скачать книгу бесплатно
– Давайте так сделаем, Бушкин! Пока о деле ни слова, – предложил Кольцов. – Вот вечером встретимся с теми товарищами, что смотрят на вас, как царь на блоху, вы всю свою обиду им и выскажете. Всех выслушаем. Посоветуемся. И примем какое-то решение. Согласны?
Не ожидая ответа словоохотливого Бушкина, Кольцов обернулся к Старцеву, взял его за руки:
– Здравствуйте, дорогой мой Иван Платонович. Мы так давно с вами не виделись.
И старик вдруг приник к нему, уткнулся лицом в его легкое пальтецо, плечи стали вздрагивать, послышались тихие всхлипы.
Кольцов обнял его, словно заслоняя от всех бед, прижал к себе и, успокаивая, стал растерянно бормотать:
– Ну-ну! Не надо так. Ничего не случилось. Найдем мы эти саквояжи. А не найдем, и хрен с ними. Для одного человека это, может, и потеря. А для государства – неприятность, конечно, но не такая отчаянная.
Кольцов гладил спину Старцева, и тот постепенно стал успокаиваться.
– Вы ведь умеете держать себя в руках, – продолжал Кольцов. – Я это знаю. Я порой удивлялся…
– Не надо. Ничего не говори, – попросил его Иван Платонович. – Я ведь понимаю: государственное дело. Кто-то должен нести ответственность. Виновным назначили меня.
– Кто?
– Ну, те. Они допрос мне учинили. По три раза все переспрашивали, запутывали. Может, хотели поймать меня на лжи?
– Глупости. Никто ни в чем вас не подозревает, – твердо и даже сердито сказал Кольцов.
– Не надо, Паша! И вообще, мы не о том говорим, – постепенно успокаивался Старцев. Помолчав немного, продолжил: – Я, когда в Гохране довелось поработать, чего только не насмотрелся! Веришь – нет, бриллианты едва не с горошину величиной в руках держал. И красоты неземной.
– Ну что ж теперь? Может, отыщем?
– Я о другом. Когда такие бриллианты в ранты запихивали, я подумал: да как же это можно? Такие ценности! Достояние России! И как в море выбрасываем. Вот они меня вроде как в воровстве подозревают. А воры-то – они. Да-да! Все они! А я всего лишь их пособник. Пособник воров. Совсем уж низкая роль… Бессонница замучила. Лежу и вспоминаю, какие камни в том проклятом саквояже были. Ладно бы, на свои государственные забавы пустили бриллиантовый песок, мелочь. Еще куда бы ни шло. Так ведь нет, все лучшее вывозим. Если так дело пойдет, скоро и до «Графа Орлова» руки дотянут.
Кольцов вспомнил, что и он там, в кабинете Свердлова, подумал об этом же: разбазариваем, раскрадываем Россию. Но Свердлов сумел успокоить его, даже убедить: причина уважительная – во что бы то ни стало необходимо остановить войну, сохранить жизни людей. Ради такой цели можно пожертвовать какой-то долей бриллиантов. Можно-то можно. Обычно так начинается. А потом…
Вот грядет голод. И опять святая причина для разворовывания: сохранить жизни людей. А потом воровство войдет в привычку, и разворовывать государственную казну станут просто так, без причины. Точнее, причину в большом и сложном государственном механизме всегда можно найти. Печальная перспектива, если, не дай бог, это сбудется.
– Ну, все! Давайте пока прекратим! – попросил Ивана Платоновича Кольцов. – Вы – курьеры. Всего лишь. Могли и не знать, что перевозите. Так что отвечают пусть те, кто облечен властью, кто изобрел это постыдное воровское «бриллиантовое взяточничество».
– Не согласен! – упрямо настаивал Старцев. – Я знал. Знал и участвовал. Потому и сужу себя ночами. Строго сужу.
