гораздо южнее Новгородских земель) за отдельные годы урожайность ржи была в пределах от сам-2,45 до сам-3,3, овса – от сам-1,8 до сам-2,56, пшеницы – от сам-1,6 до сам-2,0, ячменя – от сам-3,7 до сам-4,2 и т. д.

В XVII – XVIII вв. картина практически не меняется. По вологодскому Северу рожь давала от сам-2 до сам-2,7, овёс – от сам-1,5 до сам-2,8. Со второй половины XVIII в. появляются сводные данные об урожайности по губерниям. Так, по Тверской губернии в 1788—1791 гг. урожайность ржи и овса в среднем колебалась от сам-1,9 до сам-2,8, по пшенице – от сам-1,9 до сам-2,7. Данные по Новгородской, Московской, Костромской, Нижегородской губерниям дают похожую картину. К югу от Оки, где преобладали деградированные чернозёмы (Калужская, Рязанская, частично Орловская, Тамбовская и другие губернии) в 80—90-е годы XVIII в. урожайность была немногим выше, чем в Нечерноземье.

Мало меняется положение с урожайностью и в XIX в.[16 - Милов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. №4—5. С. 37—39; Он же. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. С. 162—189.]

Таким образом, в историческом центре Российского государства в течение, по крайней мере, 400 лет уровень урожайности был необычайно низок, но и он достигался путём громадных затрат труда.

Первой причиной стабильно низкой урожайности в основных регионах России была худородность почв. Однако низкое плодородие почв объясняет далеко не всё. Ведь во многих странах Европы почвы были также не самые лучшие, но благодаря тщательной обработке и обильным удобрениям урожайность там, особенно в Новое время, постоянно росла. Почему же в России было иначе? Почему повышение плодородия связывали здесь только с обновлением пахоты за счёт залежи или росчистей, а не прибегали к более тщательной обработке и обильному удобрению?

Рост плотности населения, приведший к нехватке пашни и распашке лугов со второй половины XVIII в. и вследствие этого к сокращению скотоводства и недостатку навоза, мало что объясняет, так как и до этого времени урожайность была низкой.

Основная причина кроется в особенностях природно-климатических условий исторического центра России. Надо иметь в виду то, что, при всех колебаниях в климате, цикл сельскохозяйственных работ здесь был необычайно коротким – всего 125—130 рабочих дней (примерно с середины апреля до середины сентября по старому стилю). В течение столетий русский крестьянин находился в ситуации, когда худородные почвы требовали тщательной обработки, а времени на неё у него просто не хватало, как и на заготовку кормов для скота.

Данные описей крупного господского (монастырского) хозяйства середины XVIII в. показывают трудозатраты: по нечерноземным губерниям 72,6—73,6 человеко-дней при 33,0—34,4 коне-днях; по Владимиро-Суздальскому ополью 45,3—46,7 человеко-дней при 18,9—20,7 коне-днях; по черноземным регионам – 41,3—43,4 человеко-дней при 21,9—22,5 коне-днях.

Таков был уровень трудозатрат в монастырском хозяйстве, где существовала реальная возможность концентрации на полях массы рабочих рук и где применялось и «двоение», и «троение» некоторых яровых культур, и многократное боронование и т. п. Для оценки же производственных возможностей собственно индивидуального крестьянского хозяйства, где был минимум рабочих рук (семья из 4 человек, из них двое детей), за неимением прямых данных необходим приблизительный подсчёт. Из 130 дней примерно 30 дней уходило на сенокос и, значит, крестьянин от посева до жатвы включительно имел около 100 рабочих дней.

По данным Генерального межевания и губернских отчётов второй половины XVIII в., средняя обеспеченность пашней в Нечерноземье достигала 3—3,5 десятин во всех трёх полях на мужскую ревизскую душу (в средней крестьянской семье из 4 человек таких ревизских душ было обычно две). Таким образом, на «тягло» (взрослые мужчина и женщина) приходилось 6—7 десятин пашни. Из них под ежегодный яровой и озимый посевы шло 4—4,7 десятины. Практически в семье из 4-х человек пашню пахал один работник. Имея 100 рабочих дней, он мог на вспашку, боронование и сев потратить в расчёте на 1 десятину (без жатвы и обмолота) 21,3—25 рабочих дней. В господском (монастырском) хозяйстве трудозатраты на 1 десятину составляли 39,5 человеко-дней, то есть в 1,58—1,85 раза больше, чем в крестьянском.

