скачать книгу бесплатно
Крещение Осетии. В контексте российской политики на Кавказе
Борис Бицоти
История крещения Осетии уникальна и удивительна – первое и важнейшее христианское таинство было совершено с народом, населяющим землю Осетии, не единожды. Как совершалось это таинство? Какова была историческая роль Грузии в процессе христианизации Осетии, и какой отпечаток на религиозном сознании осетин оставил многовековой период существования их предков в лоне византийской христианской традиции?Поиску ответов на эти и другие вопросы посвящено наше исследование.
Крещение Осетии
В контексте российской политики на Кавказе
Борис Бицоти
© Борис Бицоти, 2023
ISBN 978-5-0050-3667-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Крещение Осетии
в контексте российской политики на Кавказе
Предисловие
История крещения Осетии уникальна и удивительна. Сага о появлении христианства у народа, проживающего в горных ущельях Кавказа, изобилует неожиданными поворотами и необычными сюжетными линиями. Первое и важнейшее христианское таинство, было совершено с народом, населяющим землю Осетии, не единожды. Крещенный в древности византийскими миссионерами этнос, спустя тысячелетие вновь стал привержен православию, пронеся при этом веру в древних христианских святых сквозь века изгнания и изоляции. Немыми свидетелями того древнего крещения являются дошедшие до наших дней православные храмы, прекрасно сохранившиеся в ущельях Осетии, а следы древнего христианства византийского образца до сих пор наблюдаются в культуре, эпосе, традициях и обычаях современных осетин. Неисповедимы пути господни, скажет христианин, наблюдая за небывалыми перипетиями этой истории.
Разумеется, невозможно в одной отдельной книге дать всестороннюю оценку такому явлению, как крещение целого народа, объять все существующие подробности и перечислить все интересные факты. Однако назвать и описать наиболее яркие события, знаменующие определенные вехи в христианизации Осетии – задача реалистичная и достойная пера историка. Предлагаемое исследование, таким образом – не более чем очерки истории распространения христианства среди осетин с момента появления сведений о данном народе и самого этнонима «осетины» в лексиконе политической жизни Российской империи.
Крещение Осетии является событием не только религиозным, но и светским, частью истории народа, его историческим выбором. Религия издревле была инструментом политического влияния, и Осетия здесь не стала исключением. Узкие горные теснины становятся ареной для проповедей русских и грузинских православных священников, турецких мулл, а позднее и наибов Шамиля, представителей различного рода сект и религиозных общин. Аналогичную цель – оказание политического влияния и обеспечение безопасности своих рубежей, как следует из многочисленных свидетельств, преследовали на Кавказе и первые проповедники из древней Византии, по поручению императора и церковных иерархов обращавшие в христианство предков осетин, инициировавшие строительство соборов и храмов, благословлявшие династические браки. Этот политический аспект крещения ранее подробно не рассматривался историками и не становился предметом особого исследования.
С падением Византии народы Кавказа, принадлежавшие к православной церкви, постепенно попадают под влияние крупных мусульманских держав – Оттоманской Порты и Сефевидского Ирана. Лакуну религиозного сознания горцев постепенно заполняет ислам. Так продолжается до появления на горизонте политической жизни региона сначала Московского царства, а затем и Российской империи. С начала XVIII в. народы Кавказа, в том числе, соответственно, и осетины оказываются втянутыми в сложную геополитическую игру с участием трех крупных региональных держав, каждая из которых являлась проводником древней религиозной традиции. Вопросы вероисповедания в этой игре имели особое значение.
Попав в поле зрения учрежденного императором Петром I Святейшего Синода и чиновников внешнеполитического ведомства правительства императрицы Елизаветы Петровны, осетины, как народ, некогда исповедовавший христианство, стали занимать особое место в планах российского правительства по интеграции Кавказа. Именно на священников Осетинской Духовной комиссии была возложена миссия крещения представителей всех кавказских народов, желающих перейти в православие.
В рамках сложившейся традиции принято начинать рассказ о присоединении Осетии к Российской империи с событий времен первого посольства осетин к императрице Елизавете Петровне. Но крещение Осетии, его мотивы и предпосылки невозможно понять, не заглянув в предыдущий период – время знаменитого Персидского похода Петра Великого. Пользуясь ослаблением Персии, под предлогом наказания лезгинского и казыкумского владельцев за нападения на русских купцов император Петр двинул свои войска на прикаспийские города, чтобы, овладев Каспием, проложить торговый путь из Центральной Азии и Индии в Европу через Россию. Конечной целью похода являлось условленное объединение российских войск с войсками картлийского царя Вахтанга VI и закрепление за Российской империей завоеванных территорий.
Несмотря на то, что завоевания персидского похода Петра I были позднее возвращены Персии его племянницей императрицей Анной Иоановной, это эпохальное событие навсегда изменило расстановку сил в регионе и закрепило претензии России на роль ведущего игрока наряду с крупнейшими мусульманскими державами. Русский царь уже не писал заступнические письма иранскому шаху, порицая гонения на единоверцев-грузин, а оказался с войсками у самых границ Персидской империи и начал брать один за другим прикаспийские города, издревле находившиеся в вассальной зависимости персов.
Взятие русскими войсками Дербента, Баку, Решта, провинции Ширван, Гиляна, Мазендерана и Астрабада завершились подписанием выгодного для России Петербургского договора с Персией и Константинопольского трактата с Турцией, в которых был регламентирован порядок размежевания интересов трех держав. Многочисленные горские народы, такие, как кабардинцы и кумыки, выступили в союзе с Петром и впоследствии приняли российское подданство.
Так получилось, что именно Грузию, с правителями которой российский царский дом связывали давнишние отношения, ввести в число своих протекторатов по итогам военной компании России не удалось – древнее христианское царство согласно условиям мирного договора оказалось в сфере влияния Оттоманской Порты. И хотя еще царь Теймураз I просил Алексея Михайловича, отца Петра I, избавить Грузию от агарян (мусульман – Б.Б.), «завладеть всеми здешними местами, оборонить церкви и посадить своего архиерея»,[1 - Полиевктов М. А. Посольство стольника Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию. с. 2] эта последняя цель похода Петром I и его войском так не была достигнута.
События похода в результате обернулись драмой для картлийского царя Вахтанга, заключившего союз с Петром и публично заявившего о своей приверженности христианству. Дойдя до Крестовой горы, Петр с войсками повернул обратно – соединения двух армий не состоялось. Во владения картлийского царя вторглись турецкие войска, и Вахтангу пришлось просить у Петра убежища, чтобы провести остаток дней в изгнании. Находясь уже на смертном одре, Петр I завещал помочь Грузии и дать ей войска, но после кончины российского императора политика его державы приняла иной вектор, чуждый его изначальному видению и последней воле. Так продолжалось вплоть до восшествия на российский престол дочери Петра I Елизаветы Петровны, с появлением которой на троне происходит частичный возврат к прежнему внешнеполитическому курсу.
Соглашения, подписанные по итогам войны за обладание Каспием российским императором, его новые приобретения на Кавказе заложили прочный фундамент для дальнейших дискуссий и создали, в том числе, предпосылку для последующего возвращения Российской империи в Грузию. Далее Россия будет то приближаться к Кавказу, то дистанцироваться от кавказских вопросов, но ее право участвовать в решении судеб всех горских народов, и в особенности осетин, со времен Персидского похода будет являться незыблемым и уважаться всеми державами региона.
Маршрут армии Петра I не проходил через Осетию, и ее территория не стала ни целью военных планов, ни ареной боевых действий. Русская армия двигалась к южному Кавказу через Дербентский проход вдоль берега Каспийского моря и не воспользовалась путем через Дарьяльское ущелье. Но начало интеграции Осетии в лоно русской цивилизации тесно связано с событиями персидского похода и его завоеваниями. Именно в результате большой войны и активной миграции населения в Дагестане с ведома правительства Петра I возникает первая Осетинская миссия, призванная вести просветительскую работу среди горского народа. Эта миссия, возрожденная указом императрицы Елизаветы Петровны и направленная в осетинские горы, в дальнейшем будет более ста пятидесяти лет заниматься просветительской деятельностью на Кавказе, распространяя христианское учение среди всех горских народов, изъявивших желание принять святое крещение.
