скачать книгу бесплатно
– Мы? Но наверняка…
– Нам необходимо там быть, Джорджия, – серьезно произнес Питер. – Посмотреть на присутствующих. Неужели вы не понимаете? Там могут оказаться люди, которые не являются завсегдатаями клуба.
– Но… это же выдаст меня с головой. После такого «А.Ф.» и на милю не подпустит меня к себе. Собственно, я пока к ним и не подобралась. Однако…
– Вы не пострадаете. Просто выслушайте меня. Вот как мы намерены это сделать…
В тот четверг вечером постоянные посетители клуба «Теймфорд» не в первый раз увидели молодого Бретуэйта сильно перебравшим. При всем том большинство их способно было сохранять диктуемое хорошим воспитанием безразличие по отношению к чему угодно, за исключением массовой резни среди них. Весьма прискорбно уже то, что сюда допустили профессионального игрока в крикет – разумеется, Бретуэйт не совсем обычный профессионал, – но может же он хотя бы достойно вести себя, когда приходит в клуб. Помимо того, разразится жуткий скандал, если сеньор Альварес поймет, что происходит между его женой и молодым спортсменом. Тем не менее в интересах благопристойности и своего пищеварения завсегдатаи готовы были закрыть глаза на очень многое.
Однако сегодня вечером Питер Бретуэйт подвергал их терпение серьезному испытанию. Мадам Альварес еще не появлялась, это правда; может, и хорошо бы ей появиться, поскольку Бретуэйт совсем распоясался, и никто из его компании не в состоянии обуздать его.
Компания состояла из Элисон Гроув, Джорджии и ее кузена Рудольфа Кавендиша – респектабельного молодого члена парламента от консерваторов, которого Джорджия, отчасти из политических соображений, а отчасти из чистого озорства, пригласила четвертым в их группу. Рудольф был весьма рад возможности познакомиться с известным игроком в крикет, но теперь начал сожалеть об этом. Знаменитость наваливалась на стол, уставившись на молодого человека несфокусированным взглядом, и во весь голос отпускала замечания:
– Кавендиш! Вы же Кавендиш, верно? Да, я так и думал, у меня великолепная память на лица. Ну, Кавендиш, я вам кое-что скажу. Этот клуб нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Тут такое происходит, что вы с трудом поверите. О да, происходит. Не смейте мне возражать, Кавендиш. Щекотка здесь положенная. Пардон. Я хотел сказать, положение здесь щекотливое. Определенно щекотливое.
Рудольф в легком отчаянии взглянул на Джорджию.
– Это для меня новость, – произнес он.
– Осмелюсь заявить, Кавендиш, если бы все было известно, многое стало бы для вас неожиданностью. Прошу, позвольте мне продолжить. Я не против, если люди немного поиграют – живи и давай жить другим, вот что я говорю, – однако меня возмущают, глубоко возмущают эти тайные делишки. Если я хочу сделать ставку, мои деньги ничуть не хуже любых других. Вы согласны?
– Ну, конечно, согласен, старина.
– Не перебивайте, Кавендиш. Прекрасно известно, что в этом заведении играют в рулетку…
– Заткнись, Питер. Возьми себя в руки! – велела Элисон.
– Ага, ты ревнуешь. – Питер погрозил ей пальцем. – Моя хорошая подруга, мадам Альварес, очаровательная женщина, без упреков… безупречная, она так мне сказала.
– Сказала вам о чем? – поинтересовался Рудольф.
– Ну же, Кавендиш, возьмите себя в руки. Может, вы и член парламента – я знаю это только со слов Джорджии, – но слушатель вы отвратительный. Она сообщила мне, что здесь играют в рулетку. Вы полагаете, мой добрый друг, что мадам Альварес лгунья?