– Это в Москве им все выскажете. Сейчас же давайте думать о том, как это случилось? Кто мог это сделать? Вспоминайте все-все. Может, и найдем, за что уцепиться?
– Мы им все рассказали. Как на духу, – вступился за Старцева Бушкин.
– Оставьте до вечера этот разговор, – вмешался до стих пор терпеливо молчавший Илья Кузьмич Болотов. – Насколько я знаю, вечером вас навестит тот самый злодей, который снимал с вас допрос. Только никакой он не злодей, и ни в чем никого из вас он не подозревает. Я немного в курсе. Но больше ничего говорить вам не стану. Не уполномочен.
Такой вот нескладной и безрадостной получилась парижская встреча Кольцова со Старцевым. Эти проклятые саквояжи заслонили им удовольствие от общения после длительной разлуки. У каждого из них накопилось друг к другу много вопросов. Но на ум не шло ничего, кроме этих украденных саквояжей.
Глава четвертая
А ранним вечером, когда синие сумерки опустились на Париж, в их полуподвал спустились трое. Двое сопровождали пожилого, крупного, богато одетого господина. Он тяжело дышал и опирался на инкрустированную серебром самшитовую трость с набалдашником из слоновой кости. Кольцов догадался, что это и есть Борис Иванович Жданов, о котором много слышал от Фролова, но никогда не доводилось его увидеть. И то сказать: у них были совершенно разные дороги, которые нигде и никогда не пересекались. Да и не могли пересечься, если бы не этот из ряда вон выходящий случай.
Жданов был легендой. Фролов был знаком с ним и не однажды тесно общался, поэтому Павел знал о Жданове больше многих. Знал, что в девятьсот четвертом он легализовался в Париже, основал собственную банкирскую контору «Борис Жданов и К». За долгие годы она завоевала стойкое признание не только во Франции. Но все же основными ее клиентами были родовитые эмигранты, покинувшие Россию не с пустыми карманами еще в предгрозье, когда до Гражданской войны оставались уже не годы, а месяцы, и по всей Империи народ без устали митинговал и колобродил. Мало кто знал, что все эти годы банкирская контора Жданова принадлежала большевистской партии и немалые доходы поступали в ее кассу. Но к началу двадцатого года касса была почти начисто выпотрошена. Пытаясь остановить войну, большевики пустили на взятки все ценное, что еще представляло в мире какой-то интерес. Тогда чей-то глаз и упал на ценности, которые не успела прихватить с собой, второпях покидающая родные края, буржуазия. Главным образом, на бриллианты, которые всегда во всем мире имели довольно высокую цену.
Но случился парадокс. Чем больше богатели на российских взятках высшие французские чиновники, тем менее охотно поддерживали усилия тех, кто действительно добивался прекращения российской бойни. Чиновники понимали, что с последним выстрелом иссякнет бриллиантовый ручей, текущий из России.
И все же, уже чувствовалось, что война идет к концу. Французское правительство постепенно выводило свои войска с территорий Советской России. Еще бы немного поднажать! Еще бы чуть-чуть!..
Бориса Ивановича не покидала надежда, что саквояж с бриллиантами будет найден. Или уж, во всяком случае, где-то всплывут о нем достоверные сведения и навсегда похоронят надежду. Во что, конечно, Жданову не хотелось верить.
Сопровождал Жданова Илья Кузьмич Болотов, который в последние годы стал его незаменимым помощником и доверенным лицом. Второй спутник был высокий и худой, в просторном макинтоше и модном английском котелке. Павлу показался он знакомым, но хорошо его рассмотреть не успел: внимание главным образом было приковано к Жданову. К тому же, джентльмен в макинтоше сразу же скользнул в сумеречный угол комнаты и там словно растворился.
– Такие вот дела, – сказал Жданов, словно продолжил давно начатый разговор. – Новости, которыми мы на сегодняшний день располагаем, весьма странные. Скудные и мало утешительные.
