Напросились: Она идет убивать

скачать книгу бесплатно

Напросились: Она идет убивать
Василий Боярков

Вихрева Мария обманута лесными бандитами и вероломно завлечена в их тайное поселение. Жестокий главарь, ранив девушку в ногу, сообщает, что она является беспомощной жертвой и подвергается лютой «охоте». Не оставив бедной девушке другого выбора, беспощадный разбойник великодушно позволяет ей углубиться в ближайшую лесопосадку. Убегая от злобных преследователей, Маша случайно сталкивается с прежним возлюбленным Ковровым Иваном, некогда являвшимся спецназовским офицером, но с недавних пор считавшимся как «пропавший без вести». Вместе они решают вступить в неравную освободительную борьбу.

Василий Боярков

Напросились: Она идет убивать

Пролог

В мае 1996 года, в период самого теплого весеннего месяца, жителю города Томска Борисову Виктору Павловичу исполнилось восемнадцать лет. Он едва успел сдать государственные экзамены и получить выпускной аттестат, как его тут же призвали на срочную военную службу.

Молодой симпатичный юноша, он оказался без вредных привычек, занимался спортом, не выделяясь высоким ростом, имел коренастое, крепкое тело. Отличительные черты, отчасти дарованные природой, а частью добытые личным усердием, безусловно, сказались на выборе его служебного назначения, в результате чего он был определен в Тихоокеанский военно-морской флот – прямиком на подводную лодку.

Время, проведенное в учебном центре, пролетело практически незаметно, и наконец пришла пора действительной службы. Новоиспечённый матрос попал в дружную команду, сплочённый морской коллектив, где и его и товарищей приняли радушно, как будто своих. Чётко выполняя основные обязанности, Виктор заслужил глубокое уважение среди равнозначных сослуживцев и непосредственных командиров. Вот так, можно сказать, размеренно и проходила его воинская повинность, пока однажды…

Как происходит во все времена, неожиданно выяснилось, что атомная подводная лодка, на которой нес повседневную службу Борисов, оказалась сравнительно старой и давненько подлежала списанию – полной утилизации. Однако командование (на собственный страх и риск!) продолжало выпускать ее в открытое море. Создаваемые комиссии, направленные на проверку общей пригодности, «скрепя сердце» ставили в проверочных актах нужные подписи, давали ржавой груде металлолома дальнейшую жизнь и отправляли в заведомо опасное плавание (время было тяжелое, и заменить боевую подлодку, соответственно, было нечем). Так она и ходила, создавая реальную угрозу флотскому экипажу, да и всему что только ее окружало.

Итак, в первых числах августа 1997 года, находясь в очередном рейсе, военные подводники остановились на боевое дежурство неподалеку от берегов островного Японского государства. Словно бы подверженная какому-то злому року, система охлаждения ядерного реактора внезапно дала существенный сбой: прогнившие трубы, не выдержав высокого давления, лопнули и, стремительно теряя хладагент, стали стремительно разбрызгивать его по отсеку. Заделать их не получалось: железо было настолько тонким, что, при тщетных попытках его хоть как-нибудь залатать, оно, напротив, разрывалось значительно больше.

Критическая температура внутри атомного двигателя катастрофически поднималась, провоцируя необратимые процессы, которые, со временем, неизбежно привели бы к цепной реакции, сопровождавшейся ядерным взрывом. Понимая, что самостоятельно спасти возникшее положение не получиться, ответственный капитан передал «на берег» срочную радиограмму о произошедшем жутком несчастии.

Вышестоящее командование, едва узнав серьёзную суть (чего уж греха таить?) неразрешимой проблемы, перестало поддерживать всякую связь, оставив жизни покинутых моряков на произвол жестокой судьбы и собственное спасение. Прославленные подводники не могли себе даже представить, что их предательски оставят без действенной помощи, поэтому, когда уже стало понятно, что взрыв реактора неизбежен, вся матросская команда вышла наверх, ожидая, что за ними вот-вот прибудут спасатели. И лишь, единственное, командир корабля, остававшийся в капитанской каюте, отлично знал недвусмысленные инструкции, однозначно гласившие, что «обнаруженная на чужой территории, субмарина оказывается вне всяких законов», то есть она (причем исключительно по личной инициативе команды!) самовольно зашла в территориальные воды чужого, сопредельного государства (а значит, за ее последующие действия никто из высшего руководства не несет никакой ответственности). Неблагодарная страна от нее просто-напросто отказывалась, предоставляя обречённым подводникам самим выпутываться из чудовищной, губительной ситуации.

Через несколько минут несчастливые моряки, находившиеся на верхней площадке, внезапно увидели, как к ним подлетают сразу три самолета; но… как выяснилось, то была отнюдь не подмога. Японские власти, перехватив тревожную радиограмму и более чем очевидно установив, что возле их берегов возможен новый ядерный взрыв (они отлично помнили и Хиросиму, и Нагасаки), незамедлительно выслали боевые летные аппараты, чтобы предусмотрительно (от греха подальше!) уничтожить опасную, гнилую «посудину». Нетрудно догадаться, отверженные люди их совершенно не беспокоили, поскольку подлодка была военной, да еще и считалась вражеской, неправомерно вторгшейся в иностранное государство (министр обороны Японии, отдававший приказ, сказал только одно: «На войне, как на войне!»).

– Это бомбардировщики! – вдруг в страхе воскликнул Борисов, как никто другой обладавший отличным, едва не орлиным зрением. – Вряд ли они вознамерятся нас спасать? – И окончательно утвердившись в правильной мысли, бездумно прыгнул в океанскую воду, а затем решительными гребками стал по-быстрому удаляться от приговорённой к неминуемой ликвидации атомной субмарины.

