скачать книгу бесплатно
– Во-первых, выпьем чаю. У бабы Даши на вахте всегда отличные конфеты есть.
– А во-вторых?
– Во-вторых, пойдем покопаемся в подсобке. Тебе будет интересно.
Подсобка оказалась довольно большим помещением, расположенным в подвале особняка. Здесь хранились экспонаты, не вошедшие в экспозицию, а также старая, поломанная мебель и разный хлам, оставшийся с семидесятых-восьмидесятых годов, когда в особняке располагался самодеятельный рабочий театр.
Лена и Тамара не спеша ходили по темному гулкому залу, тихонько, вполголоса переговариваясь.
– Тут много чего стоящего было, – рассказывала Тамара. – Например, диапроектор, о котором говорил Семен Ильич. Мы его случайно нашли, лежал себе под креслом, в какой-то дырявой коробке. А еще макет парусника – его, правда, пришлось ремонтировать. Мы с Семеном Ильичом первое время, как музей открылся, сюда почти ежедневно ходили. Теперь ничего интересного не осталось. Разве только ты посмотришь свежим взглядом.
Лене и самой не терпелось совершить пусть маленькое, но открытие. Она методично проглядела несколько рассохшихся, пыльных шкафов, перерыла огромную стопку рукописей. Но почему-то ей не везло: шкафы в основном были забиты рухлядью, а рукописи оказались сплошь дубликатами того, что уже было представлено в зале на витринах.
Тамара вскоре ушла наверх, проводить экскурсию, а Лена упрямо продолжала поиски. От пыли у нее начался насморк, глаза слезились, она то и дело громко чихала, но не прекращала своего занятия.
Так прошло часа два или даже больше, и ее усилия увенчались успехом: за одним из шкафов обнаружилась пара гипсовых скульптурок ангелов, явно смастеренных самими Феофановым, с выгравированными на них автографами автора. У одного не хватало крыла, у другого отсутствовала половина головы.
Лена с грустью рассматривала трогательные, покрытые пылью и грязью фигурки. Надо бы протереть их, прежде чем нести наверх.
Она пошарила глазами в поисках какого-нибудь тряпья и обнаружила у стены остатки мешковины. Рядом валялись большие портняжные ножницы – очевидно, мешковиной пользовались много раз.
Лена подошла, отогнула край материи, потянула его на себя, и тут ее пальцы нащупали что-то жесткое. Она торопливо размотала тряпку – в середине, как гусеница в коконе, лежало потускневшее полотно без рамы.
Затаив дыхание от предчувствия удачи, Лена взяла картину дрожащими руками. Вынесла ее в центр зала, под свет люстры, бережно расправила, установила на стуле с высокой спинкой.
Это был пейзаж. Сквозь разводы грязи Лена отчетливо различила залитую солнцем лесную опушку, мохнатые лапы елей, заросли малинника, красные гроздья бузины. Над бузиной порхала крупная стрекоза, из дупла ели выглядывала рыжая белка. В густой зеленой траве копошился деловитый еж, неподалеку от него разгуливала пестрая сорока.
Лена застыла перед стулом на корточках, не в силах оторвать глаз от картины. Детали на ней были прописаны с фантастической подробностью, с таким мастерством, будто это была фотография. В самом углу ясно различался муравейник, подобный крохотной пирамидке. Он поразил Лену больше всего.
Как мог Феофанов создать такое чудо? Ведь это стиль позднего Шишкина, так стали писать более чем через сто лет, а во времена Аполлинария подобным натурализмом никто не владел!
Лена осторожно перевернула картину – на оборотной стороне четким, знакомым, каллиграфическим почерком значилось «Мигъ счастия ускользающий…»
Сомнений не оставалось – это было название пейзажа.
– Эй, ты идешь или нет? – В приоткрытую дверь просунулась голова Тамары. – Чай готов, все ждут.
– Смотри, – шепотом проговорила Лена, не отводя взгляда от полотна. – Подойди сюда.
Томка, недовольно ворча, приблизилась, склонилась над стулом, тихо присвистнула.
– Ты где это нашла?
– В мешковине. – Лена кивнула на пол.
– Елки-палки, – с досадой произнесла Томка, – Как это я не заметила? Ведь сто раз ворошила эти тряпки! И сохранилось хорошо, рамку только заказать в мастерской и можно вывешивать в зал. – Она замолчала, задумчиво разглядывая картину. Потом тихонько вздохнула. – Красота какая. Название-то у нее есть?
