скачать книгу бесплатно
Время доблестных
Живиль Богун
Вторая книга серии «Дети Зари». Прошло почти двадцать лет с тех пор, как Эмилия, Носительница магического Ключа, открыла вход в убежище единорогов. Герои новой истории – повзрослевшие дети Эмилии и её Стража, Теренса Эрхарта, а также дети их друзей и соперников. Это их называют Детьми Зари: поколением, которое выведет человечество из застоя. Юные и отважные, они жаждут приключений. А Элинор, приёмная дочь Эрхартов, девочка-телепат, ещё и не прочь выяснить тайну своего рождения… А тут вдруг начинают исчезать люди – потомки Великих Мастеров Дхама, древней расы, укрывшейся от нынешних землян в параллельном мире. И наши юные герои спешат на помощь! Любовь и дружба помогает им творить настоящие чудеса…
Живиль Богун
Время доблестных
Пролог
Великий Мастер Коста опустил затёкшую руку, отступил на два шага от стены и окинул взглядом своё последнее творение. В том, что оно последнее, Коста из рода Смотрящих Сквозь Время не сомневался.
Художник из него был так себе: в Доме живопись всерьёз не воспринимали, поскольку считали исключительно человеческим видом мастерства… Тем не менее, внешне портрет вполне соответствовал увиденному: узкий овал лица, очень тонкие черты, бледная, почти белая кожа, большие ярко-зелёные глаза под чёткими дугами бровей, каскад длинных тёмно-рыжих волос, пламенеющих на фоне серой стены. И конечно же, кристаллические заколки-звёздочки над висками и высоким лбом, образующие что-то вроде венца. Всё так. Вот только образ получился безжизненным, холодным как камень, на который он был нанесён.
Коста досадливо вздохнул: если бы его писал Лари… О, портреты кисти Лари дышали жизнью! Изображённые им люди смотрели на зрителя кто пристальным, кто насмешливым, кто мечтательным или укоризненным взглядом и, казалось, вот-вот зашевелятся, заговорят… Потому что Лари, вопреки предубеждению Дома всё ж освоивший искусство живописи, был ещё и Великим Мастером из рода Видящих Суть!
Увы, Лари бесследно сгинул в смуте веков. Коста долго искал друга, не прекратил поиски, даже когда Старейшины объявили Лари мёртвым. Четыреста человеческих лет! Коста просеял весь временной отрезок день за днём, год за годом – но тщетно!
Хотя… Его упорство в итоге оказалось не напрасным. Если бы он не надумал в последний раз заглянуть в Спираль Времени, то не обнаружил бы её!
Тяжело дыша, Коста в изнеможении опустился на высокое мраморное кресло Старейшины. Пора! Несомненно, пора, пока не иссякла последняя капля силы…
Мысленно вызванный им сын явился молниеносно. Достойный наследник. Тоже станет Великим. Вероятно, последним Великим Мастером из рода временщиков.
«Созови Старейшин, Леммарх. И сам послушай».
Миг спустя перед Костой возник ряд каменных кресел. Все девять Старейшин Дома прибыли разом. Он был десятым.
«Я видел ещё одну картину. Последнюю», – Коста привычно чётко сформулировал мысленное послание.
«Прошлое?» – спросил кто-то без особой заинтересованности: все знали о его упорных, но безнадёжных поисках.
«Будущее. Последний рубеж Дома».
Повисла тяжёлая пауза.
«И когда он наступит?» – наконец прозвучал общий вопрос.
«Вскоре после того, как в Доме перестанут рождаться дети, способные перенимать мастерство Великих».
«Смотрящие-сквозь-Время уже не раз докладывали об этом. Ты увидел что-то новое, Коста?»
«Я увидел того, кто сможет продлить существование Дома за последним рубежом».
Волна надежды прокатилась по каменному залу.
«Кто он?»
«Она. Наследница», – уточнил Коста.
«Но женщины не наследуют мастерство! У них нет силы!»
«У неё будет другая сила, из другого мира. Она – наследница одного из наших Великих Мастеров, но она родится вне Дома».
