banner banner banner
Чудо – дело тихое
Чудо – дело тихое
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чудо – дело тихое

скачать книгу бесплатно


Батюшка не избегал разговоров о Боге, но учил своих чад: «О Боге говорите спокойно. Со страхом Божиим. Никогда не спорьте. Если видите, что собеседник раздражен, прекращайте разговор. Проку не будет. Не мечите бисер».

Батюшка очень любил людей, но обрушившаяся на него «популярность» тяготила его. Ведь его немощи и хвори усиливались прямо пропорционально росту его известности. Особенно тяжело было, когда люди приходили не для того, чтобы получить духовный совет, а для того, чтобы в его лице заполучить арбитра в семейных ссорах. В таких случаях батюшка просил не вываливать на него грязь семейных неурядиц и советовал супругам вспомнить, за что они полюбили друг друга, и забыть, «яко небывшее», все, что убивало их любовь.

Отец Симеон в Сочи, пос. Верхний Юрт. Начало 2000-х

Батюшка был скромен и часто скрывал свой дар прозорливости. Иногда юродствовал. Как-то пришел к нему молодой человек, увлекшийся язычеством. Он прочел о том, что мать-земля – это живое божество, и хотел спросить, можно ли на землю плевать. Батюшка, не дожидаясь вопроса, плюнул ему под ноги: «Понял?» Пораженный посетитель ничего не сказал. Тогда батюшка плюнул второй раз и пошел в дом.

Отец Симеон окормлялся опытными старцами, такими как прославленные в лике святых схиархимандриты Андроник (Лукаш), Зиновий (Мажуга), Серафим (Романцов), и обрел главную христианскую добродетель – любовь. Любовь к Богу и ближним. Именно этим объясняется ответная, поистине всенародная любовь, которой отец Симеон был окружен в последние десятилетия своей жизни. К нему приезжали за духовным советом люди из ближних и дальних весей России. Приезжали православные и из других стран. Как сказал один из духовных чад батюшки, «в его маленькой келье перебывало больше народу, чем во Дворце съездов». Даже в последние годы – а отец Симеон прожил девяносто лет, – когда из-за тяжелейшей болезни и нескольких перенесенных инсультов он не мог, как прежде, беседовать с посетителями, люди приезжали к нему, чтобы просто побыть рядом, рассказать ему, немощному, о своих немощах и бедах и уйти умиротворенными и успокоенными. До последнего вздоха он молился о своих духовных чадах и гибнущем в грехах и пороках мире.

Сестры его общины, проведшие подле него полвека, знали о его постоянном подвиге, о непрерывающейся ни на миг молитве. Тем, кто мало знал батюшку, трудно было поверить в то, что прикованный к постели старец, не всегда узнававший приходивших к нему людей, пребывал в постоянном богообщении. Я, грешным делом, тоже сомневался, пока за два месяца до его кончины не получил удивительный опыт общения без слов. Я простоял у изголовья батюшки на коленях минут десять. Он держал мою руку в своей руке, и я почувствовал, как его тепло проникает в мое сердце. Я не мог сдержать слез. Это безмолвное пребывание подле него было моим покаянием и его благословением. Происходило исполнение просимого у Господа очищения сердца. Я физически ощутил силу его молитвы, и что «дух прав» по его молитве «обновляется во утробе моей».

Отец Симеон скончался 6 декабря, но до этого он умирал неоднократно. И всякий раз Господь возвращал его по молитвам Церкви и его бесчисленных духовных детей. Батюшка рассказал об одном таком случае.

Однажды после тяжелейшего приступа он почувствовал, что душа его покинула тело. Он увидел огромный вокзал, из которого постоянно отбывали люди. Его охватило беспокойство оттого, что у него не было билета. Вдруг он увидел монаха, с которым в молодости сильно повздорил, а потом всю жизнь об этом горько сожалел. Батюшка стал просить у него прощения, а тот повел его по длинной улице и стал показывать дома, в которых пребывали ушедшие из жизни монахи Глинской пустыни.

– А это твой, – сказал он, остановившись у недостроенного дома. Там было лишь три стены без крыши.

– Да как же я в нем жить буду? – спросил отец Симеон.

– Пока никак. А вот достроим – тогда позовем, – ответил монах. – А пока возвращайся.

