Философия и цифровые технологии. Сборник статей

скачать книгу бесплатно

Философия и цифровые технологии. Сборник статей
Александр Болдачев

Сборник статей по информационным технологиям: блокчейн, семантический веб, инженерные онтологии, искусственный интеллект.

Философия и цифровые технологии

Сборник статей

Александр Болдачев

© Александр Болдачев, 2022

ISBN 978-5-0056-5226-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Философия эволюции и эволюция интернета

Санкт-Петербург, 2012

https://habr.com/ru/post/255745

Текст не о философии в интернете и не о философии интернета – философия и интернет в нем строго разведены: первая часть текста посвящена философии, вторая – интернету. В качестве связующей оси между двумя частями выступает понятие «эволюция»: разговор пойдет о философии эволюции и об эволюции интернета. Сначала будет продемонстрировано, как философия – философия глобального эволюционизма, вооруженная концептом «сингулярность» – неизбежно подводит нас к мысли, что именно интернет является прообразом будущей постсоциумной эволюционной системы; а потом и сам интернет, вернее, логика его развития, подтвердит право философии рассуждать на, казалось бы, сугубо технологические темы.

Технологическая сингулярность

Понятие «сингулярность» с эпитетом «технологическая» для обозначения особой точки на временной оси развития цивилизации ввел математик и писатель Вернор Виндж. Экстраполировав известный закон Мура, согласно которому число элементов в компьютерных процессорах удваивается каждые 18 месяцев, он сделал предположение, что где-то в районе 2025 года (плюс-минус 10 лет) компьютерные чипы должны сравняться по вычислительной мощности с человеческим мозгом (конечно, чисто формально – по предполагаемому количеству операций). Виндж констатировал, что за этой границей нас (человечество) ждет нечто нечеловеческое, искусственный сверхразум, и нам следует хорошенько подумать, сможем ли мы (да и надо ли) предотвратить эту напасть.

Эволюционно планетарная сингулярность

Вторая волна интереса к проблеме сингулярности возникла после того, как несколькими учеными (Панов, Курцвейл, Снукс) был проведен численный анализ феномена ускорения эволюции, а именно сокращения периодов между эволюционными кризисами или, можно сказать, «революциями» в истории Земли. К таким революциям следует отнести кислородную катастрофу и связанное с ней появление ядерных клеток (эукариот); кембрийский взрыв – быстрое, практически мгновенное по палеонтологическим меркам формирование разнообразных видов многоклеточных, включая позвоночных; моменты появления и вымирания динозавров; зарождение гоминид; неолитическую и городскую революции; начало средневековья; промышленную и информационную революции; крах двухполярной империалистической системы (распад СССР). Было показано, что перечисленные и многие другие революционные моменты в истории нашей планеты вписываются в некую закономерность-формулу, имеющую сингулярное решение в районе 2027 года. В данном случае, в отличие от Винджа, мы имеем дело не с умозрительным предположением, а с «сингулярностью» в традиционном математическом смысле – число кризисов в этой точке, согласно эмпирически полученной формуле, становится бесконечным, а промежутки между ними стремятся к нулю, то есть решение уравнения становится неопределенным.

Понятно, что указание на точку эволюционной сингулярности намекает нам на нечто более существенное, чем банальный рост производительности компьютеров – мы понимаем, что стоим на пороге существенного события в истории планеты.

Политическая, культурная, экономическая сингулярности как факторы абсолютного кризиса цивилизации

На особенность ближайшего исторического периода (последующие 10—20 лет) указывает и анализ экономической, политической, культурной, научной сфер социума (проведенный мной в работе «Финита ля история. Политико-культурно-экономическая сингулярность как абсолютный кризис цивилизации – оптимистический взгляд в будущее» [3]): продление существующих тенденций развития в условиях научно-технического прогресса неизбежно приводит к «сингулярным» ситуациям.

Современная финансово-экономическая система, по сути, является инструментом для согласования разнесенных во времени и пространстве производства и потребления товаров. Если проанализировать тенденции развития сетевых средств коммуникации и автоматизации производства, то можно прийти в к выводу, что со временем каждый акт потребления будет максимально приближен по времени к акту производства, что безусловно устранит саму необходимость существующей финансово-экономической системы. То есть современные информационные технологии уже приближаются к такому уровню развития, когда производство конкретного единичного продукта будет определяться не статистическим фактором рынка потребления, а заказом конкретного потребителя. Это станет возможным и в результате того, что закономерное сокращение затрат рабочего времени на производство единичного продукта в пределе приведет к ситуации, когда для производства этого продукта будет необходимо минимальное усилие, сводящееся к акту заказа. Тем более, что вследствие технологического прогресса основным товаром становится не техническое устройство, а его функциональность – программа. Следовательно, развитие информационных технологий указывает как на неизбежность в будущем абсолютного кризиса современной экономической системы, так и на возможность однозначного технологического обеспечения новой формы согласования производства и потребления. Описанный переходный момент в социумной истории резонно назвать экономической сингулярностью.