Крещение осетин как ставка в большой игре в противовес распространению ислама, совершаемое на фоне постоянной борьбы на Кавказе и связанной с ней атмосферой всеобщего ожесточения, освещается в разных источниках совершенно по-разному. Под пером одних авторов, таких, как В. С. Толстой,[2 - Во время приезда военного министра князя Чернышева, как об этом пишет В.С.Толстой, ему были поданы разными осетинскими обществами прошения. Одним и тем же крестившимся при первом крещении были выданы крест, шнурок, рубашка и полтинник; при втором крещении крест, шнурок и рубашка; при третьем крещении крест и шнурок. Просители ходатайствовали о выдаче им недостающих до полного комплекта вещей – по одной рубашке и по два полтинника.] оно принимает лишенные всякого смысла гротескные формы. По свидетельствам других современников событий, таких, как эмигрировавший впоследствии в Турцию генерал Кундухов, оно часто носило насильственный характер и совершалось по принуждению. В то же самое время в отчетах комиссии говорится об успешном выполнении поставленной задачи, представлении миссионеров к наградам и большом количестве добровольно принявших христианское учение осетин. Выяснение истинных обстоятельств интересующего нас процесса, понимание сути и первопричин событий, запечатленных в сохранившихся материалах эпохи, является главной задачей нашего исследования.
Российские монархи не были единовластными распорядителями судеб горцев – между ними и их новыми подданными стоял бюрократический аппарат во главе с верховным совещательным органом Сенатом, представленный государственными коллегиями, позднее превращенными в министерства, различными военными и гражданскими ведомствами. В духовных делах кавказского края важнейшие решения принимал Святейший Синод – главная административная инстанция Русской православной церкви.
По ходатайству Петра I Константинопольский и Антиохийский патриархи признали Святейший Синод своим «во Христе братом», обладающим равнопатриаршим достоинством. Начиная с первых контактов и переговоров российского правительства с горцами-осетинами во времена правления Елизаветы Петровны, именно Синод принимал активное участие в судьбе горского народа, осуществлял надзор за выполнением миссии святых отцов в осетинских горах, снабжал первых крестителей инструкциями, следил как за успехами предприятия, так и за расходованием денежных средств.
В дальнейшем, после присоединения Восточной и Западной Грузии к Российской империи и проведения масштабной реформы грузинской церкви, территориальным полномочным органом, ведавшим духовными делами Осетии с момента своего учреждения и вплоть до основания и отделения Владикавказской епархии стал Грузинский экзархат, в ведении которого долгое время находилась Осетинская Духовная комиссия. Отчеты о деятельности комиссии неоднократно становились предметом расследований и всесторонних разбирательств, инициируемых как церковными иерархами, так и военной или гражданской администрацией, а результаты работы получали разную оценку.
Подобная оценка не является непосредственной задачей нашего исследования, однако любой исторический анализ сопряжен с необходимостью комментария и выражения мнения – в противном случае история превращается в набор имен и череду бессвязных фактов. Большое количество свидетельств интересующих нас событий существует параллельно и зачастую противоречат друг другу, в то время, как истина не может быть столь многолика. Задача историка в данном случае заключается в критическом анализе существующих источников – нам необходимо отделить зерна от плевел, отличить истинные свидетельства от ложных и попытаться восстановить подлинную картину христианизации осетин.
Важно при этом понимать, что судьба Осетии, по нашему мнению, решалась не только и не столько в горных ущельях, сколько в столицах крупнейших держав региона: в Санкт-Петербурге, Москве, Тифлисе, где долгое время располагалась ставка кавказского наместника, Исфахане, Тегеране и Константинополе. Для восстановления достоверной картины прошлого необходим широкий взгляд на события в осетинских горах, привлечение к анализу свидетельств о явлениях общекавказского и общероссийского значения. Особенно важны в этой связи вопросы, касающиеся влияния внешних и косвенных факторов на христианизацию Осетии. Какова была в точности историческая роль Грузии, без участия которой, присоединение и христианизация Осетии в таком виде, как они имели место, возможно бы и не состоялись? Как повлияла на судьбу Осетии открытая европейскими учеными тождественность осетин и древних алан и их принадлежность к древней христианской вере? Можно ли говорить о наличии такого влияния, учитывая то, что доподлинно установить факт крещения предков осетин ученым удалось благодаря появлению перевода древних нотиций Константинопольского патриархата лишь в конце XIX в., когда интеграция кавказских народов в Российскую империю была фактически завершена?
История переписывалась, и не раз, в многоголосье источников в разное время тон задавали то одни, то другие свидетельства, периоды, изобилующие множеством подтвержденных фактов и свидетельств, сменяются временами дефицита источников. Однако память о древних христианских верованиях народ пронес сквозь века изоляции и десятилетия воинствующего атеизма. Сила этих верований – в их древности. Они, наравне с древними скифскими обычаями и верованиями составляют неотъемлемую часть фундамента, на котором и поныне основывается уклад жизни и религиозное мировоззрение осетин.
Призрак страшной эпидемии
Первым документом, положившим начало интеграции Осетии в состав Российской империи, как известно, было послание находящихся в Москве грузинских духовных особ архиепископа Иосифа и архимандрита Николая российской императрице Елизавете Петровне. Новая область, достоинства которой священники живописуют в послании, находится, по словам духовных лиц, недалеко от «низового города» Российской державы – Кизляра. Однако с этим первым документом связана и первая историческая проблема российско-осетинских отношений – вопрос численности нового для империи народа.
Как написано в послании, «…святым крещением непросвещенной народ зовомый осетинской, которого признаваем быть по изсчислению обоих полов более двухсот тысяч человек». При этом, уже в начале следующего века, с появлением первых статистических данных осетин будет насчитываться лишь порядка двадцати тысяч человек, т. е. фактически в десять раз меньше. Цифра, указанная в послании вызывает вопросы, в том числе и потому, что для поддержания жизни такого количеста людей в условиях горной местности необходимо было бы содержание скота по крайней мере не меньшей численности, поскольку последующие источники отмечают, что именно скотоводство являлось у осетин основным источником дохода. Случаи манипуляции значениями численности народа в зависимости от политической конъюнктуры – в политике вещь не новая. Имеем ли мы здесь дело именно с таким случаем?
Согласно предположениям некоторых историков, народонаселение Осетии кратно уменьшилось в результате эпидемии чумы, бушевавшей на Кавказе в упомянутое столетие. Но коснулась ли чума горных обществ Осетии? Были ли ее последствия столь разрушительны, как это следует из сопоставления данных о численности, и когда в точности произошел скачок в значении численности населения, связанный с эпидемией чумы? Население Осетии не могло одновременно составлять и двести, и двадцать тысяч, а именно такую картину мы получаем, анализируя разные источники. Следовательно, какие-то из этих сведений неверны и ошибочны.
Историки датируют предположительное начало масштабной эпидемии в Осетии периодом первой русско-турецкой войны времен правления Екатерины II.[3 - Стремительное распространение эпидемии в российских губерниях с турецкого фронта подробно зафиксировано в отчетах российских чиновников. Первое заражение чумой, как сообщает хроника, открылось во время боевых действий на Дунае в армии Румянцева в зимние месяцы. Наиболее масштабная эпидемия случилась в Москве, где согласно сохранившимся документам за два года погибло 56 672 человека. При этом речь идет о плотно населенном городе. В отчетах чиновников этого периода поясняется, что на южных рубежах империи «…около Кизляра и Моздока помянутая болезнь оказывалась, но по взятым от тамошних начальников предосторожностям (…) оная как тогда же на месте прекращена, так никуда же через заставы пропущена не была. (Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год, стр. 14, стр. 620, стр. 157)] При этом, упоминания о страшной болезни в осетинских горах почему-то отсутствуют в отчетах и рапортах данного периода. Говорить же о недостатке свидетельств о данном отрезке времени однозначно не приходится. Более того, именно в правление Екатерины II происходит активная интеграция Осетии в Российскую империю – через осетинские горы осуществляется военная экспедиция в Закавказье, строится первая дорога через перевал, воздвигается крепость Владикавказ, возле которой появляется осетинское поселение, происходит первая волна переселения осетин с гор на равнину. В этот период осуществляется отправка в Осетию целых трех экспедиций геологоразведки и бальнеологии, а в результате деятельности новой Осетинской Духовной комиссии более шести тысяч человек из числа осетин получают святое крещение. Невольно возникает ощущение, что на послание грузинских духовных особ в действительности откликнулось правительство Екатерины II, а не Елизаветы Петровны, которой оно изначально было адресовано. Возможно ли, чтобы масштабная эпидемия не попала в отчеты, рапорты и путевые заметки деятелей екатерининской эпохи?
Так случилось, что первыми исследователями Кавказа екатерининского времени были ученые-немцы. Это было связано с проводимой Екатериной II политикой открытости России для иностранцев и приглашения иностранных специалистов к участию в делах ее империи. Одними из первых манифестов российской императрицы – урожденной немки были манифесты «О позволении иностранцам селиться в России (…)» и «О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору, их правах и льготах». Откликнувшись на зов соотечественницы, ее новые подданные оказались на переднем крае той масштабной экспансии, которая происходила в период правления Екатерины II. Одним из таких важных участков роста, где потребовались знания и компетенции европейцев и, в частности, немцев, был Кавказ и соответственно Осетия.
