скачать книгу бесплатно
Он все время вскакивал в состоянии сильного возбуждения, скрестив руки на груди, и спрашивал, есть ли мне что еще сказать…
После того как я сделал мои различные сообщения, он достал длинный документ, который зачитал мне на немецком языке или, скорее, пробормотал как мог быстро в тоне крайнего презрения и раздражения» [22].
Документ включал 16 требований Германии или условий для мира, но он уже, как пренебрежительно заметил Риббентроп, стал академичен или устарел, так как польский эмиссар не добрался до Берлина.
Ночью в 0:30 рейхсканцелярия передает шифровку для осуществления «Белого плана» – нападения на Польшу [23].
Берлин. 2:00
Сэр Невилл Гендерсон принимает польского посла в Германии Йозефа Липского и передает ему краткое изложение бурного выступления Риббентропа.
Берлин. 6:30
Капитан кавалерии Хаузер, помощник генерала Гальдера, главы генерального штаба армии, отдает приказы из рейхсканцелярии: «днем «игрек» будет 1 сентября (следующий день); часом «аш» – 4:45. Гальдер делает некоторые подсчеты и вносит их в журнал: теперь Германия мобилизовала около 2 600 000 человек (включая 155 000 военных рабочих, занятых на возведении укреплений Западного вала). Из них немного более одного миллиона – около 34 дивизий, большинство резервные дивизии, дислоцированы на западе; остальные около 1 500 000 человек – более 50 дивизий (включая 6 танковых) – нацелены на Польшу.
Лондон. 7:00
Мешки с песком укладывают напротив палаты общин – «матери парламентаризма», а станции железной дороги заполняются народом, так как начинается эвакуация трех миллионов детей, женщин, инвалидов и стариков из Лондона и 28 других британских городов – массовое перемещение, не имеющее прецедента в истории. Тень воздушной мощи Германии, страх перед бомбами маячат над миром.
Берлин. 9:00
Итальянский посол в Берлине Бернард Аттоличо извещает Рим о том, что ситуация «отчаянная… война через несколько часов» [24].
Рим. 11:00
Венецианский дворец. Чиано и дуче договариваются. «Италия может вмешаться в действия Гитлера, только если [Муссолини] принесет жирный куш – Данциг» [25].
Берлин. Полдень
«…Мрачная атмосфера <…> все… шатаются в изумлении…» [26].
Осло
Представители Скандинавских стран – Норвегии, Швеции, Дании, а также Финляндии – принимают «обычную» декларацию о нейтралитете.
Варшава
Сельские повозки, телеги, поезда и грузовики заполнены людьми уже немолодыми, так как все резервные слои населения призваны, а молодежь уже одета в военную форму.
Северное море
Три польских эсминца вышли из узких проливов между Балтийским и Северным морями и прокладывают курс в направлении Британских островов. Позади немецкие подводные лодки уходят в глубину, за пределы обнаружения.
Берлин. 12:30
Гитлер подписывает директиву № 1 для ведения войны – «решение силой». Самонадеянный Геринг спрашивает позже: «Что я должен делать с этим «dumf»[3 - Глупцом (нем.).]? Я знаю это уже сто лет» [27].
Нью-Йорк. 13:00
7-я кавалерийская бригада, механизированная, – единственное бронированное подразделение армии Соединенных Штатов – под дождем, подхлестываемым ветром, идет парадом по городским улицам в промокший лагерь в «завтрашнем мире» – нью – йоркской Всемирной ярмарке. Ее 110 танков и бронемашины – фактически вся бронированная мощь Соединенных Штатов – более символичны для будущего, чем все эти сверкающие мечты ярмарки.
Берлин. 17:00
Проводится что – то вроде чайной вечеринки «Сумасшедшего шляпника», на которой главные лица – Геринг и посол Гендерсон, а также некий Биргер Далерус, шведский бизнесмен, который пытался действовать как неофициальный миротворец и посредник. Во время двухчасовой встречи Геринг говорит в основном о беззакониях, чинимых поляками, и о желании Гитлера и его собственном дружить с Англией.
