banner banner banner
«…Да в ней намек!». Фантастические истории, рассказанные в назидание
«…Да в ней намек!». Фантастические истории, рассказанные в назидание
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

«…Да в ней намек!». Фантастические истории, рассказанные в назидание

скачать книгу бесплатно


– Что?

Я непроизвольно отстраняюсь от Анны, а та вдруг дико заводится:

– Подумай сам. Перебери в памяти все пункты своей идеальной жизни, и ты поймешь, что на самом деле так не бывает. Твоя жизнь с некоторых пор подстраивается под твои же желания и потребности. Да у тебя и жены-то нет только потому, что она тебе не нужна. Зато есть женщины, сколько хочешь и когда хочешь. Разве это не странно?

– Странно, но ничего не значит. Я жив, жив! Я точно это знаю – жив!

– Да? – Девушка входит в азарт спора. – А сколько времени прошло после того ранения ты знаешь?

– Лет десять, двадцать, – я медленно сажусь на постель, понимая, что проигрываю эту дуэль. – Ну, тридцать.

– Ага. А может сорок?

– Может и со… Но это ничего не доказывает.

Я всё ещё отказываюсь верить.

– Ну, подумаешь, забыл.

В руках у Анны каким-то непостижимым образом оказывается нож и она всаживает мне его в живот по рукоятку. Я падаю с постели на пол, но тут же понимаю, что не чувствую боли. Поднимаюсь, вытаскиваю нож. Осматриваю. На нем ни капли крови, а рана на животе мгновенно затягивается.

– Кто ты? – ошалело спрашиваю у девушки.

– Одна из ангелов смерти. Пришла за тобой в тот день и забрала. Всё, что случалось с тобой дальше, нереальность, иллюзия, создаваемая высшими силами для каждого умершего. Чтобы не следить за процессом, Создатель придумал, что жизнь после смерти будет сама собой подстраиваться под людей. Под их мысли и ещё не сформировавшиеся желания. То есть если проще, с ними будет происходить только то, что они сами хотят, чтобы с ними происходило.

– И сколько я так буду жить?

– А сколько ты уже так живёшь?

Я пожимаю плечами.

– Не буду тебя шокировать. Скажу только, что все твои родственники их внуки и внуки их внуков уже умерли естественной смертью.

– Ничего себе не шокирующая информация!

Задумываюсь.

«Нет, нет. Всё это как-то слишком. Я же реальный здравомыслящий человек».

– А ты уверена, что я действительно… ну, умер?

– Уж поверь, я была на твоих похоронах. Хочешь посмотреть?

– Что? На свои похороны?

Она кивает и протягивает мне руку. Я беру её в свои и вдруг оказываюсь в другом месте.

Кладбище. Идет дождь. По дорожке движется похоронная процессия. Они идут и не замечают обнажённую парочку, стоящую и наблюдающую за ними из отдаления. Вон мама. Плачет. В гробу человек. Приглядываюсь. Я! Лицо мёртвенно бледное, глаза закрыты. Мне почему-то становится холодно, может, ветер из форточки подул, а, скорее всего, просто мороз по коже. Я прошу вернуться, и Анна кивает мне.

Мы снова в моей спальне. Сидим на кровати, я держу её за руку. Вдруг мне в голову приходит внезапная догадка.

– А что теперь с тобой будет?

Девушка пожимает плечами.

– Проштрафившихся ангелов отправляют на Землю исправлять карму.

– Как это?

– Я снова рожусь, не помня прошлой жизни.

– И мы больше не увидимся?

– В худшем случае да.

Помолчали.

– Я не хочу худшего случая.

Анна смотрит на меня.

– Они ещё не знают. Думаю, у нас есть пару часов. Может меньше.

Всхлипывает.

– Обними меня.

Я подчиняюсь, и мы сидим молча, смотря в пустоту. Может несколько часов, а может и минут. В этом мире время совершенно ничего не значит. Оно неощутимо, неосязаемо. Его вообще не существует. Мне кажется, что это никогда не кончится, но вот девушка склоняет голову мне на плечо и тихо говорит:

– Всё, пора.

