скачать книгу бесплатно
– Да, да… Конечно, – пробормотала Алла, не обращая внимания на сказанное. Она пошла к выходу, но среагировала все-таки, обернулась и подняла руку, привлекая внимание удаляющейся сотрудницы гостиницы. – Извините! Вы сказали, что в номере было все перевернуто?
– Да. – Девушка изобразила руками кавардак и добавила словами, кривясь в улыбке: – Пришлось убираться очень долго и тщательно…
– Странно… Но она мне ничего не говорила! Я бы знала, если… – Алла покачала головой, оправдываясь, но ледяная гримаса киприотки с каждым мгновением становилась все «любезнее».
– После отъезда мадам в номер никто не входил… Только она. И мужчина…
– Что вы так улыбаетесь? – ощетинилась Савинова. – Горничной заплачено, и за номер тоже. Есть еще какой-то ущерб, который надо возместить?
– Нет. Спасибо. Мне надо идти, – перепугалась служащая гостиницы.
– Вот и идите. Ко всем… – выпалила Алла по-русски, с чувством, и сама пошла вон.
Обойдя весь дом еще раз, как тигрица, загнанная в клетку, в поисках лазейки на свободу, я села к телевизору со свежим номером журнальчика «Остров женщин» на коленках. По одному каналу никак не заканчивался сериал, где женщины сплетничали о мужчинах, по другому шло дневное женское ток-шоу о тех самоотверженных, у которых мужья алкоголики, по третьему и четвертому – реклама шампуня и краски для волос. Да от такой жизни хочется наголо подстричься, напиться до чертиков и телевизор из окна выбросить!..
Когда зазвонил телефон, я как раз выключила «дурманный ящик» и собиралась почитать очередную статью моей приятельницы-журналистки Таньки Сметаниной.
– Алло…
– Долетела? Как дела? Как сын? Родители? – Это была Алла Савинова. Вяло, но конкретно она перечислила все свои вопросы разом.
– Все в порядке с ними. Слава Богу! У сына царапины, синяки… Ничего страшного… А как тебе заголовок новой статьи Танюхи Сметаниной: «За мужчинами в лес по грибы. Как отличить съедобный экземпляр от несъедобного»?
– Ужас. Никогда не произноси такое вслух. У стен тоже уши есть. Что они подумают?
– Кто, уши?
– Нет, стены…
Мы помолчали. Каждая думала о своем.
Я первой решила поддержать разговор.
– Вот… Брожу по дому в поисках самой себя. Никак не переварю кипрские приключения. Хотела просто отдохнуть недельку, на пляже поваляться, заодно день рождения по-тихому отпраздновать, а тут… Сплошные удары судьбы…
– Неправда. Какую вечеринку я в честь твоего тридцатитрехлетия закатила!
– Отличную… Если бы еще Костас Касулидис вернулся с нее домой…
– Да ладно. А твое свидание с любовью всей жизни господином Круатье чего стоило? Француз. Банкир. Мужчина-сказка. Ах!.. – нарочито восторженно разохалась Аллочка, игнорируя мой траурный тон.
– Не трогай Филиппа! Ты ж сама ему сказала, что я приеду!.. – буркнула я еще раздраженнее. Разговор явно не клеился.
– Он достал меня! – пожаловалась Алла равнодушно. Голос ее снова был сухим, отсутствующим. – Звонит из своего Парижа, вроде по делу, а сам выспрашивает: «Когда Наташка приедет? Когда она на Кипре будет?» На этот раз твой Филиппок за приятную новость о твоем местонахождении ящик французского шампанского мне пообещал… Как было не продать тебя при таких обстоятельствах?
Алла явно вредничала, как будто это я позвонила ей не вовремя и теперь заставляла ее разговаривать насильно. Неужели опять что-то случилось? Я знала эту ее привычку: сталкиваясь с какими-то проблемами, Алла переставала слышать окружающих, хотя и умудрялась поддерживать с ними разговор. Давая ей время на обдумывание, я продолжала говорить сама:
– Бог с ним, с Филиппом… Я рада, что мы снова увиделись. Попрощались… – Я решила не ссориться. Наоборот, сейчас мне был необходим совет разумной Аллы. – Савинова, меня другая проблема беспокоит… Я пока летела домой – в аэропорту, в самолете – все думала, переживала… Ругала себя, что с утра до вечера на работе… Родители с Пашкой возятся, а меня не видят совсем. Я после развода вообще сыну мало времени уделяю. Ему с горы свалиться надо было, чтобы я все бросила, раньше времени с Кипра прилетела, на даче застряла.