– Нет, разумеется, нет. Но…
– Вот именно, Кавендиш. Вы попали в самую точку. Может, он и не красавец, зато попал в самую точку. – Питер постучал себя по лбу, широко улыбаясь смущенному Рудольфу. – Поскольку собирались сказать: почему это всем и каждому тут позволено играть в рулетку, а мне не разрешают? Чистой воды снобизм. Я им покажу. Я не очень-то и хочу играть, однако я не потерплю снобизма. Я пожертвую собой, – заносчиво добавил Питер, – в интересах демократичности спорта.
Он дождался, пока большинство ужинавших гостей занялись кофе и бренди, прежде чем продолжить спектакль. Официанты теперь меньше сновали туда-сюда, и Питер подгадал свои наиболее яркие реплики к тому моменту, когда ни одного из них не было поблизости. Однако Джорджию терзали дурные предчувствия, как бы он не переиграл и не завалил все дело. Питер был слишком хорошим актером, чтобы переиграть пьяного, но Джорджия угадывала в нем скрытое безрассудство, которое могло подтолкнуть его к розыгрышу своих карт иными способами. Если бы она была поклонницей крикета, то знала бы, что великолепное мастерство Питера Бретуэйта как бэтсмена слегка портила склонность «увлекаться». Энергичный темперамент, который поднял его способности в крикете до таланта, сказывался также в серьезных промахах. Дурное предчувствие Джорджии в сочетании с искренней неловкостью из-за сцены, которую Питер разыгрывал, придало ей требуемый вид беспокойства, смущения и раздражения, когда настал момент совершить следующий шаг.
– Более того, – заявил Питер, – я собираюсь сделать это прямо сейчас.
Он поднялся, не совсем твердо держась на ногах. Рудольф Кавендиш схватил его за смокинг и попытался вернуть на стул, но Питер скинул его руку.
– Оставьте меня в покое, а не то я вас сильно огорчу! – угрожающе воскликнул он. Теперь уже все присутствующие смотрели на них не отрываясь.
Джорджия жестом извинилась перед другими двумя членами их компании.
– Нет. Позвольте мне. Уверена, я с ним справлюсь, – прошептала она и, взяв Питера под руку, повела к выходу. – Идемте, – произнесла она громче, – я тоже хочу повеселиться.
– Вот умница.
Даже за дверями, в пустынном холле, Питер ни на секунду не перестал играть. Хитро глядя на Джорджию с пьяной сердечностью, он сказал:
– Сколько же там пучеглазых напыщенных ничтожеств. Они мне не нравятся. А теперь следуйте за мной. Я знаю, куда идти.
Они поднялись по лестнице. Питер постучал в дверь с надписью «Управляющий». Мадам Альварес приоткрыла дверь, и он протиснулся внутрь мимо нее. Джорджия цеплялась за его руку.
– Прошу меня извинить, – сказала она, сопровождая свои слова взволнованным жестом. – Я не могу… мистер Бретуэйт немного не в себе. Пожалуйста, Питер, пойдемте и перестаньте мешать людям. Мадам Альварес занята.
– Никогда не занята настолько, чтобы повидаться со мной, правда, дорогая? – Он прислонился к отделанной панелями стене, заложив руки за спину и приветливо улыбаясь мадам Альварес. – Я хочу играть в рулетку.
В глазах женщины мелькнул страх. Уголки губ, дрожа, поползли вниз. Она бросилась к Питеру, попыталась оттащить его от стены, сильно встряхнула. Питер не поддался. Тогда она села за письменный стол, спрятав под ним трясущиеся руки.
– Нет, Питер. Прошу вас. Вы не должны.
– Я хочу поиграть в рулетку. Я хочу поиграть в рулетку. Я хочу поиграть в рулетку.
– Они не играют в рулетку, Питер, дорогой. Я заклинаю вас, уйдите. Миссис Стрейнджуэйс, не могли бы вы…
Джорджия заметила, что руки женщины шарят с обратной стороны столешницы. Попрепиравшись еще немного, Питер заявил:
– Если вы нажмете на ту вашу кнопочку, я нажму на эту кнопочку.
