скачать книгу бесплатно
Парень оборачивается, смотрит на Илью с улыбкой, и тот с облегчением понимает – прикалывается.
– Не, просто пару раз помогал чинить.
Парня зовут Кот. Живет он на соседней с бабушкиным домом улице. Он прикольный, сечет в технике, у его отца своя автомастерская. К нему даже из Сергиева Посада приезжают, с гордостью говорит Кот. Он и подарил Коту мот года два назад на день рождения.
– Мать орала, – смеется Кот. – Говорит – через мой труп он на нем поедет. Но ничё, теперь катаюсь. Главное, чтоб не узнала, что я без шлема езжу.
У магазина они останавливаются отдохнуть, и к ним присоединяются еще двое: один высокий и тощий, как глиста, второй плотный, бритоголовый, все время тупо ржет по поводу и без. Его все зовут Борщом.
– Крученый. – Тощий пожимает Илье руку. – Ты где живешь?
«Гы-гы», добавляет Борщ и выплевывает шкурку от семечки.
– На Московской, в конце. Зеленая калитка.
– А. – Крученый толкает локтем Кота и очерчивает руками буфера. – Где эта…
– Женя, – говорит Илья, пристально глядя на дохлого, на выдавленный прыщ-вулкан между его бровей. – Сестра моя.
Крученый перестает лыбиться, но Борщ все равно отзывается: «Гы-гы».
Илья возвращается за велосипедом. Кот, Борщ и Крученый все еще ждут его у магазина.
– А ты сам на колесах? – спрашивает Кот и кивает на велосипед. – Кроме этого.
Если бы. Илья отдал бы все свои разряды за «Юпитер». Он копил, прятал под матрасом. Там да-же прилично выходило, только потом мамка удумала постирать наматрасник, подняла, нашла бабло. Крику было – все соседи слышали. Она сначала подумала, что Илья у нее из кошелька ворует. «Жрать дома нечего, а у него бабло под матрасом заныкано», – кричала. Потом он ее уболтал, и она подуспокоилась немного, но деньги забрала. Сказала, Дашке штаны надо в школу, а Илье еще учебники покупать, он же, бестолочь, о матери совсем не думает, откуда она деньги берет, на что им жить всем.
Больше Илья не копил, не получалось как-то. А мот хотелось.
Коту все равно идти мимо бабушкиного дома, и Илью провожают всей тусней. Уже накрапывает, Илья торопится к калитке, тащит тугой от ржавчины велик.
– Увидимся! – кричит ему вслед Кот.
Илья не глядя машет рукой, вбегает в сад. Теменем он чувствует, как будто жук сел ему на макушку и перебирает лапками в волосах. Илья поднимает голову. Наверху в повлажневшей дубовой листве мелькает и скрывается Женино лицо.
Диван не скрипит – он верещит, зовет на помощь. Илья не может даже почесаться. Это дико бесит. Хочется выбежать на улицу или спалить диван. Или перелечь на пол, на коврик, так, по крайней мере, будет тихо.
Он смотрит на серый потолок, сквозь тонкую фанеру, балки, между которыми шуруют мыши, утеп-литель, пол второго этажа, проникает взглядом в пыльный сумрак чердака. Илья будто вливается туда целиком и слышит ровное Женино дыхание, видит голую загорелую ногу, которую Женя выпростала из-под одеяла: узкие ступни, длинное бедро, белые хлопковые трусы, а кожа светится медовым.
Илья сует руку под резинку трусов. Cжимает член, и мысли утекают, оставив голое желание разрядки.
Но стоит чуть двинуть рукой, как диван снова испускает крик. Илья замирает, прислушивается к тишине и бабкиному храпу. Затем обувается и в одних трусах выходит в липкую прохладу сада, топает к будке туалета, и щиколотки холодит роса.