– Ммм… – послышалось на том конце провода.
– Алла, послушай! Это серьезно. Я решила все исправить. Хожу по дому, окружаю всех вниманием, стараюсь показать им свою любовь… Но, понимаешь, меня тут нет НИГДЕ! Я не впи-сы-ва-юсь! Когда-то успела в ГОСТЯ для своих… превратиться. Для Пашки – подруга. Для папы и мамы – маленькая дочка. Хочу обратно в семью, в качестве равноправного ассоциированного члена, а как это сделать – не знаю…
– Дети для родителей всегда дети, а для детей родитель тот, кто с ним живет каждый день, – пошевелила языком Алла, наконец оживляясь. Кажется, я выскребывала ее из раковины. – Потом, что плохого, что ты для сына подруга? Лучше, чем какая-нибудь злючка фрекен Бок… Знаешь, отвыкли вы друг от друга просто. Подзабыли, как общаться… Знакомься со своими близкими заново. Только не со всеми сразу, а по одному…
– Как это? В комнату к себе, что ли, зазывать, на стул сажать? Свет лампы – в лицо? – Я явно раскручивала подругу на очередной рецепт счастливой жизни от Савиновой и оказалась права. Алла взяла и брякнула тем же безжизненным голосом:
– Отправь-ка ты своих родителей отдохнуть на недельку куда-нибудь и займись изучением сына… Много интересного, между прочим, узнаешь… И родителям угодишь.
– Опа! А ведь это идея… – неожиданно дошло до меня. Как это легко и непринужденно у нее получается! Молчала, молчала, а потом взяла и попала в десятку, кажется! Как ни примеряла я к себе ее совет, не возникало на его ткани ни одной складочки, он явно приходился мне точно впору, словно был сшит по моим персональным меркам.
– Господи, да я сейчас лопну от собственной значимости… – лениво протянула подруга. – Если бы еще верить, что ты сделаешь это.
– Клянусь румянцем на своих щеках! – заверила я, значительно повеселев. – Ну что? Мою проблему решили, переходим к твоей. Так что ты мне сказать хочешь?
– Ничего хорошего, если честно… Догадливая какая… Очередная порция странных новостей, касающихся тебя прежде всего. Кто-то после твоего отъезда перевернул твой номер в гостинице вверх дном, и этот кто-то обронил там необычную серебряную зажигалку с выгравированными на ней инициалами «А. К.». Кто такой «А. К.» и что он искал? Неужели голубой конверт, который ты потеряла?
– Н-нет… Конверт я не теряла. Он на дне рюкзака лежал. А… а потом, уже дома, он выпал, и я его нашла. Забыла тебе сказать, извини. Не знаю, кто обронил зажигалку… Может, вор?
– У тебя из вещей пропало что-то?
– Н-нет… – неуверенно предположила я.
– Значит, говоришь, зажигалка не твоя. Понятно. Натусь, а может, она в голубом конверте лежала тихонько, ну, например, как подарок от Лешки, а потом выпала оттуда раньше времени?
– Алла, не надо со мной – как с полной дурехой… – обиделась я.
– Ладно, – вздохнула Савинова, но не успокоилась. – Понимаешь, это может быть Лешкина зажигалка. Алексей Крапивин – «А. К.».
Я промычала что-то несуразное, совсем не зная, как быть.
– Наташа, надо узнать у него! – настаивала Аллочка. – Позвони, спроси. И конверт открой в конце концов, да? Вдруг там ответы на все наши вопросы.
– Ага. Энциклопедия для почемучек.
– Звони, говорю. Не умничай.
Легко скомандовать «звони», но в в мои-то ближайшие планы совсем не входило общение с бывшим бойфрендом, от которого можно было ожидать еще и других каких-нибудь непредвиденных сюрпризов. Что спросить у него? Как спросить? Вдруг это он за мной слежку установил? (Господи, что я несу?)
«Кому, собственно, если не ему, брошенному в прошлую субботу, хотелось бы знать, что сбежавшая от него на Кипр любимая женщина там делать будет?» – настаивала Вредность, переполнявшая меня. Или это был Здравый Смысл? Как бы их различать научиться?
…Я откладывала и откладывала на потом этот звонок в надежде, что активная Алла сама разузнает что-то как-то где-то и мне не придется участвовать в затеянном ею расследовании по уже и так раздутому, как воздушный шарик, поводу. Нет, ну какая еще зажигалка? И какая связь у этой вещи с обычным воровством из гостиничного номера, пусть и нетипичным преступлением для мирного острова Кипр?