Он повернул выступ, являвшийся частью лепнины у него за спиной, и сдвинул его. Панель отъехала в сторону. Только это была не панель, а раздвижная дверь шести дюймов толщиной, звуконепроницаемая. Джорджия бросилась к Питеру, стараясь отвести его от стены. Он же затащил ее внутрь – в маленький холл. Там не было ничего, кроме мебели. Питер тихо открыл дверь в дальней стене.
Джорджия не знала, что она ожидала там увидеть. Длинный стол, заваленный, наверно, бумагами, вокруг сидят люди, может, даже с оружием. Длинный стол там действительно стоял, и люди вокруг сидели, но без бумаг. Неприятно разочарованная, Джорджия увидела – это на самом деле не что иное, как рулеточный стол. К вошедшим обернулись лица игроков – недоумевающие, возмущенные или испуганные. Молчание подчеркивалось клацаньем шарика из слоновой кости, который скакал, все медленнее и медленнее, по вращающемуся кругу.
Пока шарик не остановился, никто не проронил ни слова. Затем, высунув, как черепаха, голову из клетчатой шали, укрывавшей его плечи, сеньор Альварес осведомился:
– Что означает данное вторжение?
В этой короткой театральной фразе, произнесенной дрожащим, скрежещущим, однако каким-то образом начальственным тоном – Джорджия впервые услышала, чтобы этот человек говорил, – таилась угроза. Будто покойник произнес заклинание на мертвом языке. Однако Питер, ощутимо поникший рядом с ней от разочарования, теперь выпрямился во весь рост. Он игриво погрозил пальцем сеньору Альваресу и обратился ко всем присутствующим:
– Ах, негодники, негодники! Незаконный игорный дом? Ш-ш, ш-ш! Обещаю, что не сообщу полиции, если вы позволите мне поиграть.
– Выкиньте этого парня вон! – велел Альварес стоявшему рядом с ним крупье. – Надеюсь, кто-то из вас, джентльмены, поможет.
– Это что такое? – обиженно воскликнул Питер. – У меня столько же прав поиграть, как у любого другого. Денег у меня полно. А все проклятый снобизм, правда, Джорджия? – В его пьяном взгляде мелькнула хитрость. – Разумеется, если вы плохо со мной обойдетесь… ну, возможно, это заинтересует полицию.
– Это частная вечеринка. Они мои друзья. А теперь, сэр, вы ухо?дите или я должен выдворить вас силой?
Наблюдая, как головы игроков в рулетку поворачиваются, словно у зрителей теннисного матча, туда-сюда – от сеньора Альвареса к Питеру Бретуэйту, Джорджия внезапно кое-что вспомнила. Она надеялась, что снизошедшее на нее озарение никак не отразилось на ее лице. Чтобы скрыть возбуждение, она приблизилась к сеньору Альваресу и спокойно проговорила:
– Я очень сожалею обо всем этом. Прошу простить мистера Бретуэйта. Боюсь, он немного перебрал. Он еще молод. Я пыталась удержать его, но он настоял, чтобы мы пришли сюда.
– Не извиняйтесь, мадам. Это я должен извиняться за свою негостеприимность. Но вы понимаете, что мои гости…
Его старческий голос, шуршащий как шелк, потонул в учтивом жесте.
– Идемте, Питер, – сказала Джорджия. – Уверена, сеньор Альварес позволит вам поиграть в другой вечер.
– Я хочу играть сегодня. С этим прелестным шариком. Щелк-щелк, плям-плям.
Питер полагал, сообразила Джорджия, что любой ценой должен удержать завоеванный здесь плацдарм. Увидеть, как они играют в рулетку, убедиться в подлинности игры. Это была его последняя надежда. Как она могла передать ему, что в этом больше нет необходимости?
Сеньор Альварес сделал знак крупье и седоусому джентльмену, судя по выправке, военному, которые встали рядом с Питером.
– Один момент, – сказал он. – Мистер Бретуэйт, могу я спросить вас, как вы раскрыли наш безобидный маленький секрет?
