Майский цветок

скачать книгу бесплатно

Майский цветок
Висенте Бласко-Ибаньес

«Д?ло было постомъ, во вторникъ. Утро выдалось прекрасн?йшее. Mope спокойное, гладкое, точно зеркало, спало безъ мал?йшей ряби, a отблески солнца падали на неподвижную воду дрожащими зопотыми треугольниками. Лодки, тянувшiя за собой с?ти мимо мыса св. Антонiя, были чужды всякой тревоги; тишь на мор? внушала дов?рiе, и хозяева ихъ стремились поскор?е наполнить свои корзины, чтобы вернуться въ Кабаньялъ, гд? рыбачьи жены нетерп?ливо ждали на взморь?. На базар? въ Валенсiи спросъ былъ великъ, и рыба, слава Богу, шла съ рукъ легко…»

Висенте Бласко Ибаньесъ

Майскiй цв?токъ

I

Д?ло было постомъ, во вторникъ. Утро выдалось прекрасн?йшее. Mope спокойное, гладкое, точно зеркало, спало безъ мал?йшей ряби, a отблески солнца падали на неподвижную воду дрожащими зопотыми треугольниками. Лодки, тянувшiя за собой с?ти мимо мыса св. Антонiя, были чужды всякой тревоги; тишь на мор? внушала дов?рiе, и хозяева ихъ стремились поскор?е наполнить свои корзины, чтобы вернуться въ Кабаньялъ[1 - Одинъ изъ кварталовъ предм?стья Валенсiи, называемаго Грао. Кабаньялъ расположенъ вдоль песчанаго взморья.], гд? рыбачьи жены нетерп?ливо ждали на взморь?. На базар? въ Валенсiи спросъ былъ великъ, и рыба, слава Богу, шла съ рукъ легко.

Въ полдень погода изм?нилась. Началъ дуть низовой в?теръ, очень опасный въ залив?; море покрылось легкой рябью; приближенiе бури всколебало гладкую воду, принявшую свинцовый отт?нокъ; съ горизонта налет?ли тучи и закрыли солнце.

Подиялась тревога. Ураганъ предв?щалъ б?днякамъ, привыкшимъ къ б?дамъ на мор?, одну изъ т?хъ бурь, которыя не обходятся безъ челов?ческихъ жертвъ.

Женщины, подгоняемыя в?тромъ, раздувавшимъ ихъ юбки, волновались и растерянно б?гали по песку, сами не зная куда, причемъ испускали ужасные вопли, призывая вс?хъ святыхъ; тогда какъ мужчины, бл?дные, сосредоточенные, покусывая сигаретки и прячась за лодками, оставшимися на берегу, наблюдали темн?вшiй горизонтъ спокойными и проницательными взорами моряковъ, не спуская глазъ со входа въ гавань, съ выдававшагося впередъ Левантинскаго мола, гд? начинали биться о красныя скалы первыя высокiя водны, разлетавшiяся кипучей п?ной.

Мысль обо вс?хъ этихъ отцахъ, которыхъ буря застигла за добыванiемъ хл?ба для своихъ семействъ, кидала въ дрожь; и при каждомъ порыв? бури, налетавшемъ на береговыхъ зрителей, посл?днiе думали о кр?пкихъ мачтахъ и о треугольныхъ парусахъ, можетъ быть, въ эту минуту уже превращенныхъ въ щепки и тряпки.

Черезъ н?сколько часовъ посл? полудня, на все бол?е темн?вшемъ горизонт? показался рядъ парусовъ, исчезавшiй и опять выплывавшiй, словно подвижные клочья п?ны. Лодки приближались въ безпорядк?, какъ напуганное стадо, качаясь на свинцовыхъ волнахъ, уб?гая отъ неутомимаго и б?шенаго урагана, который, каждый разъ, какъ настигалъ ихъ, будто радовался, отрывая то клокъ холста, то кусокъ мачты, то доску отъ руля и, наконецъ, приподнявъ ц?лую гору зеленоватой воды, обрушивалъ ее на измученную лодку.

Растрепанныя женщины, обезум?вши отъ горя, охрипши отъ криковъ, возсылаемыхъ къ небу, б?гали по Левантинскому молу, рискуя сд?латься жертвою волнъ, хлеставшихъ скалы; вс? мокрыя отъ п?ны, брызгавшей на нихъ съ бурнаго моря, он? трепетно всматривались въ горизонтъ, какъ будто над?ясь, несмотря на разстоянiе, увид?ть медленную и страшную агонiю своихъ близкихъ.

Многимъ лодкамъ удалось пристать къ берегу, но когда наступилъ вечеръ, на лицо оказались не вс?. Боже мой! Что могло ихъ постигнуть? Ахъ! Счастливы были т? женщины, которыя въ этотъ часъ обнимали на пристани вернувшихся мужей и сыновей, тогда какъ другiя мен?е счастливыя, знали, что ихъ милые плывутъ въ гробу среди мрака, прыгая съ волны на волну, проваливаясь въ прожорливыя бездны, слыша скрипъ разъ?зжающихся подъ ногами досокъ и ожидая себ? на голову грозную гору воды.

Дождь шелъ всю ночь, что не пом?шало многимъ женщинамъ просид?ть до зари на мол?, въ черной каменноугольной грязи; завернутыя въ свои промокшiе плащи, он? молились громкими воплями, чтобы слышн?е было глухимъ на небесахъ, а порою прекращали молитвы, начиная рвать себя за волосы и, въ порыв? гн?ва и ненависти, кидать въ небо ужасныя богохульства рыбнаго рынка.

Лучезарная заря! Солнце показало свой лицем?рный ликъ за крайними пред?лами стихшаго моря, еще испещреннаго п?ною минувшей ночи; оно кинуло на воды длинный поясъ золотистыхъ и подвижныхъ рефлексовъ, оно разукрасило всю природу. Можно было подумать, что зд?сь ничего не случилось. А между т?мъ, первымъ предметомъ, который осв?тили его лучи на Назаретскимъ взморь?, казался разбитый остовъ норвежской бригантины, раздробленной, засыпанной пескомъ, съ развороченными и превращенными въ щепки бортами, со сломанными мачтами, мочившими въ вод? обрывки парусовъ.

Судно это везло съ с?вера грузъ строевого л?са. Тихо колеблясь, море гнало его къ берегу. Громадныя бревна, толстыя доски подхватывались толпой, киш?вшей на берегу, и исчезали, точно поглощенныя пескомъ.