– Есть. Вот. – Лена продемонстрировала изнанку холста.
– Странно, – Тамара недоуменно пожала плечами, – почему «Миг счастья ускользающий»? В каком смысле?
Лена покачала головой.
– Не знаю. Я и сама об этом думаю вот уже десять минут. Если бы называлось просто «Миг счастья», тогда было бы ясно. Летний день, жара, все живое радуется солнцу. А «ускользающий»… нет, я не понимаю.
– Бог с ним. – Тамара махнула рукой. – Может, Семен Ильич объяснит. Бери полотно, и идем.
Найденный Леной холст произвел впечатление на всех без исключения сотрудников музея, включая пьющего столяра дядю Севу и суровую бабу Дашу. Последняя долго смотрела на феофановское творение, беззвучно шевеля тонкими сухими губами, и наконец авторитетно заявила:
– Дельная картинка.
Семен Ильич, вопреки ожиданиям девушек, так же не смог разгадать непонятного значения, скрытого в названии, и от этого картина показалась Лене еще более манящей и загадочной.
Полотно аккуратно очистили, вставили в простую и строгую деревянную раму и повесили на стену рядом с фисгармонией.
У Лены вошло в привычку каждое утро, приходя на работу, останавливаться возле «Мига счастья…» и пару минут смотреть на холст. Удивительно, но после этого она чувствовала сверхъестественный прилив сил, общий эмоциональный подъем, словно ее, подобно обитателям лесной поляны, питало и грело ласковое летнее солнце.
Лена выучила в картине каждый мазок, каждую мелкую, на первый взгляд незначительную, деталь, самый тончайший штрих. Иногда «Миг счастья…» даже снился ей – рыжая веселая белка, ощетинивший колючки ежик, трудяги-муравьи.
Виктор называл Ленину увлеченность картиной «бабской сентиментальностью», девчонки же, напротив, соглашались: в холсте есть что-то магическое. Лена много раз водила их в музей, особенно старшую, Ритку.
…За стеной на полную мощь взревели стереоколонки. Лена вздрогнула и вышла из оцепенения.
Сколько она просидела так, неподвижно, не шелохнувшись? Кажется, после Риткиного звонка прошло минут двадцать, а то и больше.
Лена лениво поднялась с постели, зажгла сигарету, щелкнула телевизионным пультом, чтобы заглушить адское буханье низких частот, несшееся из соседской квартиры. Глянула на экран и брезгливо поморщилась: у микрофона жеманилась и вовсю крутила соблазнительной попкой полуголая, совершенно безголосая девчонка.
И зачем только таких выпускают на эстраду? Ни внешности, ни таланта, одно сплошное бесстыдство. А молодежи, поди, нравится. Она теперь не стеснительная, не то что ее, Ленино, поколение. Тогда в школу нельзя было даже сережки надеть, а уж чтоб прийти с выкрашенными в оранжевый цвет волосами и в юбке до пупа – и говорить нечего. А нынешние ходят себе и в ус не дуют. Даже Ритка посылает родителей куда подальше, цепляет на себя украшения, точно новогодняя елка, и топает на уроки.
Лена переключила канал и невольно усмехнулась. Вот и докатилась – рассуждает, как ее собственная бабка, кроет молодых, ворчит, точно ей не тридцать пять, а под восемьдесят. И ведь знает, что не права: нет хуже занятия, чем корить других, если они не такие, как ты.
Нет, нужно срочно что-то сделать, как-то развеяться, встрепенуться. Черт возьми, может, любовника завести?
Лена скептически покачала головой. Где его взять, этого любовника? Она последнее время нигде толком не бывает: работа, дом, снова работа. Ну есть еще магазины, школа, в которую Лена наведывается на родительские собрания. Праздники они с Виктором проводят у старых, давно наскучивших друзей, таких же занудных и предсказуемых, как они сами. Исправно раз в месяц посещают театры или выставки. И все. Не на улице же знакомиться – чай, не девчонка, неудобно все-таки…
…Размышляя подобным образом, Лена убрала в спальне, вышла на кухню, приготовила себе легкий завтрак. Потом уселась за стол с чашкой кофе, прикидывая, как провести день.
