скачать книгу бесплатно
– Работает у нас прекрасная девушка. Леночка. Подождите, я занята. Это я не вам. Так представьте себе, ухаживал за ней паренек. Приятный мальчик. Инженер. Решили пожениться. Я считаю, очень хорошо. Но видите ли, он поставил нашей Леночке условие, чтобы после свадьбы она ушла из манекенщиц. Во-первых, что в этом плохого? Красивая работа. Неплохая зарплата. Да, раздевается при людях, но ведь не совсем, до купальника… Курортники платят бешеные деньги, чтобы раздеваться где-нибудь на пляже в Сочи или Гаграх… Во-вторых, дала слово – это еще ничего не значит. Ну, потянула бы, потом свыкся бы. Нет, она прямо на свадьбе ляпнула ему, что и не собирается бросать у нас работу. И что вы думаете? Он исчез прямо со свадебного банкета. Как сквозь землю провалился…
– М-да, – протянул я. – История.
– Я понимаю, для вас это, может быть, не очень интересно. У вас по-настоящему опасные преступники. Но положение Леночки ужасно. Штамп в паспорте, свадьба, а она на самом деле – незамужняя. Посоветуйте, Игорь Андреевич, куда позвонить, чтобы его найти?
Несмотря на комизм положения – обратиться с такой просьбой ко мне, – я понимал, что от Агнессы Петровны просто так отделаться не удастся. И решил ответить шуткой:
– Следует немедленно объявить всесоюзный розыск.
– С вашего разрешения я сошлюсь на ваш авторитет, – сказала она вполне серьезно.
– Можете, – ответил я. Что мне оставалось делать?
Объяснять – долго. Я и так опаздывал с докладом к начальству.
Перед тем как отправиться к Ивану Васильевичу, я еще раз перелистал дело.
Зампрокурора словно следил за мной по телемонитору. Его звонок раздался, как только я поднялся со стула.
– Прочел?
– Да.
– Зайди ко мне. С делом.
Фаиночка сосредоточенно оттачивала карандаш и, холодно взглянув на мою физиономию, на которой я попытался изобразить извинительную улыбку, молча показала на дверь.
Я вошел в кабинет.
– Давай устраивайся, потолкуем, – предложил Иван Васильевич.
«Ну, держись, Чикуров, – сказал я себе. – Сейчас будет вечер вопросов и ответов».
Начал он неожиданно:
– Мне кажется, я расстроил вчера твои планы? – Он посмотрел на мой галстук – однотонный, синий и, как сказала бы моя мать, подобедошный.
Это уже почти извинение. И на том спасибо.
– Ничего, служба…
Он кивнул. И своим негромким голосом спросил:
– Что можешь сказать?
– Все как будто правильно. Квалифицированные экспертизы. Оформлено грамотно. А если придираться…
– Например?
Я открыл папку.
– Вот постановление о судмедэкспертизе. «Могла ли Залесская А.С. нанести себе смертельное ранение сама…» Я бы так не поставил вопрос эксперту. Дано направление.
– Возможно, возможно… А в целом?
– Убедительно.
– Из документов тебе все ясно? – Он пристально посмотрел на меня. – Ты видишь живых людей по этим бумагам?
Я не догадывался, куда он клонит.
– Передо мной только документы. Выводы логичные.
Иван Васильевич усмехнулся:
– И в тебе, значит, сидит бумажная душа. А я думал – только в прокурорах… Говоришь, расследование тебя убедило?
– Иван Васильевич, вы мне дали ознакомиться с делом. Я его добросовестно прочел. Именно прочел. Если по-настоящему изучать его, наверное, что-нибудь меня и не убедит.
Иван Васильевич подумал.
– Может быть, ты и прав. Людей там не видно… – Он протянул мне бумагу: – Читай.
Документ был отпечатан на именном бланке депутата Верховного Совета РСФСР.
Директор совхоза «Маяк» Североозерского района Е.З. Мурзин обращался к прокурору республики с просьбой еще раз расследовать обстоятельства самоубийства Залесской А.С.
Письмо заканчивалось так: «Лично я, да и многие работники совхоза не могут поверить в то, что Ангелина Сергеевна Залесская покончила с собой. Мы ее знали как веселую, жизнерадостную женщину, полную сил и молодого задора. Ее любил и уважал коллектив детского сада, где она работала воспитательницей, и оказал доверие, выбрав в органы народного контроля. Установление истины помогло бы снять пятно со всего коллектива работников совхоза, которые трудятся во имя Родины. Случай, происшедший с А. Залесской, бросает тень на идейно-воспитательную работу на нашем предприятии…»
– Ну и что? – спросил я, закончив читать. – Факты. Где они?
– Письмо Мурзина, вот уже факт.
– Это просто бумага. Людей я не знаю… – вырвалось у меня.
– Что ж, с ними познакомишься на месте… Ну а я, как прокурор, возьму на свою душу бумаги. Кстати, вот еще одна. – Он протянул мне документ, отпечатанный на нашем бланке. – Как говорится, кесарю – кесарево, а богу – богово…
Мое непосредственное руководство – заместитель начальника следственного управления отменял постановление о прекращении крылатовского дела. Расследовать его поручалось мне. Вверху стояло – «Утверждаю» и загогулины подписи Ивана Васильевича. На прощание он посоветовал:
– Веди дело так, словно до тебя не было никакого расследования.
– Понятно.
Иван Васильевич поднял палец.