Эти муравьи работали проворно. Буря была имъ выгодна. По дорогамъ Рузафы торопливо развозились прекрасныя балки, долженствовавшiя превратиться въ крыши для новыхъ избъ. Береговые пираты весело подгоняли своихъ воловъ и лошадей, чувствуя себя законными влад?льцами добычи и не затрудняясь мыслями о томъ, что эти бревна могли быть забрызганы кровью несчастныхъ иностранцевъ, которыхъ они вид?ли мертвыми на песк?.

Таможенные сторожа и праздная толпа, скор?е съ. любопытствомъ, ч?мъ съ испугомъ, стояли группами вокругъ н?сколькихъ труповъ, лежавшихъ у воды: то были видные, рослые, б?локурые, мускулистые парни, кр?пкое т?ло которыхъ, б?лое, точно у женщинъ, просв?чивало сквозь рваную одежду, между т?мъ какъ голубые глаза, мутные и неподвижные, устремлены были на небо съ выраженiемъ недоум?нiя.

Гибель норвежской бригантины была наибольшею изъ б?дъ, причиненныхъ бурею. Объ этой катастроф? написали въ газетахъ. Горожане изъ Валенсiи собрались, точно на богомолье, чтобы издали погляд?ть на судно, увязшее до снастей въ зыбучемъ песк?; и вс?, забывъ о рыбацкихъ лодкахъ, съ удивленiемъ оборачивались на стоны женщинъ, къ которымъ еще не вернулись ихъ мужья.

Впрочемъ, несчастье оказалось мен?е значительнымъ, ч?мъ думали сначала. По спокойному морю подплыло н?сколько лодокъ, которыя считались погибшими. Уб?гая отъ бури, он? попали въ Денiю, Гандiю или Кульеру; при появленiи каждой изъ нихъ раздавались крики радости, возгласы благодарности вс?мъ святымъ, приставленнымъ въ хранители къ людямъ, которые зарабатываютъ себ? хл?бъ на мор?.

Только одна лодка такъ и не вернулась, – лодка дяди Паскуало, одного изъ самыхъ усердныхъ работниковъ въ Кабаньял?, в?чно въ погон? за копейкой, рыбака зимой, а л?томъ контрабандиста, храбраго на мор? и постояннаго пос?тителя береговъ Алжира и Орана, которые онъ попросту называлъ «берегъ, что напротивъ», точно говоря о тротуар? черезъ улицу.

Его жена, Тона, провела на мол? бол?е нед?ли, вм?ст? съ двоими ребятами, изъ которыхъ одинъ былъ на рукахъ, а другой, уже большенькiй, держался за ея юбку. Она ждала своего Паскуало и при каждомъ новомъ изв?стiи начинала вопить, рвать себ? волосы и шумно призывать Пресвятую Д?ву.

Рыбаки не высказывались опред?ленно, но, говоря съ нею, принимали мрачный видъ. Они вид?ли, какъ лодку несло бурею мимо мыса св. Антонiя уже безъ парусовъ: сл?довательно, она не могла пристать къ берегу; а одному даже показалсь, будто ее подхватила сбоку громадная, быстрая волна; но онъ не могъ сказать съ ув?ренностью, ускользнула ли лодка или же была потоплена.

И несчастная женщина продолжала ждать вм?ст? со своими ребятами, столь же быстро приходя въ отчаянiе, какъ и ут?шаясь надеждами; но, наконецъ, по прошествiи дв?надцати дней, таможенная лодочка, крейсировавшая вдоль берега ради надзора за контрабандою, притащила за собою лодку дяди Паскуало, килемъ вверхъ, черную, блестящую отъ морской слизи, подобную громадному гробу и окруженную стаями странныхъ рыбокъ, маленькихъ чудовищъ, очевидно привлеченныхъ добычею, которую они почуяли сквозь доски.

Лодку вытянули на берегъ. Мачта была сломлена у самой палубы, трюмъ – полонъ воды. A когда рыбаки ухитрились зал?зть туда, чтобы вычерпать эту воду ведрами, то ноги ихъ, проникши между снастями и кучами корзинъ, уперлись во что-то мягкое и липкое, вызвавшее инстинктивные крики ужаса. Тамъ былъ покойникъ. Погрузивши руки въ воду, они вытащили раздутый, зеленоватый трупъ съ громаднымъ животомъ, готовымъ лопнуть, съ разможженною головою, представлявшею собою безформенный студень; и все это мертвое т?ло грызли прожорливыя рыбки, которыя, не отрываясь, щетиною стояли на немъ и, дергая, заставляли его вздрагивать, отчего на головахъ зрителей волосы поднимались дыбомъ.

Это былъ дядя Паскуало, но въ столь ужасномъ вид?, что вдова, хотя завыла отъ отчаянiя, однако не рискнула прикоснуться къ отвратительному трупу. Прежде ч?мъ потопить лодку, волна сбросила рыбака въ трюмъ, гд? онъ такъ и остался, убитый сразу, найдя себ? могилу въ томъ досчатомъ кузов?, который составлялъ мечту всей его жизни и являлся результатомъ тридцатил?тней бережливости, копившей грошъ за грошемъ.

Кабаньяльскiя кумушки принялись б?шено вопить, видя, какъ море награждаетъ людей, им?ющихъ храбрость работать на немъ; ихъ погребальные вопли проводили до кладбища гробъ, въ который положены были истерзанные и разложившiеся останки.

Впродолженiе нед?ли о дяд? Паскуало говорилось много. Но зат?мъ люди перестали вспоминать о немъ, кром? какъ при встр?чахъ со вдовою, которая все вздыхала, ведя за руку одного малыша, а другого неся на рукахъ.

Б?дная Тона плакала не только о гибели мужа. Она предвид?ла нищету и притомъ не такую, какую еще можно вынести, а такую, которая ужасаетъ даже б?дняковъ: ту, что лишаетъ крова и принуждаетъ несчастныхъ протягивать руки на улицахъ, чтобы вымолить копейку или запл?снев?лую корку.

Пока ея несчастье было новостью, она не оставалась безъ помощи; подаянiя и сумма, собранная въ окрестности по подписк?, обезпечили ее на три или четыре м?сяца. Но люди забываютъ быстро. Вскор? въ Тон? перестали вид?ть вдову утонувшаго: она явилась просто нищенкой, надо?дающей всему св?ту хныкаиьемъ и клянченьемъ. Въ конц? концовъ, многiя двери закрылись передъ нею, многiя задушевныя прiятельницы, когда-то встр?чавшiя ее лишь съ прив?тливыми улыбками, стали отворачиваться съ пренебреженiемъ.