Я молчу. Говорить не хочется. Всё уже сказано и пересказано. Анна встаёт с кровати, накидывает свою мантию с капюшоном и подходит к окну. Поворачивается. Хочет что-то сказать, но, как и я, не находит слов. Я всё понимаю. Её взгляд просит прощения. Мой взгляд её прощает. Лунный свет, бьющийся из окна, становится ярче и отливает райским сиянием. Девушка делает шаг и растворяется в нём. Дует ветер. Я подхожу к форточке и закрываю её. По привычке смотрю на часы. 04:15. Есть ещё время, поспать. Завтра трудный день. Ещё один полностью устраивающий меня день в моей идеальной жизни.

История II

Ночной кошмар

Предуведомление: рассказ не предназначен для детей и слабонервных

О, если б я могла сочинить его так, чтобы заставить и читателя пережить тот же страх, какой пережила я в ту ночь!

Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей»

Этот сон снится ей каждую ночь на протяжении многих лет. Приснится он и сегодня, она знает это. Страшно идти спать, но её нынешний мужчина уже начинает что-то подозревать. Вчера он заметил, что женщина долго сидела на кухне, отказываясь ложиться. Сегодня нужно усыпить его бдительность. Нельзя, чтобы он узнал, нельзя, чтобы кто-либо узнал. Это её крест, ей его нести. Приятные минуты секса с любимым не избавят от кошмара. Никогда не избавляли. Едва успокоилось сбитое приливом наслаждения дыхание, как привычные мрачные мысли заполнили сознание. Веки сомкнулись. Сон пришёл, разверзлась пропасть.

Сначала в общем тумане проявились стены. Кирпичные, холодные, до небес. Узкий коридор. Такой узкий, что идти приходится почти боком. Где-то булькает вода. Как будто протекает крыша во время летнего дождя, а вся посуда, подставленная под течь, уже до половины наполнена водой. Пол превратился в винтовую лестницу вниз. Куда-то вглубь мрачного подземелья. Спускаться туда не хочется, к тому же сверху проход внезапно накрыло ранее несуществующим потолком. Приходится опуститься на четвереньки. Скоро станет так узко, что она поползёт по-пластунски. А звуки улицы близко, уже рядом, с каждым метром всё слышнее. Тоннель снова стал горизонтальным, винтовая лестница исчезла, но легче от этого не стало. Вокруг по-прежнему темнота, теснота и спёртый воздух. Нужно выбраться отсюда, просто выползти на свет. Тогда, возможно, он и не придёт. Последнее узенькое окошко, через которое пробивается луч – спасение. Наконец открытое пространство. Но под ногами крыша. Широкая, светлая, залитая лучами полуденного солнца. Далеко внизу шумят машины. Дети на дорожках играют в классики, прыгая по разрисованному мелом асфальту. Ей бы туда, на знакомую с детства улицу перед домом, где так часто гуляли с мамой, но не прыгать же с отвесной стены, невесть откуда взявшегося здесь, средневекового замка? Одна из девочек посмотрела вверх, помахала ручонкой.

«Может, я это, только моложе, не всегда мы себя узнаём».

А хода тем временем с крыши только два – куда-то наверх по открытой лестнице, куда не нужно, и вниз, где снова зияет чёрный узкий провал в стене. Но это она уже проходила. Ход приведёт её на ту же самую крышу. И снова, и снова. Этот чёртов замкнутый круг не кончится никогда. Она живёт в этом адовом круге, отчего же ему ей не сниться по ночам? Хочется сесть и сидеть, наблюдая радужную картинку из собственного беззаботного детства, но декорации сменились сами собой.

То ли больница, то ли разделочный цех. Коридор белый, свет тусклый – мерцающий. Отворяются половинчатые двери. Вот и Он. Стоит в конце коридора. Вероятно, смеётся. Вероятно, потому что не видно. Всё лицо человека замотано бинтами. Выхода нет, нужно подходить. В нос ударил запах. Этот особый запах, который бывает только в больничных помещениях. Запах бинтов и крови.