Монографии первых авторов, пишущих о Кавказе, публиковались как следствие на немецком языке и были доступны в большей степени самой императрице, нежели ее подданным. Если следовать теории эпидемии, то путешественники должны были бы повествовать об опустошенных селах, грандиозных массовых захоронениях, покинутых аулах…[4 - Что касается Даргавского некрополя, где осетины по преданию хоронили зачумленных, то, как стало известно в последствие, его надземные склепы существовали уже в XIV в, а сам некрополь, согласно одной из версий, являлся, судя по названию (из монгольского даргъа, «повелитель», «предводитель», «вождь»+авс «склеп»), местом захоронения полководцев и знати периода татаро-монгольского владычества. (Гуриев Т. А. Д?ргъ?вс, «Растдзинад», №247, 1964, его же; Монгольско-тюркские элементы в топонимии Осетии. «Мах дуг», 1964, №5, с. 83.)] Однако в записках членов Императорской академии наук и чиновников об Осетии времен Екатерины Великой вообще не упоминается о чуме среди осетин.
В интересующий нас период подробные путевые заметки об Осетии оставили такие авторы как Якоб Рейнеггс[5 - Настоящее имя Кристиан Рудольф Элих; 1744—1793. Псевдоним Reineggs по одной из версий является анаграммой фамилии Geering. История возникновения псевдонима неизвестна.], Петр-Симон Паллас, Иоганн Антон Гильденштедт, дивизионный квартирмейстер Леонтий Штедер. При этом, известно, что Штедер какое-то время жил среди горцев в разных ущельях Осетии, а Рейнеггс являлся по одной из своих специальностей врачом. Удивительно, но придворный лекарь картлийского царя, побывавший даже в плену в одном из осетинских ущелий, ничего не пишет о какой бы то ни было эпидемии в Осетии. В своих записках Рейнеггс рассказывает о случае аномальной жары[6 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. S 18; Frеdеric Dubois de Montpеreux: Voyage autour du Caucase, chez les Tscherkesses et les Abkhases, en Colchide, en Gеorgie, en Armеnie et en Crimеe, S 287] в горах и долинах возле Казбека в 1776 г. и последовавшем наводнении, а также о разливе реки Терек в 1785 г.[7 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. Bd. 1, S 228] Ни о каких других катаклизмах в этой местности, достойных упоминания автор «Исторического и географического описания Кавказа», совершивший не менее пяти путешествий на Кавказ, не сообщает.
Мы встречаем упоминание о чуме в Крыму и среди балкарцев[8 - Об этой эпидемии чумы нам до сих пор напоминают заброшенные аулы в долине Джамагата в Карачаево-Черкесии.] в заметках о путешествии Палласа[9 - Pallas, Peter Simon: Bemerkungen auf einer Reise in die s?dlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794 Leipzig, стр. 410], узнаем о свирепствовавшей эпидемии чумы в Тифлисе из писем Н. Языкова. Как мы видим, путешественники не стесняются упоминать об эпидемии и локализуют очаги болезни на одних и тех же территориях, но при этом о чуме в осетинских горах упорно умалчивают. «Сказывают, что в прошлом году (в Тифлисе – Б.Б.) шесть тысяч душ язвой умерло…", – пишет участник российской военной экспедиции в Грузии капитан Н. Языков.[10 - Переписка грузинских царей и владетельных князей с государями российскими… с. 188] Это известие о чуме застает профессора Гильденштедта в Моздоке, и ученый откладывает свою поездку в Грузию. «Князь Муравьев, – пишет Гильденштедт, – утверждал еще (…), что при его отъезде из Тифлиса там свирепствовала чума».[11 - Гильденштедт И. Путешествие по Кавказу… с.41] Но уже в следующем году Гильденштедт все-таки совершает свою поездку в Тифлис через осетинские горы. Удивительно, но путешественник, подробно описывая селения, в каждом из которых находится «от 20 до 100 и более семей»[12 - там же. с. 235], опять-таки не замечает никаких признаков эпидемии.
В это же самое время в Моздоке находится начальник Осетинской Духовной комиссии Афанасий Лебедев, который регулярно информирует Синод о своей деятельности, испрашивает новые суммы на крещение осетин и ходатайствует о постройке церквей в Осетии.[13 - Блиев М. М. Русско-осетинские отношения в XVIII в. Т. 2. с. 239] В одном из таких отчетов Лебедев пишет, что осетины жалуются на захват кабардинцами «не меньше ста душ нашего народа в полон»[14 - там же. с. 313] по дороге в Моздок. Получается, что жители Осетии сокрушаются по поводу пленения ста человек своих земляков в Моздокских степях и одновременно умалчивают о гибели от эпидемии чумы свыше ста тысяч человек в родных горах!
В следующем письме Лебедев рассказывает, как он, выехав из Моздока, «с десятью казаками отправился во Осетию и прибывши в Куртаты пробыл там целую неделю». Кроме обнаруженного у осетин твердого намерения креститься и желания быть «верноподданными ея императорскому величеству» священник ни о каких других подробностях своего визита не сообщает.
Документально зафиксировано, что чума действительно свирепствовала в Восточной и в Западной Осетии в начале следующего века – с 1803 г., в период правления царя Александра. Болезнь пришла по многим свидетельствам из Кабарды и Карачая[15 - Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах, стр. 22] – как следует из доклада Цицианова, чума была «завезена из Мекки Бештовскими татарами». Отсюда и слово, заимствованное в осетинский для обозначения чумы – «емынае». Ее появление в Кабарде связывают со временем управления в Кабарде генерал-майора Дельпоццо, который идя на поводу у кабардинских купцов, упростил меры содержания в карантинах. Так, у Клапрота мы читаем, что многие кабардинские аулы опустели после эпидемии чумы, «так как большая часть их была покинута или разрушена после этого происшествия, произведшего огромное опустошение среди жителей Малой Кабарды»[16 - Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. с. 174]. «…Уничтожив совершенно все население Малой Кабарды и производя опустошение в Большой, (чума – Б.Б.) до того их ослабила, – писал Алексей Ермолов, – что они не могли уже как прежде собираться в больших силах». Согласно одному источнику в соседних с кабардой дигорском и алагирском обществах от чумы также погибло две трети населения.
Но последствия и этой эпидемии для Осетии так же не стоит переоценивать. В этот период горы Осетии посетили профессор минералогии и геологии Дерптского университета Мориц фон Энгельгардт и его студент Иоганн Якоб Фридрих Вильгельм Паррот, а также академик Юлиус Клапрот, которые в своих записках о пребывании в Осетии тоже полностью проигнорировали такое событие как эпидемия чумы.
Чума, как мы видим, пришла на Кавказ из мусульманских стран – осетины же жили в своих горах достаточно обособленно и ислам не стал в среде осетин общенародной религией. Доподлинно известно, к примеру, что в Тифлисе в 1803 г. умерло от чумы 215 человек.[17 - Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Д. Лавров: Исторические сведения. Тифлис. 1883. с. 278] Вспышка эпидемии зафиксирована и вдоль дороги через Дарьяльское ущелье. «В бытность Дельпоццо Владикавказским комендантом, – сообщает Дебу, – не были истреблены огнем лазаретные вещи после умерших от чумы оставшиеся, отчего зараз появилась не только в самом Владикавказе, но и по дороге в Грузию, и между воинскими чинами оную охранявшими, причинила в разные времена значительную смертность».[18 - Дебу И. Л. О Кавказской линии. с. 189]
Мы видим, однако, что счет зараженных в селах восточной Осетии идет не на десятки и сотни, а на единицы. «Во Владикавказе и тагаурского ущелья селениях Ларс и Степан-Цминда – пишет генерал Гудович графу Кочубею, рассказывая об успехах в борьбе с эпидемией, – (чума – Б.Б.) тоже благодаря Бога совсем прекращена, но в селении Коби по той стороне Кайшаурской горы, хотя и открылась было, от которой умерло 2 человека, однако ж жители тотчас отделили зараженные семьи и выгнали их в горы, почему надежно, что и в сем месте зараза вовсе пресеклась».[19 - Акты, собранные кавказской архегеографической комиссией. Т. 3, с. 52—54 (далее АКАК)] Это случилось с наступлением холодов.[20 - Лавров Д. Л. Заметки об Осетии и осетинах // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. т. 3. 1883. с. 2]
Наиболее существенный же урон эпидемия, судя по всему, нанесла Дигории, где большая часть населенных пунктов, перечисленных ранее Гильденштедтом и Палласом[21 - Pallas, Peter Simon: Bemerkungen auf einer Reise in die s?dlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794, с. 411], не сохранилась. Именно в Дигорском ущелье, в районе Мацуты одним из путешественников был зафиксирован «Мертвый аул» – заброшенное поселение, оставленное жителями, согласно местному преданию, после эпидемии чумы.[22 - Периодическая печать Кавказа об осетинах. Т.1. с. 609] Некоторые исследователи, тем не менее, связывают исчезновение населенных пунктов также с последовавшем вскоре переселением осетин-дигорцев на равнину. Не переоценивать ущерб от эпидемии 1803—1807 гг. нас призывает и Ю. Клапрот, посетивший Кавказ в период распространения болезни. «Если бы нам пришлось подсчитать всех, кто за последние 25 лет были захвачены черкесами и чеченцами на Линии, – писал Клапрот, – количество их оказалось бы в сравнении значительно большим, чем число унесенных последней эпидемией чумы в Кавказском губернаторстве».[23 - Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах, с. 134] По дороге в Осетию в Малой Кабарде Клапрот встречает опустошенные чумой села, о чем всякий раз сообщает.[24 - Klaprot J. Reise in den Kaukasus und nach Georgien. Bd. 2, S 358—360] Описывая же затем подробно ущелья Осетии, автор об эпидемии чумы почему-то тоже не упоминает.