5
2000
июль
Илья сидит на краю оврага, на границе с небом. Женя хочет запечатлеть этот момент, навсегда запомнить. Она бы сфотографировала, нарисовала бы, но фотоаппарата у нее нет, а рисовать она никогда и не умела. Остается только надеяться на цепкость памяти. Женя глядит внимательно, сохраняя выжженную безоблачную голубизну, изгиб руки Ильи, лежащей на колене, мошку, ползущую к локтю, молодые елки далеко внизу, в конце петляющей по склону тропки. Их высадили ровными рядами до голубоватых озер, утопленных в белом песке. Воздух звенит, пахнет сосной, жареной хвоей, пылью от шоссе, раскаленным боком мотоцикла. Илья молчит, Женя молчит, птицы молчат, и слов не нужно никому. Она бы навсегда осталась сидеть вот так, рядом с ним, на краю обрыва. На краю кристально ясного утра.
– Где Кот? – спрашивает она. – Ты его видел сегодня?
Илья удивленно смотрит через плечо.
– Папке в мастерской помогает вроде. Он сечет в машинах. А что?
– Так, просто. Сечет в машинах, надо же. После школы в путягу пойдет? – Жене хочется сделать Коту больно хотя бы так, словами за спиной. И это оказывается приятно. – Наверняка в путягу, институт он не потянет.
Илья морщится.
– Слушай, не надо так. Они же тебя больше не трогают.
То есть ей нужно забыть, раз ее перестали дразнить? Но стыд все равно щиплет щеки, и те горят. Понятно, Илье не хочется такое слушать о друзьях. Хотя зачем ему грубый Кот, пошлый Крученый и тот, тупой, который ржет надо всем подряд? Зачем они Илье? Только для того, чтобы кататься?
А как так вышло, спросила Женя, когда Илья впервые приехал на чужом мотоцикле. Он просто пожал плечами. Отцу Кота пока не надо, так он ответил и то же повторял бабушке и тете Миле. Не волнуйтесь, все в порядке.
Женя отворачивается и смотрит на озёра далеко внизу. В одном из них заходит крохотная с такого расстояния фигура, ежится, поливает себя водой. Больше купающихся нет.
Шуршит хвоя, когда Илья придвигается ближе. Наверное, слишком близко. А может, Жене только кажется.
– Эй! – Голос Ильи звучит над ухом, щекой Женя чувствует его дыхание. А может, это всего лишь ветер, он тоже жаркий, сухо обнимает ноги. – Они дебилы. Забей на них. Забудь.
Женя кивает. Забыть было бы здорово.
Сперва они с Ильей просто гуляли вечерами, бесцельно бродили, наматывая круг за кругом. Потом появился мотоцикл – похожий на мотик Кота, но синий и слегка побитый. Женя сначала отказывалась кататься, потом все-таки забралась позади Ильи (не забралась – взгромоздилась, ругала себя потом). Цеплялась за ручки сбоку от сиденья, но когда мотоцикл разогнался, сама прилипла к Илье всем телом, спряталась, чтобы не слететь, не задыхаться от ветра и не получить мошку в глаз. Шлемов у них не было, и Женя вжималась щекой в колкую ткань свитера Ильи. Чувствовала, как изнутри, в клети его ребер дрожало и стучало горячо.
Бабушка просит их быть осторожнее. Лаиля Ильинична машет им рукой из-за невысокой сетки-рабицы, а они проезжают мимо и бросают: «Здрасть!» По телевизору все время говорят о падении какого-то самолета, но это далеко, где-то за потрескивающим статическим электричеством, выпуклым экраном телика, за границей лета, леса и жары.
Теперь Кот и его друзья больше Женю не задирают, даже зовут по имени: привет, Женя, как делишки, Женя, где Илюха? Теперь Женя и Илья прыгают на мот и уносятся с ревом по шоссе, прочь от колкой тети Милы, капризной Даши и мечущихся между ними мамы с бабушкой. Подальше, во влажную лесную тьму, полную печальных мотыльков, едут с компанией на мотоциклах в жутковатые места – пустые деревни, заброшенные совхозы и детские лагеря. А потом возвращают мот отцу Кота и идут от мастерской пешком, спотыкаясь и цепляясь друг за друга в сумраке.