Наверное, лучше всего позвонить Томке и напроситься к ней в гости. Писать она все равно не может, хоть пообщается по-человечески. Заодно они с Тамарой обсудят ситуацию в музее, подумают, как быть, можно ли что-нибудь предпринять.
Та откликнулась сразу.
– О, это ты? А я как раз собираюсь тебе звонить. Чем думаешь заняться?
– Сейчас сбегаю в магазин, набью холодильник, потом немного постираю и нагряну к вам. Не возражаешь?
– Нет, конечно, – обрадовалась Тамара. – У меня как раз сегодня Жека выходной. Посидим в теплой компании. К трем будешь?
– Буду. С меня торт и мороженое.
– Только мороженое, – безапелляционно заявила та, – за тортом я Женьку пошлю.
– Ну хорошо, – со смехом согласилась Лена.
Они распрощались. Лена выкурила еще одну сигарету, пропылесосила полы и сходила в ближайший супермаркет. Взяла пачку пельменей, сметану, новый пакет молока и пучок молодой редиски. Этого ей хватит на несколько дней, так что о еде можно не беспокоиться.
Загрузив продукты в холодильник, Лена на скорую руку прополоскала легкие вещи, оставленные девчонками и мужем, а остальное белье кинула в корзину дожидаться очередной машинной стирки. Потом уселась в спальне перед трюмо и принялась за макияж.
Не выключенный телевизор продолжал вещать вполголоса. Когда Лена закончила наводить марафет, на экране шел прогноз погоды. К вечеру ожидался кратковременный дождь и небольшое похолодание.
Лена достала с вешалки легкий шелковый костюм, брюки и топик, затем, слегка поколебавшись, добавила к нему светло-кремовый летний пиджак – на всякий случай, чтобы не замерзнуть, если засидится у Томки допоздна.
Выключила телевизор, проверила плиту и, накинув на плечо изящную сумочку, вышла из дому.
На улице, несмотря на обещанное похолодание, было дикое пекло. Лена тут же свернула пиджак и спрятала его в пакет. Купила в киоске журнал и бодро зашагала к метро.
К Томке надо было ехать в центр. Она обитала в одном из арбатских переулков, в старенькой кирпичной пятиэтажке. Квартира досталась ей от умершей тетки, жившей совершенно одиноко и из всех родственников имевшей лишь любимую племянницу.
Вот уже года три Томка с Жекой делали в своем жилище ремонт и все никак не могли закончить его: в кухне на полу стояли банки с краской и лаком, в туалете громоздились штабеля плитки. Обои в гостиной терпеливо дожидались, пока их украсят запланированным бордюром, а спальня была заставлена мебелью из других комнат.
– Так мы и будем жить, как на складе или на вокзале, – жаловалась Томка, – с моим козлом разве что-нибудь доведешь до конца!
Слово «козел», впрочем, звучало из ее уст весьма ласково и даже любовно. В высоченном, черноволосом и усатом Жеке было намешано великое множество кровей, в том числе казацкая и ингушская. Томка этим страшно гордилась и даже когда ругала мужа, любила повторять, выразительно закатывая глаза: «Что поделать, он у меня мужчина горячий, уж такие корни».
«Горячий мужчина» полностью оправдывал свое прозвище: Томка жила как на вулкане. Дома постоянно бушевали скандалы, частенько сопровождающиеся рукоприкладством. Сын, Вовка, прятался по соседским квартирам, дожидаясь, пока родители отвоюют и помирятся. Иногда, после особенно жарких баталий, приходилось чинить мебель и убирать осколки разбитой посуды. Однако Томка почти никогда подолгу не горевала – видимо, подобная семейная жизнь ее вполне устраивала…
…Метро было по-летнему полупустым. Лена села, раскрыла журнал и погрузилась в чтение. Через полчаса она уже выходила на станции «Арбатская».
На часах было лишь десять минут третьего. Решив, что купит мороженое у самого дома, чтобы оно не растаяло, Лена не спеша прошла мимо кинотеатра «Художественный», мельком проглядела афиши и завернула на пешеходный Арбат.
Она не была здесь ровно месяц, с Томкиного дня рождения. Тогда лето только начиналось, и народу было гораздо больше. Однако и сейчас вокруг кипела бурная жизнь: художники предлагали картины, группки интуристов с интересом рассматривали выставленные на лотках расписные матрешки, примеряли военные фуражки и русские платки. Прямо на тротуаре плясала босоногая тоненькая девчушка, толпа зевак лениво хлопала в ладоши и кидала мелочь в лежащую рядом засаленную меховую шапку.