Вывод о приближающейся политической сингулярности можно получить при анализе отношений двух разнесенных во времени управленческих актов: принятия социально значимого решения и оценки его результата – они имеют тенденцию к сближению. Это связано прежде всего с тем, что, с одной стороны, по чисто производственно-технологическим причинам временной промежуток между принятием общественно значимых решений и получением результата неуклонно сокращается: от столетий-десятилетий ранее до годов-месяцев-дней в современном мире. С другой стороны, с развитием сетевых информационных технологий главной проблемой управления будет не назначение лица, принимающего решения, а оценка эффективности результата. То есть мы неизбежно приходим к ситуации когда возможность принятия решения предоставляется каждому желающему, а оценка результата решения не требует никаких особых политических механизмов (типа голосования) и осуществляется автоматически.

Наравне с технологической, экономической, политической сингулярностями можно говорить и о вполне однозначно проявленной культурной сингулярности: о переходе от тотального приоритета последовательно сменяющих друг друга художественных стилей (с сокращающимся периодом их процветания) к параллельному, одновременному существованию всего возможного разнообразия культурных форм, к свободе индивидуального творчества и индивидуального потребления продуктов творчества.

В науке и философии намечается смещение смысла и цели познания от создания формальных логических систем (теорий) к росту интегрального индивидуального понимания, к формированию так называемого постнаучного здравого смысла, или постсингулярного мировоззрения.

Сингулярность как завершение эволюционного периода

Традиционно разговор о сингулярности – и технологической сингулярности, связанной с опасениями по поводу порабощения человека искусственным интеллектом, и сингулярности планетарной, выведенной на основе анализа экологических и цивилизационных кризисов – ведется в терминах катастрофы. Однако, исходя из общеэволюционных соображений, все же не следует представлять грядущую сингулярность как конец света. Логичнее предположить, что мы имеем дело с важным, интересным, но не уникальным событием в истории планеты – с переходом к новому эволюционному уровню. То есть ряд сингулярных решений, возникающих при экстраполяции трендов в развитии планеты, социума, цифровой техники, свидетельствует о завершении очередного (социумного) эволюционного этапа в глобальной истории планеты и начале нового постсоциумного. То есть мы имеем дело с историческим событием, сравнимым по значимости с переходами от протобиологической эволюции к биологической (около 4 млрд. лет назад) и от биологической эволюции к социумной (около 2,5 млн. лет назад).

В упомянутые переходные периоды также наблюдались сингулярные решения. Так при переходе от протобиологического этапа эволюции к биологическому последовательность случайных синтезов новых органических полимеров сменилась непрерывным закономерным процессом их воспроизводства, что можно обозначить как «сингулярность синтеза». А переход к социумному этапу сопровождался «сингулярностью адаптаций»: череда биологических адаптаций переросла в непрерывный процесс производства и использования адаптационных приспособлений, то есть предметов, позволяющих практически мгновенно адаптироваться к любым изменениям среды (похолодало – надел куртку, пошел дождь – раскрыл зонтик). Сингулярные тренды, указывающие на завершение социумного этапа эволюции, можно трактовать как «сингулярность интеллектуальных новаций». Фактически последние десятилетия мы и наблюдаем эту сингулярность как превращение цепочки отдельных открытий и изобретений, разделенных ранее значительными промежутками времени, в непрерывный поток научно-технических новинок. То есть переход к постсоцимному этапу проявится как смена последовательного появления творческих новаций (открытий, изобретений) их непрерывной генерацией.

В этом смысле в какой-то мере можно говорить о формировании (именно формировании, а не создании) искусственного интеллекта. В той же мере, как, скажем, социумное производство и использование адаптационных устройств можно назвать «искусственной жизнью», а саму жизнь с точки зрения непрерывного воспроизводства органического синтеза – «искусственным синтезом». Вообще каждый эволюционный переход связан с обеспечением функционирования основных процессов предшествующего эволюционного уровня новыми неспецифическими для него способами. Жизнь есть нехимический способ воспроизводства химического синтеза, разум – небиологический способ обеспечения жизни. Продолжая эту логику, можно сказать, что постсоциумная система будет «неразумным» способом обеспечения интеллектуальной деятельности человека. Не в смысле «глупым», а просто по форме не имеющим отношения к разумной деятельности человека.