Остальные члены подводного экипажа не верили в неслыханное коварство и спокойно ожидали приближения подлетавших объектов, искренне надеясь, что за ними выслана спасательная команда. Однако все сделалось исключительно ясным, когда от раскинутых крыльев отделились противолодочные ракеты – и вот именно тогда, все стали прыгать в синее море, но было уже достаточно поздно. Через считанные секунды прогремело шесть оглушительных взрывов, и подбитая подлодка медленно опустилась на глубокое дно, предоставив ядерному реактору охлаждаться естественным остужающим реактивом.

Брошенный экипаж, не успевший отплыть на приличное расстояние, оказался пораженным взрывной волной и бесследно сгинул в бездонной морской пучине. Избавиться от неминуемой гибели удалось одному лишь Борисову, заблаговременно спрыгнувшему в забо?ртную воду и успевшему значительно удалиться. Долгое время он плавал в теплой акватории Японского моря, пока, совсем обессилив и потеряв любую надежду, окончательно не лишился сознания; благодаря заранее одетому спасательному жилету Виктор не утонул, а остался безвольно плавать по бескрайнему морскому пространству.

На его счастье, бесчувственного матроса подобрали местные рыбаки. Вначале они его как следует выходили, а потом помогли тайком перебраться на Родину. Впоследствии человек, единолично спасшийся с брошенной подлодки, к несказанному ужасу, выяснил, что ни со стороны России, ни тем более Японии о случившейся трагедии предпочиталось не афишировать (как будто бы ничего и не было). Высшее командование цинично провозгласило всех членов погибшей команды «пропавшими без вести».

Возмущенный несправедливым отношением, проявленным к отважным защитникам (да и что там говорить?), попросту верным подданным, Виктор объявил непримиримую вендетту всему Российскому государству – он поклялся жестоко мстить, пока у него хватит и человеческих сил, и предельных возможностей. Присвоенный статус «пропавший без вести» его всецело устраивал; он ушёл в глубокое, глухое подполье, стал вести тайную, партизанскую войну, или подрывную, диверсионную деятельность (как он не раз говаривал, «изнутри разрушать существующий строй и выводить на «чистую воду» напрочь прогнившее верховное руководство»).

Как и следовало ожидать, находясь возле ядерного реактора, функционирующего в критическом, взрывоопасном режиме, он получил солидную долю радиационного облучения, что несомненно сказалось на его физическом самочувствии, более всего отобразившись на всклокоченных волосах, навсегда окрасившихся поседевшим оттенком, а заодно и основательно искалечило внутренний мир, сделав отвергнутого человека, и беспощадным, и мстительным, и бессердечным, и крайне жестоким.

Глава I. Трое в машине

В самом конце сентября 2018 года по шоссейной дороге (направлением из города Томска) следовала подержанная автомашина «опель» мрачного, черного цвета. В салоне находились две молодые девушки и водитель-мужчина.

Первую звали Вихрева Мария Вадимовна. Она была проституткой «среднего класса» и, как нетрудно догадаться, направлялась к очередному клиенту. Внешность ее не являлась чересчур примечательной (не сказать, что сильно красивой, но и не отталкивала), а имела некую притягательность, какая присуща людям, неплохо знающим себе истинную, реальную цену. Если судить о внешних данных, то можно выделить следующих особенности: невысокий рост отлично сочетался с худосочным телосложением; овальное лицо не являлось слишком прекрасным, однако определённую миловидность оспаривать никто бы не взялся; серо-карие глаза украшались выразительными накладными ресницами; на веки, вплоть до самых бровей, нановился разноцветный макияж, значительно выходивший за крайние границы широких прорезей; впалые щёки пудрились больше положенного, дабы скрыть многочисленные, дарованные природой, веснушки, при разговоре вырисовывались симпатичные, едва ли не детские ямочки (хотя возраст развратной девушки давно перевалил за двадцать семь лет); прямой, маленький нос прекрасно гармонировал с пухлыми, ярко напомаженными губами; цвет естественных волос, конечно, был рыжим, но сегодня на ровной голове красовался шикарный парик, придававший сходство со жгучей брюнеткой; великолепная фигура отмечалась сочной, выпуклой грудью, плавно сужавшейся в тонкую талию, а та в свою очередь существенно расширялась, переходя в несравненную ягодичную область; женские ножки… а вот ноги не были идеальной формы, напротив, выделялись небольшой кривизной, впрочем не слишком катастрофической (непривлекательный недостаток неплохо скрывался за ажурными сетчатыми колготками). Из верхнего одеяния на опытной работнице древнейшей профессии вызывающе выделялись: короткая черная юбка, изготовленная из замшевой кожи и сочетавшаяся с однотонной футболкой; красная болоньевая куртка, едва доходившая до простенького атласного пояса; эффектные туфли, оказавшиеся на чрезмерно завышенном каблуке; дамская, рыжеватого цвета, сумочка, содержавшая модные, дешёвые аксессуары, предметы первой необходимости и, разумеется, яркую, недвусмысленную косметику.

Допотопной машиной управлял «смурно?й» сутенер: поездка обещала быть дальней, а развратных девочек на сомнительные мероприятия (по вполне понятным причинам!) одних старались не отпускать. Неотъемлемое правило сохранялось даже сейчас, в том особенном случае, когда за эскорт-услуги заплатили очень и очень хорошие деньги; в любом случае неофициальному поставщику сексуальных утех требовалось проследить, чтобы с его прямой подопечной ничего не случилось. Озлобленный человек, носивший имя Хрустова Андрея Викторовича как никто другой подходил для подобного рода занятий и выделялся особыми характерными признаками: высоким ростом, сочетавшимся с развитым телосложением, обладавшим накаченной, мощной фигурой (что лишний свидетельствовало о значительной мышечной массе и подтверждало наличие небывалой физической силы); звероподобной, почти квадратной, физиономией, имевшей сходство с набычившимся тупицей (что подчеркивало банальное отсутствие хоть какого-нибудь практического ума); нахмуренным лбом и сведенными бровями, самим за себя говорившими, что намерения у их обладателя серьёзные и что он готов к любым неожиданностям; темно-карими глазами, горевшими лютой злобой и не выдававшими рассудительного мышления; круглой башкой, коротко остриженной и подчёркивавшей плотно прижатые ровные уши (как у типичного представителя криминального бизнеса). Похожее мнение складывалось и из неброской одежды, предъявлявшей на всеобщее обозрение спортивные, «адидасовские» трико, коричневую куртку, чисто кожаную и изрядно засаленную, а также прочные, но не дорогие ботинки. Возраст серьёзного мужчины близился к тридцати семи годам от роду.