Находясь в столь жёстком цейтноте, пользуясь довольно примитивными орудиями труда, крестьянин мог лишь в минимальной степени обработать свою пашню и его жизнь чаще всего напрямую зависела только от плодородия почвы и капризов погоды. Реально же при данном количестве рабочего времени качество его земледелия было таким, что он не всегда мог вернуть в урожае даже семена. Выход из этого по-настоящему драматического положения был один. Русский земледелец должен был в 21—25 рабочих дней реально вложить в землю такой объём труда, который в более благоприятных условиях господского хозяйства на барщине занимал около 40 рабочих дней. Практически это означало для крестьянина неизбежность труда буквально без сна и отдыха, труда днём и ночью, с использованием всех резервов семьи (труда детей и стариков, женщин на мужских работах и т.д.). Крестьянину на западе Европы ни в средневековье, ни в новом времени такого напряжения сил не требовалось, ибо сезон работ был там гораздо дольше. Перерыв в полевых работах в некоторых странах был до удивления коротким (декабрь-январь). Конечно, это обеспечивало более благоприятный ритм труда, и более тщательную обработку пашни (4—6 раз).

В этом заключается главное различие между Россией и Западом на протяжении столетий. Ещё в XVIII в. агроном И. Комов писал: «…У нас… лето бывает коротко и вся работа в поле летом отправляется… В южных странах Европы, например, в Англии (!) под ярь и зимою пахать могут, а озимь осенью в октябре, в ноябре сеять… Поэтому у нас еще больше, нежели в других местах, работою спешить должно».

Из-за нехватки рабочего времени многие крестьяне оказывались не в состоянии обработать весь свой надел. Так во второй половине XVIII в. фактический посев и пар составляли 53% от среднего надела в 3—3,5 десятины на душу мужского пола. В 1788 г. доля посева в Тульской губернии составляла ко всей пашне всего 46,7%.[17 - Милов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. №4—5. С. 39—40; Он же. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. С. 190—213.]

В соответствии со сказанным находятся данные о недостаточности хлеба у крестьян. Один пример. В середине XVIII в. по Кондужской волости беднейшая группа дворов (74% хозяйств волости) сводила хлебный бюджет с дефицитом в 74,3 пуда. Во второй группе дворов (17% хозяйств) средний излишек составлял всего 14 пудов. Лишь третья группа (9%), к которой относились самые зажиточные крестьяне, имела значительный излишек хлеба – до 214 пудов. Однако с учётом удельного веса той или иной группы дворов, получается в среднем по всей волости дефицит хлебного бюджета в 33,4 пуда.

Для крестьянина разница урожая всего лишь в один «сам» имела в России громадное значение, так как давала возможность иметь хотя бы минимум товарного зерна. Однако достигнуть урожая в сам-4 в целом по Нечерноземью не удавалось на протяжении многих веков. Крестьянину оставался один выход – резко снижать свое потребление и таким образом «получать» товарный хлеб, но такой выход был, конечно, иллюзорным, не дающим серьёзных товарных запасов.[18 - Милов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. №4—5. С. 41—42.]

Отсюда вытекает главный вывод: крестьянское хозяйство коренной территории России обладало крайне ограниченными возможностями для производства товарной земледельческой продукции, и эти ограничения обусловлены именно неблагоприятными природно-климатическими условиями.

Кроме того, постоянная низкая урожайность находилась в прямой зависимости от плохого качества удобрения полей. Норма вывоза навоза на десятину (га) – примерно 1500 пудов (24 тонны) – практически никогда не соблюдалась. В Центрально-промышленном районе в середине XVIII в. на монастырские поля вывозили в 60% случаев лишь половину этой нормы, то есть полному удобрению земля подвергалась один раз в 6 лет, часто этот срок был гораздо больше.

По свидетельству известного в XVIII в. агронома А. Т. Болотова, в Каширском уезде Тульской губернии удобряли пашню один раз в 9 и даже в 12 лет. И это при том, что в XVIII в. хорошо знали, сколько надо было иметь навоза для регулярного, раз в 3 года, удобрения пара. Агроном того времени И. Елагин, в частности, считал, что на десятину пара (или 3 десятины пашни) следует иметь 2 лошади, 2 коровы, 2 овцы и 2 свиньи, то есть примерно 6 голов крупного скота. Но реально подходя к делу, граф П. А. Румянцев писал, что в его имениях «на десятину посева [следует] держать одну корову и две молодых от приплода», т. е. около 3—4 голов крупного скота на десятину пара.