– Секрет Полишинеля, старина. Все знают, что здесь играют в рулетку.
– Я не совсем ясно выразился. – Голос сеньора Альвареса по-прежнему был шелковисто-учтивым, но в нем прозвучала резкость: так потрескивает шелк, когда по нему ведут заскорузлым пальцем. – Я должен спросить, как вы нашли сюда дорогу.
Джорджия поняла, что это ловушка. Тайну раздвижной панели Питер мог узнать только от мадам Альварес, но если он слишком поспешно признает это, искренность его влюбленности в эту женщину немедленно окажется под подозрением. Джорджия не смела взглянуть на Питера. Его опьянение было настолько убедительным, что трудно было поверить, будто его мозг работает со всей ясностью. После паузы она услышала его голос:
– Я не могу вам сказать. В смысле, это произошло случайно. На днях я ковырял ту лепнину, и эта милая штучка сдвинулась у меня в руке в сторону.
От облегчения сердце у Джорджии подпрыгнуло в груди. Питер взял верный курс. В его голосе грамотно сочетались нерешительность, смущение и неубедительная откровенность.
– Моя жена случайно не…
– Что вы имеете в виду, сэр? – перебил взбешенный Питер. – Говорю вам, я обнаружил рукоятку случайно. Однажды я находился в ее кабинете, ждал ее прихода, и… Вы намекаете, что я лгу?
– Прошу вас, мистер Бретуэйт, – Альварес сделал извиняющийся жест. На туго обтянутом кожей пергаментном лице возникла улыбка, которая показалась Джорджии до странности зловещей, – поверьте мне, мы ценим ваше… благородство. Оно, если позволите мне заметить, достойно лучшего применения.
Питер стиснул кулаки:
– Я явился сюда поиграть в рулетку, а не терпеть сладкие комплименты. Джорджия, пойдемте отсюда.
– Нет. Я прошу вас остаться. Надеюсь, вы примете мое приглашение поиграть в качестве извинения за мою ненамеренную невежливость. Уверен, мои гости будут рады…
Послышался общий гул одобрения. Сохраняя собственное достоинство, слегка пострадавшее от винных паров, Питер позволил себя уговорить. Для него и его спутницы освободили место за столом. Джорджия оказалась рядом с профессором Харгривзом Стилом. Он и финансист мистер Лиминг были единственными из присутствующих, кого она видела в клубе во время предыдущих посещений. Теперь у Джорджии появилась возможность понаблюдать за ними. Седоусого мужчину представили как генерала Рэмсона. Сидел здесь человек средних лет, с меланхоличным лицом и отеками под глазами, что свойственно русской знати, – князь Орлов. Был тут и герр Шварц, с бело-розовым лицом, в тугом высоком воротничке, который врезался в его мясистую шею. Помимо мужчин играли и три дамы. Двух из них Джорджия определила как «распорядительниц благотворительных базаров». Третья, мисс Мейфилд, была моложе и более необычной женщиной. Копна льняных волос и полное отсутствие косметики на лице делали ее неуместной в данной компании. «Здоровая, крепкая, занимающаяся физическими упражнениями девушка», – подумала Джорджия, но, когда колесо снова закрутилось, эти голубые, как незабудки, глаза загорелись игорной лихорадкой.
В той мере, в какой Джорджия доверяла своим чувствам, она вынуждена была признать, что в целом члены этой компании выглядели именно теми, за кого себя выдавали – богатые, скучающие, более или менее респектабельные люди, питающие слабость к госпоже удаче. Их поглощенность игрой, стандартные ужимки, с какими они ставили фишки или делали подсчеты, напряжение, которое никогда не прорывалось сквозь вежливую маску их невозмутимых лиц, – все указывало на азартных игроков. Это обескуражило Джорджию, пока она не вспомнила, что эти люди, если ее интуиция и сведения Питера не подвели, действительно были игроками – и по более высоким ставкам, нежели те, что они делали этим вечером здесь, за столом. Гораздо больше удивлял факт, что среди этих девяти лиц не было ни одного, которое напомнило бы привлекательные, незабываемые черты лица женщины в медальоне. «Ну а почему оно должно тут быть?» – уныло спросила себя Джорджия. Если медальон действительно принадлежит кому-либо из главарей заговорщиков, вряд ли он положит в медальон фотографию человека, с кем его можно связать.