Третий персонаж колоритной троицы – девушка, достигшая двадцатипятилетнего возраста… А вот на ней стоит заостриться особо. Почему? Именно она и стала основным организатором нестандартного, далекого путешествия. Тем же днем, но разве чуть ранее, она беззастенчиво обратилась к одному из томских «сутеров», и, озарившись благодушной улыбкой, заговорщицки объяснила, что ее родной брат с лучшим другом поехал на лесную заимку, дабы хорошенечко поохотиться, а заодно отдохнуть от чересчур сварливой супруги. Помимо прочего (как она заверяла самым ласковым голосом), он собирается справить тридцативосьмилетний день рождения, и, собственно, отменный подарок, выраженный в виде роскошной, да ещё и услужливой, девушки, оказался бы, в подобной ситуации, на редкость уместным. Загородные вызовы в незаконной деятельности развлекательного бизнеса были вполне обычными; однако в настоящем случае требовалось значительно удалиться от города и проследовать более ста километров. Дело представлялось не совсем обыкновенным, но платили хорошо, а значит, особо рассуждать да строить бессмысленные догадки виделось делом бесперспективным, неоправданно глупым.

Загадочная краля представлялась самой обычной наружностью: при среднем росте, телосложение угадывалось не по-женски плотным и прикрывалось плотно прилегавшим военным костюмом защитного цвета хаки; непривлекательное личико обозначалось округлой формой и выделялось чёрными зенками, по-звериному злобными и неприветливо «зыркавшими» – они, словно у лисы переходили в острый, чуть вздернутый, нос и прикрывались широкими, сведенными к переносице, густыми бровями; темные длинные волосы сводились назад и по-простому стягивались в виде растрепанного «хвоста». Можно сделать убедительный вывод, что весь ее внешний облик выдавал уверенную натуру, способную не только стоять за себя саму, но и подчинять себе духовно более слабых. Как оказалось, звали странную пассажирку несколько необычно, а именно Шульц Гретой Карловной, что напрямую свидетельствовало о принадлежности к немецким военнопленным, захваченным во время Великой Отечественной войны и некогда сосланным в Сибирь, где они прочно обосновались и давно обрусели.

В честно?й компании двое выглядели абсолютно спокойными, а нервничала, единственное, одна только Вихрева. Дальние поездки всегда вызывали у нее неприятные ощущения, однако в прошлых случаях некоторая нервозность пускай и присутствовала, но… это было нечто другое. Сегодня, на каком-то подсознательном уровне, она чувствовала неотвратное приближение чего-то непонятного, жуткого; впрочем, встревоженная путана никак не могла объяснить холодившие нервы стихийные домыслы. С другой стороны, незамысловатое объяснение странноватой заказчицы выглядело вроде бы убедительным и не выходило за рамки принятых правил и криминальных традиций. А самое главное! Её сопровождал матёрый, в любых мероприятиях опытный, сутенер, одновременно являвшийся и грозным телохранителем, и грубым работодателем (последняя характеристика в сложившимся коллективе являлась определявшей, ведь если уж он чего и решил, то тут – что угодно почувствуй! – а текущий заказ все равно отработать придется).

Мария давно привыкла к опостылевшей жизни, связанной с постоянным риском и жестоким, хамским, презрительным обращением. Являясь выпускницей детского дома, она прекрасно понимала, что несмышлёным выходцам убогого учреждения пробиться в чем-либо (кроме как удачно выйти замуж) представлялось крайне и крайне редко; наверное, поэтому большинство воспитанниц ДД (таких же как и она) выбирали именно незавидный вид скорого, нескромного заработка, быстро свыкались с незавидной, гадостной жизнью и ни на что в ней не сетовали. Несомненно, именно по причине излишней осведомленности, опытная шалава, видавшая всякие виды, умело скрывала опасливую нервозность и, несмотря ни на какие предположения, казалась спокойной, уравновешенной, выдержанной, где ее не выдавал даже ровный голос, интонацию которого успешно получалось держать в обычной тональности. Все же, чтобы немного прояснить настоящее место, куда их вела злодейка-судьба, да еще и сидевшая на заднем сидении злобная женщина, она, повернувшись назад и глядя ей прямо в глаза, настойчиво, но и заискивающе спросила:

– Вы, стесняюсь спросить, случайно не подскажете конечный пункт конкретного назначения?

– Кто доедет – узнает, – пытаясь изобразить дружескую улыбку, некорректно ответила Шульц, а понимая, что может посеять лишние сомнения, мгновенно добавила: – Я же, кажется, уже объяснила твоему старшо?му, что мой любимый братец, находясь на охотничьей, дальней заимке, празднует тридцать восьмой день рождения, а я, как добрая и чувственная сестра, хочу сделать ему хороший подарок, чтобы он немного расслабился и отдохнул от гнусной «кобры-кобылы».

– Извиняюсь, – не удержалась Мария, – а «кобра-кобыла» у нас – это! – кто?

– Его жена, прости меня Господи, – промолвила невзрачная пассажирка, совсем не скрывая, что от неудобных то ли вопросов, а то ли уже допросов начинает изрядно нервничать, о чем свидетельствовало характерное постукивание нестройных пальчиков по изящным коленкам, – она ему просто продыху не дает – совсем запилила… не знаю, как на двухдневную охоту-то отпустила?