– Помнишь меня?

– Ты не настоящий! Ты мне снишься!

– Помнишь?

Человек невозмутимо начинает разматывать лицо. Мокрые от крови бинты, вместе с кое-где прилипшей к ним кожей сходят с живого мяса, падая на пол. Ужас приковывает женщину к полу. У человека нет носа. Вместо него – провал. Дырка в черепе. А лицо… Страшное, покрытое волдырями, обожжённое… К горлу подкатывает помок. И тошнота. То же ощущение, что и много лет назад, когда ей разрешили зайти в больничную палату. Челюсти с отсутствующими губами разомкнулись.

– Я застрял.

Голос почему-то звучит отовсюду, отражаясь от стен, а тембр – мягкий, обволакивающий, каким обычно говорят актёры, озвучивающие рекламные ролики.

– Я не…

И вдруг он заорал. Так, как обычно не орут мужчины. Громко, отчаянно, с таким ужасом и болью, что женщина тоже в ужасе заорала. Обожжённый человек без носа стоял посреди больничного коридора с полуоткрытым безгубым ртом, а вокруг как будто вопили стены. Женщина заткнула уши, опускаясь на колени, но крик, переходящий в звон, звучал уже непосредственно в ушах. А может и в недрах её собственной памяти. Неожиданно она поняла, что звонит будильник.

«Неужели утро?»

Она открыла глаза. Да нет, ещё темно. Привычная обстановка до боли знакомой спальной комнаты. Её нынешний мужчина посапывает рядом, будильника не слышит. Женщина взглянула на часы – 2:13 ночи.

«Почему же звонит будильник?»

Но он уже не звонит – приснилось. Женщина перевела дух и отлепила от тела мокрую от пота ночную рубашку. За окнами завывает ветер, как будто вьюга стучится в стекло. Кошмарный сон в летнюю ночь каким-то образом превратился в зимний сон. Даже песня соответствующая доносится из припаркованной у подъезда автомашины. Исполняет певица Алсу.

В тот день, когда ты мне приснился,

Я всё придумала сама,

На землю тихо опустилась

Зима, зима.

Я для тебя не погасила

Свет в одиноком окне,

Как жаль, что это все приснилось мне.

Не мудрено, что всё слышно – форточка-то открыта. Естественно, ведь был же июнь. Или август? Она не помнит. Надо умыться! Холодная вода смоет морок. Женщина проследовала в ванную комнату и, не заметив очевидных изменений, подставила голову под струю. Если бы она осмотрелась, то, конечно, сразу обнаружила бы, что её мраморный кафель загадочным образом заменила старая советская жёлтая плитка с прожилками из плесени. Кое-где зияли трещины и отбитые уголки. Трубы, покрытые ржавчиной, заросли паутиной. Нет, она не в своей ванной комнате. Ни в той, которая у неё сейчас, и ни в тех, что когда-либо были у неё. Электрический свет отчего-то светит тускло и то и дело мерцает, угрожая с минуты на минуту окончательно погаснуть. Опять послышался звук капающей воды. Вероятно, кран протекает в наполненную ванну. Но ведь ванна пуста. Или нет?

В полумраке по-прежнему непостоянного света почувствовалось движение, дыхание участилось. Женщину охватило неуместное смущение. В её квартире без её ведома кто-то принимает ванну, а она, как бы нелепо это не звучало, его даже не заметила. В следующий миг за спиной с брызгами и горловым воплем некто вынырнул из воды. Нет, не некто. Зеркало над раковиной треснуло и разлетелось, будто не выдержав вида отразившегося в нём существа. Это был Он, обожжённый человек без носа, только теперь его вздувшуюся волдырями кожу покрывал слой загустевшей воды, стекающей с лица и тела подобно некой омерзительной слизи. Безжизненные глаза смотрели на неё через осколки разбившегося стекла – человек был мёртв. Определённо мёртв, но, тем не менее, протягивал вперёд руки и пытался говорить:

– Помоги мне выбраться!