Лена, глазея по сторонам, добралась до театра Вахтангова. Отсюда до Томкиного дома уже было рукой подать. Она взяла в палатке два больших брикета крем-брюле и поспешила к переулку.
– …Гражданка! Будьте так добры, помогите бедному абитуриенту!
Лена удивленно подняла лицо. Перед ней, точно выросший из-под земли, стоял рослый парень в джинсах и модной голубой рубашке.
– Чего вам, молодой человек? – сухо поинтересовалась Лена.
– Женщина, прошу вас, войдите в мое положение. – Юноша уставился на Лену честными и одновременно наглющими глазами цвета спелого крыжовника. – Вот, приехал в столицу поступать в институт. Не добрал одного балла, теперь надо возвращаться домой, а средства закончились. Не хватает на билет. У вас не найдется ста рублей?
– А как насчет того, чтобы поработать? – с усмешкой спросила Лена.
Терпеть не могла таких уличных «просителей» – они никогда не вызывали в ней ни малейшего сочувствия, лишь пренебрежение. Ясно же, ни в какой институт этот пройдоха и не думал поступать, просто-напросто «бомбит» на Арбате у простодушных и сердобольных дамочек, выколачивая под красивые глазки нехилые суммы.
На лице у парня отразилась глубокая скорбь.
– Мне нельзя работать, у меня больное сердце.
– Да ну? – Лена скептически оглядела его спортивную широкоплечую фигуру. – А по-моему, на вас пахать можно. Посторонитесь, пожалуйста, дайте пройти.
Физиономия просителя моментально утратила доброжелательность, глаза сузились, в них появилась откровенная злость.
– Ну и катись ты…
– Что? – с угрозой переспросила Лена, делая шаг к парню.
– Ничего. – Тот исчез мгновенно, как и возник, словно провалился сквозь плиты тротуара. В воздухе остался едва уловимый запах мятной жвачки.
Лена сердито поджала губы. Вот хмырь, испортил и без того отвратительное настроение. Почему-то было до слез обидно – вот так, ни с того ни с сего, прямо на улице, любой может обозвать, унизить. Была бы помоложе да покрасивей, небось не сказали бы ей «катись»! Да и просили бы не денег, а совсем другого.
Во дворе Тамариного дома взъерошенный Вовка в компании двух замызганных пацанов увлеченно гонял футбольный мяч. Заметил подходящую Лену, он остановился, заулыбался.
– Здрасте, теть Лен!
– Привет, Вовик. Как там родители, ждут меня?
Он слегка помрачнел.
– Не знаю. Они поругались, и папа уехал на дачу к дяде Боре.
– Вот те раз! – Лена растерянно развела руками. – Да что ж им в мире-то не живется!
Вовка неопределенно пожал плечами и поддел мяч носком кроссовки.
Лена зашла в темный подъезд, поднялась по ступенькам и надавила на кнопку звонка. Дверь тотчас распахнулась. Перед Леной предстала Томка. Вид у нее был воинственный, лицо, еще не остывшее от недавнего скандала, пылало, брови угрожающе сошлись на переносице.
– А, это ты? – Тамара посторонилась, пропуская Лену в квартиру. – А я думала, кровосос мой засовестился, вернулся. Нет, ну ты прикинь, откладывали деньги на новый диван, а он возьми и тайком потрать их, все, до копейки. И знаешь на что?
– На что? – машинально переспросила Лена, доставая из пакета мороженое.
– Плиткорез приобрел! Тьфу! – Тамара смачно плюнула и неожиданно улыбнулась. – Да черт с ним. Пусть режет им плитку, а то из-за нее в сортир толком не попасть. Может, ремонт закончим наконец.
– Хорошо бы, – со смехом заметила Лена и протянула брикеты. – Как договаривались. Боюсь только, без Жеки нам так много не освоить.
Тамара беспечно махнула рукой.
– Не переживай. Вовка вечером с улицы придет, доест.
Подруги прошли в тесную кухоньку, подоконники которой были сплошь заставлены цветами. Тамара достала из шкафчика блюдца, разложила в них мороженое, сунула Лене ложку.
– Питайся.
Затем, заговорщически подмигнув, достала из холодильника бутылку самодельной наливки.
– С самого утра выпить хочется, просто страсть как. Ты за?
Лена кивнула.
