жить при заваленном горизонте. Стихотворения и песни

скачать книгу бесплатно

А тут – настроен серьёзно, метит в отцы.
И вот, наконец-то, свадьба: цветы, фата,
Подкрашена чуть поблекшая красота,

Под свадебный пир в ДК медиков сняли зал,
А Саня с друзьями песенки подобрал,
И сами сыграли и спели. Ломился стол.
Поздравить даже директор рынка пришёл.

Когда под конец собирали еду с собой,
Зашёл помятый мужчинка один седой.
«Талантливый сын у вас», – говорит, а сам
На водку в стакане скашивает глаза.

«У нас тут в ДК работал один мужик,
Концерты ставил, даже за сценой жил.
Потом с одной сошёлся, потом опять
Сюда вернулся, сильно стал выпивать.

Так я к чему? Это, тоже талантлив был!
И мог бы в люди выбиться – только пил…
Цирроз доконал. Года два уж. Ушёл мужик.
Налили бы, что ли, а? На помин души…»

До края стакан долила. Протянула: «Пей!»
В лоток собрала оставшихся лососей.
Всучила мамане торт и отцу – вино.
Пошли все во двор. А Катя, открыв окно,

Осталась в зале. Присела на край стола.
О чём рыдала – сама сказать не могла.
А муж услышал – бросился утешать.
«Она от счастья!» – твёрдо сказала мать.

7. Размышление, навеянное беседой одного мужчины с одной женщиной

Мужчина хочет женщину. Сейчас.
Едва проснувшись, пока нет других дел.
Потом в планах душ, завтрак, почистить зубы.
И он везде должен поставить галочки.
Любовь – одна из строчек.
А затем нацелиться на что-то большое,
Возможно, даже великое.
Это так обидно – быть галочкой…

Женщина хочет мужчину. Всего.
Всегда. Навеки. Эксклюзивно.
Чтобы восторгаться и кормить.
Чтобы родить детей и вынуть мозг.
Чтобы любить свою любовь.
Чтобы он был целью, неизменной, единственной,
Для всех капризов, истерик, любовных горячек.
Это так страшно – быть целью…

Интересно, а каково быть любовью?

Прощай!

Отрывайся! Давай, упирайся, плыви, лети!
Я уже не держу. Отпускаю. И ты – пусти!
Я уже ухожу. И подобно супруге Лота
Застывать, оглянувшись назад, никакой охоты.

Чтобы было что вспомнить добром, не держи, порви!
Не собрать из осколков целое. Пуповин
Не срастить. И не нужно. Я, милый мой, отбываю.
И простить не прошу. Я двигаюсь – я живая…

Отправляйся и ты, не мучай ни слов, ни снов.
Отправляй все письма журавликами в окно.
Смейся, плачь и чуди, влюбляйся невероятно.
Только вот не держи, не стой, не смотри обратно.

Бабушка

Светлой памяти моей бабушки

Анны Михайловны Даниловой,

урождённой Добриян

«В эту осень я что-то никак не могу согреться,
До костей озноб пробирает, суставы крутит.
Даже ночью, свернувшись кошкой под одеялом,
Ни уснуть, ни забыть о холоде не выходит..
И ещё знаешь, Нюсик милая, я всё помню,
Как-то вдруг нахожу все вещи, что потеряла, —
Вот платок, например, сестра вышивала, Клава.
Помнишь Клаву? А дядю Витю? А дядю Жору?

Ты тогда только-только стала ходить за ручку,
Бормотала всё все «маба», «бама», «чучук» и «тутла»…
Про «чучук» не припомню толком… Быть может, поезд?
Ну а «тутла», конечно, «кукла».. А квас был «твасом»…
А к чему это я? Ах да, про платочек Клавин…
Вышивала она его на твои крестины.
Но из Винницы к нам в Москву не смогла приехать.
И прислала с проводником. И ещё был крестик.

Это Жора его из Лавры привёз. Подпольно!
Он же, знаешь, большой человек был, большой начальник.
Коммунист. И ему за крестик бы так досталось!
Это ж время такое было… Ещё боялись…
А отец твой увидел крестик, скандал устроил.
Запретил нам тебя крестить… Ну да Бог рассудит…
Я на даче тебя крестила. Потом уж, летом.
Ты была уже чуть побольше. Мы с мамой. Тайно.

Почему я боялась? Как же тут не бояться!
Это вы теперь смелые. Вас-то так не пугали.
Мать твоя подрастала в оттепель, ты и вовсе…
А я помню, как за два слова людей сажали.
Чаю? Можно. Немного сделай. И хлеба с маслом.
Нет, не надо готовить и греть ничего не надо!
Аппетита-то нет совсем… Мне уже не нужно…
Это вы, молодые, ешьте, пока в охотку».

«Что-то спать не могу совсем я. И силы нету…
Но вот всё нахожу, потерянное когда-то…
Я, наверно, уйду зимою… Не плачь, касатка.
Пожила уж – и слава Богу! И, видно, хватит.
У тебя вон сынок. Сподобил Господь увидеть
Правнучонка. Малыш хороший. Похож на Татку,
Твою мамку. Она тихоней была. Сначала.
А потом подросла маленько – так сущий аспид!

То коленку рассадит себе. То соседу, Кольке
Выбьет зуб коньком случайно, а то Людмиле
Нарисует цветок помадой на белой юбке,
Ну а ты свою тётку знаешь – та в крик да в слёзы.
Дед твой, Вася, её обожал, егозу такую.
Ведь она вся в него, Татьяна, – всегда на принцип.
Если слово сказала – – хоть бей, не своротишь девку…
А Людмила, – она красивая, да. Но злая.

Вот и ты – прям как дед твой… Ты ж максималистка прямо.
Он ведь в партию не пошёл. Даже под давленьем.
Он мужчина. А я – жена. С узелком стояла
У окна каждой ночью… Брали же каждой ночью!
Это он был бесстрашный. А я целый день боялась,
Что домой не придёт с работы. Боялась ночью,
Что приедет машина – и всё… Боже, как боялась!
А вот мать твоя, как и ты, не боится… Нюсик,

Ты попомни меня, это всё ненадолго, правда!
При Хрущёве уже спускали пары немного.
А потом сажали опять, не стреляли только…
Но я слышала много… Не приведи-то Боже!
Чай? Спасибо, родная! Да что-то уж расхотелось…
Ты прости меня, старую дуру, ворчу, пугаю…
Я-то всё, пожила, боялась, но выживала…
Дай-то Бог тебе жить не так, ну а всё ж попомни:

Ненадолго вся эта штука, закрутят гайки!
Вы уж с Таней поосторожней, не очень лезьте
На рожон. Береги сыночка! И мужа слушай.
Он молчун. Но уж если скажет, так прямо в точку.
Он-то что говорит? Согласен? Ну, как мой Вася…
Всё, иди, я устала. И одеяло дай-ка!
Хоть уснуть не усну, отдохну, подремлю немножко.
Да, и я тебя тоже люблю, ну, давай-ка, с Богом».