В тот же миг батюшка почувствовал, как душа возвращается в тело, и снова испытал сильнейшую боль.

О молитвенной помощи отца Симеона существует множество свидетельств. Еще предстоит большая работа по их сбору и проверке. Народ любит чудеса. И любит о них рассказывать. Приходится тщательно отделять правдивые истории от «фольклора». Но уже сейчас очевидно, что чудес, происшедших по молитвам батюшки, не смогут отрицать самые закоренелые скептики. Но главное чудо – это тысячи людей, приведенных отцом Симеоном к Богу, тысячи исцеленных душ, обретших смысл и верные ориентиры. А разве не чудо то, что восемь сестер батюшкиной общины на поминальных трапезах умудряются накормить чуть ли не полгорода? Когда я спросил матушку Макрину, как им это удается, она улыбнулась: «По молитвам батюшки. К тому же мое самое любимое место в Евангелии – это когда Господь пятью хлебами накормил пять тысяч».

Из общинки старца Симеона

Схимонахиня Елисавета была старшей в общине отца Симеона. И то, что она первой ушла вслед за батюшкой, никого не удивило. Девяносто лет – возраст немалый. Умирала она, как и отец Симеон, не один раз. Последний – в день батюшкиной кончины. Тогда матушка Варвара приказала ей повременить: «Погоди. Батюшку проводим, тогда и помирай». Елисавета послушалась. Сильно постаралась и умерла ровно через два месяца после кончины своего духовного отца: он – 6 декабря, она – 6 февраля. И сподобилась упокоиться рядом с любимым старцем. А ведь если бы раньше померла, лежала бы на дальнем кладбище…

Матушка Елисавета с юности знала о своем монашеском призвании. В Перми, где она жила со своей сестрой, был прозорливый старец Алексий. Когда обе девушки, придя к нему, спросили совета, как им устроить свои жизни, он внимательно посмотрел на них и приказал принести двух кукол. Старец нарядил этих кукол в монашеское одеяние и сказал: «Имена поменяете и будете петь, как ангелы, до самой смерти». Так и произошло. Обе они стали монахинями и пели Богу своему до последнего вздоха. Сестра Елисаветы Евдокия ушла из жизни намного раньше и упокоилась в Гудаутах, где они жили до переезда в Сочи. А матушка Елисавета, как и отец Симеон, погребена рядом с храмом Георгия Победоносца. Это великая милость Божия. Немногие знают, чего это стоило верным батюшкиным чадам. Ведь в Сочи не было еще ни одного такого погребения. Да и храмов никаких до недавнего времени не было, кроме Михайло-Архангельского. Настоятели новых церквей, слава Богу, живы. И вдруг умирает старец, никогда сочинским клириком не бывший. Как было доказать светским властям, что его нужно похоронить рядом с храмом? И все же удалось. Дай Бог здоровья мэру и всем, кто об этом хлопотал!

Это были удивительные похороны. Проводить матушку Елисавету собралось немало народу – батюшкины чада, любившие своего духовного отца и тех, кто много лет ухаживал за ним. Все чувствовали не только печаль расставания с любимым человеком, но и радость оттого, что ей первой Господь судил встретиться с батюшкой. Когда закончилась панихида и установили крест над могилой – всего лишь в двух метрах от батюшкиного креста, – люди медленно двинулись меж двух могильных холмов, полностью засыпанных цветами, кланялись в пояс и целовали кресты: батюшкин и новопреставленной Елисаветы. И было в этом крестном целовании нечто от клятвы на верность Богу и обещание вечной памяти об усопших. Как это было не похоже на то, что происходило совсем рядом. По дороге к храму я прошел мимо людей, стоявших у свежей могилы. Мужчины курили и пили водку из пластиковых стаканов. Женщины тоже курили. О чем говорили они, я не слышал. Но это определенно были не слова молитвы.

Еще совсем недавно сочинское кладбище начиналось с братской могилы воинов, погибших в Великую Отечественную войну. Гипсовый солдат, покрашенный серебрянкой, все так же стоит, скорбно склонив голову. Но скромное военное захоронение перестало быть главным. Неподалеку от братской могилы вырос целый город могил «братков». Могил не братских – индивидуальных. Очень дорогих и помпезных. Тут тебе стилизация и под христианские часовни, и под греческие пантеоны с портиками и дорическими колоннами, а перед ними – скульптурные изображения их хозяев. Одни стоят, другие сидят в креслах в вальяжных позах. И эпитафии теперь иные. Вместо: «Вечной славы героям!» – призыв «не стрелять в спину, поскольку песня еще не допета», или: «Жизнь пронеслась, как сверкающий бал, но только я на него не попал».