Снова мрачное молчание. Первым опомнился Леммарх, хотя вообще-то ученику не следовало вмешиваться в разговор Старейшин:
«Как мы узнаем Наследницу?»
«Я оставил вам образ. Рукотворный образ, который не исчезнет со временем», – и Коста скупым кивком указал на портрет, нанесённый красками прямо на гладкую каменную стену…
Когда Старейшины удалились, он долго сидел молча, уронив голову на грудь, затем вдруг выпрямился и устремил ясный взгляд на терпеливо ожидавшего сына:
«Найди Наследницу, Леммарх! Найди и сделай так, чтобы она вернулась в Дом!»
Это были последние слова Великого Мастера Косты из рода Смотрящих-сквозь-Время…
Глава 1. Две девочки
Всё здесь было серо-зелёное. Над головой – тусклое пепельное небо, чуть ниже – унылые серые скалы с пятнами лишайника, ещё ниже – заросли мелких бледно-зелёных кустиков, облепивших склон горы сплошь до крутого берега реки Инн, которая катила свои холодные мутно-оливковые воды вниз, в невидимую отсюда долину – яркое разноцветие гостеприимных тирольских городов. А за древним мостом из тёмных каменных плит виднелась полоска пока ещё по-весеннему зелёной травы и узкая лента асфальта, ведущая туда, откуда они пришли: в крошечный городок Швац.
Средневековый каменный замок на круглом зелёном холме окружали серые домики, сложенные из всё той же серой местной породы. Пёстрыми здесь были только туристы да тенты над магазинчиками, где эти туристы толпились. А ведь когда-то Швац называли «Серебряным городом»: целых четыре столетия здесь добывали серебряную руду – это был самый большой рудник в Европе…
На вторую достопримечательность Шваца, знаменитый замок Фройдсберг, Селия вдоволь нагляделась снизу. Тобиас намеревался поближе осмотреть часовню, построенную ещё при первых владельцах замка, но передумал: туда направились целых три группы любителей старины. Хотя какие там любители, так, обычные туристы: с десяток бодрых немцев, синхронно вертящих вправо-влево головами в одинаковых тирольских шляпах из местной сувенирной лавки, дисциплинированный отряд маленьких пожилых японцев и совершенно недисциплинированная гурьба школьников, которую два измученных воспитателя гнали вверх по узкой улочке, словно овчарки отару блеющих баранов.
Поэтому брат потащил Селию в другую сторону, в не менее древний францисканский монастырь, на ходу наглядно объясняя, чем ранняя готика отличается от поздней, а францисканцы – от доминиканцев.
По правде говоря, и то и другое Селии было абсолютно до лампочки. Она бы лучше поспала подольше, а потом уже любовалась древней архитектурой из окна гостиничного ресторанчика, уплетая меренговый рулет с клубникой. Увы, Тобиас, вроде бы неглупый парень, буквально неделю назад с отличием окончивший колледж, совершенно не разбирался в потребностях двенадцатилетних девочек! С другой стороны, Селия не была избалована вниманием брата, поэтому в душе радовалась даже такому времяпрепровождению – хоть и скучному, но всё же совместному.
Если бы только он не был таким молчуном! Однако Тоб никогда не отличался говорливостью. В детстве, если верить маме, он мог за целый день не проронить ни слова, и гости, которые в ту пору в доме родителей вертелись толпами, нередко принимали его за глухонемого или даже психически отсталого. Слава богу, одна из нянь, – уже никто не помнил, которая именно, поскольку до рождения Селии мама с папой без передышки гастролировали по всему свету, и няни менялись вместе с городами и отелями, – так вот, одна из нянь догадалась подсунуть трёхлетнему ребёнку восковые мелки. С тех пор он рисовал, не переставая: в детстве карандашами да фломастерами, а когда подрос, взялся за акварель и масло; теперь вот решил освоить ещё и пастель…
Селия не сомневалась, что живопись Тобиас любит больше, чем отца, мать и сестру вместе взятых; только ради дедушки он мог на время забыть о рисовании. Но деда дети видели редко, последние десять лет он вообще не покидал свой дом. И то, что отец разрешил Селии на летних каникулах погостить в имении, мать почти без споров отпустила, а брат согласился её туда доставить – было просто чудом из чудес!