«Это была, – позже заметил Гендерсон, – беседа, которая никуда не вела. Я не мог согласиться с худшим <…> он едва ли мог позволить в такой момент тратить время на беседу, если бы это не означало, что все до последней мелочи было готово к действию» [28].
Геринг: «Если поляки не подчинятся, Германия раздавит их как вшей, и если Британия решит объявить войну, я буду очень сожалеть, но это будет неблагородно со стороны Британии» [29].
Берлин. 18:15
Польский посол Липский по распоряжению из Варшавы, на которую, в свою очередь, оказал давление Лондон, добивается встречи с Риббентропом. Это была самая короткая беседа из всех, когда – либо имевших место. Липский говорит, что его правительство готово рассмотреть британское предложение о прямых переговорах, но что он сам не уполномочен в них участвовать. Риббентроп отпускает его. Вернувшись в свое посольство, Липский обнаружил, что его связь с Варшавой отключена [30].
Рим. 20:20
Центральное телефонное управление информирует Чиано, что Лондон отключил связь с Италией. Дуче говорит: «Это война, но завтра мы объявим в верховном совете, что мы не выступаем» [31].
Берлин. 21:00
Наконец – то текст 16 условий, выдвинутых Германией Польше, передается по берлинскому радио, а несколькими минутами позже Гендерсон впервые получает копию предложений, которые предыдущей ночью ему «пробормотал» Риббентроп. Все это больше показное; группы армий «Север» и «Юг» уже выступили. Позже Гитлер признался: «Мне было необходимо алиби, особенно для немецкого народа, чтобы показать ему, что я сделал все, чтобы сохранить мир. Этим объясняется мое великодушное предложение об урегулировании вопроса о Данциге и Коридоре» [32].
Европа. Полночь
Истекает последний день мира. Франция мобилизуется, Европа берется за оружие. Б Берлине и Варшаве, в Лондоне, Париже и Риме вновь гаснут огни – уже второй раз за четверть века…
Польша. 4:40. 1 сентября
Люфтваффе бомбит польские аэродромы по всей стране. Старый германский линкор «Шлезвиг – Гольштейн» в ходе «дружественного» визита в Данцигскую гавань обстреливает польскую крепость на Вестерплатте; нацистские СС входят в Данциг; немецкие танки пересекают границы с севера, юга и запада; и начинается «блицкриг» – молниеносная война.
Берлин. 10:00
В то время как польские кавалеристы атакуют немецкие танки, Гитлер оправдывает свою агрессию в рейхстаге. Он назвал нападение Германии «контратакой» и объявил, что «в эту ночь [Sic] впервые регулярные польские силы обстреляли нашу территорию… и с этого момента на бомбы мы будем отвечать бомбами».
Он сказал, что не ссорился с Францией и Англией, но позже утром, когда Геринг и Далерус – шведский бизнесмен – увидели его в канцелярии, он кричал: «Если Англия желает воевать год, я буду воевать год; если Англия желает воевать два года, я буду воевать два года; если Англия желает воевать три года, я буду воевать три года; и если нужно, я буду воевать десять лет» [33].
Рим. 13:00
Дуче обратился к совету министров и объявил о «невмешательстве».
2 сентября
«День неопределенности» [34]. Поляки гибли под немецкими бомбами и снарядами. Кабинет министров Франции раскололся, и Жорж Бонне, французский министр иностранных дел, хватался за соломинку. Соломинкой была запоздалая попытка Муссолини выступить посредником. Столицы Европы еще на что – то надеялись. Послы Рима, Берлина, Лондона приезжали и уезжали, сообщения потоками шли в министерства иностранных дел Европы и выходили из них, но все было напрасно. Британский кабинет министров настаивал на том, чтобы условием для принятия предложения Муссолини стал вывод немецких войск из Польши. Чиано знал, что для Гитлера это условие было невыполнимо.