Женщина завизжала от ужаса, а разлетевшееся минуту назад зеркало, вопреки физическим законам, в мгновение ока собралось обратно. Как будто некоему неизвестному зрителю в этот момент пришло в голову отмотать плёнку назад.

Ванная комната исчезла. Сжавшаяся в комок женщина оказалась посреди улицы. Не в силах подняться на ноги, она наблюдала, как недоумённые прохожие то и дело оглядываются на странную даму, вышедшую из дома в мокрой и совсем прозрачной ночной рубашке. Стало стыдно до розовых ушей. Сидеть на корточках средь бела дня практически голой на знакомой с детства улице было для неё совсем новым и довольно неприятным ощущением. Знакомой? Ну, да – это её родная улица, её родного городка. Через дорогу советский ещё универмаг. В нём она в детстве каждый день покупала печенье. Это были дешёвые и очень вкусные шоколадные печенья. У неё на них всегда хватало карманных денег. Главное, в цилиндрической пачке их было немало и они не крошились хоть и были довольно рассыпчатые. Потом они куда-то делись вдруг и больше никогда нигде не продавались. Магазины заполнились иностранным товаром ещё недавно таким желанным, а теперь совершенно ненужным – вернуть бы старое печенье в цилиндрической пачке, которую по пути домой можно было легко вскрыть руками без каких-либо дополнительных режущих приспособлений. А вот эта дорожка к дому. За поворотом будет маленький дворик и родная пятиэтажка.

Неподалёку материализовался голый мужчина, покрытый лишь прозрачной слизью. По его виду можно было догадаться, что когда-то в прошлом он был сильно поражён огнём. Сейчас же он скорее напоминал утопленника. Белёсые глаза смотрели в никуда, а руки тянулись в сторону распрямившейся при его появлении женщины. Бежать, немедленно бежать! К дому. В далёкое вчера. Туда, где ей ещё не знаком этот человек – её вечное проклятье и вина. Вот он – её поворот, за которым безмятежное детство. Ну, почему под ногами снова эта дурацкая крыша, а всё, что осталось в прошлом, опять где-то далеко внизу!? И не спуститься с неё и не улететь. А может воспользоваться тем, что всё это ей снится и просто телепортироваться вниз? Но как это сделать она не знает. Даже во сне она не может убежать от своих демонов. А демон-то здесь, он рядом. Незримо присутствует на той же крыше. На каменной кладке средневекового замка проступают мокрые следы. Вот он остановился. Обнимает сзади за плечи. Холодные губы касаются обнажённой шеи.

Проснуться! Немедленно проснуться, сколько бы ни было в реальном мире времени! Она более не может выносить этот кошмар. Знает, что если не вырвется – снова окажется у алтаря в тот, как ей тогда казалось, самый счастливый день её жизни.

– В болезни и в здравии, – скажет батюшка, – богатстве и бедности…

Невидимый ухажёр закружит женщину в вальсе и бальное платье, откуда не возьмись, белым облаком покроет её тело. На большие окна роскошного зала опустятся красные занавеси, туфли на высоком каблуке заскользят по паркету. Но в следующий миг свет угаснет, пространство накроет мгла. Свет дня сменится мраком ночи.

А пока она на крыше, чувствует мокрые руки на своём теле. Он стоит вплотную, прижавшись к её спине, и ждёт от неё выполнения супружеского долга. Так шутили они до свадьбы:

«Супружеский долг, не будучи супругами, не требуют».

«Ну, раз дата бракосочетания назначена, можно и попроказничать?»

«Обойдёшься женишок – любой разврат за ваши деньги, но только после венчания».