– Арселия, не отставай! – укоризненный возглас брата заставил её вздрогнуть.
Как и дедушка, Тоб всегда называл её полным именем, только в устах деда оно звучало благородно, даже горделиво, а у брата получалось скорее снисходительно. Вот и теперь он, гибкий и длинноногий, без малейшего страха балансировал на узком выступе скалы, нетерпеливо наблюдая сверху, как она неуклюже карабкается по камням.
В сущности, Тоба можно было понять. Мама уже полгода жила в Рио и в ближайшее время возвращаться не собиралась, наоборот, звала детей к себе. И когда в последний день учебного года выяснилось, что отцу необходимо остаться ещё на неделю в Барселоне, Тобиасу пришлось самому забирать сестру из пансиона в Швейцарии – престижной, дорогой и ужасно скучной школы для девочек. Теперь он вёз её в родовое гнездо, правда, не по прямой, а самыми окольными путями. Решив совместить приятное с полезным, а именно рисование на пленэре и образовательную экскурсию, он уже третий день таскал Селию по старинным замкам, соборам и прочим объектам культурного наследия. И девочка не возражала. Упиваясь столь редким вниманием брата, она была готова слушать хоть про архитектурные стили, хоть про монашеские ордены. Пусть говорит о чём угодно – лишь бы говорил, а она млела от ощущения, что у неё есть старший брат, который любит её и заботится о ней; а если вдруг случится что-то нехорошее, он обязательно её спасёт, никому в обиду не даст…
Однако он снова взялся за бумагу и карандаш! Мало того, что в монастыре она битый час ждала, пока Тобиас срисует обкрошившийся, едва заметный барельеф над аркой во внутреннем дворике, теша себя надеждой, что они сразу поедут дальше, поскольку любоваться здесь больше нечем. Так нет же, братец бросил машину на окраине Шваца и потащился через реку в горы – мол, оттуда наверняка совсем другой вид!
Может, вид и был «совсем другой», но менее скучным от этого он не стал. На взгляд Селии, разумеется. Тобиас же, наоборот, казался преисполнен вдохновения. Сначала он всё фотографировал: горы, реку, небо, замок и городок вдалеке. А потом уселся у подножья голой скалы, достал альбом для эскизов, который всегда носил с собой, и принялся тщательно зарисовывать панораму. Сидя рядом на корточках, Селия громко вздыхала, ёрзала, шуршала фантиками – увы, пустыми, поскольку конфеты были съедены ею ещё в монастыре – однако без толку: брат словно забыл о её существовании. В конце концов, её терпение лопнуло.
– И не надоело тебе, а, Тоб? – встав перед ним, деловито поинтересовалась Селия: когда мама начинала говорить таким тоном с папой, тот непременно сдавался. – Чем этот вид отличается от того, что ты вчера рисовал, да и позавчера?
– Не заслоняй мне солнце! – вполголоса буркнул Тобиас, не отрываясь от работы.
«Кажется, что-то подобное заявил один бомжующий мудрец, прогоняя Александра Великого от своей бочки!» – припомнила Селия исторический анекдот из учебника. Правда, история умалчивала, как Александр отреагировал на такое хамство; наверняка стерпел, раз уж его сам Аристотель воспитывал. Но Селию взрастили современной барышней, поэтому она терпеть не стала и капризно продолжила:
– Да нет тут никакого солнца! Сплошные облака, сейчас дождь пойдёт!
– Не пойдёт – ветер поднялся, чувствуешь? Вмиг разгонит тучи… – пробормотал Тоб, при этом его карандаш быстро-быстро скользил по бумаге, почти фотографически воссоздавая вид горных вершин впереди.
Селия вздохнула. Спорить было бесполезно: брат, в отличие от метеорологов, никогда не ошибался в прогнозе погоды. Собираясь в город в пасмурный день, мама всегда спрашивала у него, брать ей зонт или не брать, а папа как-то сказал, что в предсказаниях Тоб превзошёл даже деда.