Ho не такая женщина была Тона, чтобы растеряться отъ общественнаго презр?нiя. Вотъ еще! Она довольно наплакалась. Пришла пора добывать себ? пропитанiе, какъ надлежитъ доброй матери съ парою здоровыхъ рукъ и парою открытыхъ ртовъ, постоянно просящихъ ?сть.

Одна у нея была на св?т? собственность: разбитая лодка, въ которой погибъ ея мужъ, гнила на песк?, заливаемая дождями или разсыхаясь отъ солнца и давая прiютъ въ щеляхъ своихъ ц?лымъ тучамъ москитовъ. Смышленая Тона кое-что придумала. На томъ м?ст?, гд? валялось судно, она зат?яла ц?лое предпрiятiе. Гробъ отца долженъ былъ прокормить вдову и сиротъ.

Родственникъ покойнаго Паскуало, дядя Марiано, старый холостякъ, слывшiй богатымъ и выказывавшiй н?которую благосклонность къ д?тямъ Тоны, помогъ вдов? и, несмотря на свою скупость, далъ ей денегъ на обзаведенiе.

Одинъ бокъ лодки распилили сверху донизу, чтобы устроить входъ. На корм? появился небольшой прилавокъ, за нимъ пом?стились два-три боченка водки, простой и можжевеловой, a также и вина. Палуба уступила м?сто крыш? изъ толстыхъ просмоленныхъ досокъ, отъ чего эта темная лачуга стала н?сколько повыше. На носу и на корм? изъ оставшихся досокъ вышло дв? конурки, похожiя на каюты, одна – для вдовы, другая – для д?тей, а передъ дверью устроенъ былъ тростниковый нав?съ, въ т?ни котораго не безъ гордости красовались два хромыхъ стола и полдюжины табуретокъ. Итакъ, разбитая лодка превратилась въ кабачокъ, близь того зданiя, гд? пом?щались быки, употребляемые для тяги бичевой, и рядомъ съ т?мъ м?стомъ, гд? выгружается рыба и гд? всегда толпится много народа.

Кабаньяльскiя кумушки были вн? себя отъ изумленiя. Сущимъ чортомъ оказалась эта Тона. «Смотрите, какъ сум?ла устроиться!» Боченки и бугылки чудеснымъ образомъ пуст?ли: рыбаки предпочитали пить зд?сь, ч?мъ ходить черезъ все взморье въ кабаньяльскiе кабаки; а въ т?ни нав?са, на хроменькихъ столикахъ, они перекидывались въ картишки въ ожиданiи часа выхода въ море, оживляя игру н?сколькими глотками рома, получаемаго Тоною прямехонько изъ Кубы, въ чемъ она клялась именемъ Бога!

Разбитая лодка плыла на вс?хъ парусахъ. Въ т? времена, когда, перелетая съ волны на волну, она выкидывала въ море с?ти, ни разу не случилось ей дать столько барыша дяд? Паскуало, сколько теперь давали вдов? ея обломки, старые и превращенные въ кабачекъ.

Это доказывалось постепеннымъ ея украшенiемъ.

Въ об?ихъ каютахъ появились превосходныя саржевыя занав?ски; а когда он? раздвигались, то можно было вид?ть новые матрацы и подушки въ б?лыхъ наволочкахъ. На прилавк?, точно слитокъ золота, блисталъ ярко вычищенный кофейникъ. Лодка, выкрашенная въ б?лый цв?тъ, утратила мрачный видъ гроба, напоминавшiй о катастроф?, и, по м?р? процв?танiя заведенiя, расширялись постройки и разросталось хозяйство. По горячему песку, съ грацiознымъ развальцемъ б?гало бол?е двадцати куръ подъ командою задорнаго и крикливаго п?туха, готоваго къ бою со вс?ми бродячими собаками взморья; изъ-за тростниковаго плетня слышалось хрюканье свиньи, страдавшей астмою отъ ожиренiя, а подъ нав?сомъ противъ прилавка не погасали дв? жаровни со сковородами, гд? разогр?вался рисъ и шип?ла рыба, румянясь въ голубоватыхъ парахъ оливковаго масла.

Тутъ водворилось благосостоянiе, изобилiе. Разбогат?ть было не изъ чего, но на безб?дную жизнь хватало. Тона самодовольно улыбалась, думая, что у нея н?тъ долговъ, и любуясь потолкомъ, съ котораго св?шивались копченыя колбасы, блестящiе сосиски, копченая и нар?занная полосами скумбрiя, окорока, посыпанные краснымъ перцемъ, а зат?мъ, переводя взоръ на полные боченки, разнокалиберныя бутылки, въ которыхъ сверкали разноцв?тные напитки и всевозможныя сковородки, вис?вшiя на ст?нк? въ готовности принять въ себя всякую вкусную сн?дь и зашип?ть на жаровн?.

Какъ вспомнишь, что въ первый м?сяцъ вдовства ей приходилось голодать!.. Теперь, сытая и довольная, она повторяла по всякому поводу: «Н?тъ, что тамъ ни говори, Богь никогда не покидаетъ честныхъ людей».

Благосостоянiе и обезпеченность вернули ей молодость; она растолст?ла у себя въ лодк? и стала лосниться точно упитанная мясничиха. Защищенное отъ солнца и сырости, лицо ея не им?ло того темнаго и сухого вида, какой бываетъ у женщинъ, работающихъ на взморь?; надъ прилавкомъ вздымалась ея объемистая грудь, на которой см?нялись безчисленные шелковые платочки цв?та «яйца съ томатомъ» т. е. затканные красными и желтыми узорами.

Она позволила себ? даже роскошь художественныхъ украшенiй. На задней ст?н? «магазина», выкрашеннаго въ б?лую краску, въ промежуткахъ между бутылками, появилась коллекцiя дешевыхъ хромолитографiй, своею яркостью затмевавшихъ даже великол?пные платочки, и рыбаки, угощаясь подъ нав?сомъ, любовались красовавшимися надъ прилавкомъ: Охотою на льва, Смертью праведника и Смертью гр?шника, Л?стницею жизни и полудюжиною святыхъ, въ числ? которыхъ, безъ сомн?нiя, находился св. Антонiй, а также Худымъ купцомъ и Жирнымъ купцомъ – символическими изображенiями того, кто торгуетъ въ кредитъ и того, кто продаетъ за наличныя.

Конечно, она им?ла основанiе быть довольной, видя, что д?ти ея растутъ сытыми. Торговля развивалась день ото дня, к старый чулокъ, хранившiйся въ ея кают? подъ туго набитымъ матрацомъ ея кровати, мало-по-малу наполнялся серебряными монетами.

Порою она не могла преодол?ть желанiя охватить однимъ взглядомъ всю совокупность своего богатства; тогда она сходила къ морю. Оттуда она внимательно созерцала куриный загонъ, кухню подъ открытымъ небомъ, свиной сарайчикъ, гд? хрюкала розовая свинья, лодку съ выпиленнымъ бокомъ, сверкавшую среди плетней и заборовъ осл?пительной б?лизной своей кормы и своего носа, точно волшебный корабль, который буря выкинула бы какъ разъ посреди хуторского двора.

Впрочемъ, она трудилась много. Спать приходилось мало, вставать – рано, и часто посреди ночи внезапные удары въ дверь заставляли ее вскакивать и угощать рыбаковъ, прибывшихъ съ моря и собиравшихся, выгрузивъ рыбу, опять отплыть еще до зари.

Эти ночные кутежи бывали всего выгодн?е, но при томъ и всего хлопотлив?е для трактирщицы. Она хорошо знала этихъ людей, которые, проплававъ ц?лую нед?лю, хотятъ въ н?сколько часовъ насладиться всеми земными радостями сразу. На вино они кидались, какъ москиты. Старики засыпали тутъ же на стол?, не выпуская угасшихъ трубокъ изъ сухихъ губъ; но молодежь, крупные и здоровенные парни, возбужденные трудовою и воздержною жизнью на мор?, такъ зарились на синью[2 - Синья – м?стное сокращенiе слова сеньора.] Тону, что ей приходилось сердито поворачивать имъ спину и всегда быть готовою къ самозащит? отъ грубыхъ ласкъ этихъ тритоновъ въ полосатыхъ рубахахъ.

Никогда не была она очень красивою; но зарождавшаяся полнота, широко раскрытые черные глаза, цв?тущее смуглое лицо, а бол?е всего – легкость одежды, въ которой л?тними ночами она прислуживала гостямъ, д?лали ее красавицею въ глазахъ этихъ безхитростныхъ молодцовъ, которые въ ту минуту, какъ поворачивали лодки къ Валенсiи, радостно мечтали о свиданiи съ синьей Тоной.

Но она была женщина храбрая и ум?ла держать себя съ ними. Никогда она не сдавалась. На слишкомъ см?лые подходы она отв?чала дерзостями, на щипки – пощечинами, на насильственные поц?луи – здоровыми ударами ноги, отъ которыхъ не разъ катались по песку парни, столь же кр?пкiе, какъ мачты ихъ лодокъ. Она не хот?ла становиться въ двусмысленное положенiе, какъ д?лаютъ многiя другiя; она не позволяла относиться къ ней легкомысленно! Сверхъ того, у нея были д?ти: оба малыша спали тутъ же, отгороженные отъ прилавка лишь досчатой переборкой, сквозь которую слышенъ былъ ихъ храпъ; и единственной ея заботой было – прокормить свое маленькое семейство.

Будущность ребятъ начинала ее тревожить. Они росли на взморь?, какъ молодыя чайки, заползая въ часы зноя подъ брюхо лодокъ, вытащенныхъ на берегъ, а въ остальное время забавляясь у моря сборомъ раковинъ и камешковъ, причемъ ихъ ножки шоколаднаго цв?та тонули въ густыхъ слояхъ водорослей.

Старшiй Паскуало былъ живымъ портретомъ отца. Шаровидный, пузатенькiй, круглолицый, онъ походилъ на здороваго семинариста, и моряки прозвали его «Ректоромъ», каковое прозвище и осталось за нимъ нав?къ.

Онъ былъ на восемь л?тъ старше маленькаго Антонiо, ребенка худощаваго, нервнаго и капризнаго, съ глазами такими же, какъ у Тоны.

Паскуало окружалъ маленькаго брата искренней материнской заботливостью. Пока синья Тона бывала занята своимъ д?ломъ, добрый ребенокъ возился съ малюткой, какъ усердная нянька, и уходилъ играть съ мальчишками на берегу, никогда не оставляя дома б?шенаго малыша, который брыкался, грызъ ему плечо и выдиралъ ему волосы на затылк?. Ночью, въ т?сной кают?, превращенной въ спальню, лучшее м?сто уступалось младшему, а старшiй терп?ливо забивался въ уголъ, чтобы просторн?е спалось на матрац? этому чертенку, который, несмотря на свою слабость, былъ настоящимъ тираномъ.

Въ т? дни, когда волны бушевали и зимнiй в?теръ дулъ, врываясь въ щели между досками, подъ глухой ревъ моря, доносившiйся до ихъ лодки, д?ти засыпали одинъ въ объятiяхъ другого, подъ общимъ од?яломъ. Бывали ночи, когда ихъ будилъ шумъ попоекъ, которыми рыбаки праздновали свое прибытiе. Они слышали сердитый голосъ матери, приведенной въ негодованiе, звонкiй звукъ ловкой пощечины, и не разъ перегородка ихъ каюты вздрагивала и гуд?ла отъ внезапнаго паденiя свалившагося т?ла. Но въ своемъ невинномъ нев?д?нiи, чуждые страха и подозр?нiй, они вскор? засыпали вновь.

По отношенiю къ д?тямъ синья Тона допускала несправедливую слабость. Въ первое время своего вдовства, глядя на нихъ по ночамъ, когда они спали въ своей т?сной кают?, сдвинувъ головки и покоясь, можетъ быть, на той самой доск?, о которую размозжилъ себ? голову ихъ отецъ, она испытывала глубокое волненiе и плакала, какъ будто опасаясь лишиться и ихъ. Но впосл?дствiи, когда годы н?сколько изгладили воспоминанiе о катастроф?, живя въ достатк?, она невольно высказывала больше любви своему Антонiо, этому грацiозному существу, повелительному и грубому со всякимъ, за исключенiемъ только матери, къ которой онъ ласкался съ прелестью р?зваго котвнка.

Вдова приходила въ восторгъ отъ этого шалуна, который в?чно шатался по берегу и въ семь л?тъ пропадалъ ц?лыми днями, возвращаясь лишь къ ночи съ платьемъ въ лохмотьяхъ и съ пескомъ въ карманахъ. Старшiй, напротивъ, свободный теперь отъ ухода за младшимъ, съ утра до вечера мылъ стаканы въ кухн?, прислуживалъ гостямъ, кормилъ куръ и свинью и съ сосредоточеннымъ вниманiемъ наблюдалъ за сковородками, шип?вшими на жаровняхъ.

Когда мать, полудремля за прилавкомъ въ часы зноя, останавливала взоръ свой за Паскуало, она всегда испытывала жив?йшее изумленiе: ей воображалось, будто она видитъ своего мужа въ ту пору, какь съ нимъ познакомилась, когда онъ служилъ юнгою на рыбачьей лодк?. Передъ нею было то же лицо, круглое и улыбающееся, то же коротковатое и широкое туловище, т? же толстыя и короткiя ноги. Въ сфер? духовной сходство было не мен?е велико. Подобно отцу, сынъ отличался честною простотою, усердiемъ къ работ?, спокойною настойчивостью, за что вс? почитали его «челов?комъ серьезнымъ». Очень добрый и очень робкiй, онъ доходилъ до озв?р?нiя, когда являлась возможность зашибить копейку; и онъ безумно любилъ море, этого щедраго кормильца безтрепетныхъ людей, ум?ющихъ добывать изъ него пищу. Въ тринадцать л?тъ онъ ужъ не мирился съ жизнью въ кухн? и неловко выражалъ свое къ ней отвращенiе безсвязиыми сло?ами, отрывочными и нiсколько неясными фразами, такъ какъ ничего другого не складывалось въ его туго соображавшей голов?. Онъ не рожденъ для службы въ трактир?: это д?ло черезчуръ легкое, годное для его брата, который не очень то любитъ работать. А онъ силенъ и кр?покъ, любитъ море и хочетъ стать рыбакомъ.

Синья Тона пугалась, когда слышала это и отв?чала напоминанiями о страшной катастроф?, приключившейся постомъ во вторникъ. Упрямый подростокъ настаивалъ: такiя несчастiя бываютъ не каждый день, и разъ, у него есть призванiе, онъ долженъ д?лать д?ло своихъ отца и д?да, что много разъ повторялъ дядя Борраска, влад?лецъ лодки, большой прiятель покойнаго Паскуало.

Наконецъ, въ ту пору, когда начиналась «ловля быками»[3 - «Ловля быками» въ Средиземномъ мор? производится при помощи двухъ соединенныхъ лодокъ, тянущихъ за собою одну длинную с?ть.], мать уступила, и Паскуало нанялся къ старику Борраск? въ юнги или «лодочныя кошки» безъ жалованья, эа харчи и «рыбiй бракъ», въ составъ котораго входятъ мелкая рыбешка, крабы, морскiе коньки и т. п.

Начало ученичества было для него прiятнымъ. До т?хъ поръ онъ од?вался въ старое платье отца; но синья Тона пожелала, чтобы вступленiе въ новую профессiю сопровождалось н?которой торжественностью; разъ вечеромъ, она заперла трактиръ и вм?ст? съ сыномъ отправилась въ Грао, на приморскiй рынокъ, гд? продавалась готовая одежда для моряковъ. Паскуало долго помнилъ этотъ рынокъ, показавшiйся ему храмомъ роскоши. У него разб?гались глаза среди синихъ куртокъ, желтыхъ клеенчатыхъ плащей, громадныхъ морскихъ сапогъ, – предметовъ, употребляемыхъ лишь хозяевами лодокъ; онъ ушелъ оттуда полный гордости, неся съ собою свое скромное приданое: дв? рубашки майоркскаго полотна, жесткiя и колючiя, точно изъ упаковочной бумаги; черный шерстяной поясъ; полный костюмъ изъ грубаго сукна, желтый до ужаса; красную шапочку, которую приходится надвигать на уши въ дурную погоду, и черную шелковую фуражку для прогулокъ по берегу. Наконецъ-то у него явилось платье по росту и пришелъ конецъ его борьб? съ отцовскими куртками, которыя вздувались в?тромъ на его спин?, точно паруса, и заставляли его б?жать скор?е, ч?мъ онъ хот?лъ. Что же касается башшмаковъ, то о нихъ не стоило и говорить: никогда въ жизни юнга изъ Кабаньяля не пряталъ своихъ р?звыхъ ногъ въ эти орудiя пытки!

Ребенокъ не ошибся, говоря, что рожденъ для жизни на мор?. Лодка дяди Борраска понравилась ему гораздо больше, нежели материнская, рядомъ съ которою хрюкала свинья и кудахтали куры. Работалъ онъ усердно и, сверхъ харчей, щедро бывалъ вознаграждаемъ тычками отъ руки стараго хозяина, который на суш? бывалъ съ нимъ ласковъ, но на лодк? не спустилъ бы даже и отцу его. Мальчикъ съ кошачьей ловкостью вл?залъ на мачту и прикр?плялъ фонарь или поправлялъ снасти; онъ помогалъ тащить с?ти, когда начинали ихъ вытягивать; мылъ палубу, убиралъ въ трюмъ большiя корзины съ рыбою, раздувалъ жаровню и наблюдалъ, какъ бы не пережарился об?дъ, чтобы не дать повода къ ропоту рыбакамъ.

Но за весь этотъ трудъ сколько радостей выпадало на его долю! Тотчасъ по окончанiи об?да хозяина съ рыбаками, за которымъ Паскуало и другой юнга присутствовали почтительно и неподвижно, объ?дки предоставлялись юнгамъ, которые усаживались вдвоемъ на корм? съ чернымъ котломъ между кол?нъ и съ хл?бомъ подъ мышкой. Сначала по?далось лучшее; потомъ, когда ложки начинали скрести дно котла, происходило вытиранiе его корками, такъ, что, въ конц?-концовъ, чугунъ оказывался чистымъ и гладкимъ, точно его вымыли. Зат?мъ, шли поиски вина, недопитаго экипажемъ изъ жестяного жбана; наконецъ, если не оказывалось работы, «кошки» по-царски растягивались на палуб?, выпроставъ рубахи изъ штановъ, животы наружу, и лежали, убаюкиваемые качкой и продуваемые в?теркомъ. Въ табак? недостатка не было, и дядя Борраска призывалъ вс?хъ чертей, видя, съ какою непостижимою быстротою исчезаетъ изъ кармановъ его куртки то листовой алжирскiй, то крошеный гаванскiй табакъ, смотря по сорту посл?дняго груза, контрабандою привезеннаго въ Кабаньяль. Эта жизнь была раемъ для Паскуало; и каждый разъ, какъ онъ сходилъ на берегь, мать его зам?чала, что онъ все бол?е кр?пнетъ, все бол?е загораетъ отъ солнца, но по старому остается добродушнымъ, несмотря на постоянное товарищество съ лодочными «кошками», скоросп?лыми негодяями, способными на скверн?йшiя выходки и им?вшими обыкновенiе при разговор? пускать собес?днику въ носъ дымъ изъ трубокъ почти такого же роста, какъ они сами.

Трактирщиц? не всегда бывало весело; ц?лые дни проводила она въ старой лодк? совершенно одна, какъ будто у нея вовсе не было д?тей. Ректоръ былъ на мор?, добывая свою долю «рыбьяго брака», чтобы въ праздничный день съ гордостью вручить материтри – четыре песеты[4 - Монета, равная франку.], составлявшiя его нед?льный заработокъ. Что же касалось младшаго, этого б?са во плоти, онъ сталъ неисправимымъ бродягою и возвращался домой лишь тогда, когда его донималъ голодъ.

Антонiо связался со скверными береговыми мальчишками, шайкою шалопаевъ, которые точно такъ же не знали своихъ отцовъ и матерей, какъ и бродячiя собаки, б?гавшiя съ ними по песку. Плавать онъ ум?лъ не хуже рыбы; л?томъ онъ нырялъ въ гавани, со спокойной беззаст?нчивостью обнажая свое худое и смуглое т?ло ради мелкихъ м?дныхъ монетъ, которыя гуляющiе бросали въ воду, а онъ вылавливалъ ртомъ. Ночью онъ возвращался въ трактирчикъ въ разорванныхъ штанахъ и съ расцарапаннымъ лицомъ. Сколько разъ мать заставала его еъ наслажденiемъ пьющимъ водку изъ боченка; a разъ вечеромъ ей пришлось над?ть плащъ и пойти въ портовую полицiю, чтобы слезно молить объ освобожденiи сына, об?щая, что она исправитъ его отъ скверной привычки таскать сахаръ изъ ящиковъ, стоящихъ иа пристани.

Какимъ безд?льникомъ вышелъ этотъ Антонiо. Боже! въ кого это онъ удался?! Честнымъ родителямъ стыдно было им?ть сыномъ такого сорванца, мошенника, который, им?я дома ч?мъ на?сться, бродилъ ц?лыми днями вокругъ кораблей изъ Шотландiи и, едва только отвернутся грузчики, уже б?жалъ прочь съ трескою подъ мышкою. Такой ребенокъ могъ привести въ отчаянiе свою семью. Въ дв?надцать л?тъ – ни мал?йшей склонности къ труду, ни мал?йшаго почтенiя къ матери, не взирая на палки отъ метелъ, которыя она ломала на его спин?.

Синья Тона изливала свои печали передъ Мартинесомъ, молодымъ таможеннымъ стражникомъ, который дежурилъ на этомъ м?ст? взморья и проводилъ часы зноя подъ нав?сомъ кабачка, держа ружье между кол?нъ, неопред?ленно глядя въ пространство и выслушивая безконечныя жалобы трактирщицы.

Этотъ Мартинесъ былъ андалузецъ родомъ изъ Хуэльвы, красивый статный парень, молодецки носившiй свой старый солдатскiй мундиръ и изящно крутившiй свои б?локурые усы. Синья Тона восхищалась имъ: «Когда челов?къ получилъ воспитанiе, то напрасно будетъ это скрывать: оно видно за ц?лую версту». И какое изящество въ р?чи! Какiя деликатныя выраженiя! Сразу можно было узнать ученаго! Да, в?дь, онъ и пробылъ н?сколько л?тъ въ семинарiи своей провинцiи! А если теперь очутился на такой служб?, то единственно потому, что, раздумавъ идти въ священники и захот?въ повидать св?тъ, онъ поссорился со своими, поступилъ въ солдаты, а потомъ перешелъ въ таможню.

Трактирщица слушала его, выпучивъ глаза, когда онъ разсказывалъ свою исторiю съ грубымъ пришепетыванiемъ андалузскаго простолюдина, и, платя ему тою же монетою, отв?чала на кастильскомъ нар?чiи, столь каррикатурномъ и мало вразумительномъ, что надъ нимъ посм?ялись бы даже и жители Кабаньяля.

– Видите ли, г. Мартинесъ, мой мальчишка сводитъ меня съ ума своими глупостями. Я твержу ему: «Чего теб? не хватаетъ, разбойникъ? Что ты липнешь къ этимъ паршивцамъ?» Ахъ, г. Мартинесъ, вы такъ хорошо ум?ете говорить, такъ хоть бы вы его попугали. Скажите, что его уведутъ въ Валенсiю и тамъ посадятъ въ острогъ, если онъ не исправится.

Синьоръ Мартинесъ давалъ об?щанiе попугать пов?су, отчитывалъ его со строгимъ видомъ и добивался того, что хоть на н?сколько часовъ Антонiо оставался пораженнымъ, испытывая почти ужасъ передъ этимъ военнымъ и передъ страшнымъ ружьемъ, съ которымъ тотъ никогда не разставался.

Такiя маленькiя услуги постепенно превращали Мартинеса въ члена семьи, создавая все большую близость между нимъ и синьею Тоною. Об?дъ ему готовили въ трактирчик?; зд?сь же онъ просиживалъ ц?лыми днями, и любезная хозяйка многократно, не безъ удовольствiя, чинила ему б?лье и пришивала пуговицы къ нижнему платью. «Б?дный синьоръ Мартинесъ! какъ обойтись такому благовоспитанному молодому челов?ку безъ ея помощи? Онъ ходилъ бы въ лохмотьяхъ, заброшенный, точно б?днякъ; а на это, говоря откровенно, женщина съ сердцемъ никогда не можетъ согласиться».

Л?томъ, въ посл?полуденные часы, когда солнце палило пустынное взморье и клало на раскаленный песокъ отблески пожара, неизм?нно повторялась нижесл?дующая сцена:

Мартинесъ, на тростниковомъ табурет? у прилавка, читалъ своего любимаго писателя, Переса Эскрича, толстые, засэленные и помятые томы котораго передавались таможенными солдатами другъ другу и такимъ образомъ обошли весь берегъ. Эти толстые томы, внушавшiе синь? Тон? суев?рное почтенiе безграмотнаго къ книг?, были т?мъ источникомъ, откуда Мартинесъ почерпалъ свой звучный и напыщенный слогъ и свою философiю, которыми поражалъ вдову.

По другую сторону прилавка, втыкая какъ попало свою иголку и сама хорошенько не зная, что шьетъ, кабатчица подолгу любовалась стражникомъ, по ц?лымъ получасамъ забываясь въ созерцанiи его тонкихъ б?локурыхъ усовъ, въ разглядыванiи, каковъ у него носъ и съ какимъ тонкимъ вкусомъ разд?лены проборомъ и приглажены на вискахъ его золотые волосы.

Порою, перевертывая страницу, Мартинесъ поднималъ голову, встр?чалъ устремленные на него большiе черные глаза Тоны, красн?лъ и опять принимался за чтенiе.

Трактирщица упрекала себя за эти долгiя созерцанiя. Что могли они значить? Разум?ется, когда живъ былъ ея Паскуало, ей случалось гляд?ть на него внимательно, чтобы разсмотр?ть его лицо. Но теперь какая ей надобность таращить глаза на Мартинеса ц?лыми часами, словно дура, не отрываясь отъ этого неприличнаго глаз?нiя? Что скажутъ люди, когда узнаютъ?.. Очевидно, что-то привязываетъ ее къ этому челов?ку. А почемуже бы и н?тъ? Онъ такъ красивъ, такъ воспитанъ! Такъ хорошо говоритъ!.. Однако, все же это – одни пустяки. Ей уже подъ сорокъ; точно л?тъ своихъ она не помнитъ, но, пожалуй, идетъ тридцать седьмой; а Мартинесу не бол?е двадцати шести… А впрочемъ, чортъ возьми! Несмотря на свои л?та, она еще недурна; она думаетъ, что хорошо сохранилась, да и разбойники-матросы, такъ надо?вшiе ей своими приставанiями, оказываются того же мн?нiя. И мысли эти, пожалуй, не такъ уже нел?пы: добрые люди усп?ли придумать кое-что въ такомъ род?, и товарищи Мартинеса, равно какъ и береговыя рыбныя торговки, выражали свои коварныя предположенiя черезъ-чуръ удобопонятными намеками.

Наконецъ, случилось то, чего вс? ждали. Синья Тона, чтобы заглушить свои сомн?нiя, приводила себ? въ вид? довода, что ея д?тямъ необходимъ отецъ и что ей не найти лучшаго, ч?мъ Мартинесъ. И стойкая женщина, кормившая рыбаковъ пощечинами при мал?йшей попытк?, сдалась добровольно, или, върн?е, ей пришлось побороть трусость этого робкаго парня. Она взяла на себя иницiативу, а Мартинесъ уступилъ съ покорностью челов?ка высшаго порядка, который, сосредоточиваясь мыслями въ высшихъ сферахъ, позволяетъ въ земныхъ д?лахъ верт?ть собой, какъ автоматомъ.

Событiе прiобр?ло публичность; и сама синья Тона не досадовала на это: напротивъ, пусть вс? знаютъ, что въ ея дом? есть хозяинъ; оно даже было ей прiятно. Отлучаясь въ Кабаньяль по д?ламъ, она оставляла трактиръ на Мартинеса, который, какъ и прежде, усаживался подъ нав?сомъ и, съ ружьемъ между кол?нъ, смотр?лъ на море.

Сами д?ти казались ув?домленными о новомъ порядк? вещей. Когда Ректоръ бывалъ на берегу, онъ искоса гляд?лъ на мать съ тревожнымъ удивленiемъ, а передъ б?локурымъ стражникомъ, котораго всегда заставалъ въ кабачк?, конфузился и роб?лъ. Антонiй же лукавою улыбкою давалъ понять, что происшествiе служило темой для насм?шливыхъ комментарiевъ на сборищахъ береговыхъ озорниковъ; вм?сто того, чтобы попрежнему пугаться нравоученiй стражника, онъ отв?чалъ ему гримасами и уб?галъ въ припрыжку, всячески кривляясь для выраженiя своего презр?нiя.

Въ это время, Тона пережила медовый м?сяцъ въ пору своей полной жизненной зр?лости. Теперь супружество ея съ Паскуало вспоминалось ей, какъ однообразное рабство. Она любила стражника съ восторгомъ, съ тою кипучею страстью, какую испытываютъ женщины уже на склон? л?тъ. Осл?пленная своею любовью, она выставляла ее на показъ, не огорчаясь ропотомъ сос?дей. «Въ чемъ д?ло? Пусть говорятъ, что хотятъ. Другiя д?лаютъ еще хуже; а если болтаютъ, то только изъ зависти, потому что ей посчастливилось заполучить красиваго молодца».

Мартинесъ, не покидая своего мечтательнаго вида, давалъ себя ласкать и баловать, какъ челов?къ, которому воздается должное. Онъ пользовался большимъ почетомъ среди своихъ товарищей и начальства: въ его распоряженiи была касса кабачка и даже тотъ чулокъ съ монетами, который часто наминалъ ему бока, когда онъ растягивался на кровати въ кают?.

Можетъ быть, чтобы избавиться отъ этой непрiятности, онъ посп?шилъ опустошить его, въ чемъ, впрочемъ, не встр?тилъ ни мал?йшаго нротивор?чiя со стороны синьи Тоны. Разв? ему не предстояло стать ея мужемъ? Только-бы хорошо шла торговля, она не им?ла права жаловаться!

Но по прошествiи четырехъ или пяти м?сяцевъ на нее начало нападать раздумье. Становилось необходимымъ оформить положенiе, а продолжать по-прежнему оказывалось невозможнымъ. Когда честная женщина, мать двоихъ д?тей, им?етъ въ виду произвести на св?тъ третьяго, нужно, чтобы налицо быль мужчина, который могъ бы заявить: «это мое д?ло!»

Она сообщила объ этомъ Мартинесу, и Мартинесъ отв?тилъ: «очень хорошо!» на вс? ея р?чи. Т?мъ не мен?е, онъ поморщился и принялъ плачевный видъ, точно его грубо столкнули съ т?хъ идеальныхъ высотъ, гд? онъ любилъ искать уб?жища отъ жизненной прозы. Онъ прибавилъ, что, в?роятно, придется долго ждать бумагъ, необходимыхъ для в?нчанiя такъ какъ Хуэльва далеко.

Тона стала жить надеждой, сосредоточивши вс? мысли на этой далекой Хуэльв?, которая, по ея представленiямъ, должна была находиться гд?-нибудь по близости Кубы или Филиппинскихъ островъ.

Однако, нед?ля шла за нед?лею и необходимость в?нчанiя становилась все очевидн?е. «Мартинесъ, синьоръ Мартинесъ, осталось всего два м?сяца. Уже невозможно скрыть, чего мы ждемъ, и люди начинаютъ прим?чать. Что скажутъ мальчишки, когда застанутъ въ дом? новаго брата?»

Мартинесъ возражалъ: «Это не моя вина. Ты видишь, сколько писемъ я пишу, чтобы ускорить высылку бумагъ…»

Въ одинъ прекрасный день стражникъ объявилъ, что самъ ?детъ въ Хуэльву за проклятыми документами и уже получилъ отпускъ отъ своего начальства.

Превосходно! Такое р?шенiе было весьма прiятно синь? Тон?. Чтобы облегчить ему путешествiе, она отдала вс? деньги, какiя были въ выручк?, зат?мъ въ посл?днiй разъ погладила его по голов? и пролила н?сколько слезъ, говоря:

– До свиданiя, добрый путь!..

Б?дной Тон? никогда уже не суждено было свид?ться съ синьоромъ Мартинесомъ. Среди стражниковъ, обслуживавшихъ берегъ, нашлась добрая душа, доставившая себ? удовольствiе открыть ей истину. Никогда не было р?чи о по?здк? въ Хуэльву. Письма Мартинесъ отправлялъ въ Мадридъ: въ нихъ заключались просьбы о перевод? на другой постъ, подальше отъ Валенсiи, климатъ которой ему якобы вреденъ. И въ самомъ д?л?, его перевели въ Коронью.

Синья Тона подумала, что сойдетъ съ ума. Воръ, и хуже вора! Смотрите, какой недотрога! Вотъ в?рь посл? этого людямъ, которые такъ хорошо говорятъ. Такъ отплатить ей, которая рада была отдать ему посл?днiй грошъ и ублажала его подъ нав?сомъ въ часы сiесты ни дать, ни взять, какъ родная мать.

Но все отчаянiе б?дной женщины не пом?шало появленiю на св?тъ того, что было причиною необходимости брака; и н?сколько м?сяцевъ спустя синья Тона подавала стаканы, прижимая къ свой пышной груди бл?дную, слабенькую, голубоглазую д?вочку, съ объемистой б?локурой головкой, походившей на золотой шаръ.

II

Прошли года безъ мал?йшей перем?ны въ однообразномъ существованiи семейста, которое жило въ лодк?, превращенной въ харчевню.

Ректоръ былъ настоящiй морякъ, коренастый, флегматичный, безстрашный передъ опасностью. Изъ «кошки» онъ превратился въ матроса; на него дядя Борраска над?ялся больше, ч?мъ на весь остальной экипажъ; и ежем?сячно онъ отдавалъ матери четыре или пять сбереженныхъ дуро, которые она клала для него на храненiе подъ матрацъ.

Антонiо не им?лъ ремесла. Между матерью и имъ шла борьба. Тона находила ему м?ста, a онъ ихъ бросалъ черезъ н?сколько дней. Съ нед?лю онъ прожилъ въ ученикахъ у башмачника; побольше двухъ м?сяцевъ проплавалъ съ дядей Борраска въ качеств? юнги, но хозяину надо?ло кричать на него, не будучи въ силахъ добиться повиновенiя. Потомъ онъ попробовалъ сд?латься бочаромъ: это ремесло считалось наилучшимъ; но хозяинъ выставилъ его вонъ очень скоро. Наконецъ, въ семнадцать л?тъ, онъ поступилъ въ артель разгрузчиковъ и работалъ не чаще двухъ разъ въ нед?лю, да и то съ большой неохотой.

Т?мъ не мен?е, его праздношатайство и порочныя привычки почти прощались синьею Тоною, когда она любовалась имъ по праздникамъ – а для этого бродяги почти каждый день бывалъ праздникъ, – въ шелковой фуражк? съ пышнымъ дномъ надъ темно-бронзовымъ лицомъ съ пробивавшимися усиками, въ синей холщевой куртк?, прилегавшей къ стройному т?лу, въ черномъ шелковомъ пояс?, замотанномъ вокругъ фланелевой рубашки въ черныхъ и зеленыхъ кл?ткахъ. Какъ бы тамъ ни было, она гордилась т?мъ, что была матерью этого красиваго мальчишки, который явно нам?ревался стать такимъ же негодяемъ, какъ недоброй памяти Мартинесъ; но ея Антонiо об?щалъ быть жив?е, см?л?е, предпрiимчив?е; это доказывалось т?мъ, что кабаньяльскiя д?вицы уже соперничали передъ нимъ въ качеств? влюбленныхъ.

Тона радовалась, узнавая, какъ он? ц?нятъ ея сына, и бывала изв?щена обо вс?хъ его похожденiяхъ. Какая жалость, что онъ такъ любитъ эту проклятую водку! Вотъ кого можно назвать настоящимъ мужчиной; онъ – совс?мъ не то, что его сонный братецъ, котораго не расшевелишь, хоть про?зжай по немъ въ тел?г?.

Въ одинъ воскресный вечеръ, въ кабак? «Добрыхъ Нравовъ», – ужасно ироническое названiе! – Антонiо поссорился съ артелью разгрузчиковъ, работавшихъ дешевле: полет?ли стаканы и, когда для водворенiя мира явилась полицiя, то захватила его съ ножемъ въ рук?, среди пресл?дованiя враговъ между столами. Бол?е нед?ли его продержали въ кутузк? при общинномъ дом?. Слезы синьи Тоны и хлопоты дяди Марьяно, который былъ влiятельнымъ выборщикомъ, вызволили его на этотъ разъ; но исправился онъ такъ мало, что въ самый вечеръ своего освобожденiя вновь замахнулся т?мъ же ножемъ на двухъ англiйскихъ моряковъ, которые, напившись вм?ст? съ нимъ, захот?ли его вздуть.

Онъ былъ у вс?хъ на виду въ Кабаньял?. Неважный работникъ, но кр?пче кого угодно въ т? ночи, когда на вс?хъ парусахъ плавалось изъ кабака въ кабакъ вплоть до утра.