Потом они придавались, конечно, этому самому разврату, не дожидаясь свадьбы. То была просто шутливая игра в недотрогу невесту. Вот только сейчас ей совсем не хочется вступать с ним в любовную связь на этой каменной крыше. Поэтому проснуться! Немедленно проснуться! И она проснулась

Говорят, ночь темнее всего перед рассветом, и это, видимо, как раз то время суток. Вьюги более не слышно, как и иной стихии за окном. Кошмар рассеялся, осталась только тихое спокойное умиротворение. Женщина аккуратно поднялась с постели, стараясь не разбудить молодого любовника. В голове откуда-то взялась неуместная мысль, что она ещё способна привлекать к себе таких вот бойскаутов. В самом деле, у неё было, что им предложить. Женщина не рожала, по коей причине в свои 30 с длинным хвостиком сохранила практически идеальную фигуру. Личико также доселе не требовало хирургического вмешательства. Даже удивительно, что прошлое не наложило на неё свой негативный отпечаток. Прошлое? Да, её мрачное прошлое. Оно не осталось там, где ему положено быть, каждую ночь возвращаясь к ней фантомной болью.

Женщина прошла на кухню, на автомате поставила чайник. Закурила. Постепенно прошла испарина, а глубокие затяжки сигаретного дыма погрузили в спасительный дурман. Вовремя успела выключить чайник, чтобы он свистом не разбудил мужчину. Зачем она вообще его поставила? В чашке чая она совсем не нуждалась. Просто хотелось почувствовать, что всё хорошо, буднично. Что она не сидит ночью, пытаясь развеять хоть чем-то действенным остатки кошмара, а встала утром и начала готовить завтрак, собираясь на работу. Чистый самообман.

Первые лучи солнца скользнули по крышам соседних домов. Забрезжил рассвет. Тени отступали, нехотя сдавая свету отвоёванные у него позиции. Сколько их прошло, таких рассветов, с тех трагических событий почти двадцатилетней давности? Тогда всё виделось в радужных тонах, жизнь казалась прекрасной, а счастье бесконечным. Недаром есть выражение – медовый месяц. Да, наши люди не ездят в путешествие, но что-то особенное в этом послесвадебном времени всё же есть, несмотря на то, что до венчания пара почти год проживала вместе, как муж и жена. К сожалению, этот условный месяц неминуемо оканчивается, и иногда, в редких случаях, оканчивается внезапно и трагически. В тот вечер так и получилось. Они ехали домой. Ей безумно не терпелось насладиться моментом близости с любимым. И оставалось-то всего ничего – пара кварталов – а потом весь дом к вашим услугам – спальня, душевая, хоть прихожая, если совсем уж невмоготу. Но она не утерпела. Поправ все правила безопасности, она принялась ублажать его прямо в автомобиле. И напрасно он с усмешкой напоминал ей, что он за рулём, что городское шоссе – скоростное, что… но в тот момент ей было плевать на всё. Её руки сами нащупали ширинку брюк, расстегнули молнию, принялись тешить его мужское достоинство. И доигралась! Она не помнила, как машину занесло, как мир перевернулся. Только потом ей сказали, что сильнейший удар пришёлся по стороне водителя. Она только видела его изуродованное лицо. Ей даже показалось, что у её мужа больше не было носа. Он был вдавлен в череп и зиял сгустком чёрной крови. Запах бил в нос, утечка топлива, значит всё вот-вот взлетит на воздух, тогда конец. Единственная мысль билась в голове: «Выбраться. Немедленно выбраться из машины». Но он не был в состоянии выбраться. Он мог только молить о помощи:

– Помоги мне выбраться! Пожалуйста! Я застрял!

Но инстинкт самосохранения уже выталкивал её наружу. Дверь поддалась легко, её сторона на удивление мало пострадала, а вот его зажало как тисками, и ему уже не суждено было выбраться. В этот момент машина воспламенилась. Мужчина заорал от ужаса и боли. Она не могла отвести глаз от начавшей гореть и вздуваться волдырями кожи любимого лица.

«Вот всё и закончилось. Ушла любовь».

