Душа

скачать книгу бесплатно

– Я ничего не говорила, но Харви Басс так и прожигает твою спину, – Зои делает последний глоток из стаканчика. В чёрных глазах задор.

– Если и трахаться, то только с ним, – похотливо и мечтательно говорят Эми глаза и приглушённые голос. Она закусывает губы. – Он такой скрытный, притягательный.

– И главный хулиган школы. Ты же знаешь, что он мне не нравится, Зо. – Выпрямляясь, говорю я, игнорируя желание повернуться. На меня смотрят. Мне это нравится. Я не могу не посмотреть в ответ, не могу не задрать нос, не ощутить это чувство превосходства, не могу не потешить своё «я». Сейчас я буду играть холодную королеву, которой стала уже давно. – Я не стану спать с ним, даже если он самый красивый парень в параллели или всей школе.

Подруги фыркают, не говоря вслух: «Ну да, ну да, конечно». Подхожу к столику и наливаю себе стаканчик пунша. Странно, что учителям плевать, что в него основательно так влили водки. Неприятный вкус течёт мне в горло. Не особо жалую водку.

Всё же я оборачиваюсь. На другом конце зала, но чуть ближе к центру, в компании парней в смокингах чёрных, я замечаю наблюдающего, даже не одного. Волна мурашек прокатывается по телу. Моя кожа только что испытала оргазм. Ещё одно моё отличие от окружающих, что делает меня выродком, – постоянный фриссон, от музыки до самых простых мыслей или увиденного.

Томный взгляд Харви щупает меня. Я отвечаю ему закусыванием нижней губы. Он вскидывает брови, явно не ожидая такого от тихой, неприметной девчонки. Но, эй, когда это я последний раз была неприметной?

Харви что-то говорит другим парням, и они бросают на меня заинтересованные взгляды. Эми и Зои пялятся на меня недоумевающе.

– Пусть смотрят. Я хочу, чтобы на меня смотрели. Пусть эта сраная школа запомнит меня! – мы чокаемся стаканчиками, на лицах горят улыбки. Наша троица, в которой одна вечная скандалистка, попадающая в передряги, вторая – агрессивная, но очень ранимая в душе, мечтающая открыть собственную пекарню, и я, бывшая пай-девочка, брошенная, многими непонятая, бывший гадкий утёнок, ныне же холодная сука. Зои, Эми и я. Жаль, что наша дружба вскоре оборвётся жизнью.

Мы танцуем, наши тела двигаются немного чересчур резко от алкоголя, но раскованно, свободно. Свет слепит, внутри пожар. Нам хорошо…

Белый танец. Все разбиваются по парочкам. Мы остаёмся в центре зала, под самыми огнями множества лампочек из гирлянды, что здесь горят особенно ярко. Музыка стала тише, мелодичнее, мы обнимаем друг друга и кружимся. Я первой тогда заметила их.

– Не составите нам компанию, леди? – басовитый, задевающий что-то глубинное и чувственное в моём животе, голос из его пухлых губ обращён ко мне. В кофейных глазах Харви горят огни. Его рука протянута, приглашает, обещая приключение.

– Только если всем сразу, – упирает в бока руки Зои, коротко остриженные чёрные волосы немного спутаны, – а то так неинтересно, да и вы палочкой без нолика странно смотритесь, красавчики.

Я улыбаюсь: всего в одном предложении она оскорбила и похвалила их, предложила компромисс. Обожаю Зои. Она стала моим первым примером внутренней силы и характера.

– Да, я тоже хочу потанцевать. – Протягивает Эмс. Из нас троих она больше всего выпила и теперь немного шатается. Я переживаю за неё. Эми тыкает пальцем в парня рядом с собой в грудь. Это Лайт Рэй. – Ты. Пошли со мной.

Чарли Твинс уводит от меня Зои, я остаюсь наедине с Харви среди парочек вокруг. Приглушённый белый свет делает черты его лица острее, на месте глаз почти чёрные дыры. Белая улыбка озаряет смуглую кожу.

– Теперь ты будешь танцевать со мной? Группа поддержки была ликвидирована, – шутит он. Тёмной фигурой он маячил по коридорам школы, самый взрывной и опасный, сын известного в городе отца, но не менее от этого привлекающий, Харви был объектом воздыханий многих девчонок, мечтающих о плохом мальчике. Я всегда говорила, что он мне не нравится. Мне не нравятся люди, которые считают себя лучше других, заслуженно или нет, что пытаются всячески унизить кого-то, любят доминировать, властвовать, унижать.