Огромные монументы из черного и белого мрамора стоят вдоль дороги. Их не обойти, не объехать. Глаз невольно цепляется за выбитые на камне инскрипции. Некоторые по-своему весьма поучительны. Усопший обладатель огромной беломраморной площадки с пантеоном изрекает с того света: «Кто знал тоску, поймет мою печаль». Стало быть – не в деньгах счастье. А неправедно нажитое богатство – причина вечной тоски: и на земле, и за гробом. И такая тоска берет от вида этой ярмарки загробного тщеславия, что ноги сами несут к православному храму – к тихому пристанищу, к светлому маяку в удручающем, добровольно и богато увековеченном мраке.

Да, православное отпевание и панихида на кладбище – это воистину знак победы над смертью. Вот стоят невесты Христовы и поют, провожая в последний путь свою старшенькую. Черные апостольники, черные ряски из-под черных пальтишек, серый день – а так светло. То ли от сотен горящих свечей… Да нет, тут, пожалуй, иная причина… Я смотрел на их лица: кто-то утирал слезу, кто-то часто печально вздыхал: «Не я ли следующая?» Печаль – естественное состояние души при прощании с тем, кто приобщился вечности. Но это светлая печаль, скрашенная утешением, дарованным Господом, и надеждой на встречу с любимыми в Царствии Небесном. И поэтому мы поем. И в песнях наших погребальных помимо скорби – упование на милость Божию и надежда на упокоение со святыми. В этой дерзкой надежде – тайна нашего усыновления и уподобления Творцу. Не может милосердный Господь отвергнуть создание Свое. Ведь оно возлюбило Его, отказалось от мирских радостей и усердно старалось соблюсти Его заповеди.

Я смотрел на сестер обители и вдруг почему-то подумал, что в этот момент они молятся не только о матушке Елисавете и отце Симеоне. Кто знает, может, по их молитвам Господь призрит и на тех, кого в этот момент хоронят мирским чином с папироской и водкой.

– Какой была матушка Елисавета?

– Тихой, кроткой. Никогда ни на что не жаловалась, ничего для себя не просила. Была всем довольна. За все благодарила Бога. А еще она была светлой. Можно сказать, солнечной.

Так говорили о ней люди, знавшие ее много лет. Никаких особых историй с матушкой даже на поминках не вспомнили. Главное – Бога любила. Греха боялась. Молилась усердно. Что еще нужно говорить о монахине?.. Батюшка ей предсказал, что в один день с ним помрет. Вот и померли 6-го числа. Ярких эпизодов в жизни тех, кто принял монашеский постриг, обычно немного. Но все же они были. Только это не те сцены успеха и счастья, которые показывает народу телевизор, а гонения и притеснения от властей и недругов, холодная и голодная юность, поиск духовного отца и обретение его, абхазо-грузинская война с бомбами, падающими рядом с домом, с вооруженными озлобленными мужчинами. Но самым главным в жизни матушки Елисаветы была постоянная духовная радость от общения с отцом Симеоном. За батюшкой сестры обители были воистину как за каменной стеной: ни одного дня не голодали и были уверены, что пока он с ними, помощь и защита гарантированы. Их всех объединяет то, что они с ранних лет думали о спасении души. Не так много было в советской России девиц, мечтавших не о летчиках и танкистах, а о Небесном Женихе и о духовном руководителе, который указал бы им спасительный путь.

Матушка Екатерина познакомилась с отцом Симеоном, когда была совсем молоденькой. Тогда ее звали Тамара, и приехала она в Глинскую пустынь с подругой. Отец Симеон предложил ей стать его духовной дочерью, а подруге сказал, что она «не его». Тамару удивило то, что он сам обратил на нее внимание. У нее было другое желание – стать духовным чадом схииеромонаха Николая. Но тот сказал ей, что скоро умрет и что в Глинской пустыни Матерь Божия укажет ей духовника. В монастыре она испытывала сильное смущение, все думала: «Настоящая ли я христианка?» Дело в том, что ее крестил дьячок. Миропомазал же ее батюшка Симеон. А потом, когда после изгнания из Глинской пустыни батюшка оказался в Абхазии и позвал Тамару к себе, она, не раздумывая, приехала.