Берлин. 9:00. 3 сентября
Был «чудесный день конца лета» [35]. Он также был и концом эры.
Сэр Невилл Гендерсон передал в управление Риббентропа сообщение от лорда Галифакса: «Я имею честь сообщить вам, – было написано на высокопарном языке дипломатии, – что в 11 часов (британское летнее время) между Англией и Германией может возникнуть состояние войны» [36].
Франция, кабинет министров которой одолевали сомнения, а лидеров – тревога, отложила присоединение к Британии до 17 часов.
К тому времени мир услышал обращение опечаленного короля Георга VI к своему народу в Англии и за рубежом, которое он сделал прерывающимся голосом:
«Второй раз в жизни большинства из нас мы воюем…»
В Варшаве сразу зародилась надежда, хотя ее не должно было быть. Реалисты понимали, что объявление войны Англией и Францией не могло стать поддержкой оказавшимся в беде полякам. Немцы защитили свой южный фланг укреплениями Западного вала (еще не завершенного), и около 34 дивизий (большинство из которых подразделения низкой категории) охраняли границу с Францией. Что более важно, Франция была раздираема раскольническими политическими фракциями – среди них некоторые были верными почитателями Гитлера, – а французская армия привязана к оборонительным действиям с сильной системой крепостных сооружений. Балтийское море стало немецким. Таким образом, наступление на Польшу оказалось хорошо подготовлено.
Польша с населением в 1939 году почти 35 000 000 человек (только 22 000 000 из них – этнические поляки) была преимущественно аграрной страной – землей с крупными имениями, в большинстве своем очень богатыми; землей лошадей и стад, придорожных погостов и большого количества церквей; землей, сходившейся в столице Варшаве, где Восточная и Западная Европа – славяне и немцы, французская культура и русская отсталость сталкивались вместе. Варшава была городом с большим числом мощеных и грязных улиц.
Польша находилась в безнадежном стратегическом положении, фактически окруженная с запада, севера и юга немецкой территорией и граничащая на востоке с презираемым и ненавидимым колоссом – Россией [37].
Польские вооруженные силы, как и польское государство, представляли собой странную смесь прошлого и настоящего (больше прошлого) и некоторых признаков будущего. В армии было несколько лучших наездников мира. Кавалеристы личного полка Пилсудского, в знак своего превосходства носившие бунчуки, привыкли устраивать возле Варшавы для военных наблюдателей яркую демонстрацию своего мастерства с пиками и саблями и пулеметной стрельбой с небольших повозок с тройкой лошадей, несущихся галопом.
Польская армия, большая по численности, испытывала недостаток в большинстве других военных составляющих. Тридцать пехотных дивизий, образующих десять корпусов, плюс чрезмерное количество конной кавалерии и неполная механизированная кавалерийская бригада в мирное время составляли силу, объединяющую около 280 000 человек [38].
Было еще более 1 500 000 резервистов – мужчин от 24 до 42 лет, которые прошли военную подготовку. А на бумаге – по меньшей мере еще 15 дополнительных резервных дивизий и большое число мелких подразделений. Однако вооружение оставалось слабым. Для полной мобилизации требовалось от 30 до 60 дней, а Варшава не начинала всеобщую мобилизацию до 30 августа. К тому моменту было уже слишком поздно. 1 сентября в польской армии насчитывалось, очевидно, в общей сложности от 800 000 до 1 000 000 человек, включая всех вновь мобилизованных резервистов и военнослужащих, направлявшихся в свои подразделения. Многие ехали на реквизированных сельских повозках с запряженными лошадьми, в гражданской одежде.