Ещё хуже стало в XIX в. В Тульской губернии в первой половине этого века посевная площадь удобрялась раз в 15 лет, в ней на десятину пара было 1,2 головы крупного скота. Во второй половине XIX в. во многих уездах Московской губернии на десятину пара приходилось 1—1,5 головы крупного скота, то есть пашню удобряли (по норме) раз в 12—18 лет. В Орловском уезде Вятской губернии пар унавоживали раз в 12 лет, а всю землю раз в 36 лет.

Практика XVIII и первой половины XIX веков продолжала давнюю традицию, так как столь же мало удобрялись, например, монастырские поля в конце XVI – начале XVII вв. Так, в Иосифо-Волоколамском монастыре, по данным Н. А. Горской, пашня удобрялась примерно один раз в 24 года (сведения за 1592 и 1594 годы), а земли Кирилло-Белозерского монастыря – один раз в 9 лет (данные 1604—1605 годов).

Острая нехватка удобрений на крестьянских и даже на господских полях имеет своё объяснение. При необычайно длительном стойловом содержании скота, равном примерно 200 суткам и усиленном суровым режимом зимы, срок заготовки кормов в Нечерноземье был очень ограниченным. Обычно сенокос продолжался 20—30 дней, и за это время надо было запасти огромное количество сена.

В 1760-х гг. И. Елагин полагал нормальным следующие рационы кормления скота сеном. На 7 месяцев стойлового содержания для лошади – 160, для коровы – около 107, для овцы – около 54 пудов. Следовательно, на 2,25 головы крупного скота (лошадь, корова и овца) нужно было около 323 пудов сена. А среднее однотягловое хозяйство, имея примерно 2 лошади, 2 коровы и 2—4 овцы, накашивало обычно около 300 пудов сена.

Реально на лошадь, видимо, шло около 75 пудов, на корову и овцу – каждой около 37—38 пудов. Корове и овце сена давали практически одинаково, так как овца питалась только сеном (не считая веников), а корова могла есть и солому.

В больших барских имениях сенной корм лошадям, которые были в работе в период стойлового содержания, давали на 7 месяцев по 106 пудов на голову. Это в 1,5 раза лучше крестьянских нормативов. Однако неработающие лошади получали вдвое меньше – от 45 до 50 пудов на 7 месяцев. Чаще всего режим кормления был таким: во время работы – по полпуда в сутки, без работы – по 10 фунтов сена на ночь (или около 80 пудов за 7 месяцев).

Сверхэкономный режим кормления скота сеном к XVIII в. был уже давней традицией и стал нормой. Так в 1592 г. в Иосифо-Волоколамском монастыре на корову расходовали за зиму 34,5 пуда сена, на овцу – 42 пуда и на лошадь – 78 пудов. А через два года норма кормления скота сеном была снижена в монастыре в два раза. Таким образом, скот на протяжении веков получал сена в 2,7—3,5 раза меньше полной нормы. И это происходило не только потому, что мало заготавливалось сена, в том же Иосифо-Волоколамском монастыре в 1592 и 1594 годах сено шло на самые различные нужды обширного хозяйства, а часть его даже продавалась. Просто так было уже принято. За века выработались нормы кормления скота и, заготовленное сверх обычного сено, не скармливалось скоту, а использовалось на другие нужды и продавалось.

Острая нехватка сена приводила к тому, что основой кормовой базы скота у крестьянина и у барина была солома. Практически урожай зерновых культур оценивался двояко: какова солома и каково зерно. В хозяйственной терминологии документов были даже специальные термины «ужин» и «умолот». Первый относился к соломе, а второй к зерну. Но солома была кормом, лишённым витаминов, малопитательным, вредным для животных. Наиболее грубая и тяжёлая пища – ржаная солома.

Кормление скота соломой крестьянин считал нормой, мало того, заготавливая на одно тягло более 300 пудов сена, мог «излишки» его и продать. Особенно часто сено продавали там, где было много заливных лугов и укосы на них достигали 200—250 пудов с десятины. Но мест, где достаточное количество сена вело к товарному животноводству, почти не было.

Отношение к сену как к роскоши, без которой можно и обойтись, весьма глубоко укоренилось в сознании русского человека. Например, видный хозяйственный деятель XVIII в. хорошо образованный В. Н. Татищев искренне полагал, что «скотина ж без всякой нужды без лугов продовольствоваться может одним полевым кормом», то есть соломой, ухвостьем, мякиной и т. п.

Не всегда хватало и соломы. В тяжёлые годы даже в дворцовом хозяйстве обычной рабочей лошади давали лишь 46—49% полагающегося рациона соломой, хотя основной корм (сено) был в величайшем дефиците (20 пудов на голову на 7 месяцев).