– Печально, – согласилась молодая путана, – и где он только сумел – такую! – найти?

– Отыскал вот, – на сей раз, вроде бы соглашаясь, отвечала сочувственная сестра, – они в школе вместе учились; та давно его заприметила – вот и захомутала.

Был еще один вопрос, очень волновавший Марию. Пользуясь тем, что таинственная спутница охотно делится интересующими сведениями, она снова её спросила:

– Не единожды покажусь нескромной, но сколько всего народу находится на заимке?

– Мой брат да еще один человек, – не задумываясь ответила Грета, но, смекнув об завуалированной цели задаваемого вопроса, улыбаясь продолжила: – Не переживай, обслужить тебе придется лишь единственного клиента; правда, сколько раз – этого я не знаю. Второй является моим парнем, а похотливые оргии лично меня не устраивают, тем более что я необычайно ревнива.

Последние слова обрусевшая немка произнесла с нескрываемым презрением, озарившись самодовольной ухмылкой, в частности сдвинув немного в сторону правое окончание губ. Между тем истинная натура проявлялась недолго, и она быстренько вернула себе выражение прежнее, более дружелюбное.

– Хватит тебе глупыми вопросами доставать состоятельную заказчицу! – резким окриком вмешался в ознакомительную беседу Хрустов Андрюша, прекрасно понимавший, что неудобные вопросы его подопечной доставляют второй пассажирке явные неудобства (деньги заплачены в их случае неплохие, а терять солидную выручку из-за какой-то чрезмерно подозрительной шлюхи совсем не хотелось); зло посмотрев на любознательную шалаву, он не замедлил рыкнувшим говором выпалить: – Пикнешь еще – поедешь в заднем багажнике.

Неплохо зная суровый нрав бесшабашного сутенера, Вихрева то?тчас же замолчала, предполагая, что как с ней поступить – тот ни минуты не будет раздумывать, а в случае чего, незамедлительно исполнит грубое, крайне неприятное, обещание. Она закрыла очаровательные глаза и попыталась заснуть. Однако непонятная тревога никак не давала отключиться от суровой действительности, сильнее обычного будоражившей нервы. Так она и ехала, сомкнув чрезмерно намалёванные веки и размышляя над смутными опасениями, основная суть которых сводилась к тревожным сомнениям: почему вдруг разыгралась ее прозорли?вая подозрительность?

Она считалась девушкой с особо развитой интуицией, а та, без прикрас будет сказано, ее ни разу не подводила. Вот и сейчас, она начинала воображать, что должно случиться нечто плохое, скорее, ужасное. Вместе с тем спорить с Андреем не имело никакого разумного смысла, поэтому пришлось безропотно покориться печальной судьбе, да еще разве надоевшей, прокля?той работе.

Тем временем захудалая иномарка миновала населенный пункт, на дорожном знаке обозначенный: «Мельниково». Не доезжая Володино, она свернула с шоссейной трассы на не заасфальтированную лесную дорогу. Непроверенный маршрут указывала неблагонадежная Шульц – именно она и попросила свернуть с удобной, прямой магистрали. Поначалу, примерно три километра, пробирались с невыразимым трудом, постоянно буксуя и продвигаясь со скоростью не более семи-десяти километров в час.

– Далеко еще ехать? – не выдержал недовольный водитель, жёстко и грубовато обращаясь к загадочной провожатой. – Не то у меня – «мать вашу не по-хорошему!» – скоро горючка может закончиться…

– Не волнуйтесь, – спокойно молвила Грета, – через двести метров ухабистая колея прекратится и пойдет нормальная, забитая гру?нтом, дорога. Бензин же? Не переживайте, Вам его обязательно дозаправят.

Глава II. Лесная заимка

Обрусевшая немка не обманула: в скором времени автомобильные колеса, и действительно, выехали на ровную, словно бы специально укатанную, лесную дорожку; на ней практически не было ухабистых ямок, и можно было ехать на четвертой, повышенной передаче. Устойчивое положение приятно поразило измученного водителя, о чём он не преминул той же секундой осведомиться:

– Почему, интересно знать, здесь гладко, как у мартовского кота на безволо?сых яйцах?

Безнравственный сутенер никогда не церемонился, ни в чьём присутствии, и беззаботно рассмеялся (как ему казалось) остроумной, отлично удавшейся, шутке.

– Здесь раньше проходила лесная узкоколейка, – просветила его в основные подробности Шульц, – рельсы сдали на металлический лом, а нерентабельный гравий остался.

– Тогда понятно, – выдал сквозь смех невоспитанный Хрустов Андрей.

Они проехали еще километров дык пятьдесят, прежде чем странная провожатая, указав посреди леса на небольшую поляну, сказала:

– Всё, мы приехали – здесь можно остановиться. Машину паркуйте, прямо где встанете; поверьте, она никуда отсюда не тронется. Дальше мы поедем на специальном, более проходимом, транспорте.

Слегка побурчав, раздражённый сутенер послушно свернул с укатанной дороги, заехал на лесную прогалину, заглушил тарахтевший двигатель, и вся разноликая троица незамедлительно поспешила наружу.

– Теперь куда? – спросил «шалавий» телохранитель.

– Потребуется пешком пройти метров семьсот, – отвечала Грета, стараясь быть милой, – а там нас будут уже ожидать.

Она повела их через разросшуюся густую чащобу. Несмотря на заверения услужливой проводницы, пройти им пришлось не менее километра, прежде чем довелось увидеть миниатюрный гусеничный тягач, терпеливо дожидавшийся дорогих посетителей. Далее, они продолжили двигаться по полному бездорожью, резко объезжая попадавшиеся по ходу вековые деревья. Со стороны могло показаться, что искусный механик, управлявший удивительной техникой, практикуется в экстремальном вождении – в любом случае весь остальной путь они проделали без непредвиденных остановок.