Все насторожились. Старцев и Бушкин пододвинулись поближе к Жданову, напряженно ждали продолжения. Кольцов, неторопливо вышагивавший по длинной нескладной полуподвальной комнате, остановился. Лишь джентльмен в макинтоше даже не шелохнулся, вероятно, он был предварительно посвящен в новости, которые собирался изложить Жданов.
– Я предполагаю… подчеркиваю: предполагаю, что тайная французская полиция совершенно случайно и с опозданием что-то узнала, точнее, догадалась о курьерах из России, и поэтому сработала довольно топорно. Поводом послужила отправленная Москвой шифрованная радиограмма. Текст был банальный.
Жданов излагал все так подробно, во многом повторяясь, лишь затем, чтобы и Кольцов тоже был посвящен в эту историю.
– В пустенькой бытовой радиограмме был указан Северный вокзал. А он, кажется, единственный в Европе – в Париже, – продолжил Жданов. – За него-то и зацепилась Сюрте. Не обнаружив курьеров на опустевшем вокзале, логично обратили внимание на близко находившийся от вокзала кабак «Колесо». Все дальнейшее и вовсе пока не понятно. Какая-то драка. Стрельба. В чем причина? Наших товарищей это, как ни странно, не коснулось. Они покинули «Колесо», в чем я их не могу обвинить. Результат: потеряны два саквояжа. Из не очень достоверных источников мы узнали, что вроде бы Сюрте располагает одним. Всего лишь одним. Где второй? – Жданов обвел слушателей многозначительным взглядом.
Все промолчали, настороженно ждали продолжения рассказа. Кольцов тоже стал теперь понимать еще меньше, чем тогда, в Москве, после беседы со Свердловым.
– Как нам известно, содержимое саквояжа курьера Бушкина не представляло никакого интереса. Обычные вещи путешествующего обывателя.
– Да, он был пустышкой, – подтвердил Иван Платонович. – В таком случае можно предположить, что…
– По тому, чем мы располагаем, трудно что-либо предположить. Совершенно не факт, что французская тайная полиция заполучила оба саквояжа, – подал свой голос незнакомец, до сих пор молча сидевший в сумеречном углу. Он подхватил свой стул, перенес его к столу, но не сел, а, опираясь на него, продолжил: – А также, что она извлекла из второго тайное содержимое, но по каким-то причинам решила это скрыть. Такое же предположение, как и все остальные. И все они, как я понимаю, ведут в тупик. Точно известно совсем немногое. Исчезли два саквояжа. Один, похоже, каким-то образом оказался в Сюрте. И в Сюрте ли, тоже вопрос. Возможно, это обычное ограбление. Судьба второго саквояжа, «Роули», который нас прежде всего интересует, и вовсе неизвестна.
Кольцов до этой минуты никак не мог сосредоточиться на разговоре. Его мучило смутное подозрение, что сопровождающий Жданова человек в макинтоше ему знаком. Павел несколько раз бросал взгляды в затемненный угол, но никак не смог его разглядеть. И вот сейчас, пока он еще даже не вышел на свет, а лишь прозвучал его голос, Павел твердо понял: это Фролов. Этот голос, низкий, чуть хрипловатый, он не спутал бы ни с чьим другим.
– Что говорится в задаче? Что надо приложить все усилия для выяснения судьбы именно второго саквояжа.
Да, это был он, Петр Тимофеевич Фролов, чуть постаревший, несколько преображенный одеждой. Но какими судьбами он оказался здесь?
Фролов тоже с легкой улыбкой пристально смотрел на Кольцова.
– Петр Тимофеевич! – воскликнул Павел, они обнялись и долго стояли так в борцовской позе, похлопывая друг друга по спине. – Вот уж не ожидал. Вы ведь, кажется, обитаете в Стамбуле?
– Был в Стамбуле. Теперь вот – из Англии. И тоже, как и ты, прибыл только сегодня.
Все еще обнявшись, они разговаривали только вдвоем, и только о своем, и все остальные, радуясь этой встрече двух друзей, молча слушали.