Их сгруппировали в начале кампании в шесть так называемых армий или групп малой и неравной силы, направленных в наревскую группировку (от Ломзы до Литвы вдоль границы с Восточной Пруссией) – армия «Модлин»; армия «Поморже» – в Коридоре; армия «Познань», армия «Лодзь», армия «Краков» и армия «Карпаты» – на юге [39]. Специальная зона прибрежной обороны под командованием адмирала флота охватывала морские подходы к Данцигу, Гданьску и Коридору. Районы концентрации основных резервных группировок, поддерживающих эти армии, были разбросаны по всей стране: сильнейшие – южнее, северо-восточнее и западнее Варшавы. Общее число фактически мобилизованных приближалось к 27–30 дивизиям или эквивалентной им численности. В сущности, поляки пытались создать сплошной оборонный кордон на незащищенных 1 750 милях границы с Германией.
Поддержку армии оказывали две воздушные дивизии – менее 1 000 самолетов, причем лишь половина из них были боевыми и большая часть – устаревшими [40].
Флот был незначительным – около 3 100 человек, несколько эсминцев, подводных лодок, канонерок и речных судов.
Было некоторое количество не сплошных и изолированных бетонных и стальных укреплений и укрепленных позиций. Прочные укрепления, частично сооруженные более четверти века назад, были разбросаны по стране возле городов Быдгощ, Лодзь, Ченстохов, Катовице, Краков, Млава, Познань, вдоль реки Нарев и также на полуострове Хель и на балтийских подходах к Данцигу и Гдыне. Однако полевые укрепления оказались примитивными и плохо подготовленными – несколько траншей, колючая проволока и ловушки для танков, которые было легко избежать. Даже погода – стояло жаркое и сухое лето – играла не на пользу защитникам: обычные для сентября дожди не шли. Уровень Вислы и других польских рек оставался низким: все реки можно было перейти вброд из-за твердой и сухой земли, а знаменитый польский «капитан грязь» не участвовал в кампании [41].
Поляки оказались жертвами беспомощного географического положения их страны и их собственного неопределенного поведения. Они почитали и ненавидели немцев, презирали и боялись русских. Министр иностранных дел Бек был до кризиса настроен против Франции и дружественно к Берлину. Рыдз-Смиглы как-то сказал: «С немцами мы рискуем потерять нашу свободу, с русскими мы потеряли бы душу» [42].
Население нового рейха Адольфа Гитлера составляло около 80 000 000 человек, и в нем производилось ежегодно более 21 000 000 тонн стали, что в 15 раз превышало все производство Польши.
Всего за несколько лет дисциплинированный однородный немецкий народ под хлыстом страшного фашистского национализма создал сильнейшую в мире военную машину. Германия была хорошо подготовлена к короткой войне, хотя ее вооруженные силы имели большие недостатки. Гитлер не был настроен на длительную войну в течение нескольких лет («…самое позднее, – сказал он, – все закончится к 1943–1945»). Многие танки вермахта имели слабое вооружение и были слишком легкими; надводный флот сильно уступал британскому; для люфтваффе требовалось больше станций обслуживания и ремонта, а также запасных частей. Кроме того, ощущался недостаток в боеприпасах.
Однако люфтваффе с 4 300 действующими самолетами, большинство из которых были современными боевыми машинами, являлось мощным инструментом политики – в частности в воздушных операциях при поддержке сухопутных войск. Морской флот, хотя и небольшой, качеством компенсировал количество; его линейные корабли (бронированные крейсеры) «Шарнхорст» и «Гнайзенау» водоизмещением 26 000 тонн и его 57 подводных лодок представляли серьезную угрозу британским торговым судам.
Германская армия извлекла выгоду от поражения в 1918 году и ограничительных положений Версальского договора. Ее оснащение было новым, ее тактическим концепциям и политике не мешали отжившие идеи, а ее «сердцевина» – офицеры и унтер – офицеры – были настоящими военными профессионалами, мастерами своего дела.
Мобилизационные планы предусматривали формирование в целом более 100 дивизий по категориям или «волнами» с общей численностью несколько миллионов человек.
Против Польши в сентябре 1939 года Берлин бросил более 50 дивизий, 4 бригады и несколько полков СС [43] плюс два воздушных флота и некоторые морские силы, что в общей сложности значительно превышало 1 500 000 человек.