– Я устала, есть хочу! – девочка попыталась зайти с другого бока.
В этот раз брат всё-таки поднял на неё свои ярко-синие, как у папы, глаза.
– Потерпи чуть-чуть, а? Хочу сделать ещё пару кадров, когда небо прояснится. А дома напишу маслом…
– Зачем тебе этот скучный пейзаж? – не отставала Селия. – Накопились излишки зелёной и серой краски?
– Вот увидишь, солнце даст совсем другой свет и появятся другие оттенки! Минут десять осталось подождать… Кстати, у меня в рюкзаке вроде есть ещё шоколадка. Возьми себе и погуляй здесь, только далеко не уходи! – и Тобиас опять склонился над рисунком.
Селии ничего не оставалось, как согласиться. Брат походил на деда не только умением угадывать погоду: занимаясь любимым делом, он напрочь забывал обо всём остальном. Как, впрочем, и отец. Мама говорила, что у них в роду все мужчины таковы и ей заранее жалко свою будущую невестку, если Тоб когда-нибудь всё же соизволит оторваться от рисования ради такой мелочи, как женитьба.
Порывшись в старом линялом рюкзаке, брошенном прямо на тропинке, Селия обнаружила завёрнутый в фольгу квадратик горького шоколада, который терпеть не могла. Однако чувство голода становилось всё навязчивее. Досадливо вздохнув, она отправила шоколад в рот целиком, ещё раз глянула на увлечённо рисующего брата и неспешно побрела вверх по едва различимой тропинке. Буквально через десять шагов взгляд зацепился за неожиданно яркое пятно в монотонном серо-зелёном ландшафте: там, где тропинка огибала огромный валун, прямо меж камней рос приземистый кустик, увешанный гроздьями розовых соцветий. Она поспешила туда, но, едва поравнявшись с кустом, остолбенела: за валуном простирался настоящий альпийский луг, пестреющий жёлтыми, синими, белыми, лиловыми цветами!
Вот что надо было рисовать и фотографировать! Селия уже хотела кликнуть брата, но передумала: пусть любуется своими серыми скалами, а она сделает офигительное селфи среди цветов!
Однако сюрпризы на этом не закончились. Едва ступив на цветочный ковёр, она услышала голоса – совсем рядом, хотя никого не было видно. На всякий случай Селия нырнула обратно в тень валуна, вскарабкалась на соседний выступ и уже оттуда разглядела группу людей на противоположном краю луга.
Мужчина и женщина сидели на траве, среди цветов, а девочка и парень гонялись друг за другом по лугу, и горное эхо разносило их весёлые возгласы. Парень, стройный шатен, казался ровесником Тоба, а девочка была примерно того же возраста, как Селия. У неё были очень красивые волосы: волнистые, длинные, аж до пояса, и тёмно-рыжие. Взрослые, оба в широкополых шляпах, разговаривали, склонившись друг к другу; их лица было невозможно разглядеть. Парень вскоре присоединился к ним, налил себе в стакан воды из большой стеклянной бутылки, торчавшей из плетёной корзины, и залпом выпил.
Глядя на него, Селия тоже почувствовала острую жажду и быстро отвернулась, ища глазами рыжеволосую девочку. Та брела по лугу в сторону наблюдательницы, спрятавшейся за валуном, и сосредоточенно собирала мелкие голубые цветочки – в тон длинной светло-синей накидке, что была на ней. Вдруг яркий луч солнца, обещанного Тобом, прорвался-таки сквозь толщу облаков и заиграл на рыжих волосах, отчего они заблестели, словно начищенная бронза. Сразу потеплело, и девочка скинула накидку на траву. Усевшись на корточки, она стала сплетать растрёпанные пряди в косу вместе с голубыми цветочками. Получалось очень красиво…
– Эль! Э-э-эль!