– Я не хотел сюда, – вспомнил Павел свое упрямое нежелание браться за это дело. – Согласился в последнюю минуту. Если б я знал…
– Париж сейчас – большая деревня. Здесь можно увидеть, кого и не думаешь. В прошлый приезд я здесь случайно встретился знаешь с кем?
– Уж не с полковником ли Щукиным? – вырвалось у Павла. – Он ведь, кажется, где-то здесь, во Франции.
С той минуты, как Кольцов ступил на асфальт Парижа, он втайне мечтал об этой встрече и боялся ее. Точнее, он мечтал о встрече с Таней, но боялся ее отца, встреча с которым могла оказаться для него роковой. Вряд ли полковник простил ему свой позор. Последняя их встреча была в Севастополе. По договоренности с Дзержинским, Врангель помиловал Кольцова. Полковник Щукин забрал Кольцова из севастопольской крепости и вывез за город. Ах, как не хотелось тогда ему отпускать Кольцова! Но и перечить воле главнокомандующего, барона Врангеля, он не мог. Щукин словно предчувствовал, что у этой встречи еще будет продолжение. Боялся не за себя, а за свою дочь, которая не на шутку влюбилась в этого красного чекиста.
– Не перегорело? – улыбнулся Фролов, в свое время посвященный в тайну любви своего младшего друга и полковничьей дочки. – Нет, с полковником я не был знаком.
– Так с кем же? – уже с меньшим интересом спросил Павел.
– С нашим хорошим общим знакомым… с графом Красовским. Помнишь такого?
– Ну как же! Он еще барон Гекулеску. И русский дворянин Юрий Александрович Миронов тоже он. Насколько я помню, последнее время он пользовался именно этой фамилией.
– Из любопытства я забрел на один из парижских «блошиных рынков». Вижу знакомое лицо. К сожалению, я не сразу его вспомнил. Ненужная встреча. Но уже не сумел увернуться. Перебросились парой слов, и расстались. И теперь я все время думаю, какой сюрприз мне эта встреча может преподнести. Я ведь, похоже, надолго здесь застряну, – Фролов легенько отстранился от Павла и перешел на деловой тон. – Ладно. Об этом – позже. Вернемся к нашим саквояжам. Я все же не думаю, что второй саквояж попал в Сюрте. Там хорошо умеют потрошить саквояжи, чемоданы, но не очень хорошо – беречь свои секреты. Не могли бы они скрыть такой улов. Уж где-то что-то бы промелькнуло. Но тогда где он, этот второй саквояж?
И опять воцарилась долгая, угрюмая тишина. Ее нарушил Павел:
– В таком случае, у меня еще несколько вопросов. Все же, что за радиограмма? Почему курьеров не схватили?
– Я, пожалуй, отвечу, – сказал Фролов. – Я ведь только что из Лондона, и кое-что выяснил именно там. До недавнего времени, едва ли не до вчерашнего дня, мы здесь все еще пользовались шифрами и кодами царской России. Во время войны многие шифровальщики и криптографы бежали из России, разбрелись по свету. Их с удовольствием пригрела у себя Интеллидженссервис, Сигуранца, Сюрте. Мне стало доподлинно известно, что шифровку, посланную Борису Ивановичу по радио, совершенно случайно перехватили англичане. Она не содержала абсолютно никаких сведений, которые могли бы вывести на курьеров. В ней говорилось о невесте, которая предположительно будет тогда-то, и просят ее встретить на Северном вокзале. Все. Ни о городе, ни о точном времени приезда, ни о курьерах и саквояжах речь в ней не шла. Вполне бытовой текст.
– Непонятно, – покачал головой Кольцов.
– На то она и шифровка, – Фролов бросил короткий взгляд на Жданова, который не принимал участия в разговоре и даже, похоже, слегка дремал. – А вот Борису Ивановичу все было понятно: и кто такая невеста, и когда она приедет, и почему ее надо встречать.