Слабым звеном теории катастрофического уменьшения численности осетин в результате чумы являются первые эмпирические данные о численности, собранные еще до начала зафиксированной эпидемии. Значения, полученные в результате описи дворов священников Осетинской Духовной комиссии несопоставимы с цифрой из послания. Речь идет об описи дворов 1780 г. – времен нового начальника Иоана Болгарского сменившего на этом посту покойного Афанасия Лебедева. Опись содержит перечисление населенных пунктов Осетии, отстоящих друг от друга на расстоянии 3—5 верст, подавляющее большинство из которых существует и поныне – не побывав в них невозможно было бы составить столь подробную карту, которая и сегодня является актуальным путеводителем по ущельям Осетии.
Из отчетов начальника Осетинской Духовной комиссии данного периода видно, что святые отцы делали свою работу добросовестно – описание народа осетин Иоана Болгарского является наиболее правдивым и подробным из всех составлявшихся прежде, а подмеченные священником черты характера местности и народа осетин являются хорошо узнаваемыми. «О числе же их вообще, – пишет Иоан Болгарский, – и сколько в окрестных местах жительств и в неверии обитающего народа и в каком расстоянии все те народы жительствуют не только можно нам через какия приласкания и обхождения разведать, но ниже и сами они обстоятельно обо всем знать и сказать не могут»[25 - Блиев М. М. Русско-осетинские отношения в XVIII в., Т. 2. с. 384].
Несмотря на это, сосчитать количество дворов в каждом селе было для священников задачей вполне выполнимой. Первые статистики поделили Осетию на уезды: Куртатский, Зихимский, Нарский, Алагирский, Даргавский. Числу дворов в селениях северо-осетинских уездов, приведенному в описи – три с половиной – четыре тысячи примерно соответствуют и данные 1812 г. равно как и данным 1826 г.[26 - Блиев М. М. Осетия в первой трети XIX в. с. 148] Таким образом, мы видим, что данные собранные эмпирическим путем сопоставимы между собой, и являют в принципе однородный порядок цифр – в дальнейшем с усовершенствованием методов статистики они будут только подтверждаться и уточняться. Эти данные однако кратно отличаются от цифры, приведенной в послании грузинских священников императрице Елизавете Петровне.
Следует учесть и то обстоятельство, что в послании, если следовать логике, речь должна была идти скорее только о северных осетинах, поскольку южные осетины, согласно сообщениям грузинских придворных летописцев, являлись еще в недавнем прошлом подданными картлийского царя-христианина Вахтанга VI. Допустим однако, что священники имели в виду всех осетин, но и в этом случае, если исходить из того, что цифра из послания верна, исследователю приходится констатировать, что в горах обеих Осетий, где не велось серьезных боевых действий, с 1742 по 1780 г. бесследно исчезло около ста тысяч человек.
Параллельно с данными первых переписей, результаты которых не получали широкой огласки, в распоряжение правительства поступали и обнародовались другие сведения о численности, на которых нам стоит остановиться более подробно.
Из разных «изустных и письменных известий»
Другая группа источников, данные которых значительно отличаются от данных первых собранных на местах сведений, относится к периоду рубежа веков. Это книги ученых, чиновников и путешественников, в которых авторы, по сути, повторяют цифру, приведенную грузинскими священниками в послании Елизавете Петровне. К запискам о Кавказе очевидцев, принимавших участие в кавказских делах, следует относиться с особым вниманием – неслучайно часть этих авторов в дополнение к своим должностям и регалиям получала от своих биографов еще и такую характеристику как «авантюрист».
Первым научным изданием, содержащим упоминание численности осетин, является «Описание всех обитающих в Российском государстве народов», подготовленное Иоганом Георги и екатерининской академией наук. Приведенная в нем цифра основывается, по-видимому, на данных Гильденштедта – это первый из российских академиков, лично побывавших в горах Осетии. Данные о численности источника характеризуются большим разбросом цифр – от 20 до 100 семей в деревне и от 5 до 50 деревень в уезде. При этом в Южной Осетии авторами отмечается большее количество уездов, чем в Северной. Это наталкивает на вывод о соответственно большей численности населения, что в дальнейшем не подтвердится.[27 - Георги И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Т. 2. с. 52]
Если перемножить количество населенных пунктов, перечисленных Гильденштедтом в его описании Осетии (почти 200 наименований)[28 - Гильденштедт И. Путешествие по Кавказу в 1770—1773 г. с. 235—238] на предлагаемое им среднестатистическое значение количества «семей» в одном населенном пункте, то мы получим число равное 10—12 тыс. домов или семей всех осетин вместе взятых. Цифра эта, разумеется, весьма условна – следует учитывать и то, что в части селений, названных Гильденштедтом в Южной Осетии, о чем автор сам и упомянает, население не исключительно осетинское, а смешанное.
К авторам, упоминающим численность осетин, также относятся два современника Гильденштедта и Георги – С. М. Броневский и Ю. Клапрот. Но оперируя числовыми значениями, оба ученых, увы, не раскрывают их происхождения и не называют своих источников. Таким числом является приводимое участником второго Персидского похода, чиновником канцелярии Цицианова и Гудовича, впоследствии чиновником министерства иностранных дел Семеном Броневским общее количество дворов или домов в Осетии – 30 000. Как Броневский приходит к этой цифре сказать сложно. Книга Броневского к сожалению не содержит подробного описания Осетии. Она содержит описание черкесов, дагестанцев и др. народов Кавказа, но не осетин. В предисловии к изданию автор оговаривается, что книга незакончена. Но что именно помешало автору составить описание Осетии: незнание края или нехватка времени? Учитывая то, что автор умер спустя десять лет после издания книги, в последнем можно только усомниться. Броневский очерчивает границы Осетии в рассказе о кабардинцах и ингушах, упоминая осетин как их соседей, но отдельной подробной главы об осетинах в книге нет. Говоря о численности осетин, в сводной таблице численности всех кавказских жителей в начале книги, автор, в отличие от данных о других регионах,[29 - Броневский приводит развернутое число душ, в частности, в Грузии, где находился по долгу службы и Дагестане, где проходил маршрут военной кампании, в которой он принимал участие.] приводит лишь общую цифру. Закончи автор свое описание Осетии, мы могли бы судить о достоверности предлагаемых им цифр по глубине проработки материала. В существующем же виде цифра Броневского, увы, повисает в воздухе как и остальные неподтвержденные сведения эпохи.
Известно, что книга Броневского была написана в 1810 г. (до появления сведений о численности 1812 г.), но из-за работы над ней цензора вышла только спустя двенадцать лет в 1822 г., поэтому сведения о численности, полученные в 1812 г. в ней не были использованы. Персидский поход екатерининского периода, в котором участвовал Броневский, был, по сути, попыткой повторения Петровского персидского похода и также не проходил по территории Осетии. Вряд ли могла способствовать познанию Осетии и служба Броневского у Цицианова, фактически объявившего осетин вне закона. «Осетия, – пишет по этому поводу в своем очерке исследователь В. Чудинов, – представляла для нас страну замкнутую и большею частью неведомую. Даже после покорения восточного Кавказа наши сведения о ней оказывались значительно более туманными и сбивчивыми, чем о горцах Дагестана».[30 - У Рейнеггса, к примеру. описание Дагестана выглядит подробнее, чем описание Осетии.] Подобным же образом высказывается об Осетии француз Жан Франсуа Гамба, проехавший через Дарьяльское ущелье в описываемое время. «Прежде чем русские проложили дорогу от Моздока до Тифлиса, – пишет Гамба, – страна, через которую она проходила, была настолько мало известна, что обычно полагали, что Дарьяльское ущелье находилось не на Тереке, а на Арагви, реке, текущей в обратном направлении… и впадающей в Куру около древнего города Мцхеты…»[31 - Гамба Ж. Ф. Путешествие по южной России и особенно по областям, расположенным по ту сторону Кавказа 1820—1824.]