Матушка Варвара (в девичестве Нина) попала в Абхазию после долгих странствий. Она с детства знала, что жизнь верующих в СССР полна скорбей и опасностей. И все же мечтала о монастыре. Она помнила, как арестовали священника в ее родном селе. Тот знал о своей участи и накануне ареста ночью покрестил двести человек. В монастыре в Прилуках, куда позвала Нину настоятельница, уполномоченный не разрешил ее прописать. Она уехала в Грузию. В Ольгинском монастыре в Мцхета ей позволили прожить лишь полгода. По приказу Хрущева тогда из монастырей изгоняли всех молодых людей. В Овруче трех знакомых ей монахинь обвинили в антисоветской деятельности за то, что они отказались участвовать в выборах. Нину ни в чем не обвиняли, но приказали покинуть монастырь, и она отправилась в Сухуми. Здесь ее и привели к отцу Симеону.

Матушка Макрина тоже стала духовным чадом батюшки в юные годы. Ее тогда звали Надеждой. Она приехала в Глинскую пустынь и получила послушание писать благодарственные письма тем, кто присылал в монастырь посылки. Отец Симеон давал ей книги духовного содержания. Она полюбила жизнь в монастыре и не хотела уезжать домой.

– А в монашки хочешь? – спросил ее отец Симеон.

– Хочу.

Отец Симеон отправил ее в Киев. Но в монастырь ее не приняли. Тогда она уехала в Москву. Помогала восстанавливать в Измайлове храм, шила облачения и украшала митру патриарху Пимену. Потом батюшка послал ее в Ольгинский монастырь в Мцхета. После того, как стали из монастырей изгонять молодых, она перебралась в Армению. Там в это время жил отец Андроник, у которого отец Симеон окормлялся в Глинской пустыни. Надежда писала иконы. Но и здесь не удалось задержаться надолго. Она уехала в Сухуми. По дороге в храм увидела отца Симеона.

Схиархимандрит Симеон. Сочи, пос. Верхний Юрт. 2000-е

– Я за тобой, – сказал он ей.

С той поры она с ним не расставалась. Приняла постриг в рясофор с именем Мелания. Но батюшка звал ее все время Макриной. Так что при постриге в мантию проблемы с выбором имени не было.

У остальных матушек, проживших в общине отца Симеона более полувека, путь к монашеству был похожим. Все они по скромности говорят, что им и вспоминать нечего. Были в послушании у батюшки: куда он – туда и они. Молились, как могли, старались спасти свои души. Стали друг для друга сестрами. Не по принятому в православной среде названию, а по сути. Их сроднили совместно пережитые опасности и беды.

Отец Симеон стал для них «кормчим ковчега спасения». Но у этого ковчега поначалу не было даже днища: сестры спали на земле, подложив под голову камень. За бортом их ковчега неистово бушевали бури. Власти не раз собирались изгнать пришельцев. Но по милости Божией так и не изгнали. Пережили они и клевету, и угрозы. Терпели и от врагов, и от своих лжебратьев. Все претерпели. И община, вопреки угрозам, не развалилась. «Доброжелатели» говорили: «Вот умрет старец, перемрут старушки – и все кончится». Ан нет! В общине появились молодые сестры.

Удивительна история инокини Агнии. На сельском приходе, где служил ее отец, жил девяностолетний юродивый старец. К нему обращались с разными вопросами. Но он никогда не отвечал на них прямо: говорил притчами, зачастую совершенно непонятными. Десятилетней Агнии он сказал, что она умрет в двенадцать лет. А потом добавил, что жить будет у чужих людей и неродной дедушка будет ей дороже родного. Девочка испугалась скорой смерти и стала к ней готовиться: читала Псалтирь. Каждый день по три кафизмы. Накануне двенадцатилетия она поехала со своим отцом к его духовнику – отцу Симеону. Ей очень понравилось у батюшки, но нужно было возвращаться домой. Ее отец спросил отца Симеона, нельзя ли оставить дочку на некоторое время.