Она поймала себя на том, что разглядывает украшенные драгоценными камнями часы на запястье мисс Мейфилд. В них тоже спрятан кружок «А.Ф.»? В следующее мгновение голос рядом с ней пробормотал странные слова:
– Что обо всем этом думает Джон Стрейнджуэйс?
Джорджия вздрогнула, как от внезапного пронзительного звонка телефона в темном доме ранним утром. Вероятно, она никогда не была так близка к тому, чтобы выдать себя. Прошло несколько секунд, прежде чем Джорджия сообразила, что имеет в виду профессор Стил, и ответила:
– Я не знаю. Официально, без сомнения, не одобряет.
– Надеюсь, вы не засланный к нам полицейский шпион? – произнес ученый, неожиданно одарив Джорджию игривой улыбкой.
– Я на вас не донесу. По правде говоря, я теперь мало вижу сэра Джона.
– Вы разошлись со своим мужем? Это не просто рекламный трюк?
Озорная улыбка профессора почти лишила оскорбительности даже это замечание, но Джорджия ответила ему в том же духе:
– По-моему, не профессору Харгривзу Стилу обвинять других в жажде популярности.
– Мадам, как одна жертва прессы – другой: я приношу вам свои глубочайшие извинения.
«Вот уж таинственная личность! – подумала Джорджия. – Неужели он… Да может ли он тоже быть одним из помощников сэра Джона? Или это простая случайность, что его замечание почти попало в цель?»
Больше ничего примечательного в тот вечер не произошло. Джорджия воспользовалась кратковременным везением Питера, чтобы убедить его прекратить игру. Он ушел вместе с ней, восхитительно изображая порядочного молодого человека, который превратился в возмутителя спокойствия и чувствует себя немного пристыженным. В машине Питер сидел тихо, а когда их троица отделалась от Рудольфа и приехала на квартиру к Элисон выпить, вздохнул:
– Что ж, и так бывает. Похоже, мы от души водили себя за нос.
– Почему так мрачно? – усмехнулась Элисон.
– Эти люди просто играли в рулетку. Как подумаю, что напрасно ухлестывал за мадам… А почему вы сидите с таким довольным видом, Джорджия?
– Вы заметили, как присутствующие повернулись к двери, когда мы появились? До меня не сразу дошло.
– Ну, их предупредили. Мадам нажала кнопку звонка под столешницей, видимо, сообщая, что какие-то неприятные посетители собираются ворваться в их игровую комнату.
– Неужели вы не понимаете? Между ее звонком и нашим появлением прошло несколько минут. Если бы это была настоящая игра в рулетку, единственный смысл звонка заключался бы в том, чтобы предупредить их и дать время скрыть свидетельства игры. Однако они ничего не спрятали. Они хотели, чтобы мы поверили, будто они играли в рулетку. Но они совершили ошибку, посмотрев на нас, когда мы вошли. Настоящие игроки, какими они, конечно, все же являются, были бы настолько поглощены игрой, что не обратили бы внимания на открывшиеся двери, – вспомните, шарик еще крутился. Или звонок, в который позвонила мадам Альварес, соединен с игровой комнатой, и тогда, если рулетка подлинная, они должны были спрятать ее. Или звонок соединен с другой комнатой, и в этом случае, будь они настоящими игроками, они не уставились бы на нас, когда мы вошли. Следовательно, с какой стороны ни посмотри, игра была фиктивной.
Питер хлопнул себя по колену в приливе восторга.
– Клянусь Юпитером, вы правы! – воскликнул он и, взяв Джорджию за руки, закружил ее по комнате.