«Нигде в Кавказе, – пишет Броневский, – не сделано доселе ни точного исчисления дворов, ни переписи душ. Мы старались собрать сии сведения из разных изустных и письменных известий (…)».[32 - Броневский С. М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, Ч. 1. с. 59] Этот отрывок наводит на мысль, что чиновник также находится в неведении относительно деятельности Осетинской Духовной комиссии, которая, производя крещение, регулярно отправляла подробные отчеты в Синод. Дело в том, что в период Цицианова и Гудовича деятельность комиссии была приостановлена, а, следовательно, и данные описи дворов осетинских уездов, составленной священниками комиссии, были, вероятно, недоступны Броневскому. Автор подробно описывает Дагестан,[33 - Берег Каспийского моря был подробно исследован при Петре I в рамках подготовки первого Персидского похода.] о котором явно знает не понаслышке, но не Осетию. Это видно и из того, что Броневский, упоминая осетин, прежде всего причисляет их частично к мусульманам-суннитам. Возможно это отчасти справедливо в отношении осетин-тагаурцев, с которыми правительство во времена Броневского имело дело, добиваясь контроля над дорогой, но никак не алагирцев, куртатинцев и южных осетин. Ни один другой источник в качестве основной характеристики осетин не называет принадлежность их к исламу.
Откуда же Броневский все-таки берет свою цифру? Вероятно, это все то же число из послания грузинских священников, хорошо известное к тому моменту в придворных и чиновничьих кругах, только слегка приуменьшенное. Если по методике Броневского умножить число дворов на пять (среднее число жителей в каждом дворе), то мы получим 150 тысяч жителей – почти те же 200 тысяч жителей, указанных в послании грузинских священников императрице Елизавете Петровне.
К источникам, повторяющим цифру из послания, следует отнести и письмо Афанасия Лебедева Синоду, в котором упоминается численность населения Осетии – 100—200 тысяч.[34 - С. М. Броневский: Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, Ч. 1, стр. 292] «…Текут ныне ко крещению от мала до велика обоего пола, со изъяснением своего внутреннего усердия и любви к нашим более российским священникам нежели к грузинским…» – пишет Лебедев. Налицо разброд значений в оценках Лебедева. Возникает резонный вопрос: сто или двести? По дате письма мы видим, что на тот момент сам Лебедев в горных селах Осетии еще ни разу не был и пишет вероятно, ориентируясь на все ту же цифру из послания, хорошо известную Синоду. В интерпретации Лебедева и Броневского очевидна тенденция на уменьшение известного правительству числа, корректируемого авторами в меньшую сторону, вероятно, со слов бывавших непосредственно в осетинских горах военных или священников.
Второй источник, упоминающий аналогичное указанному в послании число – книга немецкого ученого Юлиуса Клапрота «Таблица Кавказа», изданная в Париже в 1827 г. Казалось бы, немецкий ученный должен был привести точные данные, но, увы, данные Клапрота еще более противоречивы чем данные Броневского. Общую численность осетин на севере, юге и в осетинских анклавах в Грузии ученый оценил в 33 915 дворов.[35 - Klaproth, Julius von. Tableau historique, gеographique, ethnographique et politique du Caucase et des provinces, стр. 91] В отличие от Броневского Клапрот, как это доподлинно известно, был в Осетии, но посетил ее за 20 лет до издания своей третьей книги о Кавказе, содержащей интересующие нас сведения о численности. Ученый проследовал по Военно-Грузинской дороге до Тифлиса и на обратном пути смог обследовать Дигорское ущелье, в которое вела тогда вторая дорога через перевал, соединявшая долину Уруха с Имеретией. Что же заставило ученого, спустя годы, снова взяться за перо? В своем двухтомном «Путешествии», написанном по горячим следам поездки, Клапрот не приводит никаких данных о численности осетин и других горцев. Ученый не скрывал, что нашел интересующие его данные об осетинах большей частью в Моздоке. Были ли тогда предоставлены в его распоряжение данные о численности кавказского народа? И почему ученый вспомнил о них лишь через двадцать лет?
Статистические данные Клапрота, приведенные в «Таблице Кавказа», в сравнении с данными Броневского характеризуются большей детализацией. Клапрот сгруппировал население Осетии по признаку проживания вдоль русел четырех крупных рек. Это деление отличается от уездного деления священников Осетинской Духовной комиссии, которое построено по принципу дорожного сообщения между населенными пунктами. Отсюда нам, в том числе, понятно, что святые отцы действительно были во всех описываемых селах. Деление же Клапрота носит более умозрительный характер. Так, «на южной стороне Кавказа», Клапрот насчитывает 10 450 домов осетин, помимо этого более 1 000 дворов, по его данным, находятся в Трусовском ущелье. Это, однако, не вполне согласуется с данными переписи царя Ираклия II. Согласно описи, сделанной по его приказу, арагвских осетин насчитывалось 1200 дворов, ксанских – 2 000 дворов, мачабеловских 860 дворов. Историки предполагают, что общее число осетинских дворов на тот момент, проживающих в Двалетии, Кахетии и различных районах Картли и Имеретии было больше, чем указано в описи Ираклия – их должно было насчитываться около 6 000 домов.[36 - Г. Д. Тогошвили: Избранные труды по кавказоведению. с. 263] Но и на этом фоне цифра Клапрота выглядит преувеличенной. Могла ли численность южных осетин с момента проведения переписи Картли-Кахетинского царя Ираклия увеличиться почти вдвое? Каковы были в этом случае предпосылки для такого роста численности населения?
Внести ясность в эту ситуацию нам помогают данные подполковника Симоновича, осуществившего в начале века рейд в горы Южной Осетии для приведения местных жителей к присяге царю Александру I. Симонович сообщает о 20 тысячах жителей-осетин бассейнов рек Большой Лиахвы и Паци и 15 тысячах жителей-осетин бассейнов рек Арагви и Малой Лиахви.[37 - АКАК. Т. 1, с. 584] Эти данные вполне сопоставимы с результатами переписи Ираклия, и, увы, не вполне сходятся с теми, что приводит Клапрот. Сопоставимы данные Симоновича и с цифрами Г.С.Гордеева, который насчитывает в семи неподконтрольных российским властям до экспедиции Ренненкампфа ущельях Южной Осетии 1800 осетинских дворов и оценивает численность мужского населения в них в 7 200 человек[38 - Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах… Т.1. с. 34] и примерно столько же в подконтрольной закавказской администрации части. (о пятнадцати тысячах южных осетин (15 447) речь идет и в «Обозрении российских владений за Кавказом».[39 - Обозрение российских владений за Кавказом, в статистическом, этногафическом, топографическом и финансовом отношениях… Ч. 1, с. 28]
И.Ф.Бларамберг называет общую численность южных осетин, согласно сведениям генштаба корпуса. Она, по его мнению, равна 33 450 душам. Автор далее поясняет: «Этот учет был сделан на основании данных, полученных в 1833 году на этой территории штабом Отдельного Кавказского корпуса; но нам представляется, что, согласно сведениям, полученным в 1830 и 1832 годах, население Осетии (Южной Осетии. – Б.Б.) можно оценивать в более чем 40 тыс. душ».[40 - Бларамберг И. Ф. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа…] Это цифра военных, добившихся спустя два десятка лет после поездки ученого полного контроля за территорией, населяемой южными осетинами, и она сильно отличается от сведений, предоставленных Клапротом.
В долине Фиагдона (в Куртатинском ущелье- Б.Б.) Клапрот разместил 1 800 домов, в то время как годом позже поездки ученого в рапорте на имя генерала Тормасова говорится о 4 000 домов в Куртатинском ущелье.[41 - АКАК. Т.4. с. 456] Объявляя численность осетинских обществ в верховьях Ардона равной 9 450 домов, Клапрот также противоречит современным его поездке рапортам российских военных.[42 - АКАК. Т.4. с. 456]
Отдельной строкой у ученого выделены жители Дигорского ущелья – 8 950 домов.[43 - Klaproth, Julius von. Tableau historique, gеographique, ethnographique et politique du Caucase et des provinces, с. 90] Согласно же сведениям, почерпнутым дьяком А. И. Иевлевым во время путешествия на Кавказ и пребывания его в Имеретии, дигорцев и стурдигорцев в конце XVII в. насчитывалось 24 села по 200 дворов в каждом.[44 - Броневский С. М. Историческия выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими, со времен царя Ивана Васильевича доныне.] Если произвести математическое действие, мы получим число почти в два раза меньшее, чем то, которое указывает Клапрот. Оказавшийся в дигорском обществе за четверть века до Клапрота Штедер говорит о трех тысячах душах, которые в результате его стараний «стали подданными России» – число на порядок меньшее чем, то которое сообщает Клапрот.[45 - Штедер Л. Л. Дневник путешествия из пограничной крепости моздок во внутренние местности кавказа, предпринятого в 1781 году. с. 108] Следующий спустя четверть века за Клапротом Шегрен, рассказывая о своей поездке в Дигорское ущелье также приводит несопоставимые с данными Клапрота цифры. В Стур-Дигоре, по свидетельству Шёгрена, находится 60 домов, в селении Нара – 100, домов, в Ахсау – 12 домов, и т. д.[46 - Основоположник российского академического кавказоведения академик Андрей Михайлович Шёгрен. с. 254] Цифра Клапрота, приводимая им в разговоре о численности осетин-дигорцев, таким образом, сильно расходится со статистическими данными, зафиксированными до и после его путешествия. Небезынтересно и то, что в написанной по горячим следам своей поездки книге Клапрот единственный раз упоминает цифру, говоря о численности осетин – 150 домов – это жители Нара.[47 - Klaprot J. Reise in den Kaukasus und nach Georgien. Halle und Berlin 1814. S. 376] Откуда же Клапрот спустя двадцать лет после своей кавказской командировки берет свою статистику?