Проехать в ни много ни мало, а необычном темпе пришлось еще добрых километров пятнадцать, пока невольные путешественники не приблизились к потайному лесному селению. Когда изрядно подуставшие путники покидали железный салон, на окружавшей улице было уже совершенно темно. Но! Даже невзирая на существенное внешнее обстоятельство, Мария, неплохо различавшая в непроницаемой темени, смогла разглядеть семь или восемь массивных домов, стоявших в хаотическом беспорядке и обставленных нежилыми, хозяйственными постройками (что ничуть не напоминало временную заимку). И опять у падшей девушки неприятно защекотало под ложечкой, что предупреждало о поджидавшей впереди неотвратимой опасности, ей доселе неведомой, до крайности жуткой, возможно смертельной. Как бы там ни было, сопровождаемая Шульц и беспрекословным «работодателем», она, словно беззащитный телёнок, насильно ведомый на жестокий убой, продолжала послушно следовать к центральному, самому большому, строению.

Едва переступив порог, приглашённые гости оказались в просторном помещении, накуренном до полного неприличия. Прямо по центру устанавливался длинный дубовый стол, за которым расположилось тридцать два человека, в основном «здоровенных», накаченных мужиков, находившихся в возрастном промежутке от девятнадцати и до сорока годов, а в редких случаях, возможно, и с лишним. Понятное дело, у Вихревой сжалось сердце, а по венам потекла заледеневшая кровь: она вдруг предположила, что ей придется обслуживать неисчислимую, голодную до женского тела, братию. Мгновенно развернувшись назад, порочная девушка резко метнулась к выходу; но… она тут же остановилась, потому как спасительный путь ей преградила зловредная Грета, державшая в правой руке совсем не игрушечный, а всецело боевой пистолет, знаменитый представитель небезызвестной системы ТТ.

Потупив печальный взор, она обернулась и, продолжая оставаться плечом к плечу с Андреем Хру?стовым, приблизилась к общественному столу, во главе которого, прямо напротив входа, восседал суровый предводитель многочисленного собрания.

На вид влиятельному мужчине было лет тридцать восемь. В отличии от остальных, он не выделялся значительным ростом; впрочем, подвижная фигура виделась развитой, крепкой, что более чем отчётливо подтверждало, что он обладает немаленькой силой. Если подробно остановиться на внешних характеристиках, то они представились таковыми: овальное, худое лицо выглядело не по-мужски красивым, чем-то похожим на женское; большие голубые глаза прикрывались длинными, словно у ребенка пышными, седыми ресницами – они выражали тонкий, изворотливый ум, изрядное самомнение, а ещё излучали суровую решимость, как следствие, ожесточённую беспощадность; высокий лоб всегда оставался нахмуренным, а дугообразные брови словно бы приросли к прямой переносице; крючковатый нос выдавал несравненную хитрость и плавно переходил в широкие губы (верхняя с правой стороны оставалась немного приподнятой, придавая общему выражению надменный оттенок надменности и создавая некое впечатление, что ко всему, что его окружает, он относится с предвзятым презрением); всклокоченные короткие волосы (будто ни разу не чёсанные) виделись и не блондинистыми, и не рыжими, а скорее, всё же седыми (вероятно, подверглись какому-то химическому воздействию?). Как и все сидевшие за длинным столом, властный таинственный незнакомец одевался в камуфлированную военную форму, довершаемую грубыми солдатскими берцами.

В противоположность довольным соратникам, находившимся в сумрачном помещении, зловещий предводитель нисколько не веселился, что навело струхнувшую Марию на прискорбные размышления: «Да, милосердной пощады от ярого ушлёпка навряд ли дождешься», – и она мысленно приготовилась переносить невыносимые страдания и нечеловеческие телесные муки. «А может быть, обойдется?» – просилась в возбужденную голову навязчивая идея. «Хотя, пожалуй, что нет», – отвечал рассудительный разум.

Пока порочная девушка предавалась сомнительным мыслям, предводитель лесного братства решился наконец-таки взять на себя труд и просветить несведущих посетителей о собственном имени, а заодно об истинном роде занятий:

– Я, Борисов Виктор Павлович, являюсь здесь главным.

«Ну, Грета, точно, никакая ему не сестра, – подумала Вихрева, – хотя, может, ее действительный брат и сидит где-нибудь за длинным, почти бесконечным, столом?» Беспрекословный оратор, он же прирождённый организатор, тем временем продолжал:

– Мы ведем свободную жизнь, никому не подчиняемся, а насущный хлеб добываем за счёт вооружённых разбоев и неслыханных грабежей, причем участвуем исключительно в крупномасштабных, наиболее выгодных, операциях. Помимо сказанного, мы приторговываем дешёвой нефтью, добываемой здесь же, неподалёку, и, конечно же, незаконно. Мы продаём её радушным китайцам и не испытываем ни в чём недостатка, потому что, как вы, наверное, знаете, нефтяных залежей здесь просто немерено. Таким образом, мы нисколько не бедствуем, но… Пора уже, пожалуй, остановиться на главном! Как, надеюсь, вы понимаете, находиться всё время в неустанных, тяжёлых трудах достаточно сложно…

Амбициозный атаман остановился на полуслове, так как неожиданно его перебил Андрей Хрустов, яснее-ясного уяснивший, что без особого, сокрытого умысла тайные вещи на всеобщее «обозрение» никогда не выносятся:

– Зачем Вы нам все это сейчас говорите? Нам вчистую неинтересно, чем вы здесь вообще занимаетесь. Давайте мы сделаем положенную работу да подобру-поздорову отсюда отвалим, смоемся поскорей восвояси. Место вашего расположения я даже если и захочу…

Договорить разнузданный сутенер не успел: Борисов выхватил из кожаной кобуры, одетой на поясной офицерский ремень, отменный крупнокалиберный револьвер, вслед за чем меткая пуля, вылетевшая из прямого ствола, навсегда прекратила дерзкие речи дамского «крышевателя», оставив в лобной доле кровяную округлую дырочку. Хрустов!.. Он как стоял, так и рухнул на дощатое покрытие неровного пола. Другие бандиты, по-видимому не ожидавшие незапланированной, скорой расправы, с недовольным видом стали протестовать и высказывать всеобщее, хотя и лёгкое недовольство:

– Зачем? Ведь договаривались же, что будет двое, а теперь что… за одной полуголой девкой гоняться? Мы же ее враз достанем… никакого спортивного интереса.