– Пойдем, – говорит Илья. И Женя следует за ним, всегда.
6
2000
август
Местный дискач им показал Кот.
Каждую пятницу с восьми вечера к сельскому клубу Ромашова, одноэтажному неприметному зданию у шоссе и поля, съезжаются все от тринадцати до тридцати. Снаружи толкутся, курят, допивают пиво – внутрь с бутылками нельзя. Вход двадцать рублей с носа, Илья убалтывает паренька на тридцать пять за себя и Женьку. Внутри одна большая комната, которую и залом-то не назовешь. Темно, припадочные вспышки стробоскопов, пахнет мокрыми досками и куревом – то ли реально курят, то ли тянет с улицы. Играет русская попса, на медляки включают «Арию» и Круга.
Кот каким-то чудом протащил бухло и теперь разливает по пластиковым стаканчикам, забившись за колонку, сует один Илье в ладонь. В нос остро шибает – водка.
– Я за рулем же! – Илья орет ему на ухо, перекрикивая бахающее из колонок «Ну-у где же ручки? Ну где же ваши ручки?..».
Но Кот морщится и машет: забей и пей, мол. Илья послушно пьет. Водка обжигает горло. Кажется, теперь он может обеззаразить что угодно, просто на это подышав.
Девчонки тоже пьют – Марина и Валя, подруги Кота из Ромашова. Валя худая и нескладная, с длинным острым носом и обесцвеченными волосами. Марина – плотная зажигалка, много хохочет, сверкая щелью между передними зубами. Кот протягивает стакан и Жене, но Илья перехватывает – куда ей чистоганом-то? Тогда Кот бодяжит водяру соком (тоже как-то умудрился пронести).
В отличие от Жени Марина глотает залпом, вытирает рот тыльной стороной ладони, смазав часть помады, и бросает взгляд на Илью. Давно уже ему сигналит, еще с их первой встречи.
– Пойдем, – смеясь, тянет его в толпу.
Илья мотает головой, освобождает руку и сует ее в карман. Нащупывает ключ от мотика, сжимает его, как оберег.
– Я такое не слушаю.
– Зануда.
Марина втекает в танцующую массу.
Через минуту она уже на ком-то извивается под «Макарену», и Илье даже немного жаль, что он отказался. Марина точно даст.
Но он остается у стены.
Мать недовольна, что он ездит с Женькой. Пока молчит, конечно, но Илья знает ее особый язык поджатых губ и громкого молчания. Из-за этого он катает Женьку еще дольше. Несколько дней назад они вообще вернулись в два ночи. Кот тогда повел их в «городок» – стремный поселок для слепых. По дороге чуть не напоролись на гайцов: алые габаритки Кота и Крученого резко свернули с шоссе на буераки без фонарей. Илья сообразил, свернул туда же и все боялся, что завалится в какую-нибудь яму. Ехали, ощупывая впадины в дороге коротким светом фары. Но обошлось, пятнадцать минут тряски через поле, и они выбрались к одинаковым одноэтажным домикам на общей территории, аляповато кукольным, выкрашенным в яркие цвета, будто в насмешку над незрячими жильцами. Тишина, никого не видно, все спали, наверное. Кот остановился у дощатых столов и лавочек, забрался на одну с ногами и вытащил из рюкзака бутылки и белую пирамидку стаканов.
Приехали еще ребята с другими бутылками и закусем, с ними Валя и Марина с банками приторно-дынного «Казановы» – его химический запах разнесся везде, стоило открыть банку. Женька сперва смотрела на стаканы и бутылки с недоверием. Марина уговаривала Женю выпить с ними. «Ну чуть совсем, – совала банку “Казановы”, – ты попробуй, он сладенький». «Ты никогда не бухала, что ли?» – подключился Кот, и Женя отнекивалась – конечно, бухала, просто не любит, спиртное горькое, невкусное. Она все обводила взглядом стаканчики у всех в руках, глянула на Илью и неожиданно согласилась.