И все же неприятный осадок оставался, и я боролась с ним весь день, резво и увлеченно организовывая поездку мамы и папы к ржавой башне. Я хлопотала и нервничала с превеликим удовольствием, заказывала билеты, выбирала для них гостиницу, лучшие экскурсии и вечером уже смогла преподнести двухнедельный тур в Париж своим родителям в качестве полностью готового подарка в обертке и с бантиком.
«Вот… Вот… Сейчас!» – предвкушала я их восторг, вглядываясь в застывшие в изумлении лица родных. Они переглянулись, сделали друг другу несколько каких-то жестов, помолчали, опять пообщались глазами, и только спустя долгую минуту я услышала вердикт Верховного Суда своей семьи.
– Хорошо. Мы поедем, – обнимая меня за плечи, сказала мама.
– Хотя нам этого хочется не так сильно, как ты думаешь, – серьезно добавил папа. – И на будущее… Пожалуйста, люби нас потихоньку, по чуть-чуть, а то задушишь чувствами своими. Пойдем, Наденька, чемоданы собирать. Чего ради дочки не сделаешь…
Они ушли, а я стояла, опустошенная, посреди комнаты и понимала, что они правы. Откуда-то из глубины памяти, словно утлой лодочкой из речного тумана молочной спелости, выплывали одно за другим давно забытые словечки, и пока мои губы шептали их помаленьку, я внимательно прислушивалась к их смыслу: «Любви всегда должно быть чуть меньше, чем хочется… Только тогда и любящий, и любимый будут обращаться с ней как с настоящей драгоценностью…»
Как же это верно! И опять это были папины слова, выброшенные моим мозгом куда-то на задворки сознания сразу же после того, как я впервые услышала их много лет назад. Как жаль! Как напрасно! Сегодня утром эта простая фраза мне бы очень пригодилась, если бы я помнила о ее существовании, и превратила бы ее в мысль, и сделала бы из этой мысли правильные выводы, и поступила бы в соответствии с ними и так далее и тому подобное…
Господи, сколько же мудрости валяется прямо под ногами каждого из нас! И стоит только захотеть, опыт предыдущих поколений родственников станет залогом нашего собственного успеха в жизни. Но мы тратим лучшее время своей жизни, чтобы собрать крупицы человеческой мудрости, вручную перелопатив горы грязи, разбросанные по дорогам судьбы.
А собрав урожай, уже сами пытаемся преподнести своим детям алмазы собственного горького опыта на блюдечке с каемочкой, чтобы они не повторяли за нами наш трудный путь, и теперь уже сами становимся отвергнутыми своими потомками, как старики, ничего не понимающие в их новой, молодой, современной и, как им кажется, совсем другой жизни…
Воистину не дорожим мы тем, что слишком легко нам дается. Так же как и тем, чего у нас в избытке бывает.
Только спровадив родителей в путешествие, я позвонила Крапивину в больницу.
– Умница! Моя киска свой конверт нашла! – Лешка обрадовался несказанно. Он был в хорошем настроении, кажется, пережил сердечный приступ без осложнений, и собирался выписываться через пару дней.
– Да. Вот в руках держу! Так, значит, письмо для меня? А подписать конверт нельзя было, чтобы я не путалась?
– Тебе должен был все объяснить мой водитель. Мне не до этого было, помнишь, да? Я в реанимации лежал, – оправдывался Алексей.
– Не знаю. Мне твои три конверта тяжело достались. Сначала девушка Настя над твоим письмом плакала, а я вокруг прыгала, чтобы она не родила в моем номере раньше времени… Потом Касулидиса разыскивала, чтобы от второго письма избавиться. Нашла, встретилась, передала. Радовалась, что еще одну твою просьбу исполнила, а он взял и погиб тут же. Что я теперь должна думать?
– Это была авария! Обычный несчастный случай! При чем здесь мы с тобой?
– А что в письме Костаса было?
– Секрет.
– Он разбился насмерть. Мне кажется, я должна знать.
– Никакой связи между письмом и этой трагедией нет! Позже, уже после того, как ты прочитаешь свое письмо… Ммм… И съездишь еще разок на Кипр… Ты узнаешь, Наташечка, ты узнаешь обо всем, что я просил Касулидиса сделать!
Я устала бороться.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, Лешечка. Открываю?.. – Я прижала трубку телефона плечом к уху и намеренно медленно надорвала краешек голубого конверта, чтобы он услышал звук рвущейся бумаги. Вслед за вскрытием «таинственной почты» я уже собралась спросить Алексея о зажигалке с инициалами «А. К.», как вдруг он заявил:
– Стой! Подожди!
– Что такое? Что?..
– Наташа, давай сделаем так. Отложи-ка письмо в сторону. Мы сделаем по-другому. Я приезжаю к тебе праздновать твой прошедший день рождения, и мы вместе…
– Леш, ты забыл? Мы расстались.
– Нет, у меня сердце плохое, а память в порядке. Потерпи еще чуть-чуть, девочка… Не вскрывай конверт! Пусть полежит еще несколько дней. Я сам хочу сказать тебе то, что там написано. Это будет правильно. Я многое обдумал, когда смерть моя рядом прогуливалась… Не хочу, чтобы ты плакала. Или поняла меня неверно… – Его голос казался взволнованным.
Я молча пожала плечами. Может, действительно к лучшему? Поговорить с ним все равно придется. Пусть приезжает, видно же, что не отстанет от меня Лешка, не может он смириться, что все кончено, что я не хочу больше строить «Храм нежных чувств» с другом детства, женатым на другой женщине. Глаза в глаза я и выясню все по порядку… Пусть расскажет, что такого было в конверте, что Костас Касулидис его до дома не довез?… И про зажигалку спрошу… Может, он и про мои разбросанные вещи тоже что-нибудь предположит?
Мне снова и снова слышались слова Савиновой, предупреждавшей меня о неизвестной опасности. Господи, бред какой-то! Я, Лешка, Алла, даже грек-киприот Костас Касулидис – ОБЫЧНЫЕ ОБЫВАТЕЛИ! С нами не должно происходить ничего из того, что случается в книжках и показывают по телику!..
– Ты чего молчишь? Эй? Пожалуйста, заинька! Солнышко мое, – просил меня Лешка, по-своему трактуя мое затянувшееся молчание.
– Леш, перестань. Солнце на небе, зайцы в лесу. Ладно, приезжай, мне тоже с тобой поговорить надо. В любое время. Я на даче, с сыном сижу, родители на недельку в Париж уехали, а я в отпуске на две недели… Нет, без звонка. Я всегда дома, хотя телефон отключен будет. Только я, Пашка и природа.
– Ты замечательная. А мама какая!.. Я… – Лешка был слишком ласков. Нет! Нет! Нельзя! Уважаемые мужчины, непозволительно так вести себя с женщинами, они же, как Снегурочки, от тепла плавиться, таять начинают.
– Да отпусти же ты меня, как и я отпускаю все ниточки, связывающие меня с тобой. Аминь! – воскликнула я и повесила трубку.
Если бы я знала, что все так получится!
Но раз принято решение, значит, ни шагу назад. Какая романтика, если все истории любви уже описаны в лучших произведениях литературы и киноискусства? Что мы, обычные людишки, можем добавить в коллекцию человеческих чувств, талантливо сыгранных актерами под бдительным оком великих режиссеров, да с применением современных световых, музыкальных и других всяческих специальных эффектов, усиливающих производимое впечатление?
Я сняла видеомагнитофон с паузы и снова стала смотреть мелодраму, пятую подряд из тех пяти, которые по случайности обнаружились у нас дома, на полке с Пашкиными мультиками, как раз по соседству с детской сказкой про Золушку (ее я тоже, кстати, заодно пересмотрела).
Да, тяжеловато даются сладкие просмотры сказочных сюси-пусиных шедевров, в которых всем Золушкам воздается по Принцу, иногда по нескольку сразу, и для этого даже не надо носиться по лестницам, рискуя сломать ногу, и разбрасывать повсюду свои туфельки. Но жизнь, как сказал папа, – это эксперимент по изучению себя. А папу надо слушать. Почему бы не поизучать, пока есть время, чужую Любовь и Ненависть, почему бы не поучиться распознавать в изысканном рисунке этих двух сторон одной медали проявления жалости, эгоизма, зависти, лжи и притворства, слабости и надменности?
– Девушка, сколько стоит видеокассета? – Еще не уехали родители, а я уже заглянула исподтишка в продуктовую лавку, туда, где в уголке между прилавками с молочными продуктами и хозяйственными товарами продавалась видеопродукция.
– Вам что? Боевик, ужастик, мелодраму? – Существо лет двадцати, килограммов под сто, со жвачкой во рту и сережками в ушах в виде рыбьих скелетов, оторвалось от разгадывания кроссворда.