На основе предложенной эволюционно-иерарахической логики можно высказать предположение и о постсоциумном будущем людей (элементов социосистемы). Как биопроцессы не заменили химические реакции, а, по сути, явили собой лишь сложную их последовательность, как функционирование социума не исключило биологическую (жизненную) сущность человека – так и постсоциумная система не только не заменит человеческий интеллект, но и не превзойдет его. Постсоциумная система будет функционировать НА основе человеческого интеллекта и ДЛЯ обеспечения его деятельности.

Используя в качестве метода глобального прогнозирования анализ закономерностей переходов к новым эволюционным системам (биологической, социумной), можно указать некоторые принципы грядущего перехода к постсоциумной эволюции. (1) Сохранность и стабильность предшествующей системы при формировании новой – человек и человечество после перехода эволюции на новый этап сохранят основные принципы своей социальной организации. (2) Некатастрофичность перехода к постсоциумной системе – переход будет связан не с разрушением структур текущей эволюционной системы, а с формированием нового уровня. (3) Абсолютная включенность элементов предыдущей эволюционной системы в функционирование последующей – люди будут обеспечивать непрерывный процесс творения в постсоциумной системе, поддерживая свою социальную структуру. (4) Невозможность формулирования принципов новой эволюционной системы в терминах предшествующих – мы не обладаем и не будем обладать ни языком, ни понятиями для описания постсоциумной системы.

Постсоциумная система и информационная сеть

Все описанные варианты сингулярности, указывающие на грядущий эволюционный переход, так или иначе связаны с научно-техническим прогрессом, а точнее, с развитием информационных сетей. Технологическая сингулярность Винджа непосредственно намекает на создание искусственного интеллекта, сверхразума, способного поглотить все сферы человеческой деятельности. График, описывающий ускорение планетарной эволюции, достигает сингулярной точки, когда частота революционных изменений, частота появления новаций предположительно становится бесконечной, что опять же логично связать с неким прорывом в сетевых технологиях. Экономическая и политическая сингулярности – совмещение актов производства и потребления, сближение моментов принятия решения и оценки его результата – также являются непосредственным следствием развития информационной индустрии.

Анализ предшествующих эволюционных переходов подсказывает нам, что постсоциумная система должна быть реализована на основных элементах социумной – индивидуальных разумах, объединенных не социумными (не производственными) отношениями. То есть, как жизнь есть нечто, необходимо обеспечивающее химический синтез нехимическими методами (путем воспроизводства), а разум есть нечто, необходимо обеспечивающее воспроизводство жизни небиологическими методами (в производстве), так и постсоциумная система должна мыслиться как нечто, необходимо обеспечивающее разумное производство несоциумными методами. Прообразом такой системы в современном мире, безусловно, выступает глобальная информационная сеть. Но именно прообразом – для прорыва за точку сингулярности она сама должна еще пережить не один кризис, чтобы трансформироваться в нечто самодостаточное, что иногда называют семантическим вебом.

Многомировая теория истинности

Для обсуждения возможных принципов организации постсоциумной системы и трансформации современных информационных сетей, помимо эволюционных соображений, необходимо фиксировать и некоторые философско-логические основания, в частности, касающиеся соотношения онтологии и логической истинности.

В современной философии существует несколько конкурирующих теорий истинности: корреспондентская, авторитарная, прагматическая, конвенциональная, когерентная и некоторые другие, включая дефляционную, отрицающую саму необходимость понятия «истинность». Данную ситуацию трудно представить как разрешимую, могущую завершиться победой одной из теорий. Скорее, мы должны прийти к пониманию принципа релятивности истинности, который можно сформулировать так: истинность предложения может констатироваться только и исключительно в границах одной из множества более или менее замкнутых систем, которые в статье «Многомировая теория истинности» [4] я предложил называть логическими мирами. Для каждого из нас очевидно, что для утверждения истинности произнесенного нами предложения, констатирующего некое положение дел в персональной действительности, в собственной онтологии, не требуется отсылки к какой-либо теории истинности: предложение истинно просто по факту встроенности в нашу онтологию, в наш логический мир. Понятно, что существуют и надындивидуальные логические миры, обобщенные онтологии людей, объединенных той или иной деятельностью – научной, религиозной, художественной и пр. И очевидно, что в каждом из этих логических миров истинность предложений фиксируется особо – по способу включенности их в конкретную деятельность. Именно специфика деятельности внутри некоторой онтологии определяет набор методов фиксации и генерации истинных предложений: в одних мирах превалирует авторитарный метод (в религии), в других когерентный (в науке), в третьих конвенциональный (в этике, политике).