Ее быстро развезло. Другая Женя сбросила серенькую шкурку и показалась уже всем. На самом деле она любила болтать и хохотать, да и вообще совсем не была серьезной скромнягой. Она спелась с Маринкой и даже с Котом нашла общий язык, эта Другая Женя. Каким-то образом Кот все время оказывался рядом: чистил Жене воблу, набросил на плечи джинсовку, когда она замерзла, подливал, когда хотела выпить, и ревниво не давал подливать, когда Другая Женя сообщила, что ей хватит. Чем-то он выбесил Илью тогда, они потом до хрипоты спорили о какой-то мелочи – то ли подшипнике, то ли производителе масла для мота.
«Как бы тебе повезло, моей невесте», – мяукает Лагутенко на весь клуб. «Мумий Тролля» Илья любит, но плясать под бесконечный ремикс все равно не идет – не умеет. Другая Женя пританцовывает рядом, держа в руке стакан, глядит на Кота и остальных, как те дурачатся. Сегодня она в зеленом комбинезоне, и лямки прижимают грудь, два матово светящихся полукружия.
Поймав взгляд Ильи, Женя смущенно улыбается и замирает.
– Нормально все? – спрашивает он, имея в виду водяру с соком, «Мумий Тролля», курево, толпу и потную соленую духоту.
Женя кивает.
– А попсу ты, значит, вообще не слушаешь? – Она кричит Илье в ответ, почти задевая губами его подбородок. Ее дыхание пахнет апельсином с водкой.
Илья качает головой: конечно, нет.
– Хорошо, а что тогда?
– Бутусова. Земфиру. Все, что по «Максимум» играет. Я в этом году на «Нашествие» ходил. Хочешь, в следующем году вместе пойдем? – Он предлагает неожиданно даже для самого себя. – Если тебя отпустят.
Другая Женя кивает, но интерес на ее лице бледнеет и тут же исчезает. Ее глаза блестят, как полуночные озёра.
– А помнишь, ты мне «Эйс оф Бейс» включал на плеере? Когда вы в тот раз приезжали.
Женя смеется, и уши Ильи начинают полыхать, как будто их надрали.
– Это у меня других кассет просто не было с собой, – быстро отвечает он. Ищет знакомые лица рядом – не слышал ли кто?
Но все топчутся на другом конце комнаты, еле видны в мигающем полумраке. Кот прыгает и кривляется, срывает с себя майку, крутит ее над головой. Оборачивается, машет Илье и Жене – давай сюда, мол. Другая Женя машет ему в ответ, что-то напряженно обдумывает, затем допивает и бросает стаканчик на пол.
– А мне они до сих пор нравятся, – говорит и тянет Илью в толпу и музыку, в свою стихию. Она выгибает шею, подставляя ее редким лучам света, и в груди Ильи ворочается, вспухая, огненный шар в хрустальной тяжкой скорлупе.
– Моей! Не-вес-те! – орет Кот, напрыгивает сзади на Илью.
Затем хватает Женю и уносит ее прочь, кружит по залу, сбивая с ног людей, а Женя хохочет, запрокинув голову. Цветные вспышки высвечивают их кусками: лица, сплетенные руки, Женины волосы, убранные в хвост.
Илья возвращается к стене. Дождавшись раскрасневшуюся Женю, он трогает ее за локоть.
– Пойдем. Тут скучно.
Они обходят ДК и идут по полю вброд, через траву, на вид мягкую, но, когда ложишься на нее, колет спину, выпустив сухие стебли. Ночь прозрачна, ветрена. Кажется, что небо не наверху, а под Ильей, как дремотное зыбкое море. Кажется, они с Женей вот-вот провалятся в него. Мир слегка качается, воздух делается мягче, земля приветливей – Илью немного развезло.
Женя ложится рядом, тоже смотрит вверх, на звезды.