Селия вздрогнула, услышав необычайно низкий мужской голос. Это отец рыжеволосой девочки звал свою дочь. Та бегом кинулась обратно, где мать и старший брат уже собирали посуду в корзину. Всё, пикник окончен. Семейство направилось вниз по дальнему краю луга, парень с корзиной впереди, остальные следом; девочка весело скакала, держась за руки матери и отца. Миг, и все четверо исчезли из виду – вероятно, там начинался крутой спуск.
Всё же какое странное имя – Эль! Необычное, но красивое… как и сама девочка. Кстати, подумала Селия, она тоже могла бы так зваться: Арселия – Селия – Эль…
Вот только такие косы ей никогда не отрастить! У неё были обычные прямые тёмные волосы, как у мамы, но мама свои постоянно красила, экспериментируя с разными оттенками, а ей не разрешала. Блестящие чёрные кудри, какими отец в молодости покорял сердца зрительниц – теперь-то он был уже наполовину седой – достались брату, которому были вовсе ни к чему, так как стригся он почти под ноль. Фигура и лицо у Селии тоже были ничем не примечательные: никаких признаков породы. В семье блистательных, талантливых, красивых и умных она была в высшей степени обыкновенной. Единственное, что она унаследовала от папы – это синий цвет глаз, хоть и бледнее, чем у брата. Разве ж это справедливо?
Интересно, а какие глаза у той рыжеволосой Эль? Наверняка тоже необычные… Счастливая – видно же, как любят её родители и брат! И путешествуют они вместе, всей семьёй. А Селия и Тобиас учились не просто в разных школах – в разных странах, и виделись только на каникулах. Родители, насколько она помнила, и до развода никогда не отдыхали вместе, каждый сам по себе: мама любила экзотические курорты, а папа был целиком поглощён работой и лишь изредка позволял себе расслабиться под парусом своей старой яхты.
Родители мамы обитали в Новой Зеландии и лишь дважды приезжали в Европу – у них была большая ферма, надолго не оставишь… Испанские родственники со стороны отца отчего-то сторонились всей их семьи: папа никогда об этом не говорил, а Тобиас знал лишь то, что они очень обижены на папу, хотя из-за чего – непонятно… Только дедушка, папин отец, был действительно неравнодушен к Селии. Но он был уже очень-очень старый! Все дни что зимой, что летом дед проводил в кресле у камина, погрузившись в свои думы, из которых выныривал лишь на короткое время, когда внуки приезжали его навестить.
По сути, и не было у них настоящей семьи – такой, какая была у рыжеволосой Эль. И Селию вдруг пронзила острая зависть: как бы она хотела оказаться на месте той, другой девочки! Играть со старшим братом, беззаботно гулять, взявшись за руки с мамой и папой…
Сетуя на несправедливость жизни, Селия добрела до середины цветущего луга и наткнулась на синюю накидку, забытую другой, красивой и счастливой, девочкой. Что делать – бежать за ней? Вряд ли догонит… Селия подняла с травы необычный наряд из мягкой, лёгкой ткани и накинула себе на плечи, примеряя: полы накидки сходились, закрывая её почти до пят, хотя рыжеволосая была гораздо ниже ростом. Подобные накидки Селия видела разве что в иллюстрациях к детским сказкам или в исторических фильмах. Осталось накинуть на голову капюшон с оборками, и она вконец почувствовала себя сказочной принцессой. Принцесса прекрасной неведомой страны – разве не чудесно звучит?! И Селия закружилась среди цветов, поддавшись неведомым ей доселе ощущениям…
– Здравствуй! – тихий голос, почти шёпот, раздался у неё за спиной.
Девочка испуганно обернулась. Возле огромного тёмного валуна, откуда она только что пришла, стояли двое. Двое очень странных мужчин. Больше всего они походили на эльфов из «Властелина Колец» – прямые волосы ниже плеч, одежда сказочных воителей; правда, никакого оружия у них в руках не было. Один был молодой, другой старый, совсем седой. Старый смотрел сурово, молодой улыбался. Видимо, это он её звал.
– Ты – принцесса неведомой страны? – снова раздался тихий голос.