– Оставляй навсегда, – сказал отец Симеон.

Так исполнилось предсказание юродивого. Агния умерла для мира и обрела духовного отца, который стал ей дороже родного.

Современный человек плохо представляет себе суть монашества. Когда он видит пожилых людей в черных монашеских одеждах, то думает: «Ну что ж, видно, пожили бурно и весело, а теперь замаливают грехи». Это ему понятно. Но молоденькая девушка, ушедшая из мира, – это вне всякого понимания. А ведь к отцу Симеону все приходили молодыми. Он, как опытный ловец, выхватывал их из кипящего страстями моря житейского и навсегда оставлял на спасительном островке. Эти молодые девицы жили при нем, старея плотью, но не духом. А духа они были одного: и пожилые монахини, и молодые сестры. Всех их роднит, помимо веры в Бога и преданной любви к отцу Симеону, редкое по нынешним временам качество – детскость. Великое дело – сохранить детскость до седых волос. «Будьте, как дети. Ибо их есть Царствие Небесное», – сказал Господь. Матушкам это удалось.

Чудо – дело тихое

Всем помогал отец Симеон, и все получали от него утешение. Но напиши об этом – многие вздохнут: «Ну какие тут чудеса?! Совпадения. Просто врачи вылечили. Мужик сам одумался и вернулся. В жизни и не такое бывает. При чем тут чудеса?..»

А разве не чудо то, что на сороковой день помянуть отца Симеона пришли тысячи людей?! И это в будний день! Не знаменитого народного артиста, не эстрадного певца, чей голос с утра до ночи будоражит эфир, а больного старца, много лет прикованного к постели, старавшегося жить тихо и незаметно. Прилетел из Запорожья архиепископ Лука – бывший наместник Глинской пустыни. Прилетел и нынешний ее наместник, архимандрит Антоний. Если бы не Архиерейский собор в Москве, то был бы на сороковинах и правящий архиерей, и еще не один владыка. Литургию отслужили в Михайло-Архангельском соборе и в храме Георгия Победоносца, за алтарем которого похоронен батюшка. А после панихиды на могилке весь день служили литии священники из дальних весей, которые не смогли быть на литургии. Как и после похорон, матушки пустыньки отца Симеона вместе с его духовными чадами устроили трапезу. И снова были утешены сотни людей, пришедших помянуть любимого старца.

Толгский монастырь, в гостях у владыки Михея

А разве не чудо, что с ним единой семьей более полувека жили монахини?! Они приехали из разных уголков России молодыми девушками. Убедившись в том, что встретили настоящего пастыря и мудрого духовника, остались с ним на всю жизнь. И это сейчас, когда не могут ужиться родственники, когда дети при первой возможности уходят от родителей, когда разваливается половина семей, когда люди, клявшиеся перед алтарем в вечной любви, через полгода начинают ненавидеть своих избранников!

В нынешнем обезбоженном, холодном и жестоком мире любовь Христова – это больше, чем чудо. Эта любовь не только нарушает естества чин, когда неоперабельные больные вдруг встают и, «взяв постель свою», уходят здоровыми, но главное – она растапливает хлад сердечный у закоренелых грешников, делавших жизнь невыносимой для окружающих и для самих себя.

Я давно собирался написать книгу о людях, с которыми мне привелось общаться. Судьба каждого по-своему интересна и драматична. Но у одних больше радостей (до поры до времени), у других больше печалей. И всегда интересно увидеть в людских судьбах Промысл Божий.

* * *

Галина Владимировна Бахмет – врач. Ей отец Симеон несколько раз позволил себя осмотреть. Делал он это редко. Только в крайнем случае.

Я рассказывал Галине Владимировне историю, услышанную от старосты храма Георгия Победоносца. А ей об этом, в свою очередь, поведала мать исцеленной девушки. У этой девушки обнаружили рак. Назначили операцию. Накануне операции она пришла на могилку батюшки и долго слезно молилась: «Батюшка, помоги! Пожалей меня! Не хочу умирать в семнадцать лет». И когда перед операцией взяли последние анализы, то ни метастаз, ни опухоли не нашли.

– И что вас смущает? – удивилась Галина Владимировна.

– Надо бы проверить. Узнать в онкологическом отделении, действительно ли все так и было. А вдруг врачебная ошибка при постановке диагноза?