И тут! Мария с ужасом начала понимать, какова же искомая цель их далёкого путешествия, окончившегося то ли в развратном вертепе, то ли в серьёзном разбойничьем лагере. «На нас, на живых людей, поганые твари собирались охотиться! – подумала она, предполагая наиболее вероятный сценарий; одновременно она взглянула на бездыханное тело Андрея и безотчётно поправилась: – Нет, неправильно… теперь, пожалуй, единственно, на меня, на беззащитную "полную дуру"».

Грустные размышления, предполагавшие неминуемую, скорую смерть, прерва?лись голосом Виктора Павловича, решившего успокоить возбуждённую подвластную братию:

– Тихо! Тихо вы – чего «разгалделись»?! Да, наши первоначальные планы чуть-чуть изменились; зато появилось одно предложение, которое нам максимально выгодно и от которого я попросту не в силах был отказаться. Положение неоднозначное, поэтому время «забавного развлечения» придётся значительно сократить, а вящее удовольствие сгладить. При любом раскладе особенно не расстраивайтесь: привычный драйв мы все равно испытаем. Однако, чтобы ускорить увлекательный процесс и не потерять присущего интереса, мы слегка изменим обычные правила.

Едва успев договорить, он, продолжая удержать в руке заряженный револьвер, направил мрачное дуло на правую ногу перепуганной девушки, а следом, даже не посмотрев в ее сторону, произвел целенаправленный выстрел… пуля попала в среднюю часть бедра, прикрытую лишь ажурной сеткой эффектных колготок. Воспитанная в условиях детского дома, Мария побывала в различных, в том числе и непростых, переделках, а следовательно, научилась переносить любую телесную боль. С другой стороны, сейчас, поддавшись какой-то необъяснимой внутренней интуиции, она словно бы враз обезножила, плюхнулась на соблазнительный зад, а схватившись за поврежденное место, искусно изобразила нестерпимые, мучительные страдания (хотя – чего уж там? – больно было по-настоящему). Непродолжительно насладившись жуткими маками подраненной жертвы, Борисов резко сорвал с «презренной шалавы» чёрный парик, грубо взял ее за рыжие волосы, с чётким расчётом, чтобы миловидное личико обязательно смотрело наверх, а когда глаза посмотрели в глаза, скрипучим, душещипательным голосом, настоятельно произнес:

– Как, надеюсь, ты, «подлая сучка», хорошо поняла, находишься ты здесь не ради – «на хер», ненужной! – плотской забавы. Нет, тебя отобрали в качестве «опасного зверя»…

«Аха-ха-ха!» – заржали остальные разбойники.

– На которого собираемся немножечко «поохотиться». Сейчас половина двенадцатого; мы даем тебе фору до завтрашнего утра. Полагаю, ты понимаешь, что чем дальше ты сможешь на подстреленной ножке уковылять, тем дольше тебе, «мерзкая шлюха», посчастливиться выжить.

Жестокие, безжалостные слова продолжали вызывать дружный смех неотесанных, грубых, преступных соратников. Сам разудалый главарь даже ни разу не улыбнулся, а еще более стервенея, продолжал доходчиво инструктировать:

– Лично я – если бы вдруг оказался на твоем незавидном месте? – не стал бы попусту растрачивать расчётное время, а наоборот, «весело» куда-нибудь поспешил, потому что, извини…

«Га-га-га!» – гоготали непутёвые соплеменники.

– Жить тебе, к моему величайшему счастью, осталось недолго. Обещаю, что не далее, как к завтрашнему обеду, я буду разделывать твою мертвую тушу. Пока, «сучья шалава», отдай-ка мне сюда разговорный мобильник: в последующем, поверь, он тебе уже не понадобится.

Говоря, беспардонный главарь тщательно обыскивал зачумлённую девушку; его недолгие усилия оказались успешны – из бокового кармана коротенькой куртки был извлечён простенький сотовый телефон, оставив Вихреву безо всякого сообщения с цивилизованным миром.

Все казалось так нереально, будто Мария находилась в каком-то кошмарном, неведомом сне и никак не могла поверить, что действительно будет являть собой одушевленный предмет нечеловеческих, без сомнения сумасшедших, забав, какие только способны удовлетворить мужское эго одичавших, если не озверевших людей; но сильная боль, беспрестанно отдававшая в простреленной части бедра, возвращала ее к суровой реальности. Едва кровожадный, безжалостный атаман отпустил прихваченные, смятые волосы, проинформированная путана кое-как поднялась и, неловко прихрамывая, направилась к выходу. Грета «учтиво» посторонилась, предоставляя недавней попутчице свободное продвижение. «Эта «приморённая падла», вероятно, тоже будет участвовать в смертельной, едва ли не дьявольской гонке? – подумала про себя сметливая проститутка и зачем-то мысленно подытожила: – Все-таки интересно: что она вообще здесь делает? Хотя какая мне теперь разница?.. Значит, тридцать три – и это против всего одной!»