Молодой продолжал улыбаться, Селии даже показалось, что он вовсе не размыкал губ. Конечно же, показалось, или просто солнце слепило, отражаясь от гладкой поверхности скал…
– Ты – принцесса неведомой страны? – в третий раз прозвучал шуршащий голос, теперь уже настойчиво.
И Селия заворожённо кивнула. Почему, зачем – она и сама не знала.
– Прекрасно! – прошелестел голос. Девочка так и не поняла, кто из двоих говорил – теперь улыбался и старый. – Хочешь увидеть свою страну?
Миг – и оба незнакомца оказались рядом, хотя только что их отделяла от Селии почти половина луга. Не осознавая, что делает, девочка протянула к ним руки. Молодой крепко сжал её левую ладошку, старый – правую, зелёный цветочный ковёр закрутился, поплыл под ногами – и всё исчезло!
Когда со стороны большого валуна раздался отчаянный крик Тобиаса, на лугу уже не было никого, только ветер колыхал цветущие травы.
Глава 2. Встреча в лесу
Косые лучи солнца сочились сквозь сумрачный ельник и стелились поперёк тропы золотистой «зеброй». Небось, уже не меньше пяти пополудни. За неполный год жизни в деревне Аглая отвыкла носить часы, а брать с собой мобильный не имело смысла: в лесу не было связи. На хуторе, правда, наконец установили спутниковую антенну. Збишек хвастался, что будет смотреть чемпионат мира по футболу jak wszyscy normalni ludzie, на что Ханна, помнится, бойко ответила, вытирая натруженные руки об вышитое льняное полотенце: «Посмотришь, kochanie, как же – если после сенокоса на телевизор силёнок хватит…»
Аглая опустила корзину на землю и левой рукой помассировала правое предплечье. Вроде ноша не такая уж тяжёлая – всего-то банка сливок, кружок сыра да литровая бутыль с родниковой водой – а на втором километре стала руку оттягивать. Ничего, зато накрутит Климу полморозилки мороженого: и клубничного, и ванильного! Молоко и яйца она брала в посёлке, но таких сливок, как на хуторе, ни у кого в округе больше не было: сладкие, густые, они взбивались в два счёта. Может, Бонифация приучить носить корзинку? Сенбернаров ведь для того и вывели, чтобы тяжести по горным тропам таскать, какая разница, в Альпах или в Татрах? А у неё пёс лодырь каких поискать, целыми днями только и делает, что на крыльце дрыхнет; раньше хоть за бабочками в саду гонялся да на соседских кошек гавкал, а теперь вырос, не к лицу, видите ли, щенячьи радости…
Кстати, а где пёс-то? Что-то давненько его не видно и не слышно!
– Боня! Боня, ко мне! – крикнула Аглая как можно резче, от натуги аж в горле запершило. – Ко мне!
Клим предупреждал: если она будет отдавать команды своим всегдашним мечтательным голоском, пёс ни за какие коврижки не станет их выполнять и вырастет оболтусом. Оболтус размером с медведя в доме был ни к чему, поэтому Аглая воспитывала собаку куда строже, чем когда-то сына. Сын вырос хорошим человеком. И Бонифаций обязательно станет хорошим псом. Просто он ещё почти щенок, любопытный и легкомысленный… Пёс, а не сын, разумеется!
– Боня! – громко позвала она ещё раз, и несколько секунд спустя слева от тропы затрещали сухие сучья, заколыхались кусты, и лохматое чудище явилось перед хозяйкой, неистово виляя хвостом и умильно улыбаясь. – Где тебя носит, Боня? Вот приедет завтра Клим, расскажу, что ты меня одну в глухой чаще бросил. Тоже мне, сторож!
Из всей тирады пёс, очевидно, понял только про Клима и радостно загавкал. Гулкое горное эхо вторило ему, по ходу превращая дружелюбный лай в завывание собаки Баскервилей.
– Ладно, пойдём! – Алгая взяла корзинку в левую руку. – Только больше не убегай, скоро будем дома.