– Ну что вы! Я нисколько не сомневаюсь. То, что неестественно в мирском плане, у батюшки было нормой. Я в этом неоднократно убеждалась. В 1997 году ему было очень плохо. Я осмотрела его – и к ужасу поняла, что он может умереть в любой момент. Ему оставалось жить максимум несколько недель. А он еще тринадцать лет прожил! Я только недавно перестала удивляться, когда увидела, как «нарушается естества чин» по молитвам старца. Могу рассказать историю, имеющую прямое отношение к моей семье. Она меня просто потрясла. Моя дочь попала в секту. Никакие собеседования с мудрыми священниками не могли убедить ее в том, что она совершила опасную ошибку. Наконец я уговорила ее поехать к отцу Симеону. Он говорил с ней недолго. Спросил:

– Что это за люди, с которыми тебе так хорошо?

– Это прекрасные, добрые, отзывчивые люди. Они готовы в любой момент прийти на помощь, – горячась, ответила дочь.

– Ну, конечно, они хорошие люди, – вздохнул батюшка. – Но ведь они Божию Матерь не любят и не признают. И батюшка заплакал. Даже не заплакал, а зарыдал. Моя Ирина была потрясена. Не понадобились никакие богословские доводы. Слезы батюшки растопили ее сердце. Ей стало понятным то, чего она до той поры не видела и не понимала.

Меня тоже потрясла эта история. И вот почему. Мы с протоиереем Алексием Касатиковым – духовным сыном отца Симеона, приехавшим из Краснодара послужить в сороковой день, – были приглашены к одной благочестивой прихожанке. Ее сын и невестка оказались у харизматиков. Они тоже симпатичные, улыбчивые, деликатные молодые люди и готовы в любой момент прийти на помощь, не спрашивая, какой деноминации человек. Добрых четыре часа мы отвечали на их вопросы, комментировали цитируемые ими тексты (в основном ветхозаветные), опровергали несправедливые обвинения в адрес Церкви, выслушивали общие для всех протестантов идеи о ненужности Церкви для личного спасения и общения с Богом. Оспорить их было нетрудно, но они нас не слышали, очевидные вещи их не убеждали. Помочь нашим собеседникам увидеть их заблуждения нам так и не удалось. Нас поблагодарили за беседу и обещали подумать. Отец Алексий не поленился – написал и прислал им обстоятельное письмо: все заданные в тот вечер вопросы прокомментировал ссылками на труды отцов Церкви. И что же? До сих пор думают. А отцу Симеону было достаточно трех минут, чтобы показать правоту Православия. Да еще таким удивительным образом.

То, что произошло с дочерью Галины Владимировны, доказывает, что человек многое постигает не столько умом, сколько сердцем. Многие люди получали ответы на неразрешимые вопросы, просто побыв рядом с батюшкой, когда он уже не в силах был говорить. Они заходили в его келью в полном отчаянии, а через некоторое время уходили успокоенные, с пониманием того, как им жить дальше. Все, кто общался с батюшкой, чувствовали его отеческую любовь. Он встречал незнакомых людей так, будто это были самые дорогие и близкие ему люди. Будто он истомился в ожидании их и теперь, когда они (как правило, незваные) появились в его доме, несказанно обрадовался оттого, что может проявить свою любовь. Любовь и простота – главные качества, притягивавшие к нему людей. Конечно же, бескорыстная отеческая любовь ко всем без различия чинов и личных качеств – одно из самых поразительных чудес в нынешнем веке. Как говорится, чудо – это не когда сводят огонь с неба, а когда злодей становится хорошим человеком. Таких примеров исправления закоренелых грешников немало. Самый яркий – это когда в селении Лыхны один из главных клеветников и зачинщиков гонений на батюшку покаялся и стал первым его защитником и помощником во всех делах. Сегодня не осталось ни одного из тех, кто клеветал на батюшку и вредил ему. Они либо раскаялись, либо ушли в мир иной.

Я очень скоро почувствовал, что не стоит удивляться случаям исцеления по молитвам отца Симеона. А вот истории вроде той, что произошла с мужем одной из батюшкиных чад, достойны удивления.