– Мне про чувства, пожалуйста. Про сильные. Такие, чтобы потом в жизни ничего не хотелось.
Я подсмеивалась над собой внутренне, пока девушка серьезно рекламировала имеющийся в наличии товар:
– Вот. Это про месть на почве ревности – за двести рублей. Вот эта – про страсть… Там такое… За двести пятьдесят продается, и то у нас цены божеские.
– Нет, нет! У меня сын дома, что вы. А романтическая любовь у вас почем?
– Вот эта, со счастливым концом, – сто восемьдесят. А со слезами, если две штуки купите, – по сто пятьдесят за кассету отдам.
– Значит, и у вас счастливая любовь дороже стоит… А если всю любовь взять оптом?
– Шуточки у вас… – подозрительно взглянув на меня, сказала продавщица, и рыбьи скелеты качнулись в такт ее словам. – Хотя… – Она еще раз оглядела меня сверху вниз и предложила: – Чего покупать-то? Возьмите «Секс в мегаполисе» на пару дней – год потом вспоминать будете. Я сама уже три раза смотрела.
– Да что вы говорите? Давайте все, что тут у вас есть. На все. Гуляем! – Я вывернула свой кошелек наизнанку и попросила: – В целлофан заверните, пожалуйста. Нам любовь не подмоченная нужна!..
Я знала, что жизнь моя совсем ненадолго взяла свой тайм-аут и сузилась до домашних радостей и огорчений, но стоит мне вернуться в Москву, как она обрушит на мою голову полное ведро отнюдь не душистой розовой воды, а всего того, что гораздо быстрее окажется под рукой ее величества Судьбы, особенно теперь, когда я решила сама вершить свою жизнь. Так что неплохо было бы подготовиться. Теоретически.
«Вот тебе! Чувств хотела? Получай. Лучше на чужом опыте учиться. На! Объешься страстями человеческими и не проси больше никаких эмоций, душенька моя неспокойная. Хочешь – не хочешь, будешь до одури смотреть!» – третировала я себя, вышагивая домой по слякотному снегу, чавкающему под ногами, совсем не женственно заваливалась на бок от тяжести пакета, переполненного кассетами со всевозможными чувствами.
– Будешь до одури смотреть, как у других это бывает! – приказывала я себе теперь день за днем, включая кассеты с телесериалом «Секс в мегаполисе», и тоска по Филиппу, который по-прежнему приходил ко мне во снах, становилась не такой сильной, а с желанием помириться с Алексеем из жалости, что он больной такой, несчастный, было бороться гораздо легче.
Вот он – секрет женской любви к сериалам! Чем больше погружаешься в созерцание заэкранных человеческих страстей, тем меньше ощущаешь их недостаток в собственной жизни. Сериалы успокаивают и расслабляют, создают у тех, кто их смотрит, ощущение заполненности собственной жизни чем-то таким, о чем мечталось когда-то и что в силу возраста и других причин уже нельзя достичь самому. А с помощью сериала можно. Включил телик – и смотри, как бы было с тобой, если бы…
И еще один плюс сериала перед кино или книгой. Он словно течет в реальном времени, медленно, неспешно, перемежаясь с собственными домашними делами. Можно посмотреть серию и одновременно безболезненно, умело используя рекламные паузы, пожарить котлеты, прополоскать белье, пришить пуговицу и сделать еще целую кучу полезных дел. А закончился просмотр, и согревает тебя мысль, что завтра в то же самое время жизнь не обманет тебя, любимые герои, так похожие на соседей, знакомых и даже тебя самого, снова войдут в твой дом, чтобы прожить на твоих глазах часть своей жизни, полной событий и разных чувств.
И ты спокоен и рад. И не так волнует уже собственная апатия и безынициативность, и можно дальше бездействовать и лежать на диване, поглядывая в телевизор.
А тише едешь, как известно, дальше получится и целее выйдет. У нас, между прочим, в каждой семье и так своих домашних эмоций через край. Зачем нам лишние? Надо будет – сериал посмотрим. Главное, чтобы их производители не ленились, хорошей свою продукцию делали. Мы ведь, даже если из дома дальше соседнего магазина редко выходим, в жизни толк понимаем. Не надо нас за… совсем глупых держать. Старайтесь, господа производители телесериалов. От всех домохозяек, а также их домочадцев (которым тоже хоть одним глазом, но эту тягомотину смотреть приходится) привет вам горячий!