Кампания была рассчитана на быстроту действия, использовались все четыре немецкие моторизованные и шесть танковых дивизий.
Германский план проведения кампании был, по существу, приспособлен к получению преимущества от невероятных проблем польской географии. Стратегически он задумывался как гигантская битва при Каннах: сражение на уничтожение – двойное окружение польской армии западнее Вислы, а затем Варшавы и остальных польских сил.
Познаньский выступ, где польская граница вдавалась далеко в территорию Германии, лишь слегка удерживался пограничными подразделениями и резервистами, засевшими в укреплениях вдоль реки Одер. Немцы намеревались остаться в обороне в этой центральной области. Сильнейшие германские силы были сконцентрированы на юге, сгруппированные в группу армий «Юг» под командованием генерала Карла Герда фон Рундштедта. В нее входили три армии – 14-я генерала Вильгельма Листа, 10-я генерала Вальтера Райхенау и 8-я генерала Иоганна Бласковица, объединяющие 34 дивизии. Они – то и перешли границу из Силезии, Моравии и Словакии.
Миссия 10-й армии заключалась в прорыве к Висле и взятии польской столицы. Силы 8-й армии, расставленные по вогнутому в сторону германской границы флангу, обеспечивали его защиту от любой польской угрозы с Познанского выступа. 14-я армия в самой южной точке наступала от Бескид в направлении рек Сан и Буг в Галиции.
Группа армий «Север» под командованием генерала Федора фон Бока была разделена Польским коридором. 4-я армия (генерал Гюнтер фон Клюге) наступала из Померании, 3-я (генерал Георг фон Кюхлер) – из Восточной Пруссии. Всего в них насчитывались 21 дивизия и другие меньшие подразделения.
4-я армия должна была форсировать переправу на Висле между городами Торунь и Грудзендз, а затем установить контакт с левым (северным) флангом группы армий «Юг» в надежде загнать в ловушку тысячи польских солдат. 3-я армия, продвигаясь к югу из Восточной Пруссии, должна была окружить Варшаву в ходе широкого наступления на восток.
Крупные армейские группировки поддерживали воздушные флоты 1 и 4, насчитывающие в своих рядах более 1 600 самолетов. Морская группировка «Восток» на Балтике, сосредоточенная вокруг старого учебного линкора «Шлезвиг – Гольштейн», стоящего на якоре в Данцигском заливе, включала в себя канонерские лодки, подводные лодки и малые суда.
Для ответа на это наступление частично мобилизованные польские силы (многие подразделения которых не были организованы и плохо оснащены) пытались удержать все, но в результате и потеряли все. Угольные месторождения Силезии и польские промышленные области находились в уязвимой западной части страны. Варшава пыталась удержать их, а также незащищенный Коридор вместо того, чтобы организовать сконцентрированную оборону за реками Висла и Сан. Поляки, подобно французам, непоколебимо верили в свои укрепления и оборону – наследие траншейного выживания Первой мировой войны. Они были горды и слишком самоуверенны, живя прошлым. Многие польские солдаты, пропитанные военным духом своего народа и своей традиционной ненавистью к немцам, говорили и мечтали о «марше на Берлин». Их надежды хорошо отражают слова одной из песен:
…одетые в сталь и броню,
Ведомые Рыдзом – Смиглы,
Мы маршем пойдем на Рейн… [44].
Однако поляки, как и весь остальной мир, никогда не сталкивались с тактикой «молниеносной войны».
Несмотря на угрозы и предупреждения, немцы преподнесли тактический сюрприз; многие польские резервисты были еще на пути в свои подразделения, а подразделения перемещались к точкам концентрации или местам дислокации, когда люфтваффе сбросило первые бомбы в 4:40 1 сентября.
По всей стране – в Варшаве, Кракове, Лодзи и на девяти других главных польских авиабазах, а также на 75 грунтовых взлетно-посадочных полосах и малых аэродромах – взрывы бомб ознаменовали начало войны. Через несколько часов большая часть польских военно-воздушных сил была уничтожена на земле, так и не расправив свои крылья.