– Но в таком случае, при чем здесь Сюрте, при чем Интеллидженссервис?
– Тут-то и зарыта собака.
Фролов сделал длинную паузу. Он был сейчас похож на циркового факира, который замирает перед решающим пасом, когда дробно гремят барабаны, призывая к вниманию.
– Наша ошибка. На первый взгляд, совсем пустяковая, но, как оказалось, довольно существенная. Текст вызвал подозрение англичан лишь потому, что он был передан с помощью шифра. Этот же текст, переданный обычным способом, вряд ли вызвал бы какие-либо подозрения. Но поскольку все это в меньшей степени касалось Туманного Альбиона, англичане не слишком торопились передать текст шифрограммы коллегам из Сюрте. А французы, возможно, тоже не обратили на нее должного внимания. Только этим я объясняю целую цепь происшедших затем накладок как с той, так и с нашей стороны.
– Какие же – с нашей? – поинтересовался Кольцов.
– Не сменили в свое время шифры, хотя и знали, что они ненадежные. И не своевременно встретили курьеров, – загибая пальцы, с готовностью ответил Фролов.
Они еще долго обсуждали происшедшее. Высказывали различные предложения, как выяснить, где сейчас может находиться интересующий их саквояж? Кто его похитил?
Дав всем вволю наговориться и наспориться, все время до сих пор молчавший Жданов поднял свою большую белую голову и тихим голосом сказал:
– Есть такая наука – история. Она занимается прошлым, чтобы объяснить будущее. Вот и нам надо проанализировать вчерашнее, чтобы знать, как поступать завтра. Из тех фактов, которыми располагаем, хороший кулеш не сварим. Мы ведь почти ничего не знаем. Не знаем даже, чьих рук это дело? Мы-то в своих рассуждениях грешим на шифрограмму, которая оказалась в руках Сюрте. Но мы не знаем, обратила ли на нее внимание тайная полиция или же эта шифрограмма ее вовсе не заинтересовала. Возможно, это обыкновенное ограбление. Нужны новые факты, нужны подробности, без которых мы никуда не двинемся. А время нас подстегивает, поэтому приниматься за дело нужно уже завтра.
Говорил Жданов неторопливо, весомо. Все всё понимали. Понимали, что нужно торопиться, что нужны новые подробности. Только владея ими, можно было надеяться, что удастся ухватиться за ту ниточку, которая приведет к желанному успеху. Как ее найти? И возможно ли ее найти?
Жданов немного помолчал. Он словно уловил этот витающий в воздухе вопрос и стал отвечать именно на него:
– Где они прячутся, так необходимые нам подробности? Думаю, что в бистро «Колесо», где и разыгрались эти события. Пока все это не ушло в давность, там еще можно кое-что накопать.
Жданов опять на некоторое время задумался. Хотя вряд ли размышления, которые он излагал, рождались именно сейчас. Надо полагать, все дни до приезда Кольцова и Фролова, он не один час своего дорогого банкирского времени потратил на эти раздумья. Финансист по образованию и банкир по характеру: в меру прижимистый, не любящий неоправданного риска, он иногда кидался в такую безрассудную авантюру, что, как казалось его коллегам, на этот раз костей не соберет. А он всем на зависть выходил из нее с большим барышом.
На вопрос о том, какими качествами он может объяснить свой банкирский талант, он неизменно отвечал: «Тяжелой задницей плюс капелькой интуиции и толикой везения». Насчет задницы: он мог по нескольку суток без сна корпеть над горами бумаг, сотни раз считать и пересчитывать, если всего лишь на один-единственный цент не сходились все цифры в отчетах. За что его и любил российский текстильный фабрикант и миллионер Савва Тимофеевич Морозов. И когда незадолго до его смерти Борис Иванович обратился к нему за помощью, тот охотно и ни на минуту не задумываясь помог ему основать в Париже банкирскую контору «Жданов и К».