Итак, если мы не хотим ограничивать семантическую сеть описанием лишь некой одной сферы (скажем, физической реальности), то мы изначально должны исходить из того, что в ней не может быть одной логики, одного принципа истинности – сеть должна строиться на принципе равноправия пересекающихся, но принципиально не сводящихся друг к другу логических миров, отражающих множество всех мыслимых деятельностей.

Онтологии деятельности

И тут мы переходим от философии эволюции к эволюции интернета, от гипотетических сингулярностей к утилитарным проблемам семантического веба.

Основные проблемы построения семантической сети в большой степени связаны с культивированием ее проектировщиками натуралистической, сциентисткой философии, то есть с попытками создать единственно правильную онтологию, отражающую так называемую объективную реальность. И понятно, что истинность предложений в этой онтологии должна определяться согласно единым правилам, согласно универсальной теории истинности (под которой чаще всего подразумевают корреспондентскую, поскольку речь идет о соответствии предложений некоей «объективной реальности»).

Здесь следует задать вопрос: что должна описывать онтология, что для нее является той «объективной реальностью», которой она должна соответствовать? Некое неопределенное множество объектов, называемое миром, или конкретную деятельность в пределах конечного набора объектов? Что нас интересует: реальность вообще или фиксированные отношения событий и объектов в последовательности действий, направленных на достижение конкретных результатов? Отвечая на эти вопросы, мы необходимо должны прийти к выводу, что онтология имеет смысл только как конечная и исключительно как онтология деятельности (действий). А следовательно, бессмысленно говорить о единой онтологии: сколько деятельностей – столько и онтологий. Онтологию не надо придумывать – ее надо выявлять путем формализации самой деятельности.

Конечно, понятно, что, если речь идет об онтологии географических объектов, онтологии навигации, то она будет одна для всех деятельностей, не ориентированных на изменение ландшафта. Но если мы обращаемся к областям, в которых объекты не имеют фиксированной привязки к пространственно-временным координатам, не имеют отношения к физической реальности, то онтологии множатся без каких-либо ограничений: мы можем приготовить блюдо, построить дом, создать методику тренировки, написать программу политической партии, соединить слова в поэму неконечным числом способов, и каждый способ – это отдельная онтология. При таком понимании онтологий (как способов фиксации конкретной деятельности) создаваться они могут и должны только в этой самой деятельности. Конечно, при условии, что речь идет о деятельностях, непосредственно выполняемых на компьютере или фиксируемых на нем. А других скоро совсем не останется; те же, которые не будут «оцифровываться», нас особо интересовать не должны.

Онтология

как основной результат деятельности

Любая деятельность состоит из отдельных операций, устанавливающих связи между объектами фиксированной предметной области. Деятель (далее традиционно будем называть его пользователем) раз за разом – пишет ли он научную статью, заполняет ли таблицу данными, составляет ли график работы – выполняет вполне стандартный набор операций, приводящих в конечном счете к достижению фиксированного результата. И в этом результате он видит смысл своей деятельности. Но если посмотреть с позиции не локально утилитарной, а системно глобальной, то основная ценность работы любого профессионала заключается не в очередной статье, а в методе ее написания, в онтологии деятельности. То есть вторым основным принципом семантической сети (после вывода «онтологий должно быть неограниченное множество; сколько деятельностей, столько и онтологий») – должен быть тезис: смысл любой деятельности заключается не в конечном продукте, а в онтологии, зафиксированной в ходе ее реализации.

Конечно, сам продукт, скажем, статья, содержит в себе онтологию – она, по сути, и есть воплощенная в тексте онтология, но в таком застывшем виде продукт очень сложно поддается онтологическому анализу. Именно об этот камень – фиксированный конечный продукт деятельности – и обламывает себе зубы семантический подход. Но ведь должно быть понятно, что выявить семантику (онтологию) текста можно только уже обладая онтологией этого конкретного текста. Понять текст с чуть отличающейся онтологией (с измененной терминологией, понятийной сеткой) даже человеку сложно, а программе и подавно не по силам. Однако, как ясно из предложенного подхода, анализировать семантику текста и не надо: если перед нами стоит задача выявить некую онтологию, то нет необходимости анализировать фиксированный продукт, нужно обратиться непосредственно к самой деятельности, в ходе которой он появился.