Анализ данных Клапрота показывает, что ученый, по сути, равномерно распределил тридцать тысяч дворов населения между северной, западной и южной Осетией. Видно также, что ученый активно пользуется топонимикой, разработанной еще Рейнеггсом и Гильденштедтом и во многом, ориентируется на их описание. Влияние предшественников чувствуется как в транскрипции топонимов, так и в общих оценках. Статистика же Клапрота сильно напоминает данные Броневского – ученый, в частности, использует дословно ту же единицу измерения – «домов или семей». Также заметны совпадения и в ряду числовых данных – весь блок данных по народам южной части Кавказского хребта, в частности Грузии, совпадает полностью! Это наводит на мысль: а не являлась ли книга Броневского первоисточником статистических сведений Клапрота? Ведь как иначе мог немецкий ученый, находясь во Франции, оперировать данными о численности кавказских горцев?
Бежав из России до начала войны с Наполеоном, Клапрот навсегда закрыл себе дорогу в пределы Российской империи[48 - Существуют свидетельства, что ученый лично встречался с Наполеоном Бонапартом и соответственно мог проинформировать его о состоянии дел в России и снабдить интересующими данными и инструкциями.] – за свой поступок ученый был с позором отчислен из рядов российских академиков. Но при этом, Клапрот вполне мог получать новые книги о Кавказе, выходившие в покинутой им со скандалом державе. Данные о численности – это именно то, чего не хватало первым книгам Клапрота. Возможно, что автор взялся за перо, чтобы восполнить этот пробел, ведь слово «таблица» – а именно в такой форме представлены данные у Броневского – Клапрот даже вынес в название своей книги.
Судя по всему, немецкий ученый принял за истину в последней инстанции цифру, взятую на самом деле с потолка. Данные Клапрота, таким образом, по нашему мнению, также скорее всего ориентированы на пресловутую цифру из послания, хорошо известную Сенату и Синоду и имеющую мало общего с реальной демографической ситуацией в горах. Мы видим, что с началом составления первых описей дворов и проведения переписей множество независимых друг от друга источников упоминают в целом сопоставимые цифры, которые кратно отличаются от значения численности населения Осетии, указанной в послании грузинских духовных лиц императрице Елизавете.[49 - Яновский А. Осетия. Цхинвал 1993, с. 16][50 - Зубов П. Картина Кавказского края, принадлежащего России и сопредельных оному земель в историческом, статистическом, этнографическом, финансовом и торговом отношениях / соч. Платона Зубова: Ч. 1—4. – СПб., 1834—1835. – 4 т. с. 146][51 - Dubois de Montpеreux, Frеdеric. Voyage autour du Caucase, chez les Tscherkesses et les Abkhases, en Colchide, en Gеorgie, en Armеnie et en Crimеe, с. 457][52 - Обозрение российских владений за Кавказом, в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношениях, произведенное и изданное по Высочайшему соизволению. СПб. 1836. с. 27] Именно эту, упомянутую в тексте обращения цифру повторяют и муссируют ученые и чиновники, пишущие о Кавказе, изначально с ведома и по заказу российского правительства.
Плохо коррелируют с расчетами ученых и чиновников, в том числе, и данные, приведенные, к примеру, военными – порядок цифр Броневского не соответствует числу боеспособного населения Осетии, упомянутому Леонтием Штедером – десять тысяч человек (Северная Осетия – шесть тысяч, Южная – четыре). Штедер, по нашему мнению, рассчитал это число не из праздного любопытства, а собирая данные при подготовке ко второй Русско-турецкой войне. Если наложить цифру Броневского или Клапрота на данные Штедера, то получится, что оружие в руках в Осетии мог держать лишь каждый двадцатый, что маловероятно, если учесть то, сколько места в своем дневнике отводит Штедтер описанию тактики боя осетин. «При обороне они стойки, – пишет Штедер, – и при наличии защищенного места, упорны; если же они окружены, то дерутся как отчаянные»[53 - Штедер Л. Л. Дневник путешествия Из пограничной крепости Моздок во внутренние местности Кавказа, предпринятого в 1781 году]. Взяв, как советует Броневский, за основу принцип «один двор – один воин», мы получим из числа Штедера (десять тысяч воинов) число дворов равное шести тысячам в Северной и четырем в Южной Осетии[54 - Примерно также оценивает численность боеспособного населения Южной Осетии автор анонимного письма-участник экспедиции Ренненкампфа. Из 7200 мужчин, проживающих в семи ущельях «треть есть люди отважные и дерзкие на всякое предприятие (…)».], что фактически соответствует данным Гильденштедта и первых описей и опять-таки сильно отличается от цифры из послания. Добавим здесь, что аналогичный порядок цифр – около десяти тысяч дворов на севере и на юге, мы получим, если с помощью «индекса Штедера» попробуем представить себе число осетин севера по результатам переписи южных осетин времен Ираклия II.
Вывод из приведенных нами рассуждений напрашивается сам собой, и этот вывод историки уже делали прежде. В основе теории катастрофического сокращения численности населения Осетии в результате эпидемии чумы лежит посыл о точности данных, указанных в послании грузинских священников. Текст данного послания долгое время являлся для российского правительства основным источником сведений о численности осетин. Упоминания о численности осетин в трудах ученых, посетивших Кавказ, основаны не на полученных статистических данных, а лишь повторяют цифру из послания грузинских священников, хорошо известную к тому времени в российских политических кругах и, как показали первые переписи, имеющую мало общего с реальной демографической ситуацией в ущельях. Данные о численности населения Осетии, приведенные в послании грузинских священников, были значительно преувеличены. Они вдвое превышают статистику Гильденштедта и Штедера, собранную непосредственно на месте четверть века спустя. Это преувеличение численности становится особенно очевидным, если учесть, что под Осетией в то время понималась лишь территория горного массива Кавказского хребта от бассейнов Большой и Малой Лиахвы на юге до границы с Малой Кабардой на севере, которая проходила в частности по территории у входа в Куртатинское ущелье. «До прихода русских, – пишет председатель поземельной комиссии К. Красницкий, – осетины владели землей только в горах».[55 - Периодическая печать Кавказа об осетинах… Т. 1. с. 70]
Данные рапортов 1809 г. о численности алагирского общества (3 000 домов) и куртатинского общества (4 000 домов) скорее всего ошибочны. Численность осетин будет зафиксирована в значении ста тысяч человек лишь спустя сто с лишним лет после подачи послания грузинских священников Елизавете Петровне, когда территория Осетии прирастет землями Малой Кабарды, и в Моздоке будет основана колония переселенцев-осетин.
Все вышеперечисленное заставляет нас обратиться к предыдущему периоду в истории российско-осетинских отношений – моменту, когда составлялся текст самого послания, и пристальнее вглядеться в его стиль, структуру и фактологию.
Имя им – легион
Кому и зачем могло понадобиться искажать данные о народонаселении Осетии и завышать численность горцев-осетин? Челобитная архиепископа Иосифа и архимандрита Николая – священника из свиты Вахтанга VI Елизавете Петровне часто воспринимается историками в отрыве от контекста эпохи. Однако это письмо имело свой конкретный адресат и конкретного отправителя. Вернув текст послания в контекст российско-грузинских отношений периода восшествия на престол императрицы Елизаветы, мы сможем увидеть все обстоятельства подачи прошения о крещении Осетии в правильном свете. В данном случае нам важно понять, что означала упомянутая в послании цифра – двести тысяч человек для людей именно той эпохи, о которой идет речь.[56 - В России в правление Елизаветы при 21 млн. населения существуют 9 губерний и 65 провинций.]
Архивы Святейшего правительствующего Синода интересующего нас периода изобилуют упоминаниями о количестве новообращенных в недавно присоединенных землях.[57 - Российские православные миссии в это время существовали в Астрахани в Казани, вели просветительскую деятельность среди калмыков и башкир, а также в Китае.] В этом смысле послание является своеобразной репликой на сообщения об обращении в православие жителей Казани, Оренбурга, Сибири и других периферийных областей империи. Эта мысль четко прослеживается в самом тексте прошения: «Иноверцы, – пишут святые отцы, – в богохранимой вашего императорского величества державе, в Камчатке, в Ыркутску, в Казани и в прочих местах целыми уездами обоих полов святым крещением охотно просвещаются многолюдственно».[58 - Блиев М. М. Русско-осетинские отношения в XVIII в. Т. 1, с. 29] Осетия, таким образом, со своим якобы двухсоттысячным населением под пером святых отцов сильно напоминает среднестатистическую российскую провинцию[59 - Данная административная единица будет впоследствии упразднена в ходе губернской реформы Екатерины великой.] – присоединение, такой провинции помимо прочего, сулило престолу прибавку в казну.
Дело в том, что в Российской империи интересующего нас периода в отличие от Осетии скрупулезно ведется учет населения. Делается это с целью взимания подушной подати – основного источника дохода бюджета. Таким образом, возникает прямая зависимость между числом подданных и доходами казны. Эту связь сможет по достоинству оценить преемница Елизаветы, империя которой начнет стремительно расширяться. Для государства, с точки зрения пополнения бюджета, была прямая выгода присоединять народы большой численности. Отсюда и выбор «масштаба» новой провинции в челобитной – переводя указанное в послании число на язык современников Елизаветы, грузинские священники предлагают крестить ни много, ни мало вторую Москву где-то на южных окраинах империи. Ведь именно такой (двести тысяч человек), по оценкам современников, была численность населения древней столицы,[60 - История Москвы. Т. 2. с. 60] где родилась и выросла Елизавета Петровна. Именно в Москве за несколько месяцев до подачи послания прошла церемония коронации новой императрицы «с пышностью дотоле неизвестной в России».[61 - Вейдемейер А. Царствование Елизаветы Петровны. с. 27]
На церемонии восшествия на престол Елизаветы Петровны присутствовала как депутация из Кабарды, сохраняющей, несмотря на объявленную Белградским миром свободу, преданность империи,[62 - Своим посланником кабардинцы выбрали представителя рода Мисостовых, Магомата Сидакова. (Сборник сведений о кавказских горцах. вып. 9. с. 120] так и грузинская знать из свиты Вахтанга. Сам картлийский царь не дожил до этого знаменательного для всего православного мира события, но в России по-прежнему находились сыновья Вахтанга – Бакар, Георгий и Вахушти. Константинопольским договором о разграничении сфер влияния в Закавказье, заключенным между Петром I и султаном Ахмедом III, Россия, изначально давшая Вахтангу повод надеяться на поддержку, фактически признала власть турок в Восточной Грузии и Армении. Грузия после этого была разорена и разграблена турками, множество поселений уничтожено, а жители уведены в рабство. Новые хозяева, как писал о тех событиях российскому императору глава Грузинской церкви католикос Дементий, «расхитили иконы, кресты, сожгли церкви, истребили много христианских душ, опустошили города и деревни».[63 - Броссе М. Переписка на иностранных языках грузинских царей с российскими государями от 1639 г по 1770 г. с. 152] Царь Вахтанг вынужден был искать убежища в России, а его царство на 12 лет перешло под власть Османской империи.
Находящиеся в Москве грузинская знать и духовенство представляли собой, по сути, правительство в изгнании. Отправленный императрицей Анной Иоановной с войском в Дербент Вахтанг, намеревавшийся взять Шемаху и вернуть себе Картли, был опережен войсками нового правителя Персии Надир-шаха. Права Вахтанга на престол, оговоренные восьмым пунктом прежнего российско-персидского мирного договора, были попраны – подписанный Россией и Надир-шахом вариант трактата предусматривал возврат Персии Дербента и Баку и уже не содержал упоминания о Вахтанге и его династии как о претендентах на картлийский престол. Надир-шах сделал ставку на кахетинского царя Теймураза II – представителя враждебной Вахтангу династии, которого впоследствии сделал царем Картли. Шах также приблизил его сына Ираклия, которому далее суждено будет унаследовать оба престола и впервые со времен средневековья стать правителем объединенного Картли-Кахетинского царства.
Почему правительство Анны Иоановны отдало Надир-шаху и Ирану завоеванные Петром земли, а также переступило через интересы Вахтанга? Дело здесь не только в стоимости содержания гарнизонов крепостей на границе. Сама идея создания торгового пути в Индию, которой грезил Петр I, изжила себя – Индия к тому времени успела стать персидской, и российскому правительству для открытия торговли с ней формально нужно было только заключить мирный трактат с Надир-шахом и поддерживать с ним добрососедские отношения.
Главная интрига внешней политики России на южных окраинах с восшествием на престол Елизаветы Петровны заключалась в том, начнет ли новая российская императрица войну с Надир-шахом, чтобы вернуть завоеванные однажды ее отцом и бесславно потерянные ее предшественницей земли. Казалось бы, кому, как не Елизавете, дочери Петра Великого, следует заступиться за единоверный народ Грузии и на деле став его покровительницей оправдать доставшийся ей по наследству титул «Государыни Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей»? Ведь еще ее отец, будучи на смертном одре, завещал защитить Грузию «ради веры, и послать ей войско»!
Однако Надир-шах, вступив во владение Картли и Кахетией, в отличие от небезызвестного шаха Аббаса, не стал преследовать грузин-христиан – новый правитель даже вернул на родину католикоса Дементия, покинувшего Картли после ввода в нее турецких войск. Война ради веры, которую завещал своим преемникам Петр, таким образом, теряла всякий смысл. После смерти в Астрахани самого Вахтанга вопрос возвращения его династии на грузинский престол с помощью России, был, вероятно, окончательно снят с повестки дня.
История сохранила и описание нрава Елизаветы, отличавшейся набожностью и не приемлющей насилия. Надежды на то, что Елизавета развяжет войну на юге и Россия окажет Грузии помощь в борьбе против Ирана или Турции, были призрачными – вместо войск для осуществления планов политического реванша грузинские ходатаи просят ее о том, что она безусловно может выполнить – оказать содействие в деле спасения душ осетин. С точки зрения политической борьбы это не более чем попытка, воспользовавшись моментом, лишний раз обратить на себя внимание, и эта попытка, как мы знаем, увенчивалась успехом.
Осетия, таким образом, в контексте интересующих нас переговоров – не разменная монета в торжище. Она скорее преподносится как ценный «подарок» к годовщине восшествия на престол императрице, долгое время являвшейся верной заступницей и покровительницей грузинской знати и духовенства в России и успевшей за год доказать всю серьезность своих намерений в части управления государством.
Царскому двору, а, возможно, и самой Елизавете Петровне название новой области могло быть знакомо – оно упоминается в письме царя Арчила, скрывавшегося долгое время от персидского шаха в горах западной Осетии (в Дигории) Петру I. Из источников мы узнаем, что во время пребывания в Осетии беглый царь был недоступен войскам шаха по причине «крепкого положения сей страны и тесного пути, ведущего в оную».[64 - Броссе М. Переписка на иностранных языках грузинских царей с российскими государями, LXVIII] Еще задолго до Арчила грузинский царь Теймураз I через своего посланника писал Михаилу Федоровичу – первому царю из династии Романовых, о 80 тыс. дворов кистинцев и осетинцев, находящихся в его подданстве, «которые перед сим под державою Иверии были христианами, но теперь ни христиане, ни турки».[65 - там же, XXVIII] Из корреспонденции Теймураза нам становится понятно, что подобный порядок цифр скорее типичен для грузинских царей – так, например, во время отражения нашествия шаха Аббаса, защитники Грузии, если верить Теймуразу, убили 47 тысяч персиян.[66 - Цагарели А. А. Сношения России с Кавказом в XVI – XVIII столетиях. с. 18]
Как мы видим, цифра, приведенная в послании, в контексте обсуждаемой проблемы не могла казаться невероятной. Проверить же, были ли на самом деле осетины, как о том написано в послании, «издревле подвластны» грузинским царям, равно как и уточнить данные о численности населения на тот момент российские чиновники оперативно не могли – Коллегии иностранных дел понадобилось два года, чтобы сделать подробный доклад о состоянии и местоположении осетинского народа.[67 - Блиев М. М. Российско-осетинские отношения XVIII в. Т. 1. с. 42]
Вывод, следующий из наших рассуждений, очевиден – фигурирующая в послании цифра получена не путем подсчета осетин в разных ущельях, а скорее взята с потолка, чтобы заинтересовать российское правительство. Осетия подается как своеобразный Эльдорадо с несметными горными богатствами и многочисленным населением, которое будет исправно платить подати. Остается только удивляться, как область, изобилующая «золотою, серебряною и прочими рудами», которой «не владеют ни турки, ни персияне», со столь многочисленным населением оставалась неупомянутой ни в одном из международных трактатов, в то время как сама Грузия успела стать чуть ли ни яблоком раздора между Россией, Ираном и Турцией.[68 - На карте Грузии и Армении, изданной Делилем и основанной на данных Вахушти Багратиони от 1735 года, территория Осетии в три-четыре раза меньше общей территории Картли, Кахетии и Имеретии.] При такой постановке вопроса послание просто не могло не обратить на себя внимания российского правительства.
Момент для подачи прошения выбран неслучайно – обращение ложится на стол в разгар очередного кризиса российско-персидских отношений. Спустя без малого год после восшествия на престол Елизаветы Петровны на российско-персидской границе отмечается то, что принято называть «ростом напряженности». Правитель Персии Надир-шах, еще при Анне Иоановне вступивший, согласно мирному договору, во владение Дербентом и Баку, решил на деле покорить номинально находившиеся в его подчинении территории. Стотысячная армия шаха вязнет в бях с горцами Дагестана у самых границ Российской империи. Согласно подписанному Россией с шахом договору земли по правый берег Терека принадлежали Ирану. Когда-то иранский правитель даже добивался по случаю успешного окончания своей индийской кампании руки Елизаветы Петровны,[69 - Посольство шаха находилось в Санкт-Петербурге в 1741 г. в качестве подарка малолетнему императору Иоану было преподнесено 14 слонов, пригнанных из индийского похода шаха. (П. Г. Бутков: Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. с. 209)] но получил отказ. И вот прежний «жених» под предлогом покорения дагестанских земель, намереваясь, вероятно, тем самым окончательно снять все вопросы относительно того, чьи это земли, сосредотачивает на границах с Российской империей войска в количестве около 12 тысяч воинов и 35 пушек.
Непростая ситуация складывается в это время и на другом конце империи – на севере, где российские войска вели доставшуюся Елизавете в наследство войну со Швецией. Используя кризис престолонаследия и дворцовый переворот в России, шведский король и аристократия пытаются силой оружия вернуть себе земли, однажды завоеванные Петром I и закрепленные за Россией Ништадским миром. Задача российского правительства заключалась, таким образом, в том, чтобы избежать войны на два фронта. Но проволочка с доставкой из Астрахани заказанного продовольствия, заставляет шаха терпеть лишения и вызывает сильное раздражение персидского военачальника. Из писем находящегося на тот момент в лагере Надир-шаха дипломата Братищева князю Черкасскому мы узнаем, что шах «взял намерение нынешнею зимою (1742 г.) на Андреевскую деревню (Эндирей – крупный город северной Кумыкии – Б.Б.) врасплох нападение учинить, а оттуда в Черкесы пробраться (…). …о всех урочищах, через которые лежит путь в Кабарду, шах посылал подлинно разведывать шпионов».[70 - Россия и Персия в конце 1742 г. Русский архив 1899, кн. 3. с. 373]
Российский посланник объясняет шаху, что его дальнейшее продвижение к Тереку невозможно. В октябре российское правительство устраивает форпосты по реке Койсу, увеличивает гарнизон кизлярской крепости и принимает меры по предотвращению возможного перехода на сторону шаха горских народов – для «одобрения против шаха Кавказцов и Дагестанцов» в Кизляр присылается десять тысяч рублей, а некоторым местным владельцам определяется жалование.[71 - там же. с. 223] В Кизляр командируется генерал-лейтенант от артиллерии царевич Бакар Вахтангович[72 - Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. с. 224], состоящий в родстве с кабардинскими князьями, а провахтанговские элиты в Грузии даже изучают возможность его возвращения на картлийский престол.
Видя состояние персидского войска, Братищев докладывает об удобной возможности покончить с армией шаха, однако Петербург не санкционирует военные действия – царевич Бакар отзывается обратно в столицу. Российскому правительству удается мирным путем отвратить угрозу от своих границ – Надир-шах вязнет в горах Аварии, где терпит от горцев поражение и вынужденно возвращается в Персию. В этих условиях поданное в ноябре на фоне тревожных событий на границе прошение грузинских архиепископа и архимандрита о возможности переманивания лояльных в прошлом Вахтангу осетин на сторону России в противостоянии с шахом, не остается без внимания – делу крещения Осетии дается полный ход.
Персидский шах, как об этом будет написано в Приложении к Санкт-Петербургским ведомостям, «в рассуждение принять принужден был, что в то же время Дагестанские и в горах живущие немалолюдные нации под Российско-Императорскую державу поддались и через депутатов своих просили, что они яко подданыя с присягою верности в протекцию Ея Императорскаго Величества приняты были».[73 - Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год, с. 383]
На деле первые депутаты из Осетии прибудут на переговоры с сенаторами благодаря посредничеству отца Пахомия лишь спустя без малого десять лет – Надир-шаха к этому времени уже не будет в живых, а в Персии в полном разгаре будет полыхать междоусобная война. Несмотря на происки кахетинского царя и враждебных Осетии сил, представители осетинских обществ были приняты в российской столице и удостоены чести побывать на аудиенции у самой императрицы. Результатом этого посольства стала присяга верности российскому престолу, данная осетинскими обществами – в числе присягнувших Клапрот называет селения Тесби, Амистали, Гучи, Гази, Мази, Куртат и Чим.[74 - Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии. с. 35]
Однако решение о территориальной интеграции Осетии в Российскую империю, как показали дальнейшие события, было отложено на неопределенный срок. Оставаясь верным договорам с Ираном и Турцией, российское правительство не собиралось из-за Грузии и Осетии портить отношения ни с Персией, ни с Оттоманской Портой, и воевать с южными соседями не планировало – чтобы полностью себя обезопасить с этой стороны, Россия вскоре подписывает секретный протокол к договору с Австрией, согласно которому стороны обязуются прийти друг другу на помощь в случае войны с неспокойным восточным соседом.
«Действительно мы ожидали помощи и сильного подкрепления, согласно завещанию Великого, блаженной памяти Петра (…), – пишет историк Папуна Орбелиани, комментируя результаты посольства царя Теймураза к императрице Елизавете, – Но, интриги сынов Грузии, пребывавших в России, отклоняли ее от оказания помощи». (Здесь имеются в виду представители вахтанговского грузинского правительства в изгнании). Вместо войск Елизавета инкогнито посылает в кавказские горы миссионеров.
Действуя, по сути, в русле петровой политики, Елизавета, таким образом, помогала единоверцам-грузинам, предоставляя им убежище, но не портила из-за них дипломатические отношения с турецким султаном, урегулированные однажды ее отцом знаменитым Константинопольским «Вечным миром». В рескрипте послу России в Стамбуле Обрескову говорилось: «…повторите турецким министрам, что мы до сих пор грузинцам помощи не подаем (…).» Такая постановка вопроса на самом деле была в духе даже не текущего Белградского, а скорее еще старого Константинопольского трактата, заключенного Петром I.
Важно отметить, что грузинские духовные лица не в первый раз обращались к престолу с просьбой о содействии в крещении осетин – в Кизляре уже существовала Осетинская миссия, созданная на деньги российского правительства и призванная заниматься просветительской деятельностью среди горцев. Ходатайство об отправке христианской миссии из грузинских священников в Осетию, на фоне просьб грузинской знати и духовенства об увеличении содержания, оплате долгов и передаче в дар отдельных деревень,[75 - Броссе М. Переписка на иностранных языках грузинских царей с российскими государями. с. 217—221] выглядит как забота об интересах престола в благодарность за предоставленное убежище – ведь к тому моменту грузинская знать из свиты Вахтанга уже без малого двадцать лет находилась на содержании российского царского дома, а духовенство – на содержании Синода.
При всем при этом нельзя категорически утверждать, что святые отцы намеренно скрывали от российских чиновников истинную численность осетин. Податели челобитной скорее всего просто находились в неведении – фундаментальный труд царевича Вахушти «География Грузии», где в том числе подробно описана Осетия, не содержит никаких статистических данных о численности.
Возможно, податели прошения идеализировали рисуемую ими страну, описывали Осетию не современную, а эпическую – некую легендарную область, запечатленную в древних мифах и преданиях. Время Вахтанга VI – это среди прочего и период работы комиссии «ученых мужей» по собиранию и редактированию древних грузинских хроник. Одна из таких хроник, историка Джуаншера Джуаншериани повествует, в частности, о том, как легендарный предок Вахтанга VI царь Вахтанг I Горгасал в возрасте пятнадцати лет вторгся в Осетию с двухсоттысячным войском, в очном поединке убил осетинского царя, освободил свою сестру и завершил войну взятием в плен шестисот тысяч осов.[76 - Картлис Цховреба. История Грузии. с. 79] Не исключено, что святые отцы, предполагая количество жителей в описываемой ими стране, принимали во внимание в том числе и эти фантастические цифры.
Правда заключается в том, что Осетия никогда не была подвластна грузинским царям и картлийский престол никогда не располагал и не мог располагать достоверными данными о численности ее населения.