Говорят, что нам неприятны люди, похожие на нас. Мы смотрим в зеркало, когда находимся рядом с ними. Я не верила этому никогда.

Когда руки Харви обнимают мою талию, а мои, в свою очередь, ложатся ему на плечи, я забываю о своей неприязни к нему. Со мной что-то происходит, когда я смотрю ему в глаза. Что-то… меняется. Он очаровывает меня, я забываюсь. И пусть с его стороны в свой адрес я никогда ничего не получала, но он издевался над Адамом Купером из моего класса, который был довольно безобидным парнишкой. И публично унизил Салли Барден за её длинный язык сплетницы, когда она заявила, что они расстаются. Я вижу всё это перед глазами, когда смотрю на него.

– Могла ли ты представить себе такое, м? – Мои глаза следят за его губами, красиво очерченными, мягкими. Чувствую, как его рука скользит по моей спине. Харви касается моего затылка. По телу бегут мурашки. Фриссон и чья-то рука в волосах всегда превращали меня в лужицу. Я становлюсь уязвимой. А я не должна быть такой. Никогда. Больше нет.

– А ты как думаешь? – тихо мурлычу я, не узнаю свой голос. Я слышу в нём похоть. Вспоминаю слова Эми про секс. – Харви Басс, ты определённо сделал этот вечер запоминающимся.

– Об этом ещё долго судачить будут, – он наклоняет голову и смотрит мне прямо в глаза. Внутри всё напрягается. Облизываю губы, стараясь не смазать помаду. – Но это только начало.

– Да ну? И что же меня ждёт? – мне нравится играть в эту игру с ним, флирт захлёстывает меня, пусть и играю в первый раз. Не думала, что так просто получится. Возможно, это просто заложено в нас природой. Птицы же меняют оперение в период брачных игр.

Карие глаза скользят от моего левого глаза к правому. Уголки губ приподняты. Его рука касается моей голой шеи, указательный палец забирается за ухо, мои руки лежат на его груди, но мне хочется коснуться его лица, прорисовать полоску на скулах.

Через секунду Харви накрывает мои губы своими, и я расслабляюсь. Напряжение, словно потоком воды, смывает с меня. Горячий влажный язык засасывает мой. Я глажу его подбородок. На вкус он как виноград, такой же сладкий и терпкий.

Перевожу дыхание, отстраняясь. Он склоняется к моей правой щеке, дыхание щекочет мне ухо. Прикосновения его на моём теле жгут свежими клеймами.

– И не делай вид, что тебе не понравилось, – его шёпот возбуждает меня, но я остаюсь холодной и собранной снаружи. – Я знаю, что ты обо мне думаешь.

Нахожу его глаза, внимательно смотрю в обсидиановый агат их. Его рот полуоткрыт, приглашает продолжить. Я зеркалю его:

– А что ты думаешь обо мне? – я касаюсь губами его уха, почти целую. Его рука сжимает мой бок, падает ниже. Он тоже завёлся. – Почему мы вообще разговариваем?

Мои слова громом прозвучали между нами. Это был спусковой крючок. И я нажала его.

Харви берёт меня за руку. Я иду за ним, видя круглые глаза окружающих. Как он и сказал, о нас будут говорить.

Белый кожаный салон греет меня, ласкает, словно любовник. Сам же любовник вытирает краешек рта большим пальцем, стирает мою помаду. Мощный движок спорткара убаюкивает. Он расстегнул ворот своей алой рубашки, делает глоток из бутылки виски. Мои ноги – туфли валяются на заднем сидении – лежат на приборной панели, платье задралось. Я смеюсь от алкоголя в крови.

Мы покинули школу и теперь катаемся по городу где-то минут двадцать. Тёплый июньский воздух бьёт из окна. Я нажимаю кнопку открытия верхнего окна. Высовываюсь наружу. Ветер продувает насквозь. Я кричу.