– Сколько их, да? – выдыхает восхищенно.
Угу, отвечает ей Илья, а звезды подмигивают: мы никому не сболтнем, ты не бойся.
Илья рассказывает Жене о системах и галактиках, о силе притяжения и черных дырах, о белых карликах и о том, что Солнце когда-нибудь разбухнет, прогорит и, уничтожив Землю, съежится. Как ядерная бомба, говорит Женя. Да, как бомба, отвечает ей Илья.
Женя рассказывает Илье, что ей по секрету рассказала Валя, что Марине он нравится. А Марина тебе как, спрашивает Женя, и Илья что-то плетет про веселую девчонку, хорошего друга, фигуру ничего так. Общий смысл понятен – Марина не сдалась ему сто лет в обед, – и, похоже, Женя этим ответом довольна.
– Ты когда последний раз виделся с бабушкой? – Она переводит тему.
Последний раз Илья приезжал на дачу в девяносто пятом. Как будто в другой жизни.
– Мама не хочет, – говорит Илья.
Вчера бабушка совала ему деньги. Позвала к себе в комнату, расстегнула кошелек и, робко улыбаясь, протянула несколько купюр – тихо, как взятку. Илья не взял. Не мог взять. Оставь себе, ба, сказал как можно мягче, но она расстроилась. Подумала, что он ей брезгует, наверное. Иногда Илье остро хочется что-нибудь сделать для нее, как-то помочь, ведь ему не все равно, но бабушка тоже отказывается. Говорит, не надо, Илюш, зачем ты, я позову, если потребуется. Илья знает, что не позовет. Того требуют правила их танца вежливости и невысказанной заботы: шаг вперед и два назад.
Матери, наоборот, все время требуется помощь, сколько Илья себя помнит. Отвести Дашку, привести ее из школы, посидеть с ней, помочь с уроками, приготовить обед, помыть посуду, сходить в магазин, прийти по первому зову в комнату и подать матери какую-нибудь мелочь со стола – казалось бы, руку протяни и возьми, но нет. Илья, как я замучилась с вами двумя, так говорит она, лежа пластом. Все мужики козлы, и ты, Илья, тоже им станешь, когда вырастешь. У меня нет жизни, все вам отдала, для вас все, и прикрывает глаза, как будто ее мучит головная боль.
Соседка по подъезду говорила Илье потерпеть. У мамы тяжелые времена, ты же понимаешь, втолковывала ему, когда встречала, а Илья стоял у мусорки, помахивал пустым ведром и думал, как сбежать на коробку за домом, откуда доносились крики пацанов и стук мяча.
– Хочу уехать, – вдруг говорит Женя. Она поднимает руку, углом между большим и указательным пальцами измеряет что-то в небе. – Куда-нибудь. Мы с Дианкой, я тебе о ней рассказывала, хотим снять комнату на двоих. Как поступлю в институт, найду работу и съеду. Может, на вечернее переведусь. Вот сейчас об этом думаю… – Женя умолкает, будто переводит дух. – Я как будто улетаю, знаешь? Так легко становится.
– Да, – говорит Илья и мысленно летит с ней рядом. – ?У нас на районе парень был, Олег, – говорит он. – У него родичи бухали, папаша руки распускал.
Хороший друг был. Он многое понимал.
– Мотался по впискам, не хотел дома ночевать. Потом расстался с девчонкой…
Было бы из-за чего расстраиваться, конечно, дура дурой, но Олег ходил потерянный. Наверное, тогда они с Ильей стали меньше общаться. Илье рядом с ним становилось зло и грустно, а грустить и злиться он не любит.
– С компанией затусил, они сидели в подвале на Кирова, ширялись все время. Ну, Олег тоже стал. Передознулся, короче.
– Умер? – вздыхает Женя.
Перед глазами встал темный двор, и огни скорой всё переливались белым и голубым. Вытащили груженые носилки. Едва не выронили, поскользнувшись на обледенелых покатых ступенях в подвал.