Валентина была альпинисткой. Любила горы, красоту Божиего мира. Она, как все советские люди, имела смутное представление о вере. Но в горах что-то происходило с ее душой. Она приходила в восторг, душа переполнялась благодарностью за красоту и сама начинала славить эту красоту и ее Создателя. Когда она стала понемногу воцерковляться, поняла, что это была самая настоящая молитва. Но когда она читала молитвы по молитвослову, ее редко посещало вдохновение, подобное тому, которое она испытывала в горах. Муж Валентины Андрей относился к ее хождению в церковь как к чудачеству, но не препятствовал ее «новому увлечению». Когда возникла серьезная проблема, требовавшая мудрого совета, Валентина уговорила мужа обратиться к отцу Симеону. Приехали они в неурочный день. Они не знали, что батюшка плохо себя чувствует и никого не принимает. В это время он обедал с матушками, и когда незваные гости появились на пороге, нисколько не удивился: пригласил их к столу и радостно стал расспрашивать о жизни. Мужу Валентины он пододвигал самые вкусные блюда и общался с ним как с дорогим и желанным гостем. В конце обеда отец Симеон дал ему несколько советов. Эти советы помогли разрешить казавшуюся неразрешимой ситуацию.

Это так потрясло Андрея, что он несколько дней ходил, размышляя, чем бы отблагодарить батюшку.

– Поймай ему вот такую рыбу, – пошутила Валентина и показала какую – чуть ли не метровую. Дело в том, что Андрей очень любил рыбачить. Но никогда больше десятка маленьких ставридок и карасиков не приносил. Доставался улов кошке. А тут он на следующее утро отправился рыбачить – и вытащил огромного пеленгаса. Точно такой величины, как заказала жена. Никогда ни до того, ни после подобного с ним не случалось. Валентина в тот же вечер прочитала ему в Евангелии место о чудесной ловле рыб. И когда он в очередной раз отправлялся на море, крестила его и на ухо шептала «пароль»: «Сто пятьдесят и три».

На сороковинах отца Симеона я познакомился с одним молодым человеком и его матерью. Они пригласили меня в гости и обещали рассказать о своем общении с батюшкой. Их рассказ тоже можно было бы оценить как цепь удачных совпадений. Только звенья этой разорванной на множество фрагментов цепи могли связаться воедино лишь по воле свыше.

Их семья переехала в Сочи из другого города. И сразу они столкнулись с клубком серьезных проблем: мать семейства покинул муж, не было жилья, приличной работы, а нужно было как-то прокормить двоих детей. У тех, к тому же, начались проблемы с одноклассниками. Школа попалась им знаменитая: хулиган на хулигане. Где было одинокой матери искать помощи? Ее привели к отцу Симеону. Она стала его духовной дочерью и ни одного серьезного шага не предпринимала без его благословения. И вскоре проблемы отступили, а потом и вовсе рассеялись, «яко не бывшие»: и жилье обрела семья, и на работу хорошую мать устроилась. Сын и дочь закончили школу с золотыми медалями, безо всякого «блата» поступили в институт на бюджетное отделение. Блестяще закончили его, поступили в аспирантуру. Дочь вышла замуж за прекрасного молодого человека, а сын защитил диссертацию и стал самым молодым доцентом за всю историю института.

В паломничестве по монастырям

Они легко и радостно поведали мне свою историю. И столько было в них благодарности и любви к батюшке, что я невольно почувствовал его присутствие в этом замечательном доме. Все здесь дышало молитвой и любовью. Мне даже показалось, что я на «подворье батюшкиной пустыньки».

Это было одно из моих первых знакомств с батюшкиными чадами. А этот рассказ хочу закончить беседой с одним человеком, поведавшим мне о своей встрече с батюшкой. Его привела к отцу Симеону соседка. Он перебрался в Сочи из столицы. Купил дом с садом. Думал на пенсии заняться здоровьем, внуками. Но тут на него навалилась невыносимая тоска. Внуков даже летом к нему не привозили. Дети предпочитали отдых в Турции. Купили дом в Испании и сказали, что в Сочи ни за какие деньги не поедут. Будто бы им плохо от сочинского «хамства». И море здесь грязное, и пробки немыслимые, и дороговизна запредельная. Так что непонятно было моему собеседнику, для чего он оставил столицу: там у него и дети с внуками, и друзья, и сослуживцы… Хоть каждый день ходи в гости. А здесь ему и пообщаться было не с кем.