– Сумасшедшая! – кричит мне Харви, лезет рукой вверх по платью, пытается посадить меня обратно. Не думала, что он такой порядочный, что даже под одежду не лезет. Пока что. Я отбрасываю мысли и отдаюсь моменту. Мы летим по дороге, нам сигналят водители, огни небоскрёбов улыбаются мне. Далеко на западе я вижу следы ушедшего солнца.

Я столько переживала в тот момент. Жизнь складывается из маленьких кусочков как мозайка. Этот кусочек был яркого красного цвета, цвета его рубашки, его машины, моей помады. Я разрезала вечер, переходящий в ночь, этим красным огнём. В голове было всё и одновременно ничего. Тело было сильным и слабым одновременно. Я радовалась и плакала внутри. Но последнее мне только казалось.

Падаю обратно на сидение. В салоне непривычно тепло, даже душно. Ветер наверху уже стал мне одеждой. Чья-то рука касается моей сырой щеки.

– Ты плачешь? – его голос обеспокоенный, весь фарс испарился. Я закрываю глаза и велю себе перестать. Голова гудит. Телом правит алкоголь. Я не могу остановиться.

Машина мягко притормаживает. Я тут же начинаю скучать по её реву. Тишина больно бьёт по ушам, я хочу убежать от её нежных рук. Снова чувствую знакомый холод внутри, возвращаюсь в детство. Воспоминания проносятся в голове, как калейдоскоп, адская карусель, которую я не могу остановить. Ощущаю себя невыразимо маленькой и слабой, вижу перед собой отца, который заносит руку для удара, холодный взгляд директора, суровый взгляд матери, насмешливую улыбку Игги…

Хлопает дверь. Меня обвивают руки. Я хочу и не хочу оттолкнуть их. Хочется сбежать от него и позволить утешить. Я велю себе перестать, но лишь больше реву. У меня самая настоящая истерика.

Перед глазами его красная рубашка. Наверное, она уже вся сырая от моих слёз. Меня несут. Здесь темно и тихо.

– Что же у тебя случилось, что ты так наизнанку себя выворачиваешь? – доносится голос Харви издалека, хотя его лицо всего в сантиметре от моего. Я свернулась клубочком на его руках. Тело начинает дрожать.

Оказываюсь на чём-то мягком. Чей-то мех, белый, длинный. В темноте зажигается огонь, и сперва мне кажется, что это мираж, и мы всего лишь проехали на красный свет светофора. Тру глаза. На плечи ложится приятно пахнущий плед. Опускаю голову на колени.

Я не думала, что так позволю себе расклеиться, но забыла учесть влияние алкоголя. Я забыла, что он не просто расслабляет, веселит, но и «отключает» управление. Я расслабилась, и потому мои барьеры тоже упали, потому что я отпустила контроль.

– Расскажи мне, – самым мягким голосом, который я когда-либо слышала в своей жизни, голосом, который обращался лишь ко мне, Харви начинает вырывать меня из своей же головы. Я сопротивляюсь, сильно сжимаю кулаки, ногти впиваются в кожу до крови. Даже боль не даёт мне успокоиться.

Его руки обвивают меня, я вижу перед собой его грудь с этой сырой алой рубашкой. Снова жмурюсь от слёз.

– Пожалуйста, – просит он, притягивает к себе меня. Утыкаюсь ему лицом в шею, полубоком прижимаюсь к горячему телу. Он забирается ко мне под пушистый плед. – Тебе станет легче.

Я всё думала, пока он говорил, и мысли вернули мне контроль над телом. Мозг начал бороться за него с алкоголем. Я смогла заглушить его влияние.

Я не сразу ответила.

– Просто знаешь, как это, жить в полном одиночестве, – начала я неумело, шмыгая носом, вытирая слёзы, что всё ещё текли из глаз неиссякаемым источником, – ты знаешь, что такое предательство? Я знаю. Я живу с ним каждый день. Я каждый день вижу его в лицах. Я каждый день вижу красные кресты вместо этих грёбанных лиц! Я каждый день запираю свои чувства на сраный стальной замок и заливаю дверь бетоном. Каждый день я чувствую, что так будет всегда.

Харви молчит. В груди всё горит. Я тяжело дышу. Слёзы перестают капать из глаз. Глубоко втягиваю в себя воздух.