Онтологический парсер

По сути, это означает, что надо создать программную среду, которая одновременно была бы и рабочим инструментом пользователя-профессионала, и онтологическим парсером, фиксирующим все его действия. От пользователя не требуется ничего большего, чем просто работать: составлять план текста, редактировать его, осуществлять поиск по источникам, выделять цитаты, помещать их в соответствующие разделы, делать сноски и комментарии, организовывать индекс и тезаурус и пр., и пр. Максимум дополнительных действий – так это помечать новые термины и по контекстному меню привязывать их к онтологии. Хотя любой профессионал будет только рад этой дополнительной «нагрузке». То есть задача вполне конкретна: надо создать такой инструмент для профессионала любой области, от которого он не смог бы отказаться, инструмент, не только позволяющий выполнять все стандартные операции по работе со всевозможной информацией (сбор, обработка, конфигурирование), но и автоматически формализирующий деятельность, строящий онтологию деятельности, а при накоплении «опыта» корректирующий ее.

Универсум объектов и кластерные онтологии

Понятно, что описываемый подход к построению семантической сети будет по-настоящему эффективным только в случае выполнения третьего принципа: программной совместимости всех создаваемых онтологий, то есть обеспечения их системной связанности. Безусловно, каждый пользователь, каждый профессионал создает свою онтологию и работает в ее среде, но совместимость индивидуальных онтологий по данным и по идеологии организации обеспечит создание единого универсума объектов (данных).

Автоматическое сравнение индивидуальных онтологий позволит, выявляя их пересечения, создавать тематические кластерные онтологии – иерархически организованные неиндивидуальные структуры объектов. Взаимодействие индивидуальной онтологии с кластерной позволит существенно упростить деятельность пользователя, направлять и корректировать ее.

Уникальность объектов

Существенным требованием семантической сети должно являться обеспечение уникальности объектов, без чего невозможно реализовать связанность индивидуальных онтологий. К примеру, любой текст должен находиться в системе в единственном экземпляре – тогда каждая ссылка на него, каждое цитирование будет фиксироваться: пользователь может отследить включенность текста и его фрагментов в те или иные кластеры или персональные онтологии. При этом понятно, что под «единственным экземпляром» понимается не хранение на одном сервере, а присвоение объекту уникального идентификатора, не зависящего от места расположения. То есть должен быть реализован принцип конечности объема уникальных объектов при множественности и неконечности их организации в онтологии.

Юзероцентризм

Принципиальнейшим следствием организации семантической сети по предложенной схеме станет отказ от сайтоцентризма – сайто-ориентированной структуры интернета. Появление и наличие в сети некоторого объекта означает только и исключительно присвоение ему уникального идентификатора и вписанность как минимум в одну онтологию (скажем, индивидуальную онтологию пользователя, разместившего объект). Объект, к примеру, текст, не должен иметь никакого адреса в Web – он не привязан ни к сайту, ни к странице. Единственный способ доступа к тексту – это отображение его в браузере пользователя после нахождения его в какой-либо онтологии (либо как самостоятельного объекта, либо по ссылке или по цитате). Сеть становится исключительно юзероцентристской: до и вне подключения пользователя мы имеем лишь универсум объектов и множество кластерных онтологий, построенных на этом универсуме, и только после подключения происходит конфигурирование универсума относительно структуры онтологии пользователя – конечно, с возможностью свободного переключения «точек зрения», перехода на позиции других, соседних или далеких онтологий. Основной функцией браузера становится не отображение контента, а подключение к онтологиям (кластерам) и навигация в них.

Услуги и товары в такой сети будут фигурировать в виде отдельных объектов, изначально вписанных в онтологии их владельцев. Если в деятельности пользователя будет отслежена потребность в том или ином объекте, то при его наличии в системе, он будет автоматически предложен. (По сути, по такой схеме сейчас действует контекстная реклама – если вы что-то искали, то без предложений не останетесь.) С другой стороны, сама потребность в каком-либо новом объекте (услуге, товаре) будет выявляться при анализе кластерных онтологий.

Естественно, что в юзероцентристской сети предлагаемый объект будет представлен в браузере пользователя в виде встроенного виджета. Для просмотра же всех предложений (всех товаров производителя или всех текстов автора) пользователь должен переключиться на онтологию поставщика, в которой систематизированно отображены все объекты, доступные для внешних пользователей. Ну и понятно, что сеть тут же предоставляет возможность ознакомиться с онтологиями производителей кластера, а также, что наиболее интересно и важно, с информацией о поведении других пользователей в этом кластере.