– А ты кто? – спросил его батюшка.

– Я полковник.

– И что, полком командуешь?

– Да нет. Я в отставке. Пенсионер.

– А чем занимаешься?

– И сказать трудно. Жене помогаю. На рынок съезжу, в саду поработаю…

– Ну, тогда ты не полковник, а для борща половник. А должен быть в саду райском садовник.

– Как это? – опешил полковник.

– А так. Трудись во славу Божию. Ходи в храм почаще. Читай Евангелие. Молись. Жертвуй на храм. Помогай Церкви. Ты грамотный. Иди в алтарники. Да хоть сторожем. И тоску твою как рукой снимет. И будешь уже на земле как в раю.

Полковник последовал батюшкиному совету.

– И действительно, тоски больше нет, – говорил он мне. – Некогда тосковать. Разгоняю ее словом Божиим. До рая еще далеко. Но из ада уже выбрался.

Матушка Ксения

Рассказ игуменьи Ксении – одно из свидетельств чудесной помощи батюшки (я вынужден изменить имя игуменьи и названия монастырей, поскольку героиня наша очень скромна и согласилась рассказать о своем жизненном пути лишь для того, чтобы поведать не о себе, а об отце Симеоне и его молитвенной помощи, которую она обильно получала при его жизни и продолжает получать до сего дня).

– Светское имя у меня Надежда, – рассказывала игуменья. – Жила я на Урале, рядом с Верхотурском. Работала медсестрой в больнице. Однажды подруга моя предложила летом поехать в отпуск в Абхазию. И попала я от Симеона Верхотурского к Симеону Гудаутскому – к батюшке Симеону. Нашли его домик. Он там с сестрами жил. Провели нас сестры в сад. А в саду маленькая келийка. Батюшка нас увидел:

– Вот казанские сироты приехали. Откуда вы?

Я сказала откуда, и что ездили мы по святым местам. Были в Печорах…

А подруга меня перебила:

– Можно я буду жить в Загорске?

Батюшка сразу отреагировал:

– Семинаристов ловить? Не надо. Ты такого поймаешь – хуже мирского.

Тогда я спросила:

– А можно мне в монастырь? – И назвала монастырь, насельницей которого была знакомая моей мамы.

– Можно. Ну, что вам дать?

Подруга увидела на столе черную икру и говорит:

– Хочу икры.

Батюшка дал ей большую банку. А она ему:

– Батюшка, возьмите нас в духовные чада.

А я подумала: «Что это она за нас двоих говорит? У меня уже есть духовник». Да и у нее был. Только она потом еще два раза меняла. Батюшка посмотрел вокруг и дал ей яйцо-писанку из Корицкого монастыря. А мне дал серебряную иконку Веры, Надежды и Любови. И еще дал мне свою фотографию. Он на ней такой строгий, нахмуренный. Велел письма ему писать. Вот я и стала ему писать. А он отвечал. У меня его писем – целый чемодан. Он пишет: «Уклоняйся от мира». Значит, готовься к монашеству. Это очень серьезный совет, хотя я и думала о монашестве. А у меня ведь был духовник. Как тут быть? Мама моя говорит, что нужно слушаться отца Симеона. Год мы с моим духовником переписывались. А потом он вдруг написал, чтобы я себе другого духовного отца искала. Он не мог на расстоянии мной руководить. А отец Симеон мог. Летом я поехала в Троицу, в лавру, а потом к отцу Симеону.

– Ну вот, игуменья приехала. Что, замазура, хотела в Троице матушкой стать?

Значит, намекает, что я хотела за семинариста выйти… Сел он за стол в центре, а меня рядом посадил. Дает мне маслины. А я их в первый раз вижу. Попробовала – соленые, кислые, горькие… Подумала, что он смеется надо мной. У меня даже лицо искривилось. А он смеется. Махнул рукой:

– Не быть тебе монахиней, раз маслины не любишь.

Схиархимандрит Симеон (Нестеренко). 2000-е

Я заплакала. А потом, когда уезжала, мне в дорогу дали маслин. Мне так грустно. Не хотела я от батюшки уезжать. Еду, ем маслины и плачу. И понравились. С той поры я люблю маслины.

Тогда я ходила у него в длинном темном халате. Батюшка: