скачать книгу бесплатно
Мы посмеялись и закончили разговор. Незамедлительно позвонив Лёше и получив от него утвердительный ответ, я написал Саше о том, что Лёша тоже едет, и нас будет трое.
Девять двадцать восемь – через две минуты мы договорились встретиться за столиком ресторана. Вера с Олегом должны быть уже там. Протянув руку к двери, я почувствовал характерную вибрацию в кармане и, так и не войдя внутрь, взял трубку.
– Андрей Александрович, здравствуйте! Вы уже вернулись? Я хотела узнать, будете ли Вы завтра. И хорошо бы, если Вам удобно, сейчас согласовать время для двух встреч! – звонкий голос Маши был для меня сейчас звуком, как будто доносящимся из совершенно иного мира.
– Маша, добрый вечер! – задумавшись, я понял, что у них сейчас ещё день, а не вечер, но плевать. – У меня изменились планы, и я раньше вторника на работе не появлюсь. Все срочные дела направляйте мне по почте, а встречи назначьте на вторую половину следующей недели. Хорошо?
– Хорошо, всё сделаю! Вам при необходимости можно звонить?
– Не стоит. И Алине с Пашей передайте тоже, чтобы без острой необходимости до вторника меня не беспокоили. Звоните только если возникнут исключительные обстоятельства.
– Поняла. Всё передам. До свидания!
– До свидания, Маш.
Я снова протянул руку к ручке двери и вошёл в ресторан. Оглядев зал, я увидел в дальнем конце помещения сестру, сидящую за столиком в углу и тихо разговаривающую с мужчиной лет тридцати. Полагаю, что это Олег. Вера увидела меня и расцвела. Подойдя к ним, я крепко обнял сестру, после чего она представила меня Олегу, и мы пожали с ним друг другу руки. Очень необычно было видеть Веру вживую, а не через экран ноутбука или смартфона. Как будто та Вера, с которой я разговаривал по телефону, и Вера, с которой я сидел сейчас за столом, были разные люди.
Безумно хотелось есть, и я предложил сразу сделать заказ. За полчаса ожидания еды мы обсудили то, как складывалась жизнь у всех участников разговора за последние пять лет. Оказалось, что Олегу был тридцать один год, и они познакомились, когда вместе с Верой работали в одном отделе. Они планировали завести детей незамедлительно после свадьбы, к которой уже почти всё было готово.
– Мы решили, что, возможно, немного перенесём свадьбу в силу нынешних обстоятельств, – сказал Олег, посмотрев на Веру. – Может, на март или апрель.
– Поверить не могу, что родителей не будет на свадьбе! – на глазах у Веры навернулись слёзы, и Олег её обнял и прижал к себе.
– Но они же знали, что ты скоро выходишь замуж, и знали, что у тебя замечательный жених. Думаю, что сам этот факт их очень радовал. Олег, твои родители будут? Они знакомы с Верой?
– Да, мы ездим к ним раз в год летом на дачу. Они даже хотели приехать сюда на завтрашнее мероприятие, – Олег явно не хотел произносить слово «похороны». Но я сказал, что в этом нет нужды. Наши с Верой родители не были знакомы друг с другом. Знали друг о друге лишь то, что мы с Верой рассказывали, и видели фотографии.
– Понятно. Как Вы добрались? Узнали какие-то подробности произошедшего?
– Мы… я говорила с Игорем. Мама с папой возвращались с дня рождения тёти Эли. Было уже темно, и посреди трассы они столкнулись с фурой. Столкнулись – не совсем верное слово, скорее, попали под неё. Водитель жив и почти невредим. Следователи сказали, что виноват отец – выехал на встречную полосу на повороте с ограниченной видимостью. Да и по фотографиям места происшествия всё видно: столкновение действительно было на полосе, по которой ехал грузовик. Возможно, папа потерял управление, я не знаю. Машина восстановлению не подлежит, а родители… врачи сказали, что они скончались мгновенно и без мучений, но их тела мне в морге так и не показали, – Вера не плакала, просто смотрела в одну точку посреди стола. – Игорь их видел, но сказал, что мне не стоит смотреть.
Интересно, что ей дал Олег, если она говорит обо всё этом в таком хоть и подавленном, но вполне адекватном состоянии? Надо будет у него попросить парочку таких таблеток на всякий случай.
– А Игорь как себя чувствует? – спросил я, скорее, из праздного любопытства, чем от реального желания узнать, как у него дела. Более того, наверно, я даже надеялся на то, что он убит горем.
– Игорь сильно расстроен. Ему тяжело, ведь, по сути, он один всё организовывал. Мы почти не принимали участие в организации похорон и поминок, хотя по возможности пытались помочь ему, когда приехали.
– Знаешь, а ведь он мне так и не позвонил и не сообщил о случившемся. Только ты мне сказала.
– Странно. Я понимаю, что отношения у вас складывались не самым лучшим образом, но мне казалось, что всё не настолько плохо, чтобы он тебе не сообщил о случившемся.
– Может, ты сказала ему, что сама позвонишь Андрею, и поэтому он не звонил? – предложил свою идею Олег.
– Да я смутно помню, что мы тогда говорили друг другу. Наверно, так и сказала, поэтому он и не связался с тобой, Андрей. Завтра увидитесь.
– Завтра всё начинается в двенадцать ровно? – уточнил я.
– Да, но мы приедем раньше: к одиннадцати, наверное.
– Хорошо. Я заранее приезжать не буду, ладно?
– Конечно. Я всё понимаю. Спасибо, что приехал! Я очень рада, что ты здесь!
– И я очень рад! И наконец с Олегом познакомились.
Мы просидели в ресторане до полуночи и, обоюдно решив, что завтра тяжёлый день и всем нужно выспаться, разошлись. По пути в отель я вспомнил то, как меня маленьким мама с отчимом брали на похороны знакомых. Зачем они это делали? О чём они думали, когда говорили маленькому ребёнку идти смотреть на то, как хоронят чей-то труп? Когда у меня будут дети, я ни за что не позволю им присутствовать на таких мероприятиях до тех пор, пока они не повзрослеют и не смогут сами сделать осознанный выбор – идти или не идти. Прикинув в голове количество похорон, на которых я присутствовал до семнадцати лет, мне удалось вспомнить семь. Причём, каждый раз это происходило либо осенью во время моросящего дождя посреди размокшей кладбищенской земли, превратившейся в чавкающую под ногами слякоть, либо зимой в тридцатиградусный мороз, от которого не спасала ни одна зимняя одежда, так как приходилось в течение часа стоять на одном месте и почти не двигаться. Почему никто не мог умереть летом, чтобы его хоронили в ясный солнечный летний день?! Примечательно, что с тех пор как я двенадцать лет назад уехал в Питер, я ни разу не был на похоронах.
Проснулся я в восемь утра от звонящего будильника и ещё пару минут лежал в кровати, пытаясь отогнать мысли о приснившемся сне – тоскливое и унылое послевкусие от той картины, как я стою посреди поля в сумерках, весь измазанный в грязи и промокший под дождём.
Позавтракав и собравшись, я отправился на такси в магазин за костюмом и зимней спортивной одеждой. Странное сочетание вещей, если не знать мои дальнейшие планы на неделю. С костюмом проблем не возникло, но при попытке найти нужную для поездки на Хибины одежду возникли трудности, так как был ещё не сезон. Удалось всё найти и купить лишь к одиннадцати часам утра. Я попросил таксиста подождать, пока я зайду в отель, чтобы закинуть в номер купленные вещи и переодеться. Моей просьбе он явно был не очень рад, так как, видимо, прокатавшись со мной по всему городу в течение более двух часов, он рассчитывал на то, что я с ним рассчитаюсь и отпущу. Когда я вышел в чёрном костюме и попросил его двигаться в сторону кладбища, по пути заехав в цветочный магазин, он посмотрел на меня с некоторым недоумением.
На кладбище мы были в одиннадцать пятьдесят три, а это значит, что я опаздывал, ведь надо было ещё дойти до места похорон. Я рассчитался с таксистом и начал искать нужное место, взяв с собой двадцать красных гвоздик. Весьма привычным для меня было в такой ситуации затянутое облаками небо, хотя дождя не предвиделось. У центральной часовни меня ждал Олег – его попросила меня встретить сестра, когда я ей сказал, что подъехал, но не знаю, куда идти. Он сопроводил меня к группе людей, столпившейся возле одной огромной ямы, рядом с которой по разные стороны стояли два закрытых гроба. Многих среди присутствующих я знал, но некоторых видел впервые. По крайней мере, мне так казалось, хотя смотрели они на меня так, как будто мы были знакомы. Рассматривая всех этих людей, я невольно вспоминал те моменты, когда я с ними виделся будучи ребёнком. Вон и тётя Эля, с дня рождения которой мать с отчимом возвращались прежде, чем попасть в аварию. Она слегка кивнула мне в знак приветствия, и я кивнул ей в ответ.
Остановился мой взгляд на человеке, стоявшем с другой стороны ямы – типичный алкаш с пивным животом, мешками под глазами и морщинистым лицом, окаймлённым сальными волосами и пятидневной щетиной. Взглянув на него, я даже не сразу понял, что это был Игорь. Он смотрел на меня и, встретившись со мной взглядом, отвёл глаза. Не понравилось мне то, как он на меня смотрел: холодный и презрительный взгляд. Меня это немного смутило. Я, конечно, не ожидал того, что он кинется ко мне с объятьями, крича «Как я рад тебя видеть, мой дорогой брат!», но полагал, что мы хоть поздороваемся и пожмём руки.
– А что с Игорем? – я тихо спросил Олега, так как сестра плакала рядом с гробом матери, и я не стал её трогать.
– В каком смысле?
– Выглядит он не очень. Понимаю, что сейчас он убит горем, но у меня такое чувство, что он уже давно и крепко выпивает.
– А что ты о нём знаешь? Вы с Верой о нём никогда не говорили?
– Нет, мне это было не очень интересно. Последнее, что я о нём слышал – это то, что он женился и купил квартиру. Это было двенадцать лет назад, когда я отсюда уехал.
– Ну, за такой срок многое произошло. Семь лет назад его бросила жена и забрала с собой детей. У него два сына, с которыми он не видится, так как они с матерью уехали в Казань. Я не сильно осведомлён в этой ситуации, но вроде его бывшая жена вышла замуж, и они прекрасно там живут без него. С тех пор он и пьёт. Четыре года назад по инициативе твоей матери и Веры он проходил реабилитацию в наркологической клинике, так как подсел на наркотики. С тех пор он их не принимает, но пьёт ещё больше. После развода он жил с родителями. Да и сейчас он живёт в их квартире.
– Кошмар! Я ожидал увидеть, что угодно, но только не это. Последний раз, когда я его видел, я и подумать не мог, что он превратится в такое… такого человека.
– Да, неприятно. Вера переживала за него, но я её образумил и убедил в том, что он взрослый парень, который сам решает, как ему жить, и его выбор не должен служить огорчением для неё. Вроде сейчас она к нему относится сравнительно терпимо. С тобой она общается значительно чаще, чем с ним. Мне кажется, что в последнее время она и вовсе звонила ему лишь ради приличия, а не от большого желания с ним поговорить.
Священник закончил мямлить свою унылую монотонную похоронную песню, и гробы стали опускать в погребальную яму. Мы с Олегом обняли Веру, которая стала реветь ещё сильнее при виде того, как гробы начали засыпать землёй.
– Ты поедешь на поминки? – спросил меня Олег.
– Вряд ли. Думаю, что мне там нечего делать. А где они будут и во сколько?
– В квартире родителей, мы помогали с утра Игорю прибирать квартиру, и Вера готовила еду вчера весь день.
– А сколько придёт людей?
– Полагаю, что большая часть из тех, кто пришёл на похороны, человек двадцать пять. По крайней мере, мы рассчитывали на такое количество. Начало в три, хотя многие, как я думаю, уже сейчас напрямую поедут туда вместе со мной и Верой, там ещё нужно разложить всё.
– Хорошо, я подумаю. В любом случае мне нужно ещё заехать в отель.
– Хорошо. Думаю, что Вера будет рада увидеть тебя там! Да и я тоже буду рад!
– Ближе к делу позвоню и сообщу.
– Ладно, до встречи.
ДАЧА РОДИТЕЛЕЙ
Я стоял и смотрел на то, как рабочие закапывают лопатами могилу. Некоторые знакомые подходили ко мне, обнимали и говорили, что рады меня видеть, и спрашивали, где я пропадал. На что я вежливо здоровался и кратко отвечал, что не мог часто приезжать в родной город. Все медленно расходились и садились в свои машины, стоящие на парковке перед кладбищем. Моё внимание привлёк, в том числе, и Игорь, который сел в бежевую ржавую «Волгу», рёв которой из-за неисправного глушителя в момент включения двигателя был слышен даже мне, стоявшему в пятистах метрах от парковки. Он уехал, оставляя за собой шлейф синего дыма. Интересно, сколько литров моторного масла потребляет его машина на сотню километров?
Менее, чем через десять минут рабочие закончили закапывать общую могилу матери и отчима и разошлись. Лихие ребята, я бы такую яму не менее часа закапывал – вот что значит профессионализм! Надгробный камень представлял собой тёмный прямоугольник с закруглёнными углами, на котором были выгравированы фотографии матери и отчима с датами жизни. Я подошёл поближе, положил на могилу цветы и пошёл в сторону парковки. Думаю, что я остался смотреть на то, как закапывают гробы, в то время как все остальные ушли, для того, чтобы окончательно убедиться в том, что этих людей больше нет, и даже если это всё шутка и они захотят вылезти из своих гробов, то теперь им это не удастся, так как над ними более тонны влажной земли.
Решив не вызывать такси, я пошёл вдоль обочины узкой разбитой дороги, ведущей сквозь деревья от кладбища к асфальтированному шоссе. Идти на поминки или нет? Всё-таки я приехал поддержать Веру, и надо бы идти, раз уж я здесь. Но, с другой стороны, приходить в квартиру матери, из которой я сбежал при первой же возможности, да ещё и видеться с братом совсем не хотелось. Решу по пути в отель. Пожалуй, потому я и не вызвал такси, чтобы было время подумать, как поступить.
Деревья монотонно шелестели на ветру, и начал накрапывать мелкий дождь. Я прикурил сигарету в тот момент, когда в моем сознании вдруг всплыл приближающийся рёв мотора, обернулся и увидел бежевую «Волгу» брата, несущуюся прямо на меня. В последний момент я отпрыгнул в сторону леса, но удар лобового стекла по правой ноге резко раскрутил меня в воздухе, и, прежде чем коснуться земли, я совершил по меньшей мере два полных оборота вокруг своего пупка. Когда я упал, то увидел, как резко затормозила машина, и на дорогу с характерным звуком консервной банки упало правое боковое зеркало машины. Земля на обочине была мягкой, что очень контрастировало с твёрдым стеклом машины, о которое пришёлся удар. Жирная пропитая туша брата выскочила из машины, открыла багажник, и прежде, чем я что-то успел понять, он уже закрыл надо мной сверху крышку, предварительно вытащив у меня из кармана телефон. Я погрузился в полную тьму. Мотор взревел, и мы поехали. Внутри багажника бензином пахло так, что мне казалось, что меня сейчас стошнит, а на кочках сильно трясло. Но в целом, в багажнике машины оказалось не так уж и тесно, как я себе представлял, смотря по телевизору боевики.
Куда он меня везёт? Зачем? Что было бы, если бы я не отпрыгнул в сторону? Он что, собирается меня убить? Что мне делать? Я попытался открыть багажник, но безуспешно: в этом ржавом корыте внутренний замок для выхода из багажника предусмотрен не был. Да и подручных средств никаких не было: кроме меня в багажнике не было ничего – только крошки засохшей еды и песка. В полной тьме я нажал на кнопку секундомера на часах. Мне показалось, что мы ехали вечность. Когда мотор заглох, я услышал, как водитель открыл свою скрипучую дверь и вышел из машины. Через мгновенье стали слышны, как мне показалось, закрывающиеся ставни ворот.
Тишина и абсолютная темнота. Почему ничего не происходит? Почему он меня не отпирает? Где он? Через минуту багажник открылся, брат незамедлительно взял меня за шиворот обеими руками и кинул на пол гаража, в котором мы находились. Прошла секунда, и я ощутил несколько ударов ногой под дых, от которых спёрло дыхание. Я попытался откашляться, как вдруг посмотрел наверх: на меня, прямо промеж глаз, смотрел ствол охотничьего ружья, которое держал брат, стоя надо мной.
– Ты что, мелкий засранец, думал, что после всего того, что ты сделал, можешь просто так взять, явиться на похороны и затем спокойно уйти?! – Игорь смотрел на меня широко раскрытыми полными безумной ярости глазами и тряс ружьём.
Я молчал и смотрел на него, инстинктивно медленно отползая к стене, как будто пытаясь увеличением расстояния уменьшить тот ущерб, который был бы мне нанесён выстрелом из ружья.
– Ты что, думал, что я закрою глаза на всё то дерьмо, которое ты устроил? – по мере того, как я отползал, Игорь подходил всё ближе ко мне.
Я почувствовал, что упёрся плечами в стену, такую же грязную, как и пол, по которому я полз. Везде была пыль и были разбросаны ржавые инструменты вперемешку с грязными клеёнками, пакетами и пивными бутылками. Сквозь щели в воротах гаража проникал дневной свет, в лучах которого сверкали пылинки, поднятые мной в воздух в тот момент, когда я упал на пол.
– Это ты виноват! – брат толкнул меня в лоб стволом ружья. – Это из-за тебя они умерли! Как ты мог так разбить сердце матери?! Ты знаешь, как она переживала, когда ты уехал?! Это из-за тебя у неё развился диабет! Ты. Должен. Страдать!
Я думал, что если он сейчас и не выстрелит, то я в любом случае помру в этом гараже: сердце так сильно и быстро билось, что от такой тахикардии у меня сейчас будет инфаркт. Что же мне делать? Что ему ответить? Он был совершенно безумен. В багажнике машины, если подумать, было не так уж и плохо. Уж лучше бы я по-прежнему сидел там.
– Если бы ты был нормальным любящим родителей сыном, то у нас всё было бы хорошо! Но ты, мразь, всё испортил! – Игорь глубоко вздохнул, прикрыв на мгновение глаза, будто бы пытаясь успокоиться.
Что же ему ответить? Да и ждёт ли он ответа от меня? Мне кажется, что любое слово, которое я ему сейчас скажу, будет расценено как повод к нажатию на курок ружья. Я молчал и бегло осмотрелся по сторонам, прежде чем вновь уставиться на брата: на полу рядом с моей ногой лежала крестовая отвёртка, вокруг разбросаны ржавые гвозди, а слева, в сантиметрах двадцати от моей руки, лежал небольшой пыльный молоток. По количеству скопившейся на нём пыли он лежал на этом месте уже как минимум год.
Молоток.
Резким движением я подался влево, увернувшись из-под ствола ружья, прислонённого к моему лбу, и схватил молоток, которым незамедлительно ударил Игоря по пальцам левой руки, придерживающим ствол ружья. Он взвыл, выпустив из левой руки ружьё, но по-прежнему держа его правой с пальцем на курке. Ещё мгновение, и я вскочил на ноги, переложив молоток в правую руку, и с размаху ударил его тупым концом по лицу: я попал в челюсть. Ружьё выпало из руки брата, а он и его выбитые зубы с тонкими струйками тёмной крови упали рядом с багажником машины. Он что-то начал стонать, но едва он успел произнести ещё хоть один звук, я прыгнул на него и с отмашки ударил его молотком в нос, после чего продолжил без остановки бить его по голове. Каждый удар сопровождался треском костей, напоминающим приглушённый звук ломающейся в руках сухой ветки, с характерной отдачей в кисть руки.
Сложно сказать, сколько это продолжалось, может, секунд пять, а может, и пару минут, но остановился я тогда, когда передо мной вместо головы брата было кровавое месиво: нижняя часть представляла собой смесь кожи, крови, костей и мяса, чем-то напоминающую спагетти болоньезе, а верхняя часть смахивала на игрушку из детства, в которую я когда-то играл – резиновый шарик с тальком внутри, из которого можно было лепить простые фигурки, – причём слеплено это нечто было так же неумело, как у меня в шесть лет. Из того места, где раньше был его левый глаз, вытекала розовая слизь – наверно, содержимое глаза.
Я сидел на теле Игоря и смотрел на то, что я сделал. Правая ладонь онемела, сердце продолжало бешено колотиться, и руки дрожали. Живот ныл то ли от тех нескольких пинков, которые мне нанёс брат, то ли от того чувства тошноты, которое вызвала представшая перед моими глазами картина. Через мгновенье я почувствовал, как всё внутри меня сжалось, и струя рвоты вырвалась из моего рта на голову брата, оставляя кислое и вяжущее глотку послевкусие. От этого зрелища, к которому теперь добавился запах рвоты, меня стошнило ещё дважды, после чего я бросил молоток, перекатился на пол, откашливая куски непереваренной пищи, и просто лёг рядом с телом брата, пытаясь взять себя в руки. Возможно, я пролежал бы так ещё долго, если бы боковым зрением не увидел, как Игорь сделал резкий рывок в мою сторону. От неожиданности я отскочил метра на два и с глухим стуком ударился спиной в ворота гаража. Как же так, он же мёртв?! Он не мог остаться в живых после такого! Боже, а что если жив, надо срочно вызвать скорую, может, ему ещё можно помочь?!
Всё тело брата дёргалось в судорогах: ноги и руки быстро и резко тряслись, пальцы рук выпрямились и, дрожа, совершали медленные движения вперёд-назад, а голова, трясясь, приподнялась на мгновение над полом, разбрызгивая вокруг мою рвоту и его кровь. Длилось это секунд пять, после чего он застыл в совершенно неестественной позе: его тело лежало на полу, но было видно, как все его мышцы были напряжены. Не так я себе представлял смерть человека, но Игорь определённо был мёртв.
Я сидел на полу, облокотившись спиной на ворота гаража, и смотрел на лежащее передо мной тело. Что же теперь делать? Как же мне поступить? Надо взять себя в руки. Если вызову полицию, то при виде его изуродованного тела они вряд ли поверят тому, что это была самооборона: в лучшем случае дадут превышение пределов самообороны, и присяду на два года, а в худшем – признают виновным в преднамеренном убийстве и дадут значительно дольше. В тюрьму совсем не хочется. Если убегу, то точно меня найдут, тут же везде мои отпечатки пальцев. Ну ладно, на молотке сотру и в багажнике тоже, но, может, я что-то пропущу? Да и, откровенно говоря, не совсем понимаю, как нужно их стирать. В фильмах легонько протирают платочком и улик не оставляют, но это же фильмы, может, их не так просто стереть, и, даже всё протерев, я не избавлюсь от отпечатков? Да и какие, к чёрту, отпечатки: всё заблёвано моей рвотой, они меня по ДНК найдут. Уж всю свою ДНК я точно не подчищу здесь – совершенно ужасная ситуация!
Который час? Тринадцать десять и двадцать две с половиной минуты с тех пор, как я засёк секундомер в багажнике машины. Я не верил своим глазам – всего двадцать пять минут назад я ещё шёл вдоль обочины дороги, думая над тем, идти на поминки или нет. Ну что ж, теперь можно и сходить, брата на них точно не будет, а плохие воспоминания при виде маминой квартиры я как-нибудь переживу.
Я вернулся к размышлениям о том, как поступить, и медленно встал с пола. В этот момент я вдруг осознал, насколько сильно у меня болело правое бедро, по которому пришёлся удар машины. Терпимо вроде: стоять и идти могу, значит, кость не сломана и суставы не повреждены. На остальное плевать – само заживёт. Найти бы только болеутоляющее какое-нибудь. Посмотрев на всё вокруг внутри гаража и в узкую щель между створками ворот, я понял, что он привёз меня на дачу родителей, на которой я бывал в детстве. На улице никого не было, но если я выйду, то кто-нибудь из соседних домов может увидеть меня из окна. Как же мне выкрутиться из этой ситуации?
Тринадцать двенадцать. Прошло уже две минуты, а я до сих пор ничего не сделал. Время играет против меня. Нужно думать. Думать. Думать! Как же мне уйти отсюда так, чтобы никто даже не подумал меня подозревать в произошедшем? Алиби у меня нет, да и как оно может быть, если я по факту здесь? Может, закинуть тело в багажник вместе с молотком, почистить здесь всё и уехать на машине в какие-нибудь дебри, после чего закопать тело, а машину пригнать обратно? Нет тела – нет убийства, да? Да! Это то, что надо!
Я подошёл к брату, открыл багажник и с ужасом понял, что труп так окоченел, что мне его не согнуть до нужных размеров. Да и весил он, судя по всему, более ста килограмм – тяжело. Тяжело и безрезультатно. Даже в салон будет не запихнуть в той позе, в которой он застыл. Может, нарубить его на кусочки? Наверняка здесь есть топор. Я начал быстро ходить по гаражу, переворачивая всё, что попадалось под руку, в поисках топора, прежде чем остановился и ужаснулся от того, что я делаю: перебираю здесь всё, ища то, чем нарубить на кусочки тело брата – да я же везде оставляю свои отпечатки пальцев! Всё в такой пыли, что будет совершенно очевидно то, что здесь кто-то что-то искал, так как у всего, чего я касался, оставалась потёртость, на которой была смазана пыль.
Ну вот и всё. Как теперь быть? Нужно не суетиться: пока я сделал лишь хуже. Надо успокоиться и ещё раз хорошенько всё обдумать и, главное, ничего не трогать. Тринадцать шестнадцать. Это же дача, топор, наверное, не в гараже, а в сарайчике с дровами во дворе. Постой-ка, да это же наша дача! Тут нет никаких дров и топора, потому что здесь нет печи! Мать готовила на газовой плите, к которой был подключён баллон с пропаном.
Вот и ответ. План был хорош и в случае успеха позволил бы стереть все улики. Я прошёл из гаража внутрь дома – они соединялись дверью изнутри, поэтому на улицу выходить не требовалось – и тихо прошёл на кухню. Присев, чтобы меня нельзя было увидеть через окно, я потряс баллон и чуть не прослезился от счастья: баллон был почти полон. Заглянув под раковину, я опустошил мусорное ведро, вывалив из него всё на пол. Убедился в том, что баллон закрыт, и снял с него резиновый шланг, соединяющий его с плитой. Пригнувшись, тихо прошёл со шлангом и жестяным ведром обратно в гараж и подошёл к бензобаку. Лишь бы длины шланга хватило. Открыл крышку бензобака и начал засовывать в него шланг до тех пор, пока он не упёрся в дно. Длины шланга было достаточно для того, чтобы его второй конец достал до пола, и я подставил под него ведро. Хорошенько затянувшись свободным концом шланга, мне удалось прогнать бензин по резиновой трубке, и он начал свободно литься из бензобака. Слава физике!
Двадцатилитровое ведро наполнилось до краёв, и бензин начал перетекать за края, но это длилось недолго. Судя по всему, пролилось впустую литра два. Хотя, почему же впустую: без дела не пропадёт и то, что пролилось. Оставив ведро, наполненное до краёв бензином, рядом с машиной, я взял тело Игоря за ноги и начал медленно тащить на кухню. Боже, какой же он тяжёлый!
Это длилось десять минут. Едва заметная полоска крови и рвоты простиралась из гаража до дивана на кухне, на котором теперь лежал брат. Я положил баллон с пропаном ему на живот и пошёл в гараж за ведром, но прежде, чем принести ведро на кухню, я облил весь хлам по краям гаража бензином, израсходовав около трети ведра. Тонкой струёй бензина вылил дорожку от гаража до кухни, и в итоге у меня оставалось ещё целых полведра на то, чтобы облить всё вокруг, включая своего брата, лежащего на диване с баллоном, как Винни Пух с банкой мёда.
Тринадцать двадцать девять. Запах бензина разъедал глаза и слизистые оболочки носоглотки. Я облил наиболее горючие деревянные места, и накладок быть не должно, дом ведь деревянный. Посмотрев на брата и лежащий на нём баллон, я начал сомневаться в том, что моя идея сработает: а вдруг баллон от взрыва просто улетит вверх, не повредив внутри дома ничего? Это же, наверно, как с петардой: если взорвётся в открытой ладони, то ущерб будет минимальный, но если в зажатой – оторвёт пальцы. Если тело брата просто обгорит, то это, безусловно, сотрёт любые отпечатки пальцев и рвоту с моей ДНК, но следователи не смогут пройти мимо размозжённого черепа и точно заведут дело об убийстве. Мне это не нужно, не так ли?
Я снял баллон с Игоря и запихнул его между диваном и спиной брата. Нет, так ещё хуже, тело брата выбросит взрывом наверх, и он точно останется невредим и, может, даже не сильно обгорит. Очень плохо! Скинув тело Игоря на пол, я положил на него баллон с пропаном, перевернул на них диван, на который затем затащил плиту. Так точно ни тело, ни баллон при взрыве не выбросит наружу, а это значит, что мой злополучный братик не только обуглится, но его ещё и на куски разорвёт так, что вряд ли кому-то будет ясно то, что череп был раздроблен до взрыва. Супер! Как я рад, что я догадался до этой идеи! Осталось лишь понять, куда бежать так, чтобы быть незамеченным. Времени у меня будет не более минуты, чтобы скрыться в лесу, так как по моим представлениям пожар должен был начаться почти мгновенно. Я открыл окно, выходящее на задний двор участка, где за забором в пятидесяти метрах от дачного участка начинался густой лес, обмотал лицо кухонным полотенцем, чтобы меня не узнали те, кто мог бы меня заметить, и, затаив дыхание, поджёг спичку, взятую в коробке, лежащем на подоконнике рядом с плитой. Поехали…
Через пару мгновений я уже пытался отдышаться от бега, лёжа в первых же попавшихся кустах в лесу. Дом горел сильнее, чем я ожидал, и пламя распространилось быстрее, чем я предполагал. Когда я впервые посмотрел назад, добежав до леса, весь первый этаж, включая гараж, горел рыжим пламенем, выпуская из окон столбы чёрного дыма, и начинал загораться второй этаж. Через несколько минут второй этаж уже вовсю горел, и пламя вырывалось прямо через крышу. Как же жарко – я чувствовал тепло от пламени даже здесь, в кустах. Надо отбежать дальше. Да и зачем вообще смотреть и ждать? Взорвётся баллон или нет – я туда уже точно не вернусь. Отбежав ещё на сто метров, я обернулся и сквозь листву увидел, как какая-то пожилая женщина что-то кричит, стоя недалеко от охваченного пламенем дома. Взрыв произошёл спустя мгновение, разнося во все стороны куски постройки, хотя мои опасения по поводу того, что баллон или тело вынесет взрывом из дома, были, вероятно, напрасны. Стены и крыша, конечно, пострадали, но взрыв был не такой сильный, как я предполагал, и каркас дома после взрыва остался цел. Впрочем, уже через пару секунд весь дом обвалился и теперь представлял собой огромную кучу полыхающих брусьев, пламя от которых уходило метров на десять или пятнадцать вверх. Я побежал сквозь лес подальше от пожара. Насколько я помню, если бежать прямо, то через пару километров можно будет добежать до шоссе, где можно будет сесть на автобус или вызвать такси.
Твою ж мать, вызвать такси не получится, ведь брат у меня забрал телефон! Вряд ли он унёс его из дома: наверно, он остался у него в кармане или в машине. Если это так, то можно не волноваться, так как всё сгорит, не оставив и следа, но если он положил его где-нибудь во дворе, то меня могут найти. Хотя можно будет сказать, что я обронил его, когда бежал из такси на похороны, с намёком на то, что мой брат на обратном пути его нашёл и забрал себе. Да, пожалуй, в таком случае именно так и скажу, хотя почти уверен, что сейчас от моего телефона уже ничего не осталось.
Бежать не получалось – болела нога, но удавалось идти быстрым, хоть и прихрамывающим шагом. Думаю, что нужно пойти на поминки – это будет неплохим алиби. Если я буду со всеми тогда, когда станет известно о кончине брата, то вряд ли кому-то будет дело до того, что в момент его смерти я был неизвестно где. Олегу и Вере я сказал, что поеду в отель, так что должно всё сложиться хорошо. К началу третьего я увидел мелькавшее между деревьями шоссе, подходя к которому, я оглядел себя: мокрые и грязные ботинки, пыльные штаны и пиджак и кухонное полотенце в руке. В ближайших к дороге кустах я протёр полотенцем лицо и затем ботинки, снял грязный пиджак и отряхнул брюки. Хорошо, что костюм чёрный, и на нём почти не видно грязи, белая сорочка осталась почти незапачканной, так как поверх неё был пиджак, который взял на себя всю грязь. Запихнув полотенце в рукав пиджака и свернув его так, чтобы не было видно грязи, я дошёл до ближайшей остановки. В кармане пиджака лежали триста рублей и ключи от номера, так что осталось лишь сесть на первый попавшийся автобус – отсюда они все едут в сторону центра – и добраться до отеля.
Оставалось десять минут до начала поминок, когда я вошёл в свой номер. Опаздывать было нельзя: от кладбища до отеля и от отеля до квартиры матери было пятнадцать-двадцать минут езды на машине. Будет странным то, что я опоздаю, но что-нибудь придумаю. Я позвонил из номера на стойку информации и попросил вызвать такси на ближайшее время. Положил всю одежду, что была на мне: брюки, пиджак с полотенцем в рукаве, сорочку, галстук, трусы, носки и ботинки в пакет и плотно завязал. От всего пахло бензином и потом. Посмотрев в зеркало, я с ужасом обнаружил, что всё правое бедро представляло собой огромную иссиня-красную гематому. Как я вообще ходить могу? Ладно, главное, что могу.
Быстро приняв душ и тщательно помыв каждый квадратный сантиметр своего тела, я оделся в обычную одежду. Кое-как запихнул пакет с вещами в сумку, взял банковскую карту и пошёл к ожидающему меня такси.
Я попросил остановить меня в квартале от квартиры матери, рассчитался с таксистом и вышел из машины. Выкинув пакет с вещами в дворовый мусорный бак, я дошёл до аптеки и купил болеутоляющее и воду. Закинувшись двумя таблетками сразу, выдвинулся в сторону квартиры матери и к моменту звонка в домофон уже начал чувствовать, как стихает боль в ноге.
Пятнадцать тридцать четыре: не сильно-то я и опоздал. Прошло менее трёх часов с того момента, как я положил цветы на могилу матери и отчима, но по моему субъективному восприятию прошла целая вечность. Теперь главное успокоиться, не суетиться и думать о том, что говорю.
– Андрей, привет! Спасибо, что всё-таки пришёл! – Вера открыла мне дверь и впустила в квартиру. – Я не могла до тебя дозвониться.
– Привет! Да, я вздремнул часок в отеле, а когда проснулся, обнаружил, что телефон разряжен. Зарядить так и не успел, потому что проспал и сразу побежал сюда, – ответил я, снимая обувь и проходя в гостиную.
– Мы ещё не начали, так как Игорь куда-то запропастился. Дозвониться до него не можем. Ты его не видел?
– Последний раз я его видел, когда он уезжал на машине с кладбища. Может, начнём без него? Как-никак двое из трёх детей здесь. Или думаешь он обидится, когда придёт и увидит, что без него начали?
– Думаю, что обидится, но он сам виноват. Куда можно было пропасть за два часа до поминок? Не удивлюсь, если он сейчас сидит и бухает в каком-нибудь кабаке. Давай начинать!
Я сел рядом с Верой и Олегом и на протяжении часа ел, изображая скорбяще-смиренный вид и отвечая на вопросы о том, почему я так редко приезжал к родителям. Редко: да я вообще ни разу не приезжал. Тосты с последним словом о родителях сказали Олег и Вера, и близился мой черёд. Как же не хотелось ничего говорить: я и сами тосты говорить не умею, и о матери с отчимом сказать ничего хорошего не могу. Прошло десять минут после речи Веры, и я начал ловить на себе взгляды присутствующих, ожидающих речи. Пора – не отверчусь!
Я взял стопку, встал и выждал несколько секунд до тех пор, пока все не замолчат и не посмотрят на меня, в это мгновенье прикидывая свою будущую речь: – Дорогие друзья, думаю, что мне сложно будет найти слова для того, чтобы выразить то сожаление, которое я испытываю от такого печального события, ту горечь от того, что я не смог быть рядом с родителями в последнее время. Я много мог бы сказать о том, что я чувствую от этой утраты, но, пожалуй, больше всего я хотел бы поблагодарить родителей за то, что именно благодаря им я вырос самостоятельным человеком, способным справляться с трудностями, встречающимися в жизни. Сложно представить то, кем бы я был, если бы не их подход к моему воспитанию. За маму с отчимом! – я поднял стопку и сделал вид, что пью. Все последовали за мной и выпили. Дурацкий тост, но это единственное из того, что мне удалось из себя выдавить, говоря о них.
Через пару минут раздался пронзительный звонок в дверь.
– А вот и Игорь! – сказал я в тот момент, как по всему моему телу пробежала дрожь, и от выброса адреналина ноги налились свинцом.
– Наконец-то! – ответила Вера и пошла открывать дверь. Я последовал за ней.
Мои опасения подтвердились, и за дверью стояли двое участковых.