Заключение

Итак, информационная сеть будущего представляется как универсум уникальных объектов с выстроенными на них индивидуальными онтологиями, объединенными в кластерные онтологии. Объект определяется и доступен в сети для пользователя только как вписанный в одну или множество онтологий. Онтологии формируются преимущественно автоматически путем парсинга деятельности пользователя. Доступ к сети организован как существование/деятельность пользователя в собственной онтологии с возможностью ее расширения и перехода к другим онтологиям. И скорее всего описанную систему уже трудно назвать сетью – мы имеем дело с неким виртуальным миром, с универсумом, лишь частично представленным пользователям в виде их индивидуальной онтологии – частной виртуальной действительности.

*

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что ни философский, ни технический аспект грядущей сингулярности не имеет отношения к проблеме так называемого искусственного интеллекта. Решение частных прикладных задач никогда не приведет к созданию того, что можно было бы в полной мере назвать интеллектом. А то новое, что составит сущность функционирования следующего эволюционного уровня, уже не будет интеллектом – ни искусственным, ни естественным. Вернее, правильнее было бы сказать, что оно будет интеллектом настолько, насколько мы сможем его понять своим человеческим интеллектом.

Работая над созданием локальных информационных систем, следует относиться к ним лишь как к техническим устройствам, не задумываясь о философских, психологических и тем более этико-эстетических и глобально-катастрофических моментах. Хотя, конечно же, и гуманитарии, и технари задумываться будут, но их размышления не ускорят и не замедлят закономерный ход решения сугубо технических задач. Философское же осмысление как всего эволюционного движения Мира, так и содержания грядущего иерархического перехода придет с самим этим переходом.

Сам переход будет технологическим. Но произойдет не в результате частного гениального решения. А по совокупности решений. Преодолев критическую массу. Интеллект воплотит себя в «железе». Но не частный интеллект. И не в конкретном устройстве. И будет он уже не интеллектом.

Литература

1. Вернор Виндж. Технологическая сингулярность, www.computerra.ru/think/35636

2. А. Д. Панов. Завершение планетарного цикла эволюции? Философские науки, №3—4:42—49; 31—50, 2005.

3. Болдачев А. В. Финита ля история. Политико-культурно-экономическая сингулярность как абсолютный кризис цивилизации. Оптимистический взгляд в будущее // Сингулярность. Образы «постчеловечества». Автор составитель К. Г. Фрумкин. – М.: Алгоритм, 2016 – 320 с. – C. 7—37.

4. Alexander Boldachev. Many-worlds theory of truth // Studia Humana. Volume 1:1 (2012), pp. 3—9.

5. Болдачев А. В. Структура глобальных эволюционных уровней. СПб., 2008, электронный текст: http://philosophystorm.org/article/aleksandr-boldachev-struktura-globalnykh-evolyutsionnykh-urovnei

6. Болдачев А. В. Новации. Суждения в русле эволюционной парадигмы, СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. – 256 с.

Событийная

онтология

Субъектно-событийный подход к моделированию сложных систем

Хабр, 23 апреля 2015

https://habr.com/ru/post/256509

Вещная (объектная) онтология

Традиционным для современного человека – и в быту, и в науке, и в философии – является вещное мышление, для которого свойственно описание мира как множества пространственно локализованных объектов-вещей. Сами вещи определяются через совокупность предикатов. Взаимосвязь объектов описывается через отношения и классификации, что формально фиксируется в виде таблиц и графов. Современные методы описания/моделирования сложных систем придерживаются вещной онтологии: сначала декомпозиция – выделение объектов, затем их классификация с приписыванием объектам свойств и установлением между ними отношений («часть-целое», «род-вид», «зависит» и т.д.)

Событийная онтология

Однако в философии, помимо традиционной вещной онтологии, известен еще один, хотя пока еще и не столь распространенный, подход к описанию мира – событийный. Событийного взгляда на уровне логических, языковых систем придерживался Людвиг Витгенштейн. В начале своего знаменитого «Логико-философского трактата» он констатировал: «Мир – целокупность фактов, а не предметов.… Происходящее, факт – существование со-бытий». Предельно радикальный событийный подход, на уровне основ онтологии, впервые предложил Бертран Рассел, констатировав: «мир состоит из некоторого числа, возможно конечного, возможно бесконечного, сущностей… Каждая из этих сущностей может быть названа „событием“». Да, мы можем описать, скажем, биологический организм как пространственную структуру из молекул. Но с другой стороны, можно представить его и как систему событий химических взаимодействий этих молекул, распределенных на некотором промежутке времени. При этом понятно, что событийное описание даст нам более полное понимание организма по сравнению с чисто структурным анализом. Двигаясь дальше вглубь вещей, можно и молекулы описать не как «шарики на палочках», а как совокупность событий взаимодействия атомов – понятно же, что структура, пространственное положение элементов молекулы вторичны относительно событий электронных обменов. Ну и сами атомы следует описывать как системы актов-событий взаимодействия частиц. В конечном счете Рассел, анализируя представления квантовой теории о строении материи, приходит к выводу: «материя – это просто удобные способы группирования событий». А на законный вопрос «событий чего? событий происходящих с чем?» отвечает: «событий, которые просто случаются, а не случаются „с“ материей или „с“ чем-то еще».

Компьютерная аналогия

Пониманию сути событийной онтологии нам может помочь компьютерная аналогия. Что такое «мир» компьютера на элементарном (процессорном) уровне? Непрерывный поток простых событий: 0100100100010010010… И ничего больше. Но на другом уровне – уровне интерфейса – некоторые последовательности этого потока выглядят как вполне себе вещи: элементы интерфейса, буквы, герои игры. Каждой «вещи», явленной нам на экране, соответствует некоторая, необязательно непрерывная, последовательность потока процессорных событий (единичек и нулей). И что мы делаем, когда хотим изменить эти вещи? Правильно: добавляем в исходный поток новые события. Итак, перед нами только события: системы событий и события изменения систем событий, из которых на уровне интерфейса могут быть сформированы новые вещи. Особо зафиксируем: никаких вещей на уровне элементарного потока нет – они возникают только при приложении к этому потоку шаблонов. Которые, кстати, сами являются распределенными во времени структурами событий этого же потока, поскольку ничего другого в мире компьютера нет.

Из этого философского введения мы должны вынести простую мысль: наш мир можно рассматривать и как множество вещей, и как поток событий, при этом вещи определяются через множества этих событий.

Событийное описание

сложных систем

Безусловно, когда мы обращаемся к прикладным проблемам описания сложной системы, скажем, большого современного предприятия, нас не должна волновать глубинная (на уровне событий взаимодействия элементарных частиц) событийная онтология каждого болта. Нас прежде всего должно интересовать участие болта в функционировании системы, то есть события: «доставили на склад», «подвезли к месту сборки», «ввернули». Причем не просто факт участия, а содержательное его наполнение, с описанием тех свойств, которые были существенны для каждого события. К примеру, для реализации события «подвезли к месту сборки» важен вес болта – нужна ли тележка или можно коробку болтов в кармане принести. Событие «ввернуть» осуществимо если резьба болта соответствует резьбе детали. И получается, если мы зафиксируем все события, в которых участвовал болт, то получим полное его описание. Причем не абстрактное, а конкретное и исчерпывающее описание того, как «выглядит» болт для конкретной системы, какими свойствами, в какие моменты и как он участвует в функционировании системы. Если нет события, в котором фиксировался бы цвет болта, значит, в описании болта (для этой системы) и не будет такого свойства, как «цвет». Таким образом, используя предложенный событийный подход, то есть фиксируя все события, в которых появлялись, измерялись, перемещались, применялись, изменялись и т. д. объекты, мы получим полное описание этих объектов в анализируемой системе.

На первый взгляд может показаться, что речь идет лишь о некой разновидности формы учета, способе оптимизации записи параметров объектов. Однако давайте рассмотрим, что кроется за, казалось бы, простой фразой «фиксация события». Возьмем, к примеру, событие «ввернули болт». Здесь важно обратить внимание на то, что в этом событии участвует не один только болт (A), а еще такие объекты, как соединяемые детали (B и C) и субъект (S), который и реализует это событие. (Здесь обязательно следует сделать уточнение, что речь идет не об акте, не о процедуре, не о действии, а именно о событии «ввернули болт», то есть о фиксации факта достижения результата.) То есть полностью наше событие должно быть названо так: «субъект S соединил болтом A детали B и C». Это значит, что запись каждого события системы содержит в себе не только информацию о задействованных объектах, но и данные об их отношениях (объекты A, B и C с момента указанного события образуют целое D) и плюс описание субъекта (S произвел объект D).

Итак, фиксация всех событий, реализованных в некоторой сложной системе, должна дать нам исчерпывающее (в рамках данной системы) описание каждого объекта, каждого субъекта и их отношений. По сути, полученный событийный поток содержит полную информацию о системе.

Принцип выделения событий

Понятно, что для анализа функционирования сложной системы, скажем, того же предприятия, нет необходимости фиксировать каждое событие на уровне технологических процессов. Скажем, закручивание болта конкретным субъектом в событийном потоке должно быть представлено двумя событиями: «получение A, B и C», «сдача детали D», а не событиями каждого поворота ключа. Можно указать следующие формальные условия, выполнение которых определяет необходимость и достаточность включения некоего события в событийный поток:

событие выполняется или регистрируется одним из субъектов системы;

событие выполняется над одним из объектов системы;

факт наличия (или отсутствия) события является условием для выполнения события другим субъектом или этим же субъектом, но с другим объектом.

Из приведенных условий следует, что событие определяется посредством указания объекта (объектов), с которым оно происходит, и субъекта, его выполнившего или зарегистрировавшего. В качестве субъекта может выступать конкретный человек, роль, коллектив, а также программные агенты, датчики и пр. События, которые влияют на поведение системы, но не связаны ни с одним из ее субъектов, следует приписывать абсолютному субъекту. Именно потому, что любое событие в системе является таковым только при условия его связи с конкретным субъектом, описываемый подход называется не просто событийным, а субъектно-событийным.

Принцип унификации

Наиболее важным и интересным моментом субъектно-событийного подхода является принцип унификации описания:все субъекты и все объекты, входящие в предприятие, исчерпывающе описываются как множества событий. Если мы выделим из событийного потока системы все события, реализуемые некоторым субъектом, включая заполнение им каждого пункта анкеты при поступлении на работу, то получим полное описание субъекта. И аналогично, если соберем все события, генерируемые всеми субъектами относительно некоторого объекта (события регистрации свойств, изменения свойств, включение в другие объекты), то получим исчерпывающее описание объекта – именно как объекта в конкретной сложной системе. Для соблюдения однородности описания объекта (как множества событий) изначальное приписывание ему свойств также необходимо фиксировать как событие, отнесенное в прошлое, скажем, на момент включения объекта в систему (поставка материалов, оборудования, новый заказ и пр.). Приписываются такие события абсолютному субъекту. То есть в событийном подходе любое утверждение о любом объекте оформляется как утверждение о событии, фиксируемом или инициируемом конкретным субъектом.

Сказанное об объектах в рамках событийного подхода можно сформулировать и в терминах данных: любые данные в субъектно-событийном подходе порождаются событиями и записываются как события. Данные могут как поступать на вход системы (входящие ресурсы, условия заказа), так и генерироваться в системе (модификация ресурсов) – в любом случае они описываются как события приписывания предиката объекту, выполненные конкретным субъектом.

Итак, в субъектно-событийном подходе основным и единственным элементом описания систем является событие: предприятие представляется как поток событий, выполняемых субъектами над объектами, причем сами субъекты и объекты фиксируются в системе как множества связанных с ними событий, большинство из которых совершается в процессе функционирования предприятия, а часть фиксируется на момент включения объектов и субъектов в систему.

Принцип релятивности

Предложенный принцип фиксации субъектов и объектов (как множеств событий) устраняет абсолютизацию их описания, свойственную вещному подходу. Каждый объект включается в действия субъекта с тем набором параметров, которые различимы в этом действии (понятно, что объект «болт» для рабочего, инженера и бухгалтера имеет разные описания, а для директора вообще не существует). Аналогично и отношения между субъектами фиксируются только в той степени, насколько пересекаются их событийные множества: субъекты связаны с одним объектом, включены в одно действие.

Понятно, что и изменение состояния объектов носит относительный, субъектный характер. Если какой-либо субъект не различил событие изменения (или это изменение для него несущественно, к примеру, для дизайнера исправление грамматической ошибки в тексте буклета не является событием), то для него объект не изменил состояние.

Событийный подход снимает проблему однозначности классификации объектов: ресурсов, артефактов, документов, продуктов и пр. Поскольку все различаемые субъектами объекты мыслятся как множества событий, то и нет необходимости абсолютного закрепления их типов: в зависимости от уровня и роли субъекта из общего множества событий, связанных с некоторым объектом, могут быть выделены разные подмножества, которые будут фиксироваться как разные типы – к примеру, как продукт, документ или вообще мусор (для уборщицы).