Борис Иванович был провидцем. Еще в самом начале века он понял, что Россию ждут великие перемены, а они, как правило, не обходятся без крови. Париж всегда был притягательным для россиян. Жданов уже тогда предположил, что в будущих великих перемещениях народов в Париж хлынут, вместе со своими российскими хозяевами, несметные богатства.
Он не ошибся. Благодаря российским ценностям его банкирская контора приобрела репутацию одной из самых надежных во Франции.
То, что произошло сейчас, повергло его в гнев. За пятнадцать лет существования контора редко впустую теряла франки. По его вине – никогда. И вдруг такая неудача!
До какой-то степени Борис Иванович и с себя не снимал вины. Привыкнув доверять своим подчиненным, он лишний раз не напомнил о прибытии курьеров, поэтому их своевременно не встретили. Что было дальше, он доподлинно не знал. А необходимо было знать все, до подробностей. Потому что в подробностях таилась разгадка. Если к этому причастно Сюрте, негативных последствий можно ждать скоро, много и на достаточно высоком уровне. Чтобы избежать неприятностей, нужны деньги, даже очень большие деньги. А их в кассе почти не было. Если же саквояжи украли обыкновенные воры, чего нельзя исключать, то почему до сих пор никуда ничего не просочилось. Это могло свидетельствовать только об одном: воры не обнаружили припрятанные бриллианты.
Ах, если бы знать, если бы знать! Появилась бы хоть малейшая надежда на удачу.
– Есть еще путь от Гавра до Парижа. Не оттуда ли все начинается? – вновь вернулся к своим размышлениям Жданов.
– Нет! – твердо сказал Бушкин. – У меня на это дело глаз-ватерпас. Я слежку за версту чую. Не было ничего такого. Заметил бы.
– Да и чем они могли привлечь внимание? – спросил Кольцов.
– Хотя бы тем, что едут из России.
– Таких сейчас много.
– Те едут с семьями, с громоздким домашним скарбом, – пояснил Жданов. – Да и одеваются в дорогу не броско. Наши же выглядят туристами. А туристы сейчас из России не едут. Впрочем, не настаиваю на этой версии.
– Не было слежки, – вновь повторил Бушкин.
– Было – не было, этого уже не узнать, – сказал Жданов. – А вот что произошло в «Колесе», это, пожалуй, еще пока можно выяснить. Не каждый день у нас на улицах, а тем более в бистро, стреляют. Только прошу Старцева и Бушкина в «Колесе» не появляться. Вполне приметная пара, их могли запомнить. И вообще, по улицам тоже не ходите парой и подальше держитесь от Северного вокзала. Для прогулок лучше всего выбирать окраины. Район Монмартра, к примеру. Интернациональные кварталы. Там, как правило, мало полиции и всегда многолюдно. Вероятность привлечь к себе внимание ничтожна, а в случае чего – можно легко затеряться в толпе. Далее. Насчет «Колеса». Если бы Павел Андреевич владел французским, он мог бы сам туда сходить. Но, поразмыслив, даю ему в попутчики Илью Кузьмича. Он хоть и не подпольщик, но человек много пуганый, осторожный. И, тем не менее, попрошу: старайтесь не привлекать к себе внимание. Присматривайтесь, прислушивайтесь. Если выдастся возможность с кем-то поговорить – поговорите. Что еще могу посоветовать?
– Да чего уж тут, – вздохнул Болотов. – Приказ получен, будем выполнять.
– И последнее. У меня скопилось в эти дни много другой работы. Поэтому, прошу прощения, много времени уделять вам не смогу. Руководить вами будет Петр Тимофеевич. Его просьбы прошу считать моими приказами. По мере надобности он будет меня информировать о ваших успехах. Надеюсь, они будут.
Борис Иванович поднялся и, тяжело опираясь на трость, направился к выходу. Следом за ним проследовали Болотов и Фролов.