Но в тот вечер всё не закончилось. По какому-то непостижимому стечению обстоятельств мимо проезжала пожарная машина. Случаются же чудеса, особенно когда их не просят. Право слово, было бы гораздо лучше, если бы он погиб тогда в своём автомобиле. Но его довезли до ожогового центра. Больничный коридор, в котором она ждала новостей, то и дело оглашался душераздирающими воплями. Раньше ей казалось, что так не орут мужчины. Не должны орать. Коридор стоял пустынный, залитый белым, отчего-то непостоянным светом. Как в каком-то плохом телевизионном хорроре, лампы дневного света на потолке постоянно мерцали, то и дело погружая больницу в полумрак. Да больница ли это вообще, или разделочный цех? Она не знала.

Если бы сейчас, откуда не возьмись, загремели цепи и из ада восстали сенобиты, она бы не удивилась. Но реальность порой бывает страшнее выдумок. В ту ночь в сенобита обратился её горячо любимый супруг. Огнём поражено 90% тела. Бинты ложились практически на открытое мясо. Его держали всем медперсоналом, но вот крики – ему нельзя было заткнуть рот, хотя некоторым и приходило в голову такое бесчеловечное решение. Слышать это было невозможно, но приходилось. Женщина в отчаянье затыкала уши, желая то ли провалиться сквозь землю, то ли скрыться за каменными стенами средневекового замка, что красовался на обложке невесть кем забытого здесь глянцевого журнала.

Её допустили к пострадавшему много позже. Бинты, капельница, мерно попискивающие приборы. При виде человека, лежащего на больничной койке, стало нехорошо. Отчего-то вспомнились строчки из Гамлета: «Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки… А теперь это само отвращение и тошнотой подступает к горлу». Вот же странно, а раньше при попытках вспомнить сей монолог, всё ограничивалось бедным Ёриком. Вероятно, это надо было самой прочувствовать, чтобы понять. Доброта его улыбки, теплота руки, всё осталось в прошлом, а будущее… да нет его больше, будущего. Обрыв. Женщина попятилась. Возникло единственное желание быть подальше. Как можно дальше. Уйти, бежать. И к чёрту совесть. В конце концов, это же её жизнь и лишь ей одной решать, как её жить.

Сегодня, когда его уже нет в живых, всё видится иначе. Вероятно, лучше бы той встречи в больничной палате не было. Тогда образ человека в бинтах, возможно, не засел бы в её подсознании на всю оставшуюся жизнь. А может и не в этом дело, а в вине. Нет, тогда она не чувствовала себя виновной. Ни в том, что спровоцировала автокатастрофу, ни в том, что не смогла дальше жить с покалеченным инвалидом, ни в том, что спустя месяцы одиночества, брошенный любимой супругой, он утопился в собственной ванне. Вердикт врачей был однозначен – самоубийство. Нет, она в этом не виновата. Не она же его убила? Не она? Этот вопрос женщина задаёт себе по сей день. Задаёт и сегодня, встречая рассвет на кухне.

А какая, в сущности, разница, если ей всё равно не избавиться от наваждения. Этот день, как и прочие дни её жизни, пройдёт в бесконечной беготне и заботах. В суете, она, как всегда, забудет о своих личных проблемах. Но вечером, после работы она снова вернётся домой. Её снова будет встречать молодой любовник, скрашивающий её серые вечера и чёрные ночи. А дальше? А дальше, после недолгого забытья в крепких мужских объятиях придёт сон. Снова перед ней всплывёт всё тот же коридор больницы, так похожей на разделочный цех. Распахнутся половинчатые двери, что когда-то громыхнули, пропуская вперёд носилки с вопящим от боли человеком, и Он, её вечное проклятье и вина, снова материализуется перед ней в образе обожжённого человека без носа, покрытого окровавленными бинтами.

История III

Камень. Или что мы знаем о времени?

Автор благодарит всех писателей-фантастов, когда-либо писавших на тему перемещений во времени за неоценимую помощь в написании рассказа.

Пролог