За невеселыми размышлениями она неторопливо выбралась из бандитского дома наружу. «Первым делом они отправятся искать меня к нашей машине. То есть? В ту сторону идти никак не желательно, тем более что с простреленной ногой я до нее и сама-то по себе навряд ли доковыляю? С обратной стороны, заблудиться в ночном лесу – это совсем нетрудно, – логически рассудила неглупая девушка. – Хм? По-моему, необходимо брошенный вызов принять, – продолжала она попутные рассуждения, вспоминая детдомовскую, тяжёлую бытность, где, несмотря ни какие обстоятельства сдаваться было непринято, – дать хороший бой и попытаться попробовать выжить». Полностью уверившись в отчаянной мысли, Вихрева пошла в сторону, противоположную той, с какой они прибыли. Оказавшись в кустистых зарослях, отважная красавица, чтобы было удобнее следовать, первым делом сломала длинные каблуки – обувь, приведенная в ровное состояние, для лесного похождения стала намного удобнее.

Пройдя чуть более полутора километров, уставшая беглянка присела у толстого дерева. Чтобы немного передохнуть, она закрыла поплывшие веки и погрузилась в отрывочные воспоминания…

Когда-то, на протяжении довольно долгого времени, длившегося не менее четырех лет, в постоянных клиентах у смазливой шалавы значился один боевой офицер, служивший в элитных подразделениях специального назначения; он «покупал» ее всегда на целые сутки. Кроме того чтобы заниматься одной любовью, они постигали сложное искусство военного дела, а именно: меткую стрельбу из снайперской винтовки, отлаженные приемы рукопашного боя, отменное владение другими видами армейских вооружений, в их числе и метательными. Мария оказалась на редкость понятливой, легко обучаемой, и усердно усваивала малейшие тонкости сложного ремесла, где-то опасного, а в чем-то необходимого.

Она научилась попадать без единого промаха, причем для точного прицеливания (скажем, из снайперской винтовки Драгунова) ею затрачивалось не больше пяти секунд (хотя обычно она обходилась и меньшим временем, не превышавшим скоротечного, коротенького мгновения); мягко выражаясь, ей требовалось определить одномоментное месторасположение интересующей цели, направить в ту сторону длинное дуло, захватить ее оптическим окуляром – и разом произвести поражающий выстрел. Как правило, любые попытки оказывались успешными. Помимо СВД, усердная воспитанница хорошенечко освоила все виды российских пистолетов, в результате чего с тридцати метров все выпущенные пули попадали точно в десятку. Мария прекрасно метала боевые ножи, стальные кинжалы и другие заточенные предметы. Превосходно освоив не один десяток приемов эффективной самозащиты, она нередко применяла их и в порочной практике рискованных будней.

Иван Васильевич Ковров (так звали подкованного спецназовца), действительно, относился к миловидной проститутке неравнодушно (если не больше!). Во время последних встреч он стал себе признаваться, что безмерно её полюбил, и, наверное, даже хочет жениться. Вихрева всецело разделяла его нежные чувства и тоже начала раз от раза подумывать, как бы узаконить возникшие отношения, а заодно и вырваться из непроглядной пучины развратной похоти, грязной лжи и губительного дрянного порока. Непременно собираясь осуществить благие намерения, расчётливый спецназовец, однако, не слишком торопился с принятием основного решения: ему самому пока негде было приткнуться, и он копил на благоустроенную, трехкомнатную квартиру (причем, как оказывалось, ему оставалось совсем немного), а после тот ча?с же и собирался сделать возлюбленной девушке любезное предложение.

Однако их заманчивым планам не суждено было сбыться: около двух лет назад, отправившись для проведения очередной антитеррористической операции, по непонятной причине обратно Иван не вернулся, а получил в официальных документах закономерный статус «пропавшего без вести». Мария, конечно, какое-то время погоревала, но сделать в прискорбной ситуации ничего не смогла и, так или иначе, продолжила добывать себе насущное пропитание с помощью единственного таланта, каким наградила ее скупая природа, – выгодно продать молодое, пока еще прекрасное, тело. Она уже стала подумывать, что Бог навсегда от нее отвернулся, и ей так и суждено прозябать на самом дне социального мироустройства; нередко несчастная девушка горько плакала и всей душой проклинала паскудную жизнь, непередаваемо гнусную и необъяснимо несправедливую.

В невеселых воспоминаниях рыжеволосая красавица пребывала не менее получаса; на дворе стояла промозглая, серая осень, а если вспомнить, экстравагантное одеяние у раненой героини, брошенной в самую гущу лесного кошмара, было не очень-то теплое. Итак, под воздействием стылого холода и нервного перенапряжения она стала более чем явственно ощущать, как ее начинает «колотить» мелкая, неприятная дрожь, постепенно возвращающая к реальной, печальной действительности.

Глава III. Операция и первая жертва

Открыв затуманенные глаза, Мария поняла, что, оставаясь с пулей в бедре, ничего, серьёзного и ощутимого, поделать не сможет. Нужно было срочно извлекать свинцовый предмет, очень мешавший и причинявший немалую боль. Бывшая детдомовская воспитанница была девушкой мужественной, и за прошлую бытность ей не единожды приходилось проводить всевозможные спасательные эксперименты, извлекая и у себя самой, и у нерадивых, беспечных товарищей всяческие занозы, и даже стальные дробинки, застревающие в юных телах после баловства с пневматическим пистолетом. Поэтому сейчас она отчетливо представляла, чем именно займется в самую первую очередь.

Вихрева достала из дамской сумочки туалетную воду, бензинную зажигалку (к слову сказать, она всегда предпочитала только такую, потому что так ее научил знакомый спецназовец) и, конечно же, остренький «складничок», который всегда находился при ней (по совету всего того же бойца специальных подразделений). Первоначально она обработала миниатюрный клинок: провела по его лезвию с двух сторон зажженным огнем, затем окончательно обеззаразила, попрыскав на него благовонной, изрядно проспиртованной жидкостью.

Далее, сняв эластичные колготки, она перетянула ими повреждённое бедро чуть выше раны, изобразив своеобразный предохранительный жгут. Потом, всё из того же ароматного флакончика, обильно прыснула в открытую рану и чуть не потеряла сознание – так резко эффектное туловище пронзил болезненный спазм. Удивительное дело, подготовленная девушка не проронила ни единого гортанного звука. Две или три минуты настраиваясь, она перешла к основному занятию – начала себя безжалостно оперировать.