– Но, – сказал он, – и не забывай, что оно было…
Как только я переступил порог кабинета зампрокурора, тут же попал в канцелярскую машину. К концу дня мне был обеспечен билет на завтрашний самолет в Барнаул с пересадкой в Новосибирске, бронь в барнаульской гостинице.
Подразумевалось также внимание местных работников прокуратуры.
И, уже будучи не здесь, но еще и не там, я должен был решить один важный для себя вопрос: как распорядиться последним вечером перед отлетом.
Дело в том, что за полгода нашего знакомства с Надей мы еще не разлучались надолго. Служба моя непоседлива. Но по непонятным причинам судьба до сих пор щадила нас.
Я не имел в последнее время продолжительных командировок. Роскошь, которую не мог себе позволить никто из моих коллег.
Мысли о необозримых расстояниях, что разделят меня с моим конструктором-модельером на бог весть какое время, поселили в душе неуютность.
Человечество кичится своими забавными игрушками – конструкциями, перемахивающими с одного места на другое с непостижимой скоростью, мгновенной передачей текста, звуков и изображения. Но оно не решило самой главной для меня сейчас проблемы: не научилось не разлучать людей, которым не надо разлучаться.
Я позвонил Наде.
– Надюша, – сказал я, когда она взяла трубку, – знаешь, я раздумал ложиться в больницу.
– Испугался?
– Нет. Жаль с ними расставаться. Хотя мы и не были хорошими друзьями, но все же – родное…
– Уезжаешь?
Я вздохнул.
– Далеко?
– Очень.
– Где мы сегодня встретимся?
– Я не хочу безликие, чужие рестораны. Хочется посидеть в семейной обстановке…
– Игорь, у тебя заскорузлый, запущенный семейный комплекс… (Через ее голос прорвалась в телефонный разговор реплика Агнессы Петровны: «А что в этом плохого?»)
– Действительно, – подтвердил я.
– Что – действительно?
– Что в этом плохого…
– На этот счет восточная мудрость гласит: холостяк ничего не знает, а семейный – молчит… (Замечание Агнессы Петровны: «Счастливые браки еще иногда попадаются. Все зависит от человека».)
– Надюша, заканчивая наш разговор «втроем», передай Агнессе Петровне, пусть отпустит тебя пораньше. Мне она не откажет.
…Мы направились в ресторан. Я выбрал ВДНХ. Там есть одно тихое, особенно в это время года и дня, место. За прудами, возле павильона «Рыболовство».
В ресторане было тепло, но неуютно. За стеклянной стеной холодно поблескивала вода, окруженная темной, тяжелой зеленью, и напоминала о сырости и пустоте осенней непогоды.
– Игорь, ты мне сегодня не нравишься, – сказала Надя.
– Не могу разделить твоего искреннего веселья по случаю моего отъезда, – мрачно сказал я.
– Думай лучше о том, как мы снова встретимся. Давай придем опять сюда. Приятное заведение…
Я криво улыбнулся:
– Оно, наверное, будет закрыто на зиму…
– Это можно спросить у официанта.
– Надя, – сказал я, твердо и решительно посмотрев ей в глаза. – Пока меня не будет, разделайся со всеми своими старыми проблемами.
– Игорь, милый, ну почему ты любишь все усложнять?
– Вот те на, – протянул я. – Наоборот, я хочу добиться ясности и простоты…
– Неужели так трудно понять простую истину, что все сложно?
– Это чье изречение?
– Не помню. Кого-то из наших современников, кажется. И не волнуйся. Поверь, у нас все хорошо…
Ничего себе хорошо! В ее семейном положении какая-то путаница, а ей все нипочем. С мужем она не развелась, хотя фактически они не живут. Он – штурман на пассажирских международных авиалиниях. Когда-то по уши влюбился в молоденькую, красивую манекенщицу. Видимо, с годами первая страсть улеглась, и он завел интрижку со стюардессой. Что у них там в действительности произошло, я не знаю в подробностях. Надя особенно не распространялась на этот счет. Во всяком случае, она от него ушла. С сыном. Десятилетним Кешкой, которого я еще не видел ни разу.
Кешка. В нем, кажется, и было все дело. Из-за него муж Нади не дает развода. И каждый раз, когда я завожу об этом разговор, Надя старается от него уйти.
– А что думает по этому поводу Агнесса Петровна? – спросил я. – Мне кажется, ее симпатии ко мне сильнее, чем у некоторых…
– В принципе она считает, что ты отличная партия, – улыбнулась Надя. – Только удивляется, почему у тебя кооперативная квартира. Могли, говорит, дать и государственную.
– Много нас таких…
– Как это много? – искренне удивилась Надя.
– Ну, следователей…
– Но ты же по ОСОБО важным делам!
– Мне кажется, все дела важные. Дела – это люди. А люди все равны.
– Но есть же громкие, нашумевшие преступления. Не обо всех же пишут в газетах.
– Это ничего не значит. Для каждого человека его несчастье – самое важное. Сопляк какой-нибудь совершил преступление. Так для его матери положение сына важнее всех несчастий на свете. Землетрясения в Южной Америке, катастрофа на железной дороге, да мало ли случается всякого на земле… Она ни о чем и ни о ком не думает в этот момент, кроме сына… Понимаешь, все относительно.
– Постой. – Надя все еще не могла мне поверить. – Есть еще, значит, такие, как ты?
Я от души рассмеялся:
– Нет, Надюша, ты меня время от времени просто убиваешь. Конечно! У нас в прокуратуре больше десятка. В Прокуратуре Союза. Да еще в прокуратурах всех республик. И знаешь, как нас называют? Важняк… Ты разочарована?