Кольцов остался со Старцевым и Бушкиным. Старцев после этой встречи, несколько приободрился, в глазах появился блеск. Кольцов понял, после дней уныния он теперь бросится к нему с вопросами. Будет допытываться обо всем, о его жизни, о делах на фронте, о знакомых и друзьях. Живя последнее время в Москве, он начисто оторвался ото всех, с кем его свела жизнь в бурные военные годы. Они остались где-то там, на Харьковщине и в Таврии. В первую очередь он, конечно же, захочет узнать, где и как живут теперь Красильников, Юра, Наташа. Скорее всего, одним из первых будет вопрос о дочери, о Наташе.
И Кольцов решил пока ничего ему не говорить ни о замужестве Наташи, ни о том, что зятем его стал белогвардейский офицер-артиллерист, друг и подчиненный кровавого генерала Слащева, ни о том, что Наташа давно считает своего отца умершим от тифа. Время само подскажет, когда и как все это рассказать Ивану Платоновичу. Но только не сейчас. Потом…
Глава пятая
Павел проснулся от странного шума за окном. Не сразу понял, что это звук движущейся за окном людской толпы. Было еще темно, в окно ничего не просматривалось. Но если прислушаться, по неоднородным звукам можно было угадать, кто там идет. Вот тяжело прошаркали сапогами пожилые мастеровые, следом протопали ботинки торопящихся мелких служащих или студентов, дробно простучала каблучками стайка секретарш или продавщиц.
Под этот шум хорошо думалось. Нет, думал он не о поисках чемоданов. Хотя, конечно, будет стараться, будет помогать. Но не может представить себя тем человеком, который согласился бы взвалить на себя эти, как он вчера еще раз убедился, бессмысленные заботы. Без знания языка, он почти глухонемой. Этого достаточно, чтобы потерять веру в успех.
И все же, он – в Париже. Он не рвался сюда, но так распорядилась судьба. И мысли его все чаще возвращались к Тане. Вряд ли полковник Щукин надолго осел в Стамбуле. Павел знал, большинство русских, покинув родину, ненадолго задерживались в Турции. Они прилагали все силы, чтобы перебраться во Францию и там обосноваться. Щукин не стал исключением. Вероятнее всего, и он, и Таня сейчас находятся во Франции. Захочет ли он уйти в безвестность и поселиться в каком-нибудь маленьком тихом городке? Таня – барышня на выданье. Полковник наверняка понимает, что для удачного замужества дочери необходим определенный круг общества, лучше всего парижский. Да и сам Щукин – человек с амбициями. Получивший в России бесценный опыт работы в контрразведке, он может за достойную плату поделиться им с Францией. Кто откажется от его услуг? Как крайний случай: в Париже находится российское посольство. И здесь тоже будут рады предложить ему должность, соответствующую опыту. Размышляя так, Павел почти не сомневался, что Таня вполне может быть сейчас здесь, в Париже. Она дышит тем же сладковатым, настоянном на увядающих осенних листьях, воздухом. Возможно, даже живет где-то совсем близко, ходит по тем же улицам, по которым предстоит несколько дней ходить ему.
Ну и что из того? Он – нелегал. Он – враг ее отца. И даже если встретит ее на улице, не имеет права ее окликнуть, ей открыться. Это если по государственным предписаниям. А если поступать, как велит сердце?
За окном уже совсем рассвело, на короткое время солнце осветило их неуютное холостяцкое жилье, спящих товарищей. Схлынула торопящаяся на работу толпа, и теперь за окном только изредка мелькали изящные ножки и стучали торопливые каблучки. Кто они, эти пробегающие мимо их окна дамы? Куда спешат?
Болотов постучал в их дверь, когда все уже были на ногах. Бесшумно вошел, коротко оглядел их скученное холостяцкое жилище.
– Доброе утро! Доброе утро! – бодро их поприветствовал, – Как спалось? Какие сны снились?