Граждане вольного города Данцига были разбужены громом орудий и обнаружили, что они уже больше не «вольные граждане»; войска СС в черной форме патрулировали улицы города, а над городской ратушей была поднята свастика. «Шлезвиг – Гольштейн» обстреливал польские позиции на берегу. Лишь вдоль полуострова Хель и на Вестерплатте, где поляки воздвигли внушительные бетонные огневые точки с прибрежными оборонительными сооружениями и легкими орудиями, немецкие танки были отбиты. В других районах немецкие войска быстро двинулись через границы, легко преодолевая слабое сопротивление: «Все дивизии продвигаются в соответствии с планом».
Однако Польша в первые дни войны не была сломлена. Варшава верила обещаниям своих союзников, Англии и Франции, предпринять атаку на западе. «…Моральный дух народа в момент мобилизации был великолепен» [45].
В крупных и малых городах и деревнях воинственные слова польского национального гимна возбуждали энтузиазм:
…пока мы живы,
Польша не умрет.
Мужество не было редкостью. Время от времени, под непрекращающимися воздушными налетами, среди пылающих домов, поляки добивались успехов: иногда, хотя и редко, 37-миллиметровые противотанковые орудия подбивали легкие немецкие танки.
Однако волна немецкого наступления была непреодолима.
На многих участках фронта сильный туман на земле, который ограничивал поддержку с воздуха и препятствовал наблюдению за артиллерийским огнем, мешал больше немцам, чем противостоящим им полякам.
Недостаток боевого опыта немецких войск и некоторая нехватка лидерства – неизбежные в любой армии, не закаленной в сражениях, – также создавали препятствия, которые преодолевались с появлением нескольких сильных профессионалов.
Генерал Хайнц Гудериан, командующий 19-м корпусом, следил за продвижением на реке Браэ, когда полковой командующий позволил увязнуть своему подразделению. Молодой лейтенант – танкист предстал перед Гудерианом. «…Рукава его рубашки были закатаны, а руки черны от пороха.
«Господин генерал, – сказал он. – Я только что с Браэ. Вражеские войска на дальнем берегу слабы. Поляки ведут огонь по мосту в Хаммермюле, но я открыл огонь из своего танка. Мост можно перейти. Наступление было остановлено лишь потому, что некому возглавить его. Вы должны отправиться туда сами, господин генерал». Гудериан «отправился туда сам», увидел, что продолжается «идиотская» паническая стрельба, прекратил ненужный обстрел, посадил батальон в резиновые лодки, создал предмостовое укрепление и взял в плен польскую велосипедную группу – единственных защитников на этой части реки. «Потери, – отметил Гудериан, – были незначительными» [46].
Наступление продолжалось, но с короткими задержками.
Между северным флангом 8-й армии (подразделением, которое фельдмаршал фон Рундштедт вынужден был назвать «мой всегда проблемный участок») и группой армий «Север» был большой разрыв, а польские силы на Познаньском выступе, как ожидалось, должны были атаковать в южном направлении, чтобы врезаться в открытый фланг группы армий «Юг». Вместо этого большая их часть любезно отступила на восток и была разбита.
С первых часов передвижению польских войск мешали толпы беженцев со своим скарбом, нагроможденным на повозки всех видов… которые гнали перед собой стада коров, перекрывавших дороги. <…> Военная связь была почти невозможна. Надвигалась тень катастрофы [47].
Для иностранцев, как и для поляков, внезапное известие о войне и о быстром передвижении германских армий казалось невероятным и недостоверным.
Один англичанин, находившийся в Кракове 3–5 сентября, писал:
«Краковская архитектура в стиле барокко стала, странным образом, невесомой при лунном свете… У меня было ощущение чего – то одновременно близкого и потустороннего – сон или сюжет для дона Джованни. Затем внезапно раздался крик:
«Увага! Увага! Увага!» – и завыли сирены. Это была воздушная тревога.