– Я вижу, что пути назад у меня нет. Но я и не хочу возвращаться! Я рада, что поступила так, как поступила. Я благодарна себе за всё. Я смеюсь и обнимаюсь с той частью меня, что всегда жила где-то внутри. Той частью, той мной, которой я всегда должна была быть. Она не нравится остальным. Она тварь, бессердечная и холодная тварь, злобная, не принимаемая никем сука… Сука, которой я стала! Они отвергли меня! Они начали забивать гвоздь, который вылез… Они забили его чуть ли не буквально.

Всхлип. Я снова немного заплакала. Слеза упала на руку Харви, в которой он держал мою. Я поднимаю голову и нахожу его взгляд. Пламя камина отражается в них, они стали тёплыми, цвета горячего шоколада с карамелью. Он смотрит на меня, почти не дыша.

– И самое обидное в том, что ты находишь поддержку всегда в том месте, где и не думала её искать. Ты находишь её в чужих руках, которые греют твои, в незнакомом пледе на плечах и доме, где никогда не была. Ты находишь её в человеке, который никогда не привлекал тебя, о котором ты никогда и не думала даже, с которым никогда бы и не заговорила. – Смотрю я ему в глаза, не моргая. Мы оба замерли. В тишине чёрной дома лишь мы и пламя камина.

– Очень больно принимать тот факт, что самые близкие люди отвернулись от тебя, отвергли, тебе приходится отвергать их в ответ, закрываться, пряча слёзы внутри, на сто замков, приходится стать сильнее, стать человеком, который надеется только на себя, который с рождения и до самой смерти одинок. Мне уже не больно. Но иногда я всё же думаю об этом. Я думаю о том, кем и почему я стала. Я стала нравиться себе, им – нет. Но это неважно. Важно лишь то, что я думаю.

Я заканчиваю говорить, а Харви всё так же не отводит взгляд. Я роняю голову, но его рука перехватывает меня, касается подбородка. Теперь я смотрю, как он начинает говорить. Движения его губ, которые я недавно целовала, успокаивают, даже гипнотизируют.

– Ты можешь мне не верить, но я знаю о предательстве. Я знаю, каково это – быть тем, кого не видят в тебе окружающие. Ты видишь себя так, но они словно слепые или смотрят через ёбаный калейдоскоп, где всё у них приумножается и двоится. Ты пытаешься как-то показать им себя, но их ярлык, что на тебя они повесили очень и очень давно не даёт тебе даже шанса, ты не можешь перекраситься в белый цвет, потому что тебя давно облили чёрным. Когда мне это удавалось, выходил лишь серый, который потом всё равно становился чёрным. Белого мне никогда не достичь. Это идеал. Мне они и не нужен. Я всего лишь хочу вымыться от черноты. Она меня душила, поначалу. Но после всех попыток я заставил себя полюбить этот благородный цвет, заставил себя купаться в его томном бархате, забылся в этой тени, где глаза отдыхают от света. Я понял, что всегда был небелым, никогда наверняка. Никто не может им быть, что бы эти говнюки высокомерные не говорили. Я тёмно-серый, я цвета индиго, дыма, пыли в углах старых домов, я облитый кислотой антрацит…

Я поднимаю руку и глажу пальцем его лицо от брови до уголка губ. Он закрывает глаза, хватает мою руку и целует кожу на внутренней стороне запястья, где вены вьются причудливой сетью.

– Однажды я просто решил, что забью на их мнение, – продолжает он, вытирая дорожки слёз на моих щеках нежным и аккуратным движением пальца, – что я просто возьму и стану тем, кого они всегда видели во мне. Нет, я не подчинился, не признал тот ярлык. Нет. Я понял, что покажу себя лишь тому, кто это заслуживает. Они этого не заслужили. Я обошёлся с ними так же, как и они со мной. Я стал их ночным кошмаром наяву. Чёрным пятном растёкся по их мнению. И они заткнулись. Каждый грёбанный ублюдок, который хоть что-то причинил мне плохого за все прожитые годы, получил по заслугам. Ты тоже можешь сделать так. Я могу научить. Я хочу научить тебя. Я хочу показать тебе себя.

Мы смотрим друг на друга. Его глаза, которые я всегда видела надменными, холодными, которые сталкивались с моими прищурено, оценивающе, сейчас светились от пламени огня, которое танцевало в них, делало тёплыми. Он показывал мне сейчас себя целиком, без шелухи, показывал себя таким, каким был.