Псу не позволялось бегать без поводка по улицам деревни. Селяне Бонифация знали и любили, многие и сами держали крупных овчарок местной породы, но туристы, иногда забредавшие сюда с соседней базы, могли напугаться.
Они пошли дальше. Пёс трусил впереди, мягко ступая большими мохнатыми лапами, Аглая бодро шагала следом: подол летнего сарафана аж вился вокруг щиколоток, цепляясь за тонкие ремешки сандалий. Дорога от деревни до хутора была шириной чуть более двух метров: вполне достаточно, чтобы машина проехала. Не любая машина, конечно, только внедорожник. Зимой, когда за ночь наносило сугробы выше колена, хуторяне чистили дорогу трактором. А летом ходить по тенистому шляху, как тут называли старую горную дорогу, было легко и приятно. Но хорошо, что она не поддалась уговорам Ханны и не осталась на чай: в горах даже в июне быстро темнеет, достаточно солнцу зайти за гряду. А она неуютно чувствовала себя в дикой природе – всё ещё городская дама.
Дама с собачкой… с бо-ольшой собачкой!
Аглая шла и улыбалась своим мыслям. Завтра, уже завтра приедет Клим, и они всё лето проведут вместе! Чтобы всецело уделить внимание единственному сыну, она поднатужилась и завершила перевод последнего романа не за три месяца, как просил редактор, а за два, и следующий заказ возьмёт только в августе, когда сын уедет обратно в Калининград, к бабушке с дедушкой: ему ещё год учиться в гимназии. К ней в деревню он сможет приехать только на зимних каникулах. Так что до Рождества она снова будет много-много работать, чтобы не слишком тосковать…
По сути, ей очень повезло с работой. Издательство, с которым она сотрудничала уже лет десять, специализировалось на фантастике и детективах. Что-то по-настоящему изысканное, литературно-вкусное, попадалось нечасто, зато переводить подобную беллетристику было несложно, а главное, нескучно. Не то что «серьёзные» книги! В прошлом году, соблазнившись солидным названием, она взялась за «Энциклопедию символов» в другом издательстве, о чём потом жалела с первой до последней страницы: мало того, что опус написан был путано и велеречиво, так ещё и оказался полной чушью! Нет, Аглая не имела ничего против эзотерики, если та не претендовала на истину в последней инстанции. Но как можно называть, к примеру, скарабея символом Солнца, возрождения и одновременно благосостояния, а также рекомендовать носить его беременным женщинам «от сглаза», если доподлинно известно, что древние египтяне всех священных жуков считали самцами, так что олицетворяли они исключительно мужскую силу и оплодотворяющее начало! Аглая очень ответственно относилась к своей работе, проверяла и перепроверяла всё, что приходилось переводить, и за двадцать лет начиталась столько, что и сама могла написать подобную энциклопедию.
Нет, больше никаких «серьёзных» заказов: никакого удовольствия от проделанной работы. Другое дело – забавное, легкомысленное, необременительное фэнтези. Переведёт два-три романа – и не заметит, как снова наступит Новый год…
Задумавшись, Аглая чуть не налетела на собаку. Пёс внезапно застыл посреди дороги: уши торчком, нос по ветру. А потом залаял и стремглав бросился направо, в тёмный хвойный лес. Зайца учуял, что ли?
– Боня, ко мне! Боня! – крикнула она.
Пёс неожиданно послушно вернулся, но только чтобы тут же нырнуть обратно в лес. Лай, доносившийся из зарослей папоротника шагах в десяти от шляха, вдруг перешёл в скулёж и затих.
Аглая не задумываясь кинулась по следам собаки: Бонифаций, весивший почти в два раза больше хозяйки, изрядно примял папоротник. А вот и он сам, зверюга – рыже-белый окрас ярко выделялся среди зелени. Пёс поднял большую голову от земли, сделал несколько шагов в сторону Аглаи, гавкнул и вернулся обратно. Что же такого важного он там нашёл, что решил непременно показать хозяйке?
Осторожно ступая меж папоротников – всё ж сандалии не предназначены для прогулки по лесной чаще – Аглая пробралась ближе. И ахнула, испуганно отшатнувшись.