Превозмогая страшную боль, Маша, используя прямую помощь ножа, слегка расширила ранку в месте проникновения, образовав достаточное расстояние, необходимое для наиболее эффективного извлечения постороннего тела. Все тем же режущим инструментом она нащупала болезнетворную пулю, на удачу вонзившуюся с боковой стороны (она застряла в мышечных тканях и не задела костных образований). Терпеливая мученица попыталась ее извлечь, подвергая себя неимоверным страданиям. Чтобы не кричать, она зажала между белоснежных зубов прочную деревянную палку.

Осуществив несколько неудачных попыток, при каждой из которых перочинный ножик соскакивал со скользкого, увлажненного кровью, металла, Мария поняла, что извлечь застрявший свинец навряд ли получится. С другой стороны, ей удалось приблизить чужеродный предмет к поверхности, но успешно выйти наружу мешали сгустившиеся подкожные отложения.

Прекратив бесцельную тиранию, Вихрева дала себе немного передохнуть, решаясь на еще более болезненный шаг. По прошествии пяти минут, собравшись с душевными силами, она посчитала, что способна осуществить запасной, чисто силовой, вариант. Для достижения поставленной цели, решительная красавица, чуть отодвинув тоненькой режущей частью одну сторону кругленькой раны, резким движением запустила внутрь указательный пальчик, остановив его не раньше, чем достигла инородного, постороннего тела и завела его за самую нижнюю часть. Да, муки казались попросту нестерпимыми; но… то был единственный способ извлечь из ноги застрявшую пулю. Помогая пальцем большим, она надёжно схватилась за убийственный сплав, жёстко вырвала его прочь – и в тот же миг потеряла сознание.

Без чувств измученная беглянка находилась минут не менее двадцати. Постепенно приходя в осязаемое сознание, она с ужасом вспоминала умопомрачительные события, что за короткий промежуток времени с ней приключились. Когда прооперированная путана полностью овладела собой, она припомнила и жуткую операцию, и её успешное окончание (маленький шарик, как не покажется странным, продолжал находиться между скрюченных пальцев). С брезгливостью отбросив его в ближайшую сторону, по правую руку, Маша, подсвечивая ярким пламенем зажигалки принялась скрупулёзно осматривать свежую рану: несмотря на необычный жгут, та всё еще слегка кровоточила. На ум сообразительной девушке пришелся только единственный, наиболее скорый, способ, способный эффективно остановить потерю жизненно-важной жидкости!

Собравшись с отважным духом, необходимым для преодоления нестерпимых страданий, и воспользовавшись помощью все той же бензиновой зажигалки, Мария постепенно нагрела острое лезвие раскладного ножа; она дождалась, когда узкий кончик сделался красным, – теперь можно было быть уверенной, что раскалённая сталь достигла необходимой температуры. Подняв с земли деревянную палку (она выпала при недавнем обмороке) Вихрева вновь захватила ее крепкими зубками и намертво сжала – в тот же самый момент она приложила раскаленный металл к прооперированному участку! Ее роскошное тело словно бы прострелило резким приступом чудовищной боли, заплаканные глаза округлились до неестественно огромных размеров, а из вздымавшейся груди готов был вырваться истошный крик невыносимых мучений; но, как и раньше, мужественная девушка не издала ни единого звука, а только ещё сильнее вцепилась в деревянную, прутковую перемычку. Через три секунды жуткого самоистязания помутившаяся страдалица в очередной раз лишилась сознания.

Великая мученица находилась в беспамятстве чуть менее часа. Очнувшись, она вдруг нежданно-негаданно осознала, что совершенно не чувствует холода; не совсем естественное положение ее и удивило, и в то же время обрадовало (если вспомнить, легкое одеяние для лесных прогулок было вовсе не приспособлено). Поглядев на прекрасно обработанную рану, она не без простодушной гордости с улыбкой отметила, что та нисколько не кровоточит, да и острая, жгучая боль – она практически полностью стихла. Однако для большей гарантии Мария дополнительно обработала исцелённую ногу туалетной водой, обильно забрызгала ею гладкое, изумительное бедро, затем сняла с себя матерчатую футболку, разорвала ее на широкие ленты и сделала плотную перевязку. Закончив, умелая, смелая красавица посчитала, что про вылеченное ранение на какое-то время можно забыть.

Близился скорый рассвет, поспать все равно бы не получилось (хотя, если быть объективным, для отважной героини сон не являлся чем-то необходимым): она находилась в состоянии сильнейшего нервного напряжения и чувствовала себя на удивление бодрой. Чтобы не остывать, а соответственно, не замёрзнуть, сметливая девушка принялась, беспрестанно подпрыгивая, с места перебегать на место, заодно хорошенечко разминая подбитую ногу; так продолжалось, пока не стало светать. Едва ночная темень стала рассеиваться и наполняться утренней дымкой, Вихрева вполне ожидаемо различила, как со стороны бандитской деревни доносятся отдалённые шумы, несомненно похожие на заводящиеся двигатели внутреннего сгорания, имеющие очевидную принадлежность к мотоциклетной, везде проходимой, технике. Безошибочно рассудив, что за ней собирается лихая погоня, предполагаемая жертва, чуть углубилась в правую сторону и припустилась быстро бежать, направляясь напрямую к враждебному поселению.

На лесном хуторе, разумеется в то же самое мгновение, лютые «охотнички» собирались за неспортивной, невероятно легкой, добычей. Для пущего удобства, чтобы удобнее передвигаться по лесному массиву, они заводили так называемые «снегоболотоходы» и выстраивались в две линии друг за другом. Жестокому занятию решили предаться тридцать два бандита из тридцати трех, в том числе и обрусевшая немка, по фамилии Шульц. Решительно отказался участвовать в варварской экспедиции лишь единственный человек – родной брат грозного атамана Егор.