Глава 6. Игривый ученый
Следующий день для Джорджии тянулся медленно. Ее одолевали сомнения. Питер передаст сэру Джону информацию о присутствовавших вчера вечером в игровой комнате. Их прошлая жизнь будет изучена, за их передвижениями, вероятно, проследят. Но ведь наверняка вся эта история обман? Джорджия сознавала, насколько шатки доводы, какие она выстроила на основании прерванной игры в рулетку. Невероятно, чтобы такие люди, как мистер Лиминг и профессор Стил, личности с международной репутацией, вовлечены в мелодраматический, тайный, всецело гипотетический заговор. Ну, возможно, не гипотетический. Сэр Джон не склонен к паникерству. У Питера и Элисон, видимо, есть доказательство того, что клуб «Теймфорд» не совсем то, чем кажется, и ее собственная интуиция выступает против сеньора Альвареса. К тому же вчера вечером Элисон сообщила им, что герр Шварц является иностранным корреспондентом одной нацистской газеты, а было хорошо известно, что подобные журналисты занимаются в Англии не только своими прямыми обязанностями. Однако в личной миссии сама Джорджия никуда не продвинулась. Более того, если эти приличные игроки были членами «А.Ф.», то ей будет очень сложно попасть в их организацию. Теперь трудно было представить, что спектакль Питера мог их одурачить.
Мягким апрельским днем во время прогулки по Гайд-парку, который цвел вокруг нее тюльпанами, нежными ветками с набухшими почками и криками детей, виснувших на ограде или беспорядочно носившихся по траве, Джорджия ощутила отчаяние одиночества. Осведомленность как бы отсекла ее от всего этого неведения и веселья. Женщина чувствовала себя пророчицей, которая видит неминуемый конец, но обречена на молчание. Тяжесть этого знания давила на сердце. Задумчивость Джорджии прервал лай и прыжки у ее ног – палка, которую она рассеянно подобрала на траве и держала в руке, заинтересовала какого-то керри-блю-терьера. Джорджия уже хотела швырнуть палку, когда ее остановила владелица собаки, приближавшаяся к ней по-деревенски широким шагом. Это была мисс Мейфилд – в туфлях на низком каблуке, твидовой юбке и голубом, как барвинок, джерси. Здесь она выглядела гораздо более уместно, чем в клубе «Теймфорд».
– Хорошо, что Джип вас нашел, – сказала она.
– Вы меня искали?
– Нет, не особенно. Однако это приятное совпадение, правда?
Мисс Мейфилд покраснела, немного сердясь на себя за то, что не может предложить такой знаменитости, как Джорджия Стрейнджуэйс, ничего кроме банальностей.
– Вы ведь не живете в Лондоне? – спросила Джорджия.
– Откуда вы узнали? Ну не живу, по правде говоря. В смысле, не так много. У моего отца дом в Беркшире. Он тренер. – Она выпалила все это одним духом. Джорджия заметила, что это, наверное, увлекательно – верховая езда, открывающаяся перед тобой панорама холмов. – Мне стало скучно, надоели мужчины, которые ничего не делают, а только занимаются пустяками. Полагаю, вы недоумеваете, что я делала в том паршивом притоне прошлым вечером?
– Играли в рулетку, – сухо произнесла Джорджия.
– Вам-то хорошо! – воскликнула мисс Мейфилд, увлекая собеседницу на скамейку. – Я хочу сказать, вы можете заниматься исследованиями, вы свободны как ветер. Вы должны понимать, что такое жаждать приключений… переживаний любого рода. А мир сейчас – унылое, скучное место, правда? – Она раскинула руки, показавшись в своем порыве прекрасной, нордической богиней. – И я хочу что-нибудь делать. Но папа… ну вы знаете, каковы отцы. Он хороший, однако жутко старомодный. Он хочет, чтобы я ездила в дамском седле, а по вечерам сидела дома с книгой в руках.
– Рулетку он